-Танюш, вот тут судья… ну, тот, что на Грязнухе был, он тоже денег хочет. Как быть? – Спросил Стоценко, озадаченно потирая щёку.
В немом изумлении рассматривал Кролик, внезапно возникшую на крыльце «гренадёршу», с заметным пушком над верхней губой и крепкими, внушительными плечами. Лихорадочный блеск его глаз, выдал душевную сумятицу. Он сразу понял: случилось нечто крайне для него неприятное, но до конца еще не осознал всех масштабов надвинувшейся катастрофы.
Наморщив лоб и, ворохнув губами, судья, запнувшись, пролепетал:
-И что же она у вас т-такая … бо-большая?!..
Настороженный взгляд Татьяны, тем временем, уже помрачнел. Лицо, ещё прежде, раскрасневшееся от выпитого алкоголя, тут же, вспыхнуло. Кассиршей овладело кровожадное настроение: хотелось со стукачей «сдирать скальпы»! Глядя прямо в глаза незнакомцу, она неторопливо с крыльца спускалась к мужчинам. Её немигающий взгляд был твёрд и неломок, а широкое лицо приобрело зловещее выражение.
-Так чего же он хочет? Каких таких денег? – Вытирая о кухонное полотенце руки, холодно спросила она у мужа.
-Полсотни штук за … за гробовое молчание, - не удержавшись, съязвил, осмелевший Стоценко.
От Степановых слов, удивление Татьяны стало расти, пока все черты лица его не отразили: резко вскинулись брови, ещё шире распахнулись глаза, вздрогнули крылья мясистого носа. Огненным взглядом буравила она шантажиста и презрительно вытягивала губы в тонкую ниточку.
-З а г р о б о в о е?.. Это хорошо-о… пожалуй, стоит над его «базаром» подумать …
Зловещий голос Татьяны, упруго ударил Кролику в уши, как будто с силой задел какие-то струны в памяти и напомнил ему о похожих событиях, когда сильно помяли его обветшалый фасад. Невольно подавшись назад, он шутливо присел в реверансе и поспешно заверил подходившую женщину:
-О нет, хозяюшка, совсем не то… не это я имел в виду… Я лишь хотел… ы-ы… то есть, желал… Степана Аверьяныча … поздравить…
На Кролика было жалко смотреть: он то и дело вытирал о футболку ладони, паралично дёргал лысеющей головой, непрерывно мигал и переминался на месте.
Топтание коротышки с шутовским полупоклоном рассердило Татьяну даже больше, чем его невнятный ответ. Её глаза сверкнули бешенством, и судья, интуитивно почувствовал, что сейчас, возможно, ему нанесут удар такой силы, которая потребует от него стойкости гранитной скалы. Он хотел бы, наверное, ещё уменьшится в росте, стать муравьём, микробиком или дематерилизоваться вовсе, но у него ничего не получалось. Ещё десять минут назад его жизнь была полна волнующего ожидания, - заплатят или не заплатят? – и вдруг, такая беда!.. О-ох, не повезёт, так не повезёт, было написано на его лице. И зачем нужно было, вообще, сюда приходить?!.. И он понял, что единственное для него спасение – это бегство.
Судья стал пятиться назад, заворожено глядя на надвигавшуюся матрону. Потом повернулся и попытался бежать.
-Куда-а? – Вскипела женщина, двумя прыжками настигая его и хватая за ворот футболки. Раздался треск разрываемой ткани. – Думаешь, негодяй, разговор с тобой кончен?!.. Ты уйдёшь лишь тогда, когда я захочу. А, возможно, не уйдёшь вовсе!
-Нне… не имеете права!.. Меня многие в городе знают!.. За нанесённые оскорбле… ответите по закону!..- Изменившись в лице, запинаясь, протестовал
Кролик.
Но уже в следующий миг, от яростного толчка, он кубарем полетел на землю. Взвизгнув, судья хотел, было, подняться, но Татьяна рукой вновь приземлила его. Силушки своей при этом не пожалела: заехала прямо в лоб, от души и со звоном! Ещё хотела, пару раз, пнуть ногой, но была удержана подскочившим супругом. А поверженный Кролик с ужасом мог наблюдать, как по телу «сорвавшейся с тормозов» великанши, пробегала дрожь неудовлетворённого желания.
-Ува-а… уважаемая.. – захныкал судья, подползая к ногам разгневанной «гренадёрши». Нанесённый ему удар, боль и страх перед возможным продолжением экзекуции, превратили его в беспозвоночное существо, готовое пресмыкаться перед женщиной, лишь бы только её умилостивить. – Вы должны были… меня поня… понять… Я не желал ничего дурного...
Кролик поднял мёртвенно-бледное лицо на Татьяну и руками пытался обхватить её ногу. Нанесённый ему удар, был оглушительным, сильным и теперь судья испытывал такие ощущения, какие бывают при сотрясении мозга.
Скрестив на груди крепкие руки, Татьяна с омерзением смотрела на деморализованного коротышку. Её лицо точно окаменело, но грудь всё еще ходила ходуном.
-Я больше не бу… не подумал… простите… Я не подумал, когда сюда шёл… - на лбу у Кролика была широкая ссадина, глаза запухли. Казалось, он плохо соображал, что вокруг него происходит. – Не убивайте! У меня семья в Барнауле... Дочь школьница, больная жена, алименты… Ведь если со мной, что-нибудь… пропадут они!.. Будет худо им… ну, а для вас… я совсем безопасен….
-Тсс-с… не нужно давать необдуманных обещаний, - глумливо ответила ему Татьяна. С трудом, совладав с бурей эмоций, она старалась говорить спокойно и взвешенно. – Да мало ли что? Вдруг завтра деньги опять понадобятся?
-Нет, не понадобятся!.. Сыт по горло. Прос-ти-те-е…
-Ну, хватит! Пусть выметается к чертям собачьим! – попробовал, было, вмешаться Степан. – А то ненароком зашибёшь… ч м о это!..
-Молчи уж лучше – коли, кишка тонка! – Грубо оборвала мужа Татьяна. – А у меня разговор с этим шибздиком ещё не окончен!
Солнце садилось в розовую вату кучевых облаков, и внезапно Степан с тоской ощутил контраст этого мягкого света, оживлявшего всё вокруг, и постыдности того, что у них во дворе творилось.
Наконец, после нескольких неудачных попыток подняться, Кролику удалось встать с колен. Он с трудом доковылял до ближайшей скамьи. Не сел, а плюхнулся на неё, опустив на стол мелко дрожащие руки.
-А не желаешь ли немножко взбодриться? – Вкрадчивым голосом поинтересовалась Татьяна, присаживаясь за стол напротив судьи. – Вишнёвой наливки, пивка или водочки?
-Мне бы водицы-цы… холодной испи… пи-ить… - Ей через силу ответил Кролик. Голова у него от удара трещала и уже сама мысль о водке, вызывала тошноту.
-Не-ет. Не будет этого. Ни за ш-што!.. – С явной издёвкой, сказала Татьяна. – Такой уважаемый в нашем городе человек не должен хлебать водопроводную воду.
Взяв в руки бутылку водки, она ножом сколупнула с горлышка пробку и разлила содержимое ёмкости по стаканам. Судье наполнила гранёный стакан до краёв, себе же плеснула, чуть-чуть прикрыв донышко.
-Ну, выпьем дружно… за мудрого и очень щедрого человека! За бесконечно доброго судью, нам подарившего эту чудо-машину. За «честного», «порядочного» гражданина, который пришёл в этот дом, чтобы пошантажировать его хозяев!
Она сунула коротышке в руку стакан, и взгляд у неё был такой устрашающий, что Кролик, в испуге громко икнув, затравленно опустил глаза и молча покорился.
Залпом, осушив свой стакан до дна, женщина вперила взгляд в лицо шантажиста, который делал мучительные усилия, чтобы проглотить свою порцию.
-Вот та-ак, отлично, хорошо-о… - усмехнулась кассирша. – А теперь, шандарахнем ещё по одной, и потом провернём небольшое дельце.
-Я не могу больше! Меня вывернет на изнанку…- устремив на Татьяну страдальческие глаза, Кролик сделал движение, словно собирался подняться.
-Ты чё, не понял? Я сказала ещё по одной! А иначе…- Татьяна, взяв со стола внушительный нож, многозначительно повертела его в руках, и потом, более сдержанным тоном добавила:
-Не вынуждай меня делать то, о чём придётся тебе п о ж а л е т ь … -Глаза обоих «собутыльников» встретились; у одного, они были налиты тупым ужасом отчаяния, у другой, полны мстительного, торжествующего злорадства.
Кролик всё же хотел что-то возразить, но, почувствовав, что его протесты бесполезны, бросив пришибленный взгляд на кассиршу, снова взял в руку гранёный стакан. Выпили. На этот раз без тостов.
Татьяна, закусывая колбаской с зелёным лучком, громко чавкая, невинно поинтересовалась:
-Ну, как тебе… нравится у нас?
-Ы-ы…в общем…то есть… я не зна-а-ю-у…- Прохныкал Кролик, опасаясь, что каков бы ни был его ответ, ему может не поздоровиться. Проглоченная жидкость уже произвела на судью своё действие. Знакомое дурманящее оцепенение начинало ползти за ушами, просачиваться в мозг, окутывая его точно ватой. Волнами робкими наплывала сонливость.
Казалось, он тщётно пытался понять – почему его многострадальное тело было избрано для такого необычного эксперимента: сначала бьют, потом насильно поят? В чём фишка-то?
«А ты не попробовал ещё моих закусок?» - донёсся до судьи глумливый голос хозяйки.
-…Ведь не посмеешь же, ты, уйти, не отведав моих салатов? – Татьяна даже рассмеялась нелепости такого предположения. И стала сгребать из грязной посуды остатки пищи в одну из тарелок, которую тут же подсунула шантажисту.
Не став искушать судьбу отказом, Кролик взял вилку и заковырялся в объедках.
А Татьяна с улыбкой повернулась к мужу.
-Степа-а-ан, ступай-ка, дорогой дружок, в дом, и принеси оттуда бумагу и ручку.
Стоценко смотрел на свою дрожайшую половину, и чувствовал, как её захлестнула энергия; энергия человека, овладевшего непростой ситуацией. Но ему неприятна была эта энергия… Поколебавшись мгновенье, он всё же прошёл в дом, откуда вернулся с листком бумаги и ручкой. Всё это, положив на стол возле жены, встал рядом, за её спиной.
-А теперь, отвечай-ка, мой сладкий, но без брехни, - с жутким подобием весёлости продолжала Татьяна, глядя в упор на судью, своими крупными, рыбьими глазами. - Как тебе - понравилась моя стряпня?
Кролик, прожёвывавший куриную шкурку, вдруг поперхнулся и начал кашлять. Его напрягшееся лицо покрылось испариной, и он затрясся всем телом.
А Татьяна, неожиданно переменив тон, рявкнула на него почти мужским басом:
-Тебе, гадёныш, был задан вопрос – пришлась ли по вкусу моя стряпня?
Затравлено оглядевшись, Кролик с запинкой ответил:
-Я в-восхищён, хозяюшка … всё оче… очень вкусно!
-А-а, то-то же! Ну, хватит жрать, а то ничего не останется свиньям. Теперь пора заняться делами… - Убрав от судьи тарелку с объедками, кассирша положила перед ним бумагу и ручку.
-Пиши!
-А что, писать-то?
-А то, что я тебе продиктую. И чтобы не задавал дурацких вопросов! Я этого не люблю. Усёк? – Деловито сказала кассирша, давая понять, что прежде лирика была, а теперь, вот, к главному переходят. Потом, плеснув в стакан янтарного пива, на мгновенье застыла в глубоком раздумье.
Вибрирующая сила её почти мужского голоса сковала Кролика на те секунды, в течение которых Татьяна, поднеся к губам шипящий стакан, формулировала в уме текст расписки.
-Пиши! Я, такой-то, такой-то… А, кстати, кто ты?
-А-а…то есть?
-Ну, типа, фамилия есть у тебя? Работа, там?..
-Гордейчик я, Филипп Афанасьевич. – Кролик попробовал улыбнуться при этом, своей самой тёплой, дружелюбной улыбкой. – Работаю…ы-ы…
Татьяна выразительно посмотрела на мужа. В её глазах читалось сомнение.
-Степа-ан, проверь-ка у него карманы!
По-стариковски пожевав губами, Степан шагнул по направлению к Кролику. Но тот предупредительно вскинул руку:
-Не надо, не надо! Я сам обыщусь…
Он неловко поднялся над столом. Из карманов спортивных штанов выложил полупустую сигаретную пачку, газовую зажигалку, два ключа на колечке и сложенную вчетверо небольшую бумажицу.
-А это чё? – поинтересовалась кассирша и сделала жест рукой – подай!
-Да, да, конечно, - заторопился Кролик, протягивая женщине листок бумаги. – Вот тут всё написано … вы поймё…
-Заткнись!- бесцеремонно оборвала его Татьяна, брезгливо разворачивая мятый листок. – Ага, справчонка. Дана по месту требования, в подтверждение того, что Гордейчик Филипп э-э…такой-то, состоит в должности замдиректора торгово-закупочной фирмы «Ого» и его общий заработок за период с января по июль года текущего, составляет 3250 рублей 00 копеек… Так, так, по-нят-нень-ко-о… А что же заработки у тебя хиловатые, Филя? Пособие безработным, по-моему, больше платят, а?
-Так справочка писалась для службы судебных приставов. На алименты. Зачем же афишировать в ней все … ы-ы … доходы?
-А как примазался ты к рыболовным судьям?
-Да по протекции одного влиятельного лица … из мэрии.
-По-нят-нень-ко-о, - с нескрываемой желчью, сказала Татьяна. – Ну-с, пишем дальше…Я , Гордейчик Филипп Афанасьевич, получил от Стоценко Степана … денежную сумму в размере … э-э… - Татьяна взгляд сфокусировала на стакане. Пауза. Обдумывание мысли. – В размере ста тысяч д о л л а р е в.
Услышав о сумме такой, Степан рассмеялся. Ну и Танюха! Додумалась. Сто тысяч баксов!! О суммах подобных, он знал лишь из фильмов. Продаться им с женой обоим в рабство, но и тогда не заиметь подобных денег!..
Кролик, оказывается, тоже сохранил способность удивляться. Наморщив лоб и отлепив от бумаги ручку, он ошарашено всматривался в лицо кассирши, словно пытался что-то постичь. В первые мгновения будто и не понял, о каких деньгах речь идёт. Но потом, губы его искривились и задрожали.
-Но это ложь! Ложь! Всё вы врёте. Не брал я денег никогда таких!.. – выкрикнул он плаксивым голосом и вскочил так порывисто, что покачнулась скамейка.
На что кассирша, наклонившись вперёд, всей ладонью влепила ему оплеуху.
-Следи за своим языком, придурок! И сядь на место. А иначе…- «тебе будет - крышка!» - Татьяна этого ему не сказала (чего языком напрасно трепать?), и так было понятно.
Всё произошло очень быстро. Воздух, казалось, сгустился настолько, что стало трудно дышать. И было слышно, как, поскрипывая маховыми перьями чёрных крыльев, над притихшим двором пролетела ворона.
Мгновенье постояв, Гордейчик сел на место. На коротышку было больно смотреть. Напряжённо – серое лицо с порозовевшей левой щекой и трясущейся нижней челюстью, сделалось неузнаваемым. Он и прежде-то не красавец был, а стал и вовсе – граф Дракула. Что-то внутри шантажиста, икота нервная или сдерживаемые рыдания, заставляли его дрожать.
-Какой ты оказывается непонятливый, Филя, - послышался укоризненный голос Татьяны. – С тобой по-людски, а ты фордыбачишь. Писал бы расписку, да выметался отседова! Ты полагаешь, что деньги с тебя выколачивать стану? Да нет, любезный мой, расклад немножко иной… Малява мне нужна, чтобы ты не взбрыкнул и завтра утром не побежал в ментовку на Степана стучать. Но коли, донесёшь, не обессудь, дружок! Расписочке дам полный ход и заявлю, что не желая долг платить, решил ты мужу моему нагадить. И вот тогда уж, не взыщи – раздену до трусов! Как сумку нищего и выверну, и вытрясу! Так что пиши и не рыпайся, ми-ла-ай!
Всё это произнесено было нравоучительным тоном. Таким голосом строгая мать наставляет непутёвого сына на путь истинный… Глупый мальчишка, не догадывается о серьёзности своего проступка, и родительнице, с её жизненным опытом, очень хочется помочь сорванцу.
Гордейчик провёл рукой по лбу, чмыхнул носом и под влиянием желания быстрее убраться от фурии, в дрожащую руку взял ручку. Танцующими буковками вывел надиктованный текст.
-И всех делов, а ты боялси-и … - расписку прочитав, рассмеялась Татьяна, демонстрируя своё дружелюбие. Свернув листок, упрятала его за лиф платья.
-Теперь я …ы-ы… свободен? – прохныкав, поинтересовался Гордейчик.
Вместо ответа, смешно вытянув губы, Татьяна ему помахала в воздухе пальцами, как добрая няня, прощаясь с младенцем.
Несчастный Гордейчик неловко поднялся и, словно пришибленный бетонной плитой, постанывая, поплёлся к выходу.