На северо-западе Костромского края есть замечательная местность под названием «Чудца», куда входят несколько деревень. Тамошние жители так и называют себя: «чудца белоглазая - нас чёрных-то ведь мало».
Питерская исследовательница Татьяна Щепанская, которая здесь не раз бывала, считает, что самоназванию может быть два объяснения. Первое – это обрусевшая группа автохтонного (древнего) финно-угорского населения, известного пришедшим сюда христианам под именем «чудь». Второе объяснение: нынешние жители – потомки христиан, пришедших в эти места и сохранивших имя «Чудца» только как название местности (здешний церковный приход назывался Никола-Чудца).
Но русские, поди ж ты…
Особая репутация чудцы находит выражение в устойчивых стереотипах и речевых формулах, одна из которых – «страна чудес». «Однажды, на исходе зимы, – рассказывал костромской журналист и писатель Константин Абатуров, – редактор схлопотал мне командировку в самую дальнюю лесную округу, именуемую в народе «страной чудес». Погляжу, думаю, что это за «страна чудес», где я еще не бывал, только по карте знал, что это была округа лесная, расположенная на северо-востоке Буйского района, по соседству с Вологодской областью».
Речь идет о поездке писателя в село Дьяконово в 1930-е годы. Выражение «страна чудес» бытует и до сих пор. Некоторые жители района, настаивая на своеобразии чудцы, не могли назвать конкретных отличий: «И не знаю чем, а все равно нация какая-то», – говорили, например, жители соседней и очень близкой к Чудце местности Тутка.
Но между тем Татьяна Щепанская подчеркивает, что по своему самосознанию чудца относится к русскому этносу, как и, по мнению соседей, несколько менее уверенному: «Руськие, поди, ж то. Но моэть, какия и не руськие жили, ведь раньше, раньше, может совсем другие люди жили».
Чудца находится у южной границы ареала распространения гидронимов на -ньга (-еньга), топоосновы которых расшифровываются как из прибалтийско-финских, так и из волжско-финских (мерянского, марийского) языков, то есть язык оставившего их населения должен был занимать промежуточное положение между двумя этими ветвями.
По историческим свидетельствам, приводимым исследователем церковной истории Василием Самаряновым (1876 год), «обитатели Чудской волости, расположенной к северу от Галича, в XIV в. говорили «по-чудски».
Отметим, что у костромской чудцы поминальными днями были не только 3, 9 и 40, как у русских, но и 20-й день после смерти человека, так же, как у вепсов Ленинградской области. Храмы называются у них с добавлением слова «чудцы»: Троица-чудцы, Никола-чудцы. Троица – особо любимый праздник. Главной святыней издревле считается Свирский монастырь, который основал святой Александр Свирский, вепс по происхождению.
Сходна с вепсскими и планировка большинства чудцовских поселений (беспорядочная) и жилищ (с печью, расположенной в центре жилой избы). Общаются на русском языке, который знают издавна, но прежде, судя по всему, говорили на вепском наречии.
Они всегда там жили
Между тем существование самой чудцы многие историки относят к более древним временам, считая ее автохтонным населением. На вопрос Татьяны Щепанской: «Давно ли чудца здесь живет?» местные жители отвечали: «А вобше все время».
Ядром чудцы следует считать, по-видимому, Зарековье - левобережную часть приходской территории. В этой части расположены местные древности: костромской краевед Василий Смирнов упоминал, в частности, «группу небольших курганов» возле села Чудца, а также пещерку треугольной формы в крутом берегу реки Костромы, протекающей неподалеку. В этой пещерке, по местному преданию, когда-то скрывались разбойники.
Медвежий угол
Чудца прежде считалась труднодоступной из-за отсутствия хороших дорог: асфальтированная дорога от Буя до села Дьяконово проложена не так давно. До этого надежную связь обеспечивал лишь санный путь. Летом добраться туда можно было только трактором.
Известный костромской учёный Лев Филимонов, вспоминая, как проходил педагогическую практику в селе Дьяконово в 1961 году, рассказывал, что «за четыре месяца школа съела четырех медведей на всякие празднества»: к каждому празднику муж одной из учительниц отправлялся с ружьем в лес и приносил медведя для торжественного стола. Филимонов рассказывал об этом как об одном из проявлений своеобразия чудцы. Он также говорил об особом отношении к медведю, в частности, упоминал обычай прибивать над притолокой у входа в хозяйственные постройки медвежью лапу в качестве оберега.
Больно девки хороши
Разговоры о красоте чудцовских девушек связаны обычно с темой замужества. Татьяна Щепанская отмечает, что из интервью с чудцанками, выясняется, что красота бывает у девушек от 16 – 17 лет до замужества или потери девичьей чести; что она заканчивается лет в 20 – 22, когда девушка переходит из невест в старые девы.
Да каждая девчонка сама у себя крадет красоту, как только начинает «не тем заниматься», то есть грешить. А как если будет всё время в руках себя держать, так и в двадцать пять, и тридцать лет она все ещё молодая.
Фактически «красота» в понимании местных жителей означала привлекательность девушки в предбрачный период. Браки с чудцовскими девушками были популярны во всей округе. Более того, парни из местности Тутка не считали постыдным «войти в дом» в чудцу, т.е., женившись на чудцанке, жить в доме родителей ее жены.Заинтересованность в привлечении парней со стороны может быть связана с некоторой избыточностью тамошних девиц, а вместе с тем и склонностью чудцы к оседлости.
Лучший отдых - драка
Один из устойчивых стереотипов – «отважные» и «отчаянные» – характеризует мужскую часть чудцовского населения и связан с ситуацией драк между деревнями. Лев Филимонов, на которого то и дело ссылается Татьяна Щепанская, перечисляя признаки своеобразия чудцы, упоминает суровость местных способов проведения досуга. Во время педагогической практики в местной школе он обнаружил, что всякий раз «после выходных учеников становилось на одного-двух меньше».
- Я спросил, – вспоминает Лев Анатольевич, - Что это вы?
- Дак, а мы чудца!
У них же обычай - им как отдыхать, так надо подраться, и не просто кулаками, а жердь из забора вытаскивали, руки-ноги ломали! Иными словами, представление об особой драчливости местных парней бытовало в качестве стереотипа, одного и параметров самосознания чудцы. Аналогичное мнение о чудце сложилось в селах Залесье и Елегино.
Я в Чудце не бывал, но слыхать слыхал, – рассказал житель деревни Горка, что в 1,5 км от Залесья. – Там ни одна гулянка без драки не обойдется. Или одного, или двух – всё равно, в любой праздник зарежут. Там народ отчаянный».
«Они отчаянные! – свидетельствуют и жители села Елегино. – Боявые такие, смелые, нахальные».
Аналогичный стереотип бытовал и на Тутке.«Они драчливые были, я помню, – поведала о чудцовских парнях бывшая тутковская жительница. – Один у нас дрался и даже, знаете, стакан зубами расколол и стеклянки проглачивал. Вот из чудцы, говорили, такой был парень».
Несмотря на чудачества
Вместе с тем, чудцовские ребята считались особенно дружными: «Они люди дружные такие были… гулять придут к нам, так они друг за дружку – и за девчонок, и ребята сами с собой – заступались».
- Раньше, когда работали, дак ездили туда, в Чудцу. Ой, хороший там народ до чего, с нашим не сравнишь, - до сих пор говорят старики со всей округи. И это несмотря на отдельные «чудачества» народа «Страны чудес».
В наши дни наименование «чудца» по отношению к населению окрестностей села Дьяконово используется как указание на своеобразие здешней местности, что само способствует сохранению обособленности этой локальной группы.