4.Некромант и эликсир молодости
Некромант подошел к полицейскому участку аккурат, когда в его двери втекала небольшая группа местных жителей. Похожа она была на передвижной балаган: впереди шествовал возвышающийся скалой над остальными местный плотник Федор, вокруг него почетным караулом колыхались галдящие зеваки, а бабка Фрося скакала, как столетняя козочка по периметру толпы. Не хватало только фейерверков и клоунов. Хотя, клоунов в городке всегда хватало.
Некромант вздохнул. Ну что ж, может быть оно и хорошо, что «все мы здесь сегодня собрались». В конце концов, чем прилюднее будет его заявление, тем лучше. Толпа так была увлечена своим поводом посещения участка, что Авессалома никто не заметил.
Бородатый городовой Евлампий встречал всех в предбаннике. Вместе прошли в судебный зал, где сидел сонный писарь.
- Тихо-тихо! А ну, не все разом, объясняй кто-то один!
- Федор, твоя беда, давай, - подтолкнула плотника вперед разбитная торговка Алевтина.
- Я… того… в общем, Евлампий Романыч…тут у меня приключилось…
- Жена у него пропала! – выкрикнула бабка Матрона, что составляла почетный эскорт, - видишь, батюшка, на мужике лица нет, поседел от тоски! И сам бы не пришел, кабы мы не наведались с вопросами – ноги не идут от горя.
И правда, некромант до того видел Федора пару раз – нелюдим мастер дерева – однако, шевелюра его раньше была благородного шоколадного цвета, а сейчас, как одуванчик отцветший.
- Когда? – сурово уточнил городовой и кивнул писарю, тот завозил карандашом по бумаге.
- Да аккурат уже третий день, - как-то обреченно признался Федор.
- В нашем городке трудно вот так просто сгинуть, - почесал бороду Евлампий.
- То-то и оно, батюшка! – не унималась Матрона, - а Стешка-то сирота была, родных не имела, уехать бы куда – да не к кому. С утра того дня я её у коровника видела, вот этими собственными глазами, а к обеду испарилась деваха, как есть, на рынок торговать не пришла, молоко попадет, жалко… Феденька, может, уступишь мне в цене-то?
- Так! – рявкнул Евлампий, - поторгуетесь потом. Сейчас факты! Значит, подоила корову и сгинула? Муж, дети – где были?
- Я плотничал в сарае, как обычно, к обеду надо было скамью для тетки Пелагеи закончить, - на редкость связно выпалил Федор и побелел почему-то.
- Да ты присядь, голубчик, - засуетилась вокруг него Алевтина, глядя медовыми глазами, - люди, ну плохо же человеку! Без жены остался! Как же жить-то теперь…
Причитала и не сводила с мужика жадных глаз. И то дело: мастеровитый и спокойный – завидный жених.
- А дети у матушки моей уже неделю, помогают с огородом, сегодня вернутся. Что я им скажу… - почти прошептал плотник.
Евлампий угрюмо задумался, на какой-то момент галдеж прекратился, воцарилась тишина. Даже безумная бабка Фрося кралась по стеночке бесшумно, обходя зал по периметру, нарезала круги вокруг молоденького писаря.
- Значит, просто пропала, - подвел итог городовой, - кто-нибудь видел, как Степанида из дома выходила?
Тишина звенящая.
- Значит, не выходила, - Евлампий многозначительно посмотрел на Федора. Тот побелел ещё больше.
Самой догадливой оказалась девица Груша.
- Да вы что?! – вспыхнула она, - Федор жену пуще жизни любил! Стешка всегда ходила такая улыбчивая, такая довольная! Не ссорились никогда.
Последние слова, впрочем, были произнесены с нескрываемой завистью, так, что вся женская часть процессии вздохнула разом. Да и видано ли, чтоб после двадцати пяти лет брака жена, далеко не красавица причем, цвела и радовалась семейной жизни? Значит, действительно муж золотой. Во всех смыслах.
- Как любил – разберемся, - буркнул городовой, - когда найдем.
- Не ссорились, говоришь? – вперед выступила горластая тетка Пелагея, - прости, Федор, но я чисто по-соседски выскажусь. Следствие идет, нельзя утаивать. Аккурат как раз третьего дня мы с Матроной Ивановной и Аграфеной Петровной на лавочке сидели вечерком и краем уха зацепили…
Многозначительно замолчала.
- Та-а-ак! – городовой обратился в слух.
В него же обратились все присутствующие, кроме писаря, который тихонько подвывал в углу, глядя, как сумасшедшая бабка Фрося надвигается неумолимо, кривя в улыбке беззубый рот, распахнув объятия.
- Цыц! – не оборачиваясь, скомандовал в их сторону городовой, и бабка вдруг стихла, присела на стульчик, смиренно сложив руки на коленки, меча, впрочем, огненные взгляды в сторону парня.
- Ну и вот, - продолжала Пелагея, - ругались, значит, наши голубки-то! Стешенька, вроде, кричала, что он её жизнь загубил…
- Да не, - перебила её бабка Матрона, - у меня слух хоть и похуже, но я явственно слыхала, как кто-то кричал, что что-то там украли. Или кого-то…Во как!
- То есть, - девица Груша прижала ладони к пылающему лицу, - Стешку украли?!
Федор покачнулся, словно хотел сказать что-то, но потом передумал, обреченно опустил голову.
- Оссподя! – воскликнула бабка Фрося со своего места и размашисто перекрестилась, на всякий случай перекрестила писаря, а потом высморкалась и загоготала. Впрочем, к её куролесам все уже давно привыкли и даже не обернулись.
- В общем, Ларик, пиши: женщина Степанида, сорока пяти лет от роду, исчезла третьего дня из собственного дома. Накануне была ссора с мужем её или кого-то другого, с упоминанием кражи. Я всё верно понял? – обратился городовой к толпе. Та, хоть и с сомнениями, но закивала десятком голов.
- Если о человеке, то лучше написать не кража, а похищение! – вставил робко писарь Ларик.
Евлампий лишь отмахнулся: мол, пиши на свое усмотрение.
И тут он заметил некроманта, скромно стоящего в сторонке и с наслаждением любующегося представлением.
- Батюшка Авессалом! – Евлампий поклонился в пояс.
Что не говори, а когда тебя уважают так – приятно. Тем более, что некромант пришел сюда с целью выпотрошить сегодня этот городок и всех жителей в нем. Потом поднять – и снова вывернуть наизнанку.
- Что вас сюда приве…. – начал городовой и подавился словами, прочтя, вероятно, мысли гостя. На то он и полицейский служака, чтоб такие вещи по взгляду просекать.
Толпа в полной тишине расступилась, пропуская некроманта вперед.
- А привело меня сюда одно событие, - зловеще проговорил он вибрирующим голосом, от которого у всех кровь похолодела мгновенно, - по вашему профилю. Тоже, можно сказать, кража. И, надо же какое совпадение – опять третьего дня как.
- Вас ограбили, родной вы наш? – вскрикнула торговка Алевтина, и в голосе её явно скользили нотки испуганного недоверия.
И то верно, кто мог бы отважиться ограбить некроманта? Только самоубийца. Причем, не желающий потом возвращения к жизни.
- Что украли у вас, батюшка? – подобострастно поинтересовался, едва не заикаясь, Евлампий.
- Эликсир один, очень важный для меня, - пригвоздил его взглядом Авессалом, - три дня я сам пытался разобраться и дать шанс вору вернуть умыкнутое. Всяк способен сделать ошибку, но не дурак же, должен понять, что гибель всей деревни не стоит мелкого воровства.
Он обвел испепеляющим взглядом притихших людей, так, что даже бабка Фрося поняла: шутки кончились.
- Так вот я и пришел-то лишь для того, чтоб прилюдно объявить о конце света, который сегодня наступит в нашем деревенском городке для каждого из его жителей, без права воскрешения, – это некромант сказал спокойно, даже со скукой в голосе. Как дело решенное озвучил.
- Батюшка, свет ты наш, да за что? Что за эликсир-то бы, может быть, мы поможем отыскать?
- Это вряд ли, - зевнул Авессалом, - я не смог, а вы уж подавно не справитесь. А был это эликсир молодости.
- Да, поди девка какая умыкнула! – тетка Пелагея льстиво заглянула в глаза некроманту и содрогнулась от острого взгляда, пронзающего кишки, - мы прочешем каждый дом и найдем.
- Человека найти не можете, - махнул рукой некромант. Вокруг него воздух вдруг заискрился, пошел переливающимися волнами.
- Не губи, всемогущий! – началось массовое буханье на колени, остался стоять лишь Евлампий, побледневший, как стена позади, - нешто мы могли бы тебя обидеть кражей, ты же нас спасал всегда и помогал во всем!
- Ого! – донеслось от двери, - батянь, а что тут происходит? Массовое поклонение? Силен… куда бы не пошел, везде с почестями встречают.
- Гоша, ты не вовремя, - поморщился некромант.
- Не знаю-не знаю, - лавируя между коленопреклоненными, дуболом приблизился к хозяину и что-то ему на ушко зашептал.
- Вон оно как! - воздух перестал светиться, а в глазах некроманта заискрилась улыбка. И это было ещё страшнее, чем негодование, - спасибо, Гош. Действительно, ты вовремя. Ну что, люди добрые, экзекуция откладывается. Денек вам ещё дарю. Может сходить, с семьями попрощаться, помолиться, дела закончить какие. А к вечеру чтоб все собрались на местной площади, ясно? Кто не придет, того в каменную статую превращу, ну или во что моя фантазия подскажет.
- Ты, Федор, не печалься, - повернулся к нему некромант, - у каждого поступка есть свое последствие и за всё придется отвечать. Деткам-то объясни это. Ох, ты ж, «Федорино горе»… А мне пора, до вечера, люди добрые, до встречи.
Они с Гошей вразвалочку покинули участок
- У нас есть время, горожане, чтоб найти вора, - сипло проговорил Евлампий, - и я сейчас не о похищении говорю.
Когда в дверь робко стукнули два раза, Авессалом улыбнулся, как сытый кот, который мало того, что «приговорил» плошку сметаны, так у него ещё и мышка под лапкой придавлена-припасена.
- Входи, Федор! – крикнул он.
И правда, плотник нарисовался на пороге. Кинул затравленный взгляд на Гошу, греющего самовар, потом шагнул в сторону некроманта и тут же отвел глаза: тот перебирал склянки на полке комода.
- Никак за помощью моей пришел? – усмехнулся некромант, - или помилования для деревни своей просить?
- Одно и то же! – махнул рукой Федор и без приглашения, тяжело опустился на лавку, - ты прости меня, батюшка, это я твой эликсир взял.
По виду некроманта стало понятно, что эта новость его не удивила и вообще не вызвала никаких эмоций.
- Казни меня, что хочешь делай, но помоги, прошу! Умоляю даже. Я такого натворил…
- Рассказывай, - кивнул Авессалом, невозмутимо продолжая свои манипуляции со снадобьями.
- Поссорились мы со Стешенькой моей люто с вечеру. Приревновала крепко к Алевтине, глупая девка. Упрекала, что, мол, ищу себе молодку. Правду сказать, ну какая Алька молодка, ты ж видел сам? Рядом с ней моя Стешенька – первая красавица. Ан не верила, кричала, что украл я её молодость, жизнь загубил, а сам теперь на сторону посматриваю…
- Вот бабки! – восхищенно хохотнул Гоша из угла, - слышали звон, да переиначили по своему.
- Ну, я ночь не спал, всё думал. А утром к тебе пошел, - продолжал Федор, - посоветоваться хотел. Может, есть у тебя какое волшебное снадобье-напиток или травки, чтоб она, значит, себя королевой почувствовала в сравнении с любой другой женщиной.
- Чтоб жена себя королевой чувствовала, мужу поласковее надо быть, а не косить глазом налево, - пробормотал Гоша и замолчал от сурового взгляда хозяина.
Федор поежился, повел плечами, поник седой головой и продолжил:
- Пришел я, значит, а тебя дома-то и нет. И его (кивнул на Гошу) нет. Никого нет. Ну, я схватил нужную склянку и бежать…
- Что-то не стыкуется, - наклонил голову некромант, - откуда ты узнал, какая нужная? Я их не подписываю. А если бы отравил жену – а я виноват? Или быстро поднятое умершим не считается?
- Прости! – Федор стек на пол, бухнулся прямо в ноги некроманту, - бес попутал! Я бы не стал без разрешения…
- Что тебя бес попутал – это я уже в курсе, Аидик «раскололся», у него долго не держится, Гоше похвастался, - некромант повел рукой, и какая-то сила подняла и водрузила Федора, почти находящегося от ужаса в беспамятстве, обратно на лавку, - и даже скляночку подсунул правильную. Он у нас шутник, но в тот раз перебрал. Уже наказан.
- И меня накажи, но помоги, прошу! Не за деревню прошу, за Стешеньку свою. Натворил я – не разгрести теперь. А если умирать, так хоть по-людски.
Некромант деловито сунул в карман какую-то склянку.
- Пойдем. Гоша, помоги ему, сам не дойдет болезный.
В добротном и основательном снаружи, а так же уютном внутри, доме плотника Федора стояла пронзительная тишина. Сыновья должны были вернуться к вечеру. Едва шагнули в горницу, как Федор тихонечко позвал:
- Милая, выходи…
Из-за занавески за печью, закутка для переодеваний, шагнула им навстречу девочка лет десяти. Застенчиво прикрывала лицо краями платка, краснела, отчего веснушки на щеках играли огнем.
- Стеша твоя? – догадался Гоша, присвистнув, - хорошо омолодилась, поди, своим собственным сыновьям в невесты теперь годится по возрасту-то?
Некромант молчал, разглядывал.
- И она и нет, - выдохнул Федор, - да вы проходите, располагайтесь, я сейчас всё расскажу.
Он сел на резной стул, а девчонка вспорхнула ему на колени. Обвила руками широкую шею. Было в этой картине что-то щемящее и, одновременно, противоестественное. Она даже на дочку его внешним видом не походила.
- Всё понятно, так и есть, - кивнул Авессалом, прищурившись, - ну ты намудрил, Федор! Там такая концентрация эликсира, по капле разводить надо было на каждый год. А ты весь дал выпить. Тебе ещё повезло, что не мужик какой волосатый да бородатый остался, тогда бы вообще даже я ничего не сделал бы. И сколько?
- Эта пятая… - понял его Федор, поглаживая по спине девочку, которая прижалась щекой к щеке своего мужа.
- Очевидно, что я лишний на этом маскараде, но может кто-нибудь объяснит мне, о чем тут вообще речь? – Гоша дико завращал глазами. Его мозг практически задымился, пытаясь проанализировать непонятное.
- Заслужил, - кивнул некромант, - Федор, расскажи подробнее, как всё происходило.
- Прибежал я с эликсиром домой и разом бухнул его в чай моей Стешеньке. Давай, говорю, выпей, снова будешь юной и красивой. Она и угостилась. До дна. А что потом началось… Я даже не понял, что происходит вообще, так быстро завертелось. Чертовщина настоящая. Стеша вдруг стала молодеть, молодеть, потом уменьшаться в росте, до младенца за считанные секунды дошла. И вовсе исчезла, не успел на руки подхватить. А на её месте какая-то бабка-карга образовалась. И та вспять пошла: в тетку, потом в молодуху, в девочку. И когда та исчезла – мужик рябой да косой из ниоткуда выскочил, орал и матерился сильно, пока до ребенка не говорящего не омолодился. За ним мальчик маленький почему-то, тот недолго вспять существовал. Ну и опосля вот, она, - указал на девчоночку, - правда она тоже немолодой уже возникла, но симпатичной. И, слава Богу, на этом всё и прекратилось. Что я пережил – врагу не пожелаю, вот, в одну минуту седой, как лунь стал…
Гоша слушал, открыв рот, челюсть отвисла до пола.
- Это что, она….
- Да, – кивнул некромант, - вернулась наша Стеша на несколько жизней назад, на четыре, если точно. Очень повезло, очень, удачно совпала доза эликсира. И что память она сохранила о том, как женой Федора была – тоже приятный «побочный эффект». Я ж это снадобье-то только создал, ни на ком ещё не пробовал. И опытного образца больше нет. И не сделать. Нужного положения звезд ждать ещё лет сто теперь.
Он вроде и сокрушался, но точно не злился. Разве можно злиться на глупцов – думал Авессалом – которые детям подобны и не понимают, что творят.
- А вот напитка, чтоб прибавить годы, у меня много. Не пользуется он популярностью, увы.
- Значит, поможешь нам, батюшка? – с мольбой на некроманта смотрели две пары глаз.
- Хочешь его женой быть, девица?
- Конечно! – закивала девчушка, - он муж мой перед Богом, хоть и не в этой жизни. Куда я от него, люблю заразу!
- Тогда выбирай, сколько годков тебе накинуть, рыжая, - некромант вынул из кармана заботливо взятую с собой склянку.
На площади к шести часам вечера собрался весь город.
Никто не попытался спрятаться, улизнуть, все знали, насколько плохи шутки с некромантом. А коли кто-то провинился, то отвечать всем. Тем более, лихорадочные поиски вора не увенчались успехом. Мало того, вслед за женой исчез ещё и Федор. Искать пропавших не было резону, тут бы свои шкуры сберечь. Уж как Евлампий уговаривал, увещевал вора признаться, обещал постоять за него всеми силами перед некромантом, потом угрожал. Но угрозы не работали, страшнее участи, чем их и так ждала, невозможно пообещать. Вор не открылся.
Попробовал даже хитрый ход - заорать в толпу: «глядите, люди добрые, а на воре шапка-то горит!» и понаблюдать, кто схватится за голову. Тщетно: все вертели головами, друг на друга, смотрели, и никто не выдал себя, спасая от огня свой малахай.
- Ого-го, - присвистнул Гоша, когда они вчетвером ступили на площадь, - да тут яблоку негде упасть. Вот за что я люблю наших зомби, так это за покорность. Скажешь им: приходи, буду тебя убивать – прибегут, ещё и удавку приволокут, чтоб сподручнее. Знаешь, батюшка Авессалом, сдается мне, мы сейчас что-нибудь интересное услышим…
И верно. Едва их появление заметили, как гул усилился, толпа расступилась, пропуская.
Некромант, сопровождаемый человеческим волнением, вскарабкался на постамент в центре площади, поднял руку. Ропот нехотя, но стих.
- Ну, что, горожане, я вас слушаю.
- Батюшка ты наш благодетель, - развел руками вояка Дормидонт, - нечем порадовать тебя. Не нашли мы вражину.
- Стало быть, умирать пришли?
Многозначительная тишина была ему ответом.
- Подожди! – воскликнул вдруг отрок Василий, что всему городу известен, как чудак-ученый, - а что если мы кого-нибудь в жертву принесем?
- Не понял, - давно некроманта никто так не удивлял.
- Ну, чтоб умилостивить душеньку твою. Жертвоприношение.
- Слыхал, Гош? - кивнул некромант помощнику.
Тот выступил на первый план:
- И кого же? - закатывая рукава и почесывая кулаки, - выбираете? Давненько я не разминался. Не бойтесь, люди добрые, постараюсь близстоящих кровью не заляпать…
Все так и шарахнулись от него, а Василий схлопотал оплеуху от кузнеца Степана и сам чуть жертвой не стал.
- А если кто-то сейчас геройствовать станет и себя выдавать за вора, с почетом, но разорву на кусочки, - предупредил Гоша, вращая глазами и разом разрушив отчаянный запасной план Дормидонта.
- Вот так-то, - Авессалом покачал головой, - глупые вы люди. Почему не восстаете, не сопротивляетесь. Вот помню, были времена, когда с кольями да факелами... Приятно было схлестнуться. А!.. Измельчали. Нет больше диких вепрей, одни домашние поросятки остались.
- Пошто ты нас кроешь, уважаемый! – вдруг выступил вперед Витька Рябой. Он хоть и был под хмельком, но смелость его имела природу куда более глубокую, - мы тебе не свиньи и если слушаемся, то лишь из почтения.
- Почитаете своего палача? – хохотнул некромант, - или умирать нравится?
- Кому ж умирать понравится, - буркнула бабка Матрона и вслед за ней загомонили-заголосили остальные.
- Во-о-о-о-от! – подхватил радостно некромант их возмущение, - зашевелились. Так держать! А вора я сам нашел. Точнее, он признался и был награжден.
- Награжден? Не наказан?! – выкрики из толпы говорили о том, что народ очнулся и подогревается.
- Уважительная причина у него была, - некромант вещал на редкость мягко и терпеливо, - любовь, называется. Вы же все верите в силу любви, так?
- Ну, допустим, - кивнул Колька-пьяница. За что жена его Пелагея зарделась, пригребла мужа и чмокнула в картуз.
- Вот ради своей любви Федор и постарался. Омолодил свою ненаглядную.
Повел рукой, и толпа зашепталась-зашелестела, увидев плотника под руку с молодой, лет двадцати, красивой девкой.
- Не Стешка это! - вскрикнула бабка Глаша, - как есть помню её с пеленок. Не было рыжих у них в роду.
- А ты, Глаша, в чужом роду не копайся! – красавица шагнула в её сторону, - ты на свой оборотись. В кого твой сын младшенький темноволос, коли и ты, и муж твой, и все ваши предки белокуры были?
- Тебе почем знать? – поворчала Глаша, снижая обороты.
- Ах, прости, - повинилась рыжая, - жгучий брюнет, твой сосед, Лаврентий, уже на небесах, так что с него и спроса никакого, верно? Всё я про тебя знаю, старая. Как и про остальных, собравшихся тут. Стеша я, хоть вам и не нравится этот факт. Но больше молчать не стану. И на мужа моего, если кто глянет отныне – голову откушу.
Перспектива остаться без головы, видимо, раз и навсегда в этот момент охладила Алевтину, та попятилась и спрятала глаза.
- Стешка…она самая, боевитая всегда была, - растянулась в улыбке тетка Пелагея, - батюшка некромант, а ещё у тебя есть это зелье расчудесное?
- Надо же, одной ногой в могиле стоят, а думают об омоложении! – восхитился Гоша, - ну, хороши!
- Так за что нам умирать, коли во всём разобрались? – Григорий-гончар всегда отличался способностью логично мыслить, - и если Федьку простил, то и нас, стало быть, не за что травить?
- Стало быть, - кивнул некромант, - на сей раз спаслись. Вам, - обратился он к Федору с молодой женой, - совет да любовь, и с детишками не затягивайте, а то старшенькие не поймут. Пошли, Гоша, нам тут нечего больше делать.
Он спустился с постамента. Но толпа тут же накатила, окружила.
- А нам эликсира?! Подари милость свою, батюшка!
- Ха! Я им помилование подарил, а они всё недовольны, - некромант обвел взглядом толпу, в глаза завспыхивали искорки, толпа отхлынула, - нет у меня больше снадобья, и лет сто ещё не будет. Но если кому-то постареть надо, то хоть сейчас, этого добра много и не жалко.
- Кому ж она нужна, старость-то, - понурились горожане. Многие автоматически посмотрели в сторону бабки Фроси, которая облизывала каменный постамент и закатывала глаза от удовольствия, словно лакомилась эскимо.
- А мне давай! – вдруг выступила из толпы Клара, дочь кузнеца, блеснула глазами в сторону Гоши, - если молодость моя безвозвратно любовью отравлена, считай, погублена, к чему куковать одной? Да ещё и крокодилицей. Лучше уж сразу старухой стать и не плакать, что не нужна любимому…
Авессалом хитро прищурившись, протянул ей склянку, но тут между ними шагнул дуболом и пригреб Клару в мощные объятия. Молча сграбастал, но он никогда и не отличался красноречием. Зато всем сразу всё стало понятно. Особенно кузнецу.
- Ну, вот и ладушки, - устало сказал некромант, глядя, как прячет Клара раскрасневшееся лицо на груди его помощника, махнул руками, - расходимся!
И побрел по улице.
Горожане провожали его участливыми, теплыми, благодарными взглядами, словно семья своего строгого батюшку. С тех пор, как Авессалом появился в городке, от них сбежал мэр, всем заправлял отныне этот невысокий, лысый колдун. И как бы он ни гневался, какие бы ни творил бесчинства на первый взгляд – в несправедливости замечен не был. Как их ещё держать в узде? Только кнутом. Но и на пряники был горазд, если заслуживали. Заботился по-своему о каждом. Лечил, учил, порол, если надо, порядок навел и блюл. В любом случае, лучше худой мир, чем добрая ссора. И они искренне его полюбили. Действительно, любовь важнее всего в этом мире.