Успение Пресвятой Богородицы и родительский дом в станице
(отрывок из романа "Любовь и месть в стиле ретро",
глава 7, часть 1,
Эпиграф:Бог любит вас, и у него есть удивительный,
прекрасный замысел относительно вашей жизни.
Первый духовный закон)
Станица Новонекрасовская, расположенная под Приазовском, встретила Рейнов тридцатиградусной жарой и колокольным звоном. На небольшой возвышенности при въезде в станицу несколько лет назад был выстроен новый храм на средства старообрядческих общин. Деньги на строительство, в основном, шли из-за границы. Много пожертвований поступило от старообрядцев, проживающих в Америке.
-Неужели это нас встречают так торжественно?- пошутил Андрей. Ему хотелось снять с матери нервное напряжение, заставить её улыбнуться.
-Нет, не нас. Сегодня Успение Пресвятой Богородицы. Я смотрела по календарю. Что означает слово «успение», право, не ведаю. Знаю, что сегодня начало молодого бабьего лета.
-Это праздник прославления Матери Божией...- после длительной паузы ответил сын.-
Успение Пресвятой Богородицы - это христианское понимание её смерти.
Андрей ждал от матери, вопроса в стиле "откуда вдруг сын проявляет знания в православных праздниках". Однако реакция матери была иной. Её потрясло слово "Успение".
-Уснула, значит. Умерла.Как же она теперь сможет помогать людям...
Родительский дом Нина Николаевна узнала сразу. Защемило сердце, когда открыла калитку, переступила порог родного очага. Градом хлынули слёзы, когда увидела мать: состарившуюся, разбитую параличом, передвигающуюся по дому с палочкой.
Извинения и слёзы, поцелуи и слова прощения, вызов «Скорой помощи»… Где-то через час мать Нины Николаевны смогла начать серьёзный разговор.
-Как ты могла думать о загранице? Здесь корни твои! Как могла принять решение, не простившись?! Ты жестокая… и бессердечная…
-Прости меня, мама! За всё прости. Я виновата. Во мне говорила обида. Обида за мужа. Его убили. Много лет подряд он жил под прицелом, и, наконец, его убили. Мама, они убили его!
-Кто «они»?
- Они все! Сначала система. Потом мафия. Потом и те и другие свели с ним счёты.
-Вся система когда-то под корень уничтожила наш род. Были убиты все мужчины. Моя мать потеряла отца и мужа. Я потеряла и деда, и отца, и мужа. Но мы же не бежали за границу?!
-Вас бы никто не выпустил. Вы смирились. А я не могу и не хочу мириться со своей потерей. Это несправедливо, когда уходят такие, как Рейн.
-Нина, ты обозлена и ожесточена. Куришь, как мужик! Что бы сказал Рейн, если бы всё это увидел? Сына, вон, чужим воспитала! Корней своих не знает! Земля ему мачеха! И босиком-то, наверное, никогда по земле не ходил.
-Зачем ты так о нём, мама! У нас были годы, когда обувать нечего было.
Бабушка строго оглядела внука с головы до ног: всё отутюжено, начищено, надушено. Станичные парни так не одевались.
-На иностранных языках, небось, говоришь?- властно задала вопрос бабушка.
-Говорю.
-А лошадь запрягать, поди, не умеешь?
-Умею.
-Смотри-ка. А печь топить?
-Умею.
-Где ж научился?
-На поселении. Где отец сидел. Городских удобств там не было. Вся мужская работа лежала на мне. Отцовское наказание мы разделили на троих.
Бабушка быстро перекрестилась, медленно открыла дубовый сундук, кованный жестью. Ещё раз быстро перекрестилась и достала с самого дна свёрток. Развернула лёгкий ситец. В свёртке лежала красивая офицерская казачья форма.
-Матушка моя, царство ей небесное, тоже отбывала наказание, как и вы с матерью. Только одна. За отца и мужа. Пожаловаться было некому. Сказать никому нельзя было, что у человека на душе.
- Это дедова форма? – удивилась Нина Николаевна. - Мама, как ты её сохранила?
-Это не его форма. Это матушка новую сшила. Всё жила надеждой, сердешная, что хотя бы тело вернут и посмертно реабилитируют. Умирая, завещала перед смертью сшитую форму передать правнуку, когда вырастет. Я уж, грешным делом, думала, что передавать некому будет, что не выполню последнюю её волю. Дождалась. Держи, внук, она твоя. Подарок прабабки.
-Наверное, великовата будет?- усмехнулся Андрей, разворачивая форму.- Неужели вы, бабушка, хотите сказать, что ваш казачий род Базыков крупнее нашего, Рейнского?
Бабушка обиделась.
-«В а ш!». Ишь, как ты отгородился от нашего-то рода!
Опираясь двумя руками на палку, бабушка гордо выпрямилась, насколько позволяла спина и обязывала прежняя должность председателя сельсовета.
-Наш род – казачий! Понял, внук? Навек заруби на носу! Кстати, твой отец считал себя русским немцем. Он любил землю, которая его кормила. А в тебе немецкого больше, чем в отце. Откуда это?- бабушка с укором глянула и на дочь. Вздохнула.- Нина, ты ослеплена ненавистью ко всему живому. Так нельзя. Нельзя жить только прошлым. Не возводи свои муки на пьедестал. Прости обидчиков. Рейна не вернёшь. Живи настоящим. Живи сыном.
Андрей без энтузиазма одевался в соседней комнате перед зеркалом и через открытую дверь слушал разговор бабушки и матери. Бабушку он не помнил. Она была ему чужой. Так захотела мать. Она когда-то с корнем вырвала из головы и сердца всё, что было связано с Кубанью. Поэтому для него всё здесь тоже было чужим. Чужой дом, чужая земля, чужое небо, чужая старая женщина, разбитая параличом и передвигавшаяся при помощи палочки. Знакомые интонации были только в голосе: сильные, не терпящие возражений, как у матери.
Андрей глянул в зеркало и увидел чужого человека. Он поправил фуражку чуть на бок, как на фото, что стояло на старинном комоде. Он не знал человека на фотографии, не узнавал и своего отражения в зеркале.
Пригнувшись, чтобы не задеть головой косяка двери, он вошёл в комнату, где сидели мать и бабка. Они обе замолчали. Бабка поднялась и быстрым движением трижды перекрестила внука. Крестила по-старинному, двумя перстами. «Староверка!»- понял Андрей.
-Можно и умирать теперь. Не страшно будет с матушкой на том свете встретиться. Форму казачью, как она велела, я передала правнуку. Пусть фамилия у него немецкая, но плоть всё равно наша, казачья. А если плоть наша, то и дух наш будет, казачий!- она уверенно похлопала Андрея по груди. Расправила складки.- Наклонись, поцелую.
Андрей выполнил её просьбу. Она говорила и поступала так же, как и мать, - не повиноваться было нельзя.
-Сейчас переоденусь, пойдём в церковь.Сегодня праздник большой. Успение Пресвятой Богородицы. Матерь Божья услышала мои молитвы.Послала ангелов небесных. Они всегда незримо помогают.
-Мы на машине. Я отвезу вас.
-Милый внучок, в церковь в станицах ходят пешком. Пойдёшь в форме. Я так хочу. Не суетись. Погуляй.
Андрей вышел во двор. Прошёлся, не спеша, по дорожке, выложенной крупной плиткой. Сапоги немного жали, а форма, действительно, была свободной, но не великоватой. Странно, он никогда не думал о предках по линии матери. В их жизни всегда был только отец. Его корни. Его кровь. Его продолжение. Его дело. Его…
Мысль Андрея внезапно оборвалась. Взгляд натолкнулся на голубую ель, что росла за домом. Ель… Здесь, в этом дворе, на этой земле могли пройти и отрочество его и юность. Судьба распорядилась по-другому. Южного солнца он почти не помнит. Воспоминания детства отрывочные и неяркие. Зато он хорошо помнит северное небо, таёжную поляну перед домом, лесные цветы, которые он рвал по утрам и дарил матери со словами: «Это от папы!». Помнил долгое - долгое ожидание: «Вот вернётся отец!». Помнит чувство огромного счастья, такого огромного, как океан, в которое можно нырнуть и искупаться в нём,- это появление в доме отца. Помнил лыжные прогулки по заснеженной тайге. Отец устраивал «снегопады» под хвойными деревьями: тронет лапу ели, и на Андрея лавиной сыплется снег…
Воспоминания оборвались. Он ещё раз посмотрел на голубую красавицу ель, тронул ветку. И опять вспомнился отец, его последние минуты жизни, его слова:
- Береги мать … охотник … ель …
Что хотел сказать отец перед смертью? Какой смысл он вложил в последние свои слова? «Беречь мать» - это как завещание или ей угрожает какая-то опасность? Что за охотник? Кто? Что за ель? Андрей дважды приходил к месту аварии, чтобы самому разобраться, что же произошло на безлюдной таёжной дороге. В двадцати метрах от поворота, где сгорела перевёрнутая машина, росла прекрасная раскидистая ель. Он обследовал каждый сантиметр вокруг ели, каждый метр от места аварии до той пушистой красавицы. Что хотел сказать отец? Может быть, он имел в виду не ту, а вот эту голубую красавицу?
Андрей поймал себя на мысли, что не хочет ни с кем общаться. Им овладело глухое раздражение. Он еще не мог назвать ясно причину своего неудовольствия, но догадывался, что оно связано с временными неудобствами, с появлением в его жизни чужих людей, которые начнут претендовать на его свободу и на него, как на личность.
Его вырастили и воспитали на семейных принципах фамильной и национальной гордости. Наполовину русский, наполовину немец, он всегда помнил, что он РЕЙН. Само это слово воспринималось им с детства как что-то святое и величественное, нерушимое. И вдруг какая-то старуха, претендующая на родство с ним, рубанула топором по фамильным корням. Обидно, что мать позволила это сделать...
-Ай, батюшки! Что за привидение?! – испуганно воскликнули рядом.
Андрей повернулся на голос. Перед ним стояла маленькая пожилая женщина, почти квадратной формы.
-Господи, Рейн!..- она от изумления отступила на шаг назад, махнув на него рукой, будто стараясь отогнать возникшее наваждение.- Рейн!.. Марковна не говорила, что ждёт кого-то в гости. Значит, дочка приехала. Ну, здоровья вам… До чего на отца похож… А я соседка ваша. Бабушка Ульяна. Будем знакомы.
-Вы можете пройти в дом. Там мать и бабушка. Вы, наверное, к ним?
Андрей сел на скамейку под вишнею, рассеянным взглядом проводил квадратную женщину, скрывшуюся в доме, снял сапоги, с наслаждением вытянул ноги и пошевелил пальцами…
Квадратная женщина, соседка Марковны, в дом так и не вошла. Она застыла перед приоткрытой дверью, поражённая услышанной фразой.
-Думай, что хочешь. А я цыганке поверила. Моя дочь жива, и я её найду. В городе тридцать тысяч человек. Всего-то! Я каждого пропущу как через сито! Странно получается, что умерла именно моя дочь, родившаяся здоровой. А может быть, умерла не моя дочь? Может, мне солгали и врач, и Ельская?! Ведь всё может быть?!
-Недоброе ты затеяла, Нина.Побойся Бога! Сколько лет прошло! Ты же поверила врачам. Эта смерть даже руки тебе развязала. Собрала чемодан, взяла сына и укатила на долгие годы. Ты знаешь, сколько я слёз по тебе пролила? Как весточку от тебя ждала? Ты плоть моя, кровь от крови моей. Тебе было больно,- и я это чувствовала, моя душа страдала вместе с твоей. И так в каждой семье. А ты сейчас хочешь явиться и отнять у какой-то женщины её дочь?! Кто тебе отдаст, если девочку удочерили шестнадцать лет назад? В родильном отделении сколько рожениц было? Как ты их найдёшь всех? Кто тебе поможет?
-Найду! Господь с Богородицей и помогут...
Квадратная женщина, соседка Марковны, не стала слушать, как Рейн собирается искать дочь. Она не могла более слушать. Собственные воспоминания резбередили ей душу. Отступив несколько шагов от двери, она постояла с минуту, прислонясь к стене, словно собираясь с силами, и, незамеченная никем, вышла со двора. Андрей, занятый собственными мыслями, даже не заметил, как она прошла мимо.
Фото из Интернета