И. Штейнберг
14. Козленок
Перевод: Дан Берг
Мальчик Шмуэль очень любил слушать всевозможные истории. О звездах на небе, о рыбах в воде, о цветах в саду, о зверях в лесу и обо всем, что было и чего не было на земле. Мать рассказывала по памяти или из книжки читала, а сын внимал и не скупился на вопросы. Да и отец, когда бывал не занят работой, иной раз усадит сына напротив и поведает что-нибудь интересное. Вот и сейчас Шмуэль приготовился слушать папу, заранее разинув рот.
- Шмуэль, ты помнишь, чем закончилась пасхальная агада? – спросил отец.
- Забыл... – ответил мальчик.
- Да ведь ты еще не спал, хоть и час был поздний – вспоминай!
- Вспомнил, папа! Пели песенку про козленка!
- Молодец! А как называли этого козленка?
- Хад гадья его называли! – выпалил Шмуэль.
- Сынок, сейчас мы побеседуем о козленке из той песенки, о хад гадья.
И отец принялся рассказывать.
Одному мальчику папа подарил козленка. Стоил это козленок недорого, потому что был совсем маленьким. Две зузы заплатил отец. А зуза – это такая монета была в старину. Мальчик горячо полюбил четвероногого крошку, даже цветы для него посадил в саду. Ел с ним из одной чашки, обнимал, не хотел расставаться с новым товарищем ни на минуту и берег от всякого зла. Прежде, чем друзья засыпали, мальчик пел козленку песенку:
Кровожадный злой волк
Не возьмет себе в толк:
Быстроног мой козленок,
Не догнать! Нет силенок!
Ушки кверху торчком,
Зубки белым рядком!
Мне отец подарил,
За две зузы купил!
И козленок и мальчик засыпали сладко и крепко и, конечно, видели приятные сны. А кошка, греясь на печи, глядит на безмятежных малышей и думает: “Не сегодня завтра зарежут козленка, сварят и горшок уберут в погреб. Вот я и наемся вдоволь нежного мяса!”
Но не для того две зузы потрачены были, чтобы кошкиному аппетиту угодить. Надоело ей ждать лакомства, да и голод одолевал. Она улучила минутку, набросилась на козленка, съела его всего и котятам не оставила – они еще маленькие, и мяса не едят.
Безутешно горе мальчика. Плача, он сложил на полу козленка из маленьких косточек, оставленных кошкой после пиршества, связал их веревочкой и для тепла накрыл шубейкой – может, оживет, задышет дружок его? Не не ожил несчастный козленок – кошка съела его! От горя мальчик забыл про цветы в саду, и они завяли. А когда ложился спать, вспоминал друга и говорил:
Горюю я, мой козленок,
Плакать нет уж силенок!
Помню: ушки торчком,
Помню: зубки рядком!
Ты погиб от острых когтей,
От кошкиных челюстей!
Сердцем горько скорбя,
Не забуду тебя!
Шмуэлю было ужасно жаль съеденного козленка и жаль мальчика, горевавшего о потере друга. “Это несправедливо! – воскликнул Шмуэль, - надо найти управу на эту негодную кошку!” Отец многозначительно поднял вверх указательный палец и сказал: “А вот посмотрим, сынок, что случилось дальше!”
Собака, никогда не любившая кошку, узнала про роскошный ее ужин, и набросилась на нее с лаем и рычанием. И давай трепать, и так жестоко искусала, что кровь кошачья оросила землю!
Шмуэль радостно приветствовал расправу над кошкой:
Кошка, неси свое наказание,
Как жестоки твои злодеяния!
Слабенький бедный козленок!
Малышу не хватило силенок
Убежать от злодейки усатой,
Хищной и полосатой!
За две зузы папа козленка купил
И сынишке на радость его подарил.
Мстя за горе мальчонки, собака
Кошке задала трепку, однако!
В заключение Шмуэль решительно провозгласил собаку справедливым судьей. Но отец возразил: “Нет, сын мой, не справедливый это судья! Ведь кошка пролила кровь всего лишь потому, что была голодна, а собака пролила кровь из зависти и в гневе. Если бы она укусила кошку до того, как та съела козленка, то она сотворила бы два добрых дела – спасла бы козленка и удержала бы кошку от греха кровопролития. А что сделала собака? Она пролила кровь вдобавок к пролитой крови! И как горько плакали котята, видя мучения матери!”
Шмуэль представил себе истекающую кровью бедную кошку и плачуших ее котят, и сердце его наполнилось гневом на жестокую собаку.
Отец продолжал свой рассказ.
Завистливая и злая собака не удержала кошку от кровопролития, да еще и сама пролила кровь, и ей положено наказание от Бога. Но тут явилась палка и сама стала вершить суд и принялась бить собаку – больно и нещадно!
Шмуэль захлопал в ладоши. “Злодейке – зло! Козлика гибель – собаки вина, и кошкину кровь пролила она!” – воскликнул Шмуэль и запел:
Славлю я палку, что била собаку,
Которая кошку кусала, однако,
Которая съела красавца козленка,
Ценою две зузы – подарок ребенку!
“Давай-ка обсудим, сынок, - сказал отец, - не рано ли хвалить палку. Разве палка бьет только тех, кто проливает кровь? Нет! Это природа такая у палки – бить и угнетать. Она бьет бедных и несчастных. В руках жестокого хозяина палка бьет бесправного раба.” Однако, Шмуэль нашелся, что возразить: “Но ведь собака заслужила побои!”
Отец улыбнулся сыну и сказал: “Собака получила по заслугам, и это хорошо. Но палка совершила дурное дело, и это плохо. Выходит, и дурное дело может принести пользу. Не грех нам порадоваться такой пользе, но хвалить того, кто совершил дурное дело мы не должны!”
Шмуэль задумался. Он вспомнил розги, хворостины, прутья – они из той же породы, что и палки. Бьют, мучают – и всегда слабого. Чувствуя и жалость и гнев, он воскликнул:
Проклятая палка собаку проклятую
За дело лупила, зверюгу косматую!
Мы дружно осудим эту собаку,
Что кошку кусала по праву, однако!
Ведь кошка сожрала красавца козленка
Ценою две зузы – подарок ребенку!
Мальчик смолк, и отец продолжил.
Тлели угли в печи. Увидали они произвол, что творила палка, и вспыхнуло в них желание справедливости, и они сами вспыхнули и, подобравшись к палке, огнем своим сожгли ее!
Шмуэль, как всегда, поспешил воспеть деяние, которое казалось ему единственно верным:
Я славлю огонь за жар и смекалку,
Спаливший до тла жестокую палку,
Которая била злую собаку,
Которая кошку кусала, однако,
Которая съела красавца козленка,
Ценою две зузы – подарок ребенку!
Как и сын, отец был верен себе и, конечно, умерил радость мальчика.
“Шмуэль! – заметил отец, - разве у палки или розги не может быть славного прошлого? Возможно, палку выстругали из ветки фруктового дерева, которую отягощали сладкие груши или яблоки. А если палка была оливковой ветвью? Ведь маслом мы заправляем лампу, чтоб ты мог читать по вечерам! Палка может стать жезлом царя Шломо или древком знамени защитников Иудеи! А вот огонь, мой мальчик, огонь – он уничтожает все без разбору – и доброе и злое!”
И Шмуэль подхватил слова отца:
До боли, до слез мне мучительно жалко:
Всеядный огонь спалил нашу палку!
Которая била собаку проклятую,
За дело лупила, зверюгу косматую!
Мы дружно осудим эту собаку,
Что кошку кусала по праву, однако!
Ведь кошка сожрала красавца козленка
Ценою две зузы – подарок ребенку!
Отец продолжал.
Случилось так, что река вышла из берегов и затопила поля, сады, виноградники. Добралась вода и до углей и залила их, и исчез огонь.
“Вот здорово! Я так люблю реку! – вскричал Шмуэль, - как хорошо искупаться в жаркий день! И игрушечную водяную мельницу можно построить у берега. А плот как несет по волнам!” И от радости Шмуэль запел:
Да здравствует подвиг реки многоводной,
Убившей огонь, что вечно голодный,
Которого нам нисколько не жалко,
Который спалил полезную палку,
Которая била злую собаку,
Которая кошку кусала, однако,
Которая съела красавца козленка,
Ценою две зузы – подарок ребенку!
“Дело в том, Шмуэль, - не преминул отец озадачить сына, - что не стоит нам торопиться хвалить реку. Погасив огонь, она сотворила добро, но оно много меньше зла, которое она принесла наводнением, погубившим урожай. Овца оплакивает гибель ягненка, унесенного водой, а кобыла напрасно ждет пропавшего в пучине жеребенка! Зато солнце в небе пошлет на землю свои горячие лучи, и станет испаряться вода, и река поначалу войдет в берега, а потом и совсем обмелеет. Придет бык на водопой и выпьет остатки воды – и как не было реки!”
“Ура праведному суду, и да благословен будет бык – справедливый судья!” – воскликнул Шмуэль и запел:
Я песнь воспою о великом быке,
Который пил воду в недоброй реке,
Которая прежде была многоводной,
Которой огонь подчинился голодный,
Которого нам нисколько не жалко,
Который спалил полезную палку,
Которая била злую собаку,
Которая кошку кусала, однако,
Которая съела красавца козленка,
Ценою две зузы – подарок ребенку!
“Ах, Шмуэль, да разве четвероногим положено судить? – остановил отец ликование сына. Мы благодарны быку за доброе дело, но не слыхано, чтобы бык сидел в суде, а человек благословлял такого судью – с рогами и хвостом! Суд и благословение относятся только к людям. Вот резник сотворит суд над быком. Заточит нож, зарежет скотину, и отправится мясо в лавку.”
Шмуэлю жаль было свершившего полезное дело быка, но он не стал возражать отцу, боясь снова попасть впросак. Поэтому он промолчал, а отец продолжил.
Резник не заслуживает наказания, хоть и зарезал быка. Кошка убила козленка, чтоб утолить свой голод, а резник убил быка, чтобы другие утолили голод. И хоть нет вины резника, но настанет день, и явится к нему ангел смерти и возьмет его душу, и умрет резник.”
Шмуэль загрустил при упоминании ангела смерти, и отец пожалел мальчика и стал успокаивать.
Да, сынок, это ангел смерти повинен во всех смертях на земле. Но в один прекрасный день Бог свершит над ним суд и уничтожит его. И не будут люди умирать, и мертвые восстанут из могил!
“И козленок тоже оживет?” – с надеждой воскликнул Шмуэль?
Не хватило у отца духу огорчить мальчика и сказать: “Нет, козленок не оживет.” Но и обманывать сына ему не хотелось. Поэтому он не ответил, а закончил свой рассказ словами: “Вот такая история приключилась с маленьким козленком. Как его называли, не забыл?”
“Хад гадья...” – тихо и рассеянно сказал Шмуэль. Отец вышел из комнаты, а сын долго еще сидел, погруженный в мысли.
Полностью сборник сказок И. Штейнберга опубликован здесь:
http://s.berkovich-zametki.com/2017-nomer3-ishtejnberg/
и здесь:
http://port-folio.us/ архив, январь 2018, выпуск 253