Пишу тебе - здесь...
Открытое письмо.
Ты был ангелом. Я поняла это слишком поздно. Нет, я не хочу признаваться тебе в любви (это было бы странно, - ведь я не была влюблена по-настоящему даже тогда; а теперь у меня давным-давно другая жизнь.) И не жду ничего, кроме прощения. Я испытываю лишь нежную грусть о той любви, которая могла бы сбыться,- наверное. И сожаление от того, что так поступила с тобой. Без чувства вины,- ведь я в самом деле не ведала, что творила. Я была слишком юной, наивной, и неопытной.
Я долго пыталась найти тебя - в соцсетях, через знакомых. Но ты как в воду канул. Знаю о твоей жизни совсем немного: что был женат, жену звали так же, как и меня; что детей у вас не было; что развелись. Со слов знакомых - через их знакомых... Без возможности обратной связи. Мне очень нужно объясниться. Но негде. Поэтому говорю это здесь.
Помнишь, как все начиналось? Наш Пушкинский Лицей. Первый в городе; и мы - первые лицеисты, решившиеся покинуть свои школы. Уйти в новый проект. В Лицее тогда было всего четыре класса - два девятых, и два пятых. Нас выбирали и принимали... ну, по оценкам, конечно, тоже, - но главным критерием были наши анкеты. Шли в Лицей, в основном, те, кому неуютно было в рамках стандартной школы; этакое сборище белых ворон.
Там всё было по-другому. Отменили школьную форму; столы в кабинетах ставили по кругу; учеников называли по имени. Ведь в школе мы забыли, что у нас есть имена. Иванов, Петров,Сидоров. Друг друга называли только так. Если же девочка назвала мальчика по имени - или наоборот, то сразу означало:"о,тили-тили тесто!". В школе процветали наглость и хамство; лидерами были самые отвязанные, да еще дети богатых и высокопоставленных родителей. Душевные качества, личность, знания там никого не волновали. Здесь все было наоборот. Бонусом к обучению в Лицее было усиленное изучение разговорного иностранного языка, машинопись, автодело с получением прав, психология и экономика, история искусств... Учителя пришли такие же как и ученики, - подвижники, скучающие в официальной педагогике.
Помню наше первое занятие с психологом. Она посадила нас на ковер, в кружок. Каждый что то говорил о себе; имя, и что-то о себе, кратко. Называл то, что хотел бы исправить. Мне запомнилось, что сказал ты:" Ну, не очень общительный, такой..." Затем мы кидали друг другу мячик, и называли имя (а не фамилию!)того, кому бросали. Это было трудно, непривычно. Я бросила мяч тебе, потому, что запомнила твое имя.
За круглым столом мы сели рядом. Случайно. Слева от меня была моя подружка; а справа - ты. Первый раз мы разговорились на географии, - кажется, я делилась с тобой фломастерами для контурных карт. Затем уточняли друг у друга домашнее задание; звонили друг другу. Мне хотелось разговорить тебя; помочь. Ты вовсе не нравился мне в каком-то другом смысле.
Тот, в кого я тогда влюбилась, учился в параллельном, "Б" классе. При встрече с ним у меня лицо наливалось пунцовой краской, а язык прилипал к гортани; я даже поздороваться не могла нормально. А ты был просто другом, и протеже. Со мной всегда так: сама ужасно стеснительная ,- я становилась храброй, и хотела помочь тому, если видела, что кто-то стесняется еще сильнее. С тобой я смеялась и болтала. А ты тогда еще не мог общаться ни с кем, кроме меня. Ты привык ко мне. Возможно, я уже тогда тебе нравилась, я не знаю. Мне же ты казался мальчиком-зайчиком из "Ну, погоди!". Маленьким (хотя ты был выше меня), хорошеньким; с большими испуганными глазами. Очень правильным. Электроника напоминал. Ну какие тут эмоции? Школьный друг, и все.
Мы не виделись целое лето. И вновь собрались первого сентября; уже в выпускном классе. И тут я услышала перешептывание девчонок: "А ты видела Кирилла?!" Я недоумевала, - в чем дело. А затем... ахнула. Ты шёл к нам. Ты вдруг оказался гораздо выше других, - в том числе и того, в кого я была влюблена. Раздавшийся в плечах, уверенный в себе и ослепительный! Неизменным осталось одно: пройдя сквозь восторженные взгляды и вздохи, не замечая их, ты шёл, - улыбаясь, - ко мне! И продолжал не замечать ничьих улыбок, восторгов и намеков. Ты по-прежнему ходил следом за мной. Ты обрел уверенность в себе, и общался теперь со всеми; но дружил только со мной. А я несколько оробела. Мне завидовали: честные в глаза говорили: "Повезло, какого парня отхватила!"; другие втихаря строили тебе глазки, и говорили обо мне гадости за спиной. Однажды я обнаружила, что все наши ребята внезапно стали смотреть на меня с неприязнью, перестали здороваться. Позже, через пару лет, одноклассница рассказала мне, - что именно напридумывала про меня моя "лучшая подружка", возжелавшая, чтобы все; и ты тоже! - смотрели с восторгом лишь на нее. Не только, с кем я якобы гуляла (со взрослыми иностранцами, которые на самом деле были друзьями моих родных, а вовсе не моими поклонниками; даже думать смешно!), но ещё - что я сказала "наши-то парни - полный отстой"; или что-то в этом роде.
Но одно осталось незыблемым... Ты, ты один, - ничуть не изменился ко мне; ты спасал меня, когда мне объявили бойкот. А возможно, и сделал что-то для того, что вскоре вся мужская половина снова относилась ко мне замечательно...
Очень осторожно, ты стал заговаривать со мной о будущем. На уроке английского, когда нам предлагали озвучить свои мечты, - ты сказал, что хотел бы иметь семью, и путешествовать; показать детям мир... Ты спрашивал, куда я буду поступать; уговаривал вместе ехать в Питер. А я... как замороженная стала. Стеснялась таких вопросов. Нет бы тему поддержать. Пусть даже и не поехала бы с тобой. А я начинала тушеваться, комкать ответы. Рано было для меня, рано... То есть мне нравилось твое внимание, и то, что мне намекают на совместную жизнь, - наполняло меня восторгом; но я была не готова к ответному шагу. Я "любила любовь" где-то в далёком будущем (не знаю, почему, - мне казалось, что мы еще маленькие, что ли); я не строила еще никаких планов. Мне достаточно было твоей фразы, чтобы наполниться счастьем; бездумным. Вот как, наверное, лет в пять девочка радуется, что она нравится, а о замужестве не помышляет. Хотя нет, - бывают девочки и в пять лет вовсю об этом думают... Ну вот ненормальная я была!
Выпускной. Я, кажется, в первый раз прилично выпила шампанского. Мы сидели с девочками за столом, хихикая. Ты подошёл к нам, улыбаясь, (почему-то помню твои руки, - как ты оперся на стол, наклонился, и нежно смотрел на меня). Ты звал меня, серьезно поговорить просил. А я продолжала смеяться и пить вино; и вышло, - словно мы смеемся уже над тобой. Хотя смеялась я просто от радости и выпитого напитка. Что ты чувствовал, - можно только догадываться...
Затем мы увиделись после того, как все куда-нибудь поступили (или кто-то не поступил). Организовали в Лицее вечер встречи с танцами. И вновь я умудрилась проявить себя полной кретинкой. Заиграла музыка первого медленного танца. Свет в зале еще не убавили; всем было неловко: стояли, переминались с ноги на ногу; никто не решался начать. И вдруг... (Господи, - звучит как в сказке ведь, - а дошло до меня это много позже.) Через весь зал, на глазах у всех, ты подошёл ко мне и пригласил на танец. Я счастливо засмеялась; положила руки тебе на плечи. Я уже начала чувствовать влечение к тебе, - и этот момент сделал меня счастливой. Зал дружно выдохнул, нам чуть ни зааплодировали. Вроде бы, - все ясно? Ты показал, что я твоя девушка официально; что ты этого не стесняешься, а напротив. И я согласилась. Как свадьба спонтанная. Почему же я вновь все испортила? Не знаю. Кто-то из ребят тайком принёс водку. И вот, в женском туалете я нахожу свою незадачливую подружку, - ту самую Ольгу, который постоянно не везло. Она выпила водки, и почти не держалась на ногах. Плакала. Говорила:"Как же я до дому дойду; мне плохо!" Не могла я так ее оставить. Раз мне хорошо - надо чтоб всем было хорошо. Об Ольге я позаботилась. О себе - нет. Я попросила тебя проводить ее домой. Ты поглядел растерянно, сказал, что хотел еще потанцевать со мной. Но отказать не смог. Я шла домой одна, и мне было радостно. А ты, наверное, думал, что будешь провожать меня; что, может быть, будет поцелуй... Конечно, и ты мог сообразить, как лучше выйти из ситуации, да только был такой-же неопытный, как и я. Но ты хотя бы пытался делать шаги ко мне; а я, - случайно для самой себя, - их уничтожала...
Через пару дней ты позвонил... Пригласил к себе на дачу. У вас собиралась веселая компания: гуляли, пели песни под гитару; и ты захотел присоединить ко всему этому меня. (Несмотря на мою выходку). Я же привыкла, что дача, - это картошка, сорняки, рваные калоши, и никакой косметики. Ты сказал, что вы с отцом заедете к нам в три часа, заберете меня, а вечером вернете . Я судорожно соображала, как бы так - на дачу - и чтоб при параде...хоть немного. Согласилась, конечно. Тем более - мои родители поверхностно знали твоих. Наступил момент моей Великой Дури. Я забыла номер километра нашей дачи! Я всегда путала отчего то: 32й и 36й километры. Мне было стыдно сказать, что я не помню (казалось, - как если бы город, где живу, забыла). Могла бы схитрить :"Ой, картошка пригорает!", - а самой сбегать к маме и спросить. Нет! Я брякаю: "36й", - в надежде, что мне повезёт. Номер дома называю правильно. И жду, жду как идиотка. В три часа. Мои родители тоже ждут. Лишь позже я спрашиваю маму наш номер, и с ужасом слышу, что 32й.
Позже ты позвонил; хмуро сообщил, как вы с папой искали нас, что в доме с нашим номером в три часа никого не было (хорошо хоть так!), и зачем же я обманула... И я опять постеснялась сказать правду; лепетала, что мы были... не знаю, может нас было не видно? В твоем голосе я уже слышала и гнев, и боль, и разочарование .
Мне хотелось рыдать. А просто позвонить, и сказать всё честно, по человечески, - в том возрасте казалось невыносимо сложно.. Посмеяться над своими ляпами.
Мы встретились через год. Летом. Устроили вечеринку на квартире одной из бывших теперь лицеисток. Теперь, отучившись год в институте, - я была уже не той глупой девочкой, я понимала уже, какой ты. Не любила (иначе разве могла бы спокойно жить без тебя год?) Но нравился очень сильно А ты... теперь не обращал на меня внимания. Вёл себя со мной как со всеми. Моя бывшая "лучшая подруга", - о чьих кознях против меня я была еще не в курсе (это позже мне рассказала та самая девчонка, на чьей квартире мы собирались), -
изо всех сил старалась привлечь твоё внимание к своей персоне. Но ты и с ней был вежливо-равнодушен. Она просто из кожи вон лезла. Когда ты сел играть в карты, - она прыгала у тебя за спиной, подсказывала; гладила твои плечи. Ты не реагировал. Зато у меня больше не было сил глядеть на это. Пользуясь правами былой дружбы, я попросила тебя отойти на минутку; сказала, что у меня разболелась голова, и я прошу проводить меня до дому. Согласился ты сразу, - то ли оттаяв слегка, то ли тебе просто здесь надоело.
Мы обувались в прихожей, когда туда всунулась растерянная голова Янки, бывшей подружки.
- Как так? Вы уходите? Уже? Почему, Кирилл? - кудахтала она. Я впервые видела ее такой неуверенной и растерявшейся. Надо сказать, было приятно. Ты ответил, что пошёл провожать меня.
- Но ты вернешься?!
Ты пожал плечами. (Позже бывшая одноклассница рассказала мне о том, что, когда мы ушли, - парни начали беззлобно подшучивать на тему: "Ну, Кирилл своего не упустит". Тогда Янка громко и презрительно заявила: " Да что с этой в принципе делать-то можно?!"... Верно, я еще сама не знала, что можно со мной "делать"; в отличие от неё и их компании...
Мы шли по ночному городу. Говорили на нейтральные темы -об учёбе. Сердце моё колотилось; мне хотелось все объяснить; все вернуть. Но я не знала, как.. Такой смелой и умной я еще не была. Я позвала тебя зайти ко мне выпить кофе; дома была моя мама, - она радостно встретила нас. Сварила кофе, поговорила с тобой, и оставила одних. Но наш разговор не клеился. Ты помнил прежние обиды; дал понять, - что только-только начал забывать меня (видимо, подлую обманщицу). А я пыталась говорить о чувствах... Спросила, есть ли у тебя девушка ("нет"). Нужных слов я так и не нашла. Я лишь начинала уметь взросло общаться. Услышав от тебя:" Знаешь, не обязательно необходима новая любовь, чтобы начала проходить боль от прежней . Но и расковыривать старое я не хочу", - я замолчала... Мы вежливо и дружески попрощались. Всё было кончено.
Ты не верил мне больше, а я не сумела обьясниться. Или, - может, - просто было поздно.
С тех пор я ничего о тебе не знаю, кроме отрывочных сплетен. В соцсетях нет ни тебя, ни твоих близких друзей. Телефона тоже нет. Поэтому я пишу тебе - здесь...