*
Знаешь, я будто чувствую,
что что-то уже не так:
то ли выходит время,
то ли вхожу куда-то;
мне неопознанный кто-то
бросил в спину: «Чудак», –
на «Ч», так вполне заслуженно,
на «М» – совсем не приятно.
А, впрочем, какая разница,
что говорят нам в спину –
помнишь урок из классики?
тот самый:
«А судьи кто?»
Чтоб ни случилось к завтрему –
уже без следа не сгину:
останутся дети, книги…
и старое драп-пальто.
И в россыпь стихи останутся –
и в ящиках, и на полках –
(именно там, где любит прилечь на досуге пыль)
и совершенно нетронутыми там будут пылиться долго,
доколе рука потомка не выбросит их в утиль.
**
Вот так окажусь когда-нибудь
и я на свалке истории –
не виртуально, физически: в печатных листках стихов;
а после очнусь, наверное, в мусорном крематории,
и стану –
и ярким пламенем,
и дымкой в кругу облаков.
Представьте:
моя поэзия –
и огненная, и яркая,
и лёгкая, и парящая –
закружится с солнцем вдвоём,
а после,
совсем разомлевшая,
попросит воды под аркою
большой семицветной радуги –
и станет слепым дождём;
а в городе,
что под радугой,
девчонка в платье без выточек
босая по лужам пузырчатым
бредёт королевой фей,
и капли с моими рифмами
промочат ей платье до ниточки
и к телу прильнут восторженно,
и в сердце проникнут к ней.
***
Знаешь, я будто чувствую,
что нечто уже пришло –
его не впустить, стучащееся –
останешься виноватым.
Стихосложение – это…
это не ремесло,
а некое наказание чуточку чудаковатым.
Все мы немного странные.
И в каждом полно идей.
И чудо своё – у каждого.
И это уже не странно.
Если мои старания
проникнут в сердца людей,
возможно, на долю градуса
в мире теплее станет!
28.11.2018