Жемч. Ожер. Гл. 19 2018 г. Ч. 1-5 Депрессия

Дудко 3
СТЭЛЛА  И  ВИКТОР  В  МЫТИЩИНСКОЙ  БОЛЬНИЦЕ  В  2016  году


ЖЕМЧУЖНОЕ  ОЖЕРЕЛЬЕ
ГЛАВА 19  ГОД 2018
ЧАСТЬ 1-5  ДЕПРЕССИЯ

2016 год

Продолжаю рассказ о болезни Виктора, вызвавшей у него кроме приступа галлюцинации – сильнейшую депрессию с проявлением агрессии и  мыслей о суициде.
Причина – признаки СЕНИЛЬНОЙ  ДЕМЕНЦИИ на основании мочеполовой инфекции и почечной интоксикации мочевыделительной системы.

ПРОДОЛЖЕНИЕ  ВОСПОМИНАНИЙ,  НАПИСАННЫХ  ВИКТОРОМ…

Есть такое состояние, когда болезнь подводит тебя к острию лезвия, которое занесено над твоей веной, и твое состояние, вызванное болезнью, на этот раз угрожает твоей жизни.

Колокол уже начинает бить. Раздаётся его первый удар…

Язык колокола застыл в воздухе перед вторым ударом. Происходит чудо.
Медленно и беззвучно колокол опускается на своё место и  молчит.
Болезнь даёт человеку ещё один шанс…

Мне кажется, что в 2016-м году я услышал этот первый удар колокола…

Вот он пробил -  в первый раз. Это было и страшно и неприятно. 

Что  делать?! Такова жизнь с её непредсказуемостью.  Теперь понимаешь, что, иногда, люди в  таком состоянии совершают не логичные, с точки зрения  здорового человека - поступки или действия.

А теперь подробнее обо всём, что тогда происходило  после того, как я побывал первый раз в Мытищинской больнице.


   ХАНДРА

Сначала было состояние эйфории – после того, как мы узнали, что онкологии у меня нет.

Но потом появилось удивление от того, что – онкологии-то нет, но всё, что происходило раньше – не ушло.

Всё также ночами бегал в туалет, но пользоваться подгузниками – не хотел.

Всё также временами в моче появлялись капли крови. И, почти каждый месяц открывалось кровотечение.

Настроение постепенно сползало вниз. Мысли зацикливались на том, что – выздоровление уже не наступит никогда. А зачем тогда мучиться самому и мучить других?

К внутренней хандре, сковавшей душу, прибавлялось внешнее давление от не проходящих негативных событий. И главным из них, конечно, было приближение смерти сестры Ираиды – Милочки (умерла в декабре 2015 года), а потом, в результате следствия перенесённых стрессов -  болезнь самой Ираиды.

В январе  она попала со вторым инсультом в ту же Мытищинскую больницу.
И вскоре, следом за ней туда же отвезли и меня.

Это началось подспудно за несколько дней до моего дня рождения (18 февраля).

Заболели колени – стало трудно вставать. Особенно, это трудно было делать ночью, когда надо  было вставать в туалет. А в туалете, вначале после мочеиспускания, вдруг,  стали появляться по одной, потом  по две, затем по несколько капель крови. Естественно,  я подумал, что это выходит камешек или песчинки. Да и мочиться стало больно.

В это время Ираиду увезли со вторым приступом инсульта в Мытищинскую больницу. В  нашем домике я оставался один.

За пять дней до дня рождения я проснулся и встал в туалет.  Сегодня я должен с утра побриться. И, вдруг, в туалете из меня полилась ярко красная кровь. Мне стало дурно – я никак этого не ожидал. Я зафиксировал кровь на туалетной бумаге. Я понимал, что, если я вызову дочку, то она обязательно вызовет скорую помощь и меня могут отправить в больницу, чего я категорически не хотел. Да, к тому же,   было раннее утро и я не хотел будить всех на рассвете.

Я дотащился до дивана, прилёг, подождал до 7  утра и тогда позвонил дочке в наш «большой» дом и сказал: «Мне плохо».

Эля появилась через несколько минут. Стала расспрашивать, щупать живот. А мне становилось всё хуже и хуже. Поднялась температура, меня стало подташнивать, я был близок к потери сознания. Состояние мое было близко к тому, которое было несколько лет назад, когда Ира отчаянным криком  вернула меня с того света (я побывал тогда в реанимации 59-й больнице).
Мне дали жаропонижающие таблетки. Жар спал, но состояние не улучшилось.

Пришлось всё-таки вызывать из Сухарево скорую помощь, которая приехала не сразу. В этом отделении скорой помощи - всего две машины, которые обе были в это время уже на вызове. Вызов приняли и велели ждать. Саша тоже уже проснулся, встал и встречал машину скорой у ворот.
 
Врачи скорой померили давление, сняли ЭКГ - грамму, которая почти совпала с предыдущей. Тем самым они исключили вероятность инсульта и инфаркта. В этом направлении не было ничего страшного. Они сделали укол, после которого мне стало немного лучше. Везти в больницу они не советовали. Скорая уехала. 

Ребята ушли в большой дом досыпать. А мне постепенно становилось все хуже и хуже. Меня подташнивало. Мне постоянно хотелось в туалет, но ничего не получалось. Моча не шла.

В моей голове, вероятно, что-то сдвинулось. Тошнота не проходила, появилась слабость во всём теле. Я стал прикладываться ко всему мягкому, даже, сидя в туалете, я клал голову на стул, стоявший с горкой чистого белья, рядом с толчком.

Я ещё раз вызвал Элю. Уже наступил день. Эля провела меня в туалет, где я сходил по большому, приложил голову к белью на стуле и … -потерял сознание. Эле самой перетащить меня в комнату на диван было не под силу. Она позвала Сашу. Вдвоём они уложили меня на диван (я запомнил в минуту просветления - Сашу, державшего меня за ноги, а Эля, вероятно, за плечи и голову).

Эля вызвала вновь скорую. Когда я увидел тех же врачей, опять потерял сознание. На этот раз скорой помощи всё-таки решили везти меня  в больницу.

Эля быстро собрала ряд вещей. А меня накрыли моим одеялом и пледом, а голову покрыли шарфом, положили на каталку и вдвинули её в холодную машину, перед этим мне поставили капельницу, которую  врач всю дорогу держала надо мной на весу. (Ей, вероятно, было неудобно, но капельницу почему-то нельзя было закрепить под потолком машины, где было специальное крепёжное устройство).

Машину довольно сильно трясло на выбоинах дороги. Эля сидела рядом со мной и всё время старалась меня укутать в сползавшее одеяло, чтобы мне не было холодно. Саша на своей машине ехал за нами, так как – потом надо было забрать Элю из больницы домой.

В приёмном отделении мы с Элей провели несколько часов. Там делали всё, что обязательно делают с каждым пациентом: взяли кровь на анализ из вены, сняли ЭКГ-грамму, сделали рентген грудной клетки и ещё что-то. Попросили сдать мочу, которая никак не хотела идти.

Я попросил Элю дать водички из-под крана – ничего не помогало. А врач продолжал  держал нас в приёмном кабинете. Наконец, я с огромным трудом в баночку прыснул 2-3 капли, а больше не смог выдавить из себя ничего. (С этих пор я не смог помочиться несколько дней). Это так повлияло на мою психику, что проявилось потом в полной мере спустя несколько дней.

Врач приёмного отделения никак не мог определить – что же происходит со мной и  - в какое отделение меня следует направить.

Так ничего и не придумав, он отправил меня в отделение реанимации, где до этого совсем недавно  лежала Ираида.  Оно находилось в здании терапевтического корпуса.

Дежурный врач отделения реанимации не спешил меня помещать в это отделение. Он тоже сразу не мог определиться – от чего же меня следует спасать. Да и мест в реанимации не было. Это был как раз тот момент, когда отделение было переполнено бабушками с инсультами, которых приходить класть за неимением мест – просто на пол.

У меня взяли кровь из вены, и пока оставили лежать на каталке в коридоре у дверей в отделение реанимации. Доктор посоветовал Стэлле где-нибудь раздобыть на всякий случай подгузники и пелёнки.

Зная, что у Ираиды, лежавшей в неврологии в этом же здании есть запасы всего этого добра, Стэлла побежала к ней и быстро вернулась. Я находился в полусознании, которое временами меня покидало совсем, и она боялась, что я, находясь один, могу упасть с каталки. Уже вечерело, день клонился к закату, а я ещё всё чего-то ждал, находясь в коридоре.

Я чувствовал, как временами моё сознание погружается в полную темноту, которая не надолго сменялась полосой света, и – опять проваливался куда-то ещё глубже.

В какой-то миг просветления я понял, что – умираю. Попросил шепотом Стэллу набрать телефон Иры. Еле шевеля губами, сумел выдавить из себя всего одно слово – «ПРОЩАЙ!»

Очнулся я уже тогда, когда меня перевезли в другой корпус, подняли на 4-ый этаж на лифте  в отделение эндокринологии, ввезли меня в палату № 1 и перекантовали на свободную койку, стоявшую у окна.

Мне сделали сразу же несколько уколов и поставили капельницу.

Эля оставила мне моё пуховое одеяло, а покрывало положила мне под голову. Я уже ничего не чувствовал и погрузился в дрёму. Эля обещала привезти остальные вещи на следующий день. И они с Сашей уехали домой. Мои ноги подогревались батареей, установленной под окном. 

Перед их отъездом, я пришел ненадолго в себя и опять попросил набрать по телефону – Ираиду. На этот раз я смог сказать уже три слова – «КАЖЕТСЯ  Я -  ВЫКАРАБКАЛСЯ»… И провалился в сон.


Утром проснувшись, я с трудом вспоминал – что же со мной было накануне.
Я понимал, что нахожусь в больнице и потихонечку рассматривал всё, что меня окружало.
Палата представляла собой прямоугольник, в котором справа от входа был доделан маленький туалет (голову надо было бы оторвать проектировщику, разместившего туалет и почти детскую раковину и маленькое зеркало на верёвочках рядом с которым помесили подставку под мыло, а крючка для полотенца не предусмотрели). В целом, сам туалет  всегда был чистым (за этим все следили с особым рвением!). Рядом стояли три койки вдоль (точнее, поперёк) этой внутренней стены. Койка у туалета наполовину отступала от стены.

С нашей стороны также стояли три койки, а четвёртая располагалась вдоль нашей внешней стены, выходящей на улицу. В полуметре от неё был прямоугольный выступ, который  предназначался для слива дождевых вод с крыши (на потолке были видны водяные разводы). Таким образом, в палате могли находиться семь больных. По идее, у окна впритык к  батарее должен был расположен стол, но его не было (к сожалению, вероятно, средств не хватило). У каждой кровати была своя тумбочка.

Входная дверь в палату располагалась  рядом со сливным  выступом и в коридоре почти упиралась  в сестринский пост (мне, лёжа в своем углу, была видна часть их работы). Ночью там свет не выключался, только немного уменьшался. Даже,  при закрытых дверях, она была в ореоле подсветки.

С улицы, через  два зашторенные белыми полотнами окна,  в плату попадал отраженный свет, но не такой яркий, как – дневной.

Пол подо мной, иногда,  вздрагивал – водимо, внизу была какая-то установка, которая систематически включалась и выключалась. По крайней мере, мне это постоянно слышалось, правда,  только ночью. А днём шум в палате перекрывал шум снизу.  Рядом с дверью в туалет стоял холодильник. 

Утро второго дня моего нахождения в больнице, началось, как обычно.
В 6 часов зажгли свет и предложили поставить градусники – желающих было мало.
Прошло некоторое время, и в коридоре зазвенела посуда -  это прибыл завтрак. Раздатчица появилась в палате и спросила меня: « Вы – лежачий?» Я ответил «Да!». Мне на мою тумбочку принесли завтрак, а затем она же разлила по кружкам то ли чай, то ли жидкий кофе. Лежачим был ещё один больной в углу против меня, хотя он вставал и ходил  по палате и громко разговаривал.

После завтрака в палате появилась наша лечащая докторша – молодая стройная  женщина с приветливой улыбкой. Лет ей было 30 – 35. Все больные как-то приободрились, подтянулись что ли. Она вся излучала  приветливость и спокойствие.
К каждому больному у неё был свой подход. Она умела находить  - нужные слова, необходимые именно этому больному и успокаивающие  его.

С  первого мгновения она мне понравилась сначала как женщина, а немного позже как высококвалифицированный и заботливый доктор. Первая мысль, которая промелькнула в моей голове – «Если бы я был моложе, я влюбился бы в неё»… И следом – вторая – «Если я об этом подумал, значит, я уже не умираю?»…

И, несмотря на всё, меня посетила и третья мысль – «О чём я думаю? Я - старый, не бритый,  измученный болью  пожилой  пациент!».

Когда доктор подошла ко мне и присела на кровать, я громко на всю палату произнёс:
- «А теперь, давайте знакомиться. Моя фамилия Дудко Виктор Анатольевич. Вчера я был не в состоянии знакомиться со всеми вами. Я на пенсии. Мне через четыре дня исполниться 82 года. Я специалист по вычислительной технике и немного по ракетной технике, по таким системам, как Вы, наверное, слышали «Булава», хотя по ней я сам не работал».

Вот и всё. Поток моего словословия иссяк.

Затем, я стал негромко отвечать на вопросы доктора. Она что-то записывала, вероятно, в мою карточку.
При знакомстве я забыл упомянуть, что плохо слышу и плохо вижу, что потом привело к тому, что я практически ни с кем не общался. Это меня не волновало, так как я уже привык обходиться своим миром.

Врач спросила, почему я не сдал в стаканчик мочу. На что я ответил, что с огромным трудом я наполнил часть стаканчика и оставил на тумбочке  (тогда я не знал и не мог знать, куда его ставить, да, к тому же, я почти не двигался). А утром его не оказалось! С этого момента я не мог из себя выдавить ни капли ещё двое суток подряд.

У меня взяли анализ кровь из вены и из пальца, приехала сестра с набором для снятия ЭКГ - граммы, затем меня на кресле отвезли в кабинет рентгена. В общем, к вечеру врач получила результаты, если не всех, то – большинства проведённых мне анализов. И мне уже назначили серию постоянных уколов и начали ставить капельницы. Причём, во все последующие дни, капельницы ставили рано утром, днём и вечером. Причём за один раз вливали лекарство из трёхлитрового баллона и ещё один  поменьше объёмом. Я подсчитал, что за день в меня вливали почти ведро жидкости. 

Здесь я хочу немного отвлечься и от медицинских, и -  бытовых ощущений. Я-то вообще не понимал – что со мной происходило.

Доктор пригласила к себе Стэллу и объяснила ей свою точку зрения на происходящее со мной.

Мой доктор предположила, что у меня всё началось с воспалительного процесса в мочевыводящей системе.
В результате -  не проведённого своевременного лечения, почки перестали работать. Начался процесс застоя мочи в организме и дальнейшая интенсификация -  постепенное отравление организма, вызывающее обморочное состояние. Если бы докторша не предположила бы именно этот диагноз и не провела своевременной блокады лечения капельницами, Виктора Анатольевича уже не было бы в живых.

Вот он – первый пробивший удар колокола.

Капельницы позволили промыть и вернуть к действию почки и всю мою мочевыводящую систему.

Можно февраль 2016 года считать моим вторым возвращением в жизнь.

Язык колокол не опустился для второго удара…

Дальше доктор объяснила Стэлле, что она решила докопаться до истинной причины, вызвавшей такие осложнения в почках. Она изучила все  предоставленные ей выписки из предыдущих больниц и результаты  анализов и обследований, проведённых по её назначениям.

При существенном повышении уровня белка необходимо провериться на наличие мочеполовой инфекции или симптомов простатита.
Наличие мочеполовой инфекции проведённые анализы подтвердили.
Но были ещё и другие показатели. Биопсия не подтвердила наличие онкологии.
Но у меня уже поставлен диагноз – 1-ой степени ДГПЖ.

Для доброкачественной гиперплазии предстательной железы очень характерно чувство, что мочевой пузырь опорожнился не полностью, а также в конце процесса мочеиспускания моча стекает по каплям.

Это происходит оттого, что размеры аденомы увеличиваются настолько, что
передавливают мочеиспускательный канал. А это уже представляет опасность не только для здоровья, но в некоторых случаях и для жизни человека.

Часто мужчины жалуются на то, что вынуждены приложить усилие, «поднатужиться», чтобы сходить в туалет.
Все осложнения, которые характеры для аденомы, происходят в результате следующего процесса: когда предстательная железа увеличивается, она неизменно сдавливает простатический отдел уретры. В свою очередь, это нарушает уродинамику, то есть процесс выведения мочи через мочеточники, мочевой пузырь и мочеиспускательный канал.
Страдают все уровни мочевыделительной системы мужчины. В итоге эти нарушения приводят к застою мочи. А это уже несет опасность жизни человека, ведь при отсутствии лечения может произойти острый застой мочи, то есть отток ее прекращается.
Это вызывает острую интоксикацию организма, что и является прямой угрозой жизни человека, если ему не оказать срочную медицинскую помощь.

ПРОДОЛЖАЮ  ЗАПИСЫВАТЬ  - Я (ИРАИДА)…

Доктор повторила Стэлле уже практически выученные всеми нами наизусть -  стадии течения болезни, называющейся -  доброкачественной гиперплазией предстательной железы.

1.Характеризуется частыми позывами в туалет, особенно, учащено мочеиспускание по ночам. При этом моча выходит маленькими порциями, струя вялая, может наблюдаться разбрызгивание мочи. Если мужчина не обращает внимания на эти симптомы, болезнь переходит во вторую стадию.

На этой стадии Виктор проходил обследование год назад, когда первый раз обследовался в урологическом отделении Мытищинской больницы.

2.Вторая стадия. Наблюдается прогрессирование болезни. Для того чтобы сходить в туалет, больному необходимо натужиться, при этом объем мочи резко уменьшается. Появляется ощущение остаточной мочи в мочевом пузыре. Вторая стадия заболевания, в отличие от первой, не всегда поддается медикаментозному лечению. Чаще на этом этапе необходимо уже оперативное вмешательство, чтобы избежать осложнений.

Вторая стадия была нами пропущена дома, когда у Виктора уже появилась депрессия, уменьшился объём выделяемой мочи, появилось не желание жить и лечиться.

3.Третья стадия. На этом этапе болезнь поражает верхние отделы мочевых путей и почки. При этом сильно нарушается отток мочи: мочевой пузырь переполнен, а моча отходит по каплям, причем, наблюдается недержание. Позывы к мочеиспусканию прекращаются. Результат дает только оперативное лечение.

В итоге всех этих объяснений доктор сказала Стэлле, что свою миссию она выполнила. Почки включились в работу...

Но, всё-таки она считает, что причина всего произошедшего – третья стадия доброкачественной гиперплазии предстательной железы, имеющейся у Виктора.
И третья стадия – с потерей сознания, отказом работы почек и интоксикацией организма привела нас СЛУЧАЙНО не в урологическое отделение, а к ней - доктору  Нечипренко.

В итоге всех этих объяснений доктор сказала Стэлле следующее…

-  Отделение, в котором лежит Виктор не является урологическим. Поэтому, после выписки домой из этой больницы, она (доктор) настоятельно рекомендует положить его в специализированную клинику, где видимо, подтвердят её диагноз и сделают операцию, если это ещё не поздно…

Доктор предупредила, чтобы не спешили выписываться из больницы раньше положенного срока. Полученные успехи нужно закрепить диетой, режимом и рядом дополнительных анализов, подтвердивших, что почки работают нормально.


ПРОДОЛЖЕНИЕ  ЗАПИСЕЙ  ВИКТОРА…

МЕДЛЕННОЕ УЛУЧШЕНИЕ

Я медленно восстанавливался после курса капельниц и уколов.

Мне уже интересно было наблюдать за всем, что происходило вокруг меня в палате.

(Я опускаю длинный рассказ Виктора об остальных больных, находящихся в палате и  родственниках, ухаживающих за ними)...

Когда я поступил в палату, врач правильно определила моё состояние и, прежде всего, решила почистить почки – поэтому мне сделали мощную блокаду: большое количество жидкости ввели внутрь.

Но долгое отсутствие её выделения  стало беспокоить доктора и она решила пригласить на консультацию врача из  урологического отделения (она назвала специальность – но я не понял или не расслышал). То ли она хотела поставить мне катетер, то ли сделать операцию – я этого не знаю.

Когда пришел консультант, я перед этим уже начал мочиться и наполнил пол утки, которую только что опорожнили в туалете. Показывать было нечего.

Консультант пощупал живот и они вместе с врачом удалились. Хотелось отметить, что консультант потом пришел сам и опять прощупал живот.

С того момента, когда начала идти моча, я стал её заложником – каждые полчаса я бегал в туалет. Иногда, я не успевал, пришлось одевать мужские подкладки, которые не всегда помогали полностью. Я всё равно мочился. Мне уже было не стыдно. Я и утку использовал очень часто и полностью.

Как же радовалась моя врачиха, что у меня всё начало налаживаться. Мне уменьшили число капельниц до одной рано утром в шесть утра и стали вливать сначала один большой пакет, а потом только один, но маленький.

Состояние моё стало постепенно улучшаться.

Но…

СИНДРОМ  ДЕПРЕССИИ  В  БОЛЬНИЦЕ

На третий или четвёртый день пребывания в палате меня охватил синдром депрессии. Это началось, когда моему милому доктору уже удалось вернуть почки к действию. Но постоянные непрерывные моче позывы, сопровождавшиеся болью, изнуряли меня и заставляли думать, что это всё так и останется теперь навсегда.

Мне стало плохо, меня начало тошнить. Как мне казалось, у меня - то поднималась температура, то пропадала, то становилось очень жарко под моим пуховым одеялом, то становилось прохладно, когда я раскрывался.

На душе, в моём мозгу стали проскальзывать нехорошие мысли, мне опять не захотелось дальше жить – и я позвонил Ире в соседний корпус: «Мне плохо!!!», а потом позвонил Эле, что мне плохо и никто  за мной не ухаживает.

Причём, делал это всё я в недопустимой форме. Я грубил, обвинял всех и вся в том, что меня бросили, не приезжают. Наступали моменты, особенно ночами, когда я готов был выброситься из окна.  Меня раздражало всё – и тугая резинка на шароварах и трусах, и отсутствие прокладок, и, вообще, мне хотелось удрать из больницы, несмотря ни на что.

Хочу отметить, что Ираида сразу же отозвалась – она позвонила в мой корпус и поинтересовалась моим состоянием. В палате сразу же появились две медсестры, причём, одна ворчала, зачем эти родственники только звонят (был поздний вечер), зря беспокоят, ничего с больным не случилось. Именно,  тогда мне принесли утку, которая прослужила до конца моего пребывания в больнице.

Мне кажется, что в такие моменты больному нужен, в первую очередь, врач - психолог. Ведь, в таком состоянии легко дойти до сумасшествия. (Мне сейчас стыдно за моё поведение, за мою реакцию:  но что было – то было!).

Сбросив весь негатив во -  вне, я немного успокоился и после звонков Ире и Стелле, лёг в постель и на следующий день мне стало намного лучше.   

Синдром депрессии пошёл на спад,тем более, что это был день моего рождения, когда дети мои обещали ко мне приехать. По телефону меня поздравили со старой работы и почти все мои родственники.

Мне очень понравилось поздравление моего друга Бориса Филина, который высказал мысль, что мы являемся защитниками мирного существования людей и Родины   - каждый в  своей области (он – как руководящий работник  системы Генерального конструктора ракетно-космической промышленности - Королёва, а я как работник системы Главного конструктора ракетостроения -Надирадзе) и внесли определённый своевременный вклад в дело защиты Отечества, именно в данный момент...

Эту оценку я несколько раз громко впоследствии повторил для всех – правда, я не знаю, дошли ли эти слова до всех, лежащих в палате больных. Им, как и мне – хватало сил лишь на борьбу с собственными болезнями, а здесь – ещё и с другими возись…
 
Я написал эти заметки, предполагая, что такой синдром депрессии или подобный ему, может возникать у безнадёжно больных или больных, у которых постоянные боли. И к этому должны быть готовы, ухаживающие  за ними родственники и друзья, и, по возможности,  принимать какие-то превентивные меры. 

МОЙ  ДЕНЬ  РОЖДЕНИЯ

Наступил мой день рождения – 18 февраля.

Утром от палаты меня поздравили с днём рождения и пожелали здоровья мои соседи по «камере». А когда ставили капельницу и потом пришла врач,  все хором объявили, что у меня день рождения. Это, конечно, приятно.

Правда, врач потом вечером сказала, что они отметили мой день рождения чаепитием. Оказывается, Эля купила несколько тортов и передала через врача  всему  медперсоналу (мне тоже достался кусочек торта).

В  день рождения дети приехали после обеда ко мне. Поздравили сами и связались  с Ирой, которая лежала в другом корпусе. Она тоже поздравила с днём рождения.

Ко мне приехали и Эля, и Саша, и Олег. Они привезли массу продуктов и подарков в виде новых спортивных костюмов, трусов, футболок и носок, а также разных подгузников,  большую часть которых мы потом увезли домой, не распечатывая.

Эля с Сашей и Олег привезли массу еды и фруктов, которых мне хватило до дня выписки. Кроме того, они привезли прокладки, которые я не использовал.
Я просил Элю забрать хотя бы пуховое одеяло. Но она сказала, что заберёт в следующий раз. Эля привезла мне бритву и пену, но я зашёл в туалет, посмотрел в зеркало и подумал, что они втроём будут ждать меня, когда я побреюсь, и я отказался от этой затеи, сразу, же выйдя из туалета. Я сообщил нашим, что побреюсь по приезде домой – так я остался небритым бомжем на всё время пребывания в больнице. Мне, конечно, это не нравилось, но я выдерживал характер (нашёл, чем хвастаться!).

В праздник дня Защитника отечества, когда ко мне подошла наша докторша, я рассказал, что во время войны в конце апреля 45 года я убежал из дома, от матери и сестры - в действующую армию к отцу. И пропал... Но нашёл  его. Тогда мне было 11 лет. Милая моя докторша воскликнула:- «Так и моему сыну тоже 11. Но, ведь,  он же ещё  такой маленький!»  Из этого разговора я понял, что у неё есть сын и что ей не более 33 лет или от 33-х до 35-и лет.

ДОМА…

Несмотря на то, что в больнице я уже прошел курс реабилитации, вернувшись домой, я опять почувствовал слабость. И Стэлла долго ещё ухаживала за мной – лежачим, пока я не начал самостоятельно доходить до туалета.
Мы устроили дома семейный совет.
Шаг за шагом проанализировали всё, что происходило со мной – до больницы и в ней, с тем, чтобы не допустить повторения случившегося.

Мы единогласно пришли к выводу: мой доктор  предположила, что у меня в почках стало развиваться воспаление, которое постепенно захватило почти все почки. Воспаление привело к выделению  отравлений, которые в какой-то момент в свою очередь - привели к инфекционному отравлению всего организма.

Ещё раз вспомнили всё, через чего я прошел в эти дни дома и в больнице...

Поднялась   температура, которую дома мы постарались сбить. Но отравление осталось и продолжало действовать. Мне становилось всё хуже и хуже. Стала кружиться голова, появилась во всём теле слабость, меня стало подташнивать (рвать я не мог – нечем), мозг тоже стал реагировать. Мне не хотелось жить, хотелось всё быстрее кончить.

В эти моменты я стал изрекать своё нежелание жить. (Меня начал преследовать пример ухода из жизни Мартина Идена из романа Джека Лондона, когда тот выскользнул в иллюминатор, идущего в море парохода).

Ещё позже я стал понимать тех больных, истерзанных бесконечной болью, которые  хотят уйти из жизни любой ценой. 
 
И, когда меня увезла скорая в больницу, мне было уже всё   равно, что будет со мной, куда и зачем? А мозг мой всё накапливал и накапливал эту негативную информацию,  чтобы потом где-то и когда-то излиться. 

В результате нашего СЕМЕЙНОГО  СОВЕТА  было принято решение – постараться выполнить все рекомендации лечащего доктора, затем постараться -  положить папу  в специализированную урологическую больницу и сделать всё, вплоть до операции, чтобы вытащить его из этой болезни и – продлить ему жизнь...

                ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ