Новогодняя притча во языцех

 
          На  Новый год мама подарила дочке босоножки. Аккуратно завернув покупку в красивую блестящую бумагу, перевязав сверху красной атласной лентой, положила праздничный  свёрток под ёлку, на которой уже висели новогодние игрушки – яркие сверкающие шарики - маленькие и большие, лошадки,  зайчики, матрёшки, сделанные из картона, больше напоминающие изделия, изготовленные   своими руками, но девочка почему-то любила их больше всего.  Даже нарядно – сверкающие бусы, отливающие разноцветными огнями,   и лампочки, мигающие всеми цветами радуги, сменяясь с зелёного на красный, потом с синего опять на зелёный, и так бесконечно долго,  меньше доставляли ей удовольствия, хотя напоминали  смешинки-хохотунчики,  залетающие неожиданно  ей  в рот и заставляющие громко смеяться. Но мама, зная о таком пристрастии  дочери, постаралась повесить на новогоднюю красавицу побольше картонных игрушек, хотя её взгляд они не  так радовали. И помня, что прошлой осенью, когда они вместе увидели на витрине обувного магазина, сверкающего неоновой рекламой, почти,  как те разноцветные огоньки,  весело перемещающие сейчас с макушки и до самого низа искусственного дерева, босоножки,   стоящие, как на пьедестале в самом середине огромного окна, закрытого толстым стеклом, в котором отражались мать и дочь,  стоящие напротив, а  следом - прохожие, быстро проходящие мимо и  даже не задерживающиеся, чтобы разглядеть поближе  эту лаковую, красного цвета обувку, на которую немигающим взглядом своих синих глаз, смотрела девочка. И ещё тогда ей мама пообещала, что к следующему лету, она  обязательно будет выходить на прогулку во двор, к своим подружкам,  чтобы попрыгать через скакалку и поиграть в мяч в этих, так понравившихся ей босоножках,  которые она всё с таким  восторгом,  не отрывая глаз  разглядывала…

          И вот наступил тот час, когда малышка, аккуратно, чтобы не повредить шелестящую и переливающуюся блёстками   обёртку, сначала развязала бантик, крепко сидящий  наверху свёртка, потом, почти не дыша,  глубоко вздохнув и задержав дыхание, наконец, приоткрыла крышку коробки…. И тут же из её лёгких от   возгласа  радости выскочил  весь воздух, который она в волнении, боясь спугнуть наступающий момент, всё не выпускала из себя,  а следом,  будто кто-то только что проткнул    иголкой серебристого цвета  воздушный шарик, а он,  фыркнув, издал громкий  хлопок, разорвавшись,  маленькая девочка вскрикнула, прибывая в восторге от неожиданности   полученного  так желаемого подарка….

        Она  так обрадовалась,  что заскакала  на одной ножке вокруг матери,  будто вот,  уже сейчас  перепрыгивала через скакалку,  стоя посреди двора, которую дружно  крутили  в руках её подружки…

          Они очень понравились ей, эти туфельки с вырезанными носочками и почти без пятки, на  которые она могла уже не только посмотреть, а и  потрогать, ощутить гладкую скользящую лаковую поверхность, проведя по ней пальчиком,  из-под которого при этом  раздавался  лёгкий скрип,  и даже, поднеся к лицу, ощутить запах новой  вещи.
 
        Дочь с благодарностью посмотрела на свою маму, которая  в этот момент наблюдала за тем, как ярко-красные бантики в косичках девочки   прыгают в такт её движениям,  будто те, картонные лошадки, висящие на ёлке, резво  покачивающиеся   от  лёгкого дуновения  ветерка, создаваемого движениями ребёнка.

       Девчушка не знала, как ещё выразить свои бьющие через край чувства и  эмоции по отношению к матери, которую она очень – очень любила, что ещё раз повертев в руках обновку, тут же  надела свои новенькие  босоножки, пахнущие  красным  лаком,  на свои маленькие ножки, которые   пришлись ей точь в точь, прямо по размеру, а следом натянула вязаные рукавички,  вспомнив, что за окном была зима,  ведь,  только что наступил новый год,  накинула шубку, потому что  даже мороз сковал холодом заиндевевшие ставни их окон, и, весело помахав рукой своей матери, ещё раз проскакав на одной ножке вокруг той,  приложила  на секунду   ладошку к губам, послав  ещё  на прощание  воздушный поцелуй, и  вдруг   резко распахнув входную дверь,   выскочила во двор…

       А там,   выбежав  за деревянную низенькую  оградку,  быстро-быстро засеменила по улице, даже не оглядываясь назад и не видя свою мать, которая с ужасом и печалью наблюдала за ней, опешив  от неожиданности, и не успев  даже ухватить дочь хотя бы  за подол овечьей  шубки, которая опрометью промелькнула у неё перед глазами и так же быстро скрылась в  дверном проёме,  запустив в дом дымовую завесу морозного воздуха, пропитанного горячими испарениями с капельками сырой  влаги.

         А девочка шла всё дальше и дальше, скользя по жёсткому снежному насту,  утопая  крошечными ножками  в надетых новеньких  босоножках в пушистых  белых сугробах, сверху на шапочку и шубку падали мягкие узорчатые снежинки, обрамляя её лицо резной  дымкой из инея, изо рта её вырывалось горячее дыхание, оседая на замерзающих губах и превращая их в подобие ледяной глыбы, сковавшей реки  и озёра…

         Она очень любила эту зимнюю  пору, наступающую только раз  в году.  И она просто  обожала свою  маму.   Но ещё ей очень -  очень  понравился   подарок той,  эти лаковые босоножки, которых ей так хотелось. Но девочка  не знала,  как ещё ей  выразить все эти ощущения  нахлынувшего  счастья, решив получить все удовольствия  разом, а   заодно таким образом отблагодарить близкого человека,  который тоже сделал приятное своей дочери, положив под праздничное  деревце сверток, в котором находилась та летняя обувка,   в которой девочка сейчас передвигалась по зимним, скрипящим вечерним  морозом, дорожкам, но всё медленнее и медленнее. Она уже не бежала, она даже не шла, а с трудом перемещала  свои маленькие ступни сквозь снежные заносы, потому что они, её крошечные ножки,   всё же стали потихоньку замерзать, пальчики, торчащие сквозь отверстия новых  туфель,  превращались в  почти  прозрачные заиндевевшие  ледяные сосульки. И она уже совсем не могла ими  шевелить… И потому весь ужас и печаль, застывший   в глазах её матери,  стоящей у окна,  будто соляной столб,  вкопанный одним сильным  ударом  в самые  недра  земли,  и наблюдающей за своим ребёнком,  воплотился   сначала в  тихо хрустнувшие, и  тут же не резко, а мягко  и плавно отвалившиеся  пальчики  дочери, и  так и  оставшиеся лежать  в пушистом снегу,  утопая всё глубже в снежную пучину, нанесённую суровой зимой.

       А девочка даже не заметила случившегося. Она продолжала и дальше передвигаться на остатках  своих детских  изуродованных ступень, всё думая про себя, как это здорово, что она порадовала мать и себя, и  не важно, что при этом стала на всю оставшуюся жизнь инвалидом, оставив свои затвердевшие конечности  в зимней бесконечности, так любимой ею поре, которая наступала только один раз в году…

        Но с того момента, когда прошло уже очень много  времени, и  девочка выросла, вышла замуж, родила детей, обзавелась новыми друзьями и знакомыми, а её мать  всё никак не могла забыть той новогодней ночи, когда вся радость доставленного взаимного  удовольствия  вылилась в трагедию,   она,   её дочь, но уже взрослая женщина,  помнила теперь, что если хочешь принести  кому-то радость, но у тебя в это время случилась печаль, то  не надо рисковать благополучием своих друзей,  сидя у них на дне рождении или в  праздник,   и пуская слезу в связи со своим горем, потому что     можно навсегда остаться не только   без близких  и знакомых, которым ты только что решил доставить удовольствие  своим присутствием,  но и порою потерять пальцы ног.

Марина Леванте