Над городом висели багровые тучи. Над городом нависла беда. Тучи висели низко, если встать на табуретку, их можно было потрогать руками. Город был обречён. Тучи набухли как почки деревьев ранней весной. Казалось, ещё немного, минута-другая, и их прорвёт: первая упавшая капля подаст нежелательный пример второй, за ней потянется третья, а дальше… Дальше счёт каплям пойдёт на сотни тысяч и миллионы. Дождь после предварительной артподготовки громом и молнией захватит город почти без боя.
Гости города с ужасом смотрели на предстоящее буйство природы. Они не предполагали, они точно знали - город смоет, смоет с географических карт, со страниц истории. Приезжие боялись оказаться тем самым младенцем, которого стихия выплеснет вместе с водой. Старожилы города тоже переживали - они боялись промочить ноги. Они как никто другой знали свой город, их город-герой, он выстоит. Не одну сотню лет он выдерживал не такое. Город неоднократно отбивал атаки иноземных агрессоров и стихии. Порой ненадолго город завоёвывали природные катаклизмы и орды захватчиков, но проигранная битва, ещё не проигрыш в войне. И каждый раз город выходил победителем, и каждый раз после победы он становился крепче, сильнее, красивее. Сегодня после отшумевшей грозы город-победоносец будет стоять над поверженным врагом с высоко поднятой головой, широко улыбаясь родным улицам ласковым весенним солнцем. Вода очистит его от скверны, от грязи. Это не положит конец недостаткам, глубоко пустившим корни, но это значительно уменьшит их колличество, а, значит, бороться с ними будет легче. Барометр-анероид, висевший в квартире у Марка, зафиксировал стрелку прибора напротив слова “Буря”. Марка это не пугало, скорее наоборот - он как мятежный парус Лермонтова искал бури, как будто в бурях есть покой.
Сегодня мятежный художник даст бой. Сегодня он как его героические предки в очередной раз докажет - и один в поле воин. Широким строевым шагом, насвистывая “Прощание славянки”, “боец художественного фронта” направлялся в институт. Художник твёрдо решил - он либо разрушит этот бастион закостенелости и консерватизма, либо падёт в неравном бою.
Верховный главнокомандующий Туманян во время их последней встречи поставил почти нереальную, но выполнимую задачу. Марк скомандовав себе: “В атаку”, добавил: “Ни шагу назад”. Боец был готов к бою и экипирован по полной выкладке. Широкая куртка плащ-палаткой развивалась на ветру. Она и от непогоды спасёт и послужит постелью в чистом поле. Кепка-бейсболка зелёного цвета, козырьком назад как каска защищала от шальных недружественных взглядов. Они рикошетом отлетали от неё, падая к ногам уже на излёте, безопасные для жизни и здоровья. В правой руке крепко зажат сложенный зонт. Так былинные богатыри держали обоюдоострый меч. Юный витязь готов был пустить его в дело и рубить наотмашь головы гидры безвкусия и творческой замшелости. В случае контратаки неприятеля меч одним нажатием кнопки превращался в щит, спасая от потока холодного цинизма, клеветы и непонимания. Левое плечо приятно оттягивал ремень чехла для картин. Он помнил это чувство с армии. Так во время марш-броска плечо оттягивал “калашников”. Это чувство защищённости, уверенности в себе и агрессии одновременно - ни с чем не сравнимое чувство.
В чехле Марка хранилось секретное стратегическое оружие - картина “Тень далёкой звезды”. Это его военные тайны под грифом “Совершенно секретно”. Одна чёрная дыра синего цвета чего стоит! Глядя на неё, падёт замертво не одно войско сторонников классической живописи и академической астрономии.
***
Войдя в здание института, Марк понял - его не ждали, он напал внезапно. В вестибюле всё было спокойно. Дремлющая бабушка-вахтёрша, отвечающая за поднятие моста через ров в случае опасности, среагировать не успела.
Молодой полководец оценивал позиции противника. Педагогический состав, сбившись в кучки, планировал будущие лекции, будущую жизнь и будущее всего человечества. Будущее было в их руках, они в это не верили, они это точно знали.
Девчушки как куколки, наряженные в лёгкие весенние платьица, ярко, но не дерзко накрашеные, стояли возле огромных окон. Там, подсвеченные с улицы, они смотрелись намного лучше. Хотя, казалось, ну куда ещё лучше. Девчонки с холодным безразличием смотрели по сторонам, впитывая восхищённые взгляды ребят. Даже не испорченному основами психоанализа человеку было понятно - взгляды ребят девчонкам не безразличны.
Молодые парни, у которых только-только начинали проклёвываться усы, считали себя зрелыми мужиками. Настоящие мужчины в детстве не играют в куклы, это унижает их мужское достоинство, это неприлично, это стыдно. В детстве всё просто и понятно, но сегодня они бы с удовольствием плюнули бы на детские предрассудки и сыграли бы, сыграли бы по-взрослому, безудержно, азартно, да так, что любое казино показалось бы дошкольным кружком аппликации. Куколки это знали, но играть с ними не хотели. Они были выше этого, у них в стенах института была иная миссия.
***
ВУЗ. Высшее Учебное Заведение. Для студенток - Выйти Удачно Замуж. Чтобы стать женой генерала, нужно выйти за лейтенанта. Гимном их была чуть переделанная популярная песня: “Как хорошо быть с генералом”. Не все лейтенанты становятся генералами, далеко не все, а в данном случае дела обстояли намного хуже. Генералов в истории человечества было, как у родственника кота Матроскина гуталина: “Да хоть завались”. А вот Да Винчи, Дали, Шишкиных и других Левитанов - по пальцам посчитать. Поэтому юные Дианы как опытные снайперы неподвижно сидели в засаде, забыв про сон и хлеб насущный. Они стойко переносили все превратности судьбы и природы. Иначе нельзя - дано право только на один выстрел, второго не будет. Если она промахнётся, добыча уйдёт. Уйдёт навсегда.
Молодым охотницам желательно также владеть даром предвидения и прочей изотерикой. Будущего Рембрандта невозможно угадать, его надо знать точно. Нет, конечно, если промахнулась, можно потом этого Рембрандта слепить из того, что было, но… Далеко не из всякого повидла получается пуля. Хорошо, если попался Мастер. Бесхребетный альфонс, конечно, но если он действительно Мастер то, дабы поддержать, непонятно как свалившийся на него талант, какой нибудь Воланд, да найдётся. А если рядом Воланд, то даже с Мастером не пропадёшь. Гораздо хуже, если встретился непонятый гений, гениальность которого видит только он сам. И будет он, небритый, сидеть на кухне, в трусах и в майке, объясняя жене свою несостоятельность постулатом из учения мудрого Васисуалия Лоханкина: ”А, может, так надо? А, может, в этом и есть сермяжная правда жизни?”
***
Марк уверенно шагал по коридору. Ему на встречу шла странная троица, три абсолютно разных человека.
Эдик Дудинцев - его сокурсник, а в будущем ( судя по хитрой ухмылке ) его вероятный Сальери. Дудик, несмотря ни на что, талантливый художник, но он как отличник-зубрила знал, не понимая. С лёгкостью мог нарисовать всё что угодно, только одно “но”. Нарисовать он мог “выученные уроки”, своих идей у Дудика не было. А без этого художник - не художник, а так - копировальная машина.
Рядом с Дудиком шёл Владимир Иосифович Эпштейн. Тут, как говорится, без комментариев. Третьим был Борис Евгеньевич Натюраев - декан факультета, по совместительству преподаватель классической живописи.
Дудик смотрел сквозь амбразуры глазниц, Марк ждал пулемётной очереди. Сегодня герой повторит бессмертный подвиг Александра Матросова, он закроет грудью амбразуры глаз, спасая мир от пошлости и безвкусия. Не ради славы, ради жизни на Земле.
“Ну кто из нас рядом? Кто из нас гений? Вот так вот, утрись…”- Дудик этого не произнёс вслух, это бегущей строкой читалось у него на лбу.
-Добрый день, Марк Тадеушевич,-”Американец” как обычно - театрально по-офицерски кивнул головой. Если бы он стоял на месте, то обязательно бы щёлкнул каблуками.
-Добрый день, Владимир Иосифович, - Марк кивнув Эпштейну, посмотрел на Дудика, мысленно добавив:”Сам утрись”, после этого поздоровался с Натюраевым, -Добрый день, Борис Евгеньевич. Декан, кивнув в ответ, удивлённо посмотрел сначала на Марка, потом на Эпштейна: ”Они что, знакомы?”
***
К декану студенты относились со смешанным чувством. Непомерное уважение как к мастеру своего дела - преподавателю классической живописи и полное неприятие его бюрократического занудства как декана факультета. Поэтому Натюраев для них был как художник и преподаватель -”Натюрмортом”, а как декан- “Натюрмордой”.
Борис Евгеньевич был худощавым мужчиной средних лет и среднего роста. На неизменном берете рукой Маргариты не было вышито “Художник”, но это и так было видно. Лёгкая бежевая хлопчатобумажная куртка казалась на пару размеров больше. Точно такие же, только серые брюки, коричневые ботинки, белая рубашка, чёрная бабочка. Добавь кисточку, немного измажь одежду краской - получится классический образ художника из любой карикатуры журнала “Крокодил”. Худое, гладко выбритое лицо, лёгкая залысина - Марк долго не мог понять, кого Натюраев напоминает. Однажды какой-то вандал испортил фотографию декана на доске почёта, добавив всего два незначительных элемента: небольшие усики и чёлку. Всё сошлось - Адольф Гитлер, одно лицо. Тот самый Гитлер, который проклял фамилию своего отца Алоиса на века, а может быть и тысячелетия.
После случая с фотографией к Натюраеву ненадолго приклеилось прозвище “Адольф” и как-то почти сразу исчезло. “Натюрморт” - это про него, на худой конец -“Натюрморда”, но никак не “Адольф”. Декан - добрейшей души человек. Слащавые классические натюрмортики, пейзажи и портреты уравновесили характер Борис Евгеньевича. На мир он смотрел как на мишек Шишкина в сосновом бору - с умилением и пониманием. Но, правда, только пока он понимал этот мир. Всё, что выходило за рамки классической живописи, будило в нём вышеупомянутого Адольфа Алоисовича. Сказать, что Натюраев не любил авангардную живопись, это плюнуть ему в душу. Его чувства были намного глубже. Хрущёв на знаменитой ”бульдозерной” выставке дал нелестную характеристику всему авангардному искусству и авангардистам, в частности. Так вот - по сравнению с Натюраевым Хрущёв ими восхищался. Борис Евгеньевич, комментируя подобную живопись, никогда не употреблял грязной ругани, он был выше этого. Он - художник: в ход шли цвета, оттенки, кисточки, мольберты и фамилии известных художников. Но, честное слово, лучше бы он ругался восьмиэтажным матом. Увидев полотно противника, Натюраев закатывал глаза к небу, сжимал маленькие кулачки и начинал свою цветную речь - истерично, плавно переходя на фальцет. Мане, Дали, Шагал и прочие еретики не были для декана даже малярами - те хоть заборы красят, то есть - реальная польза. А от этих многочисленных … истов только вред один.
Но… В каждом правиле есть исключение. Таким исключением был Туманян. При поступлении на работу Юрий Богданович заявил, что хочет факультативно вести предмет по аналитической живописи. После этого декан долго перечислял цвета, оттенки, кисточки и остальную атрибутику, всячески стараясь унизить Туманяна. Тот молча взял лист ватмана, простой карандаш и за шестнадцать минут, пока звучала“цветная речь”, нарисовал портрет Натюраева. Вместо ответа показал свою сиюминутную работу. Под Парижем в Палате мер и весов лежат эталоны метра и килограмма. Если бы где-то была палата классических портретов, эта шестнадцатиминутная работа была бы там эталоном. Натюраев понимал это как никто другой. После этого случая он понял и принял Туманяна - большой художник пока просто балуется. Зачем? Трудно их, гениев понять, тем более нам, простым смертным.
Именно Натюраеву, большому ”поклоннику “ аналитической живописи, Марк собирался в качестве курсовой работы показать “Тень далёкой звезды”. Взрыв “Царь бомбы” на Новой Земле, сейсмическая волна от которой три раза обогнула Земной шар, сегодня покажется новогодней хлопушкой.
***
Возмутитель спокойствия направлялся в аудиторию. Странная троица шла в противоположную сторону.
-Я вам настоятельно советую Дудинцева, очень талантливый художник. После я подберу ещё двух-трех хороших ребят для выставки в США. Они достойно представят как реализм, так и соцреализм, в частности, - декан обращался к Эпштейну. Марк, услышав этот диалог, вспомнил слова Юрия Богдановича: ” Да, не всё ему Эпштейн рассказал, далеко не всё”.
Поднявшись на второй этаж, Марк открыл дверь в мастерскую-студию. Широкие окна открыты настежь. Дождя пока не было, но силы природы уже дали третий звонок перед предстоящим спектаклем буйства стихии. Юный полководец, широко расставив ноги, осматривал опытным взглядом поле предстоящей битвы. Чёрные волосы развевались на ветру. Марку бы треуголку, шпагу, ботфорты - вылитый Наполеон.
Студенческий коллектив в последнее время понёс ощутимые потери. Пара девчонок вышли замуж и в декрет одновременно- всё, миссия выполнена. Намного безжалостнее судьба обошлась с мужской частью их группы. Трое уехали на ПМЖ за рубеж с родителями - теперь это было возможно. Двое открыли”собственное дело” - продавали на местном Арбате художественный ширпотреб. И это тоже теперь было можно, даже наоборот - приветствовалось. Как ни странно, эти “новоявленные коробейники”зарабатывали намного больше своих преподавателей. Собственную совесть ребята продавали дорого. Оставшаяся часть мужского коллектива банально прогуливала. Ну и Дудик где-то бродил в обществе Натюрморта и Американца. Сильную половину человечества Марк представлял сегодня в гордом одиночестве.
Возле открытых окон на гипсовых подставках в виде обрезанных колон метровой высоты удобно разместились шедевры местного значения - небольшие скульптуры - лучшие курсовые работы последних лет. Выполненные студентами из глины, они как пример для подражания были сохранены для истории в гипсе.
Куда смотрел вездесущий декан? По отдельности - это классика на все сто процентов. А вот собранные вместе - сюрреализм чистой воды. Здесь были представлены нейтральные античные боги: Венеры с руками и без, Юпитеры, Зевсы и прочие Меркурии. Были близкие народу былинные герои и представители сказок: Алёнушка, Иванушка и три богатыря - по отдельности. Был здесь социально значимый пролетарий, поднимающий с земли своё оружие-булыжник. Какой-то местный гений решил не размениваться по мелочам - его роденовский “Мыслитель”, судя по масштабам работы в соотношении с оригиналом, думал о чём-то мелком. Совсем особняком стоял непонятно как затесавшийся в эту политкорректную компанию библейский Давид - явный недосмотр комсомольского актива. Давид держал в руке пращу и отважно смотрел в глаза предстоящей опасности. Такой взгляд побеждает Голиафа, берёт города и завоёвывает сердца королев. Марк с уважением посмотрел на Давида:”Дружище, как я тебя понимаю”.
Обходя мольберты сокурсниц, вольнодумец от искусства занял своё рабочее место. Попутно, периферийным зрением, оценил красоты родного города, пригородные леса и полянки, городское озеро с парой лебедей и что-то другое в том же духе на холстах сокурсниц. Девчонки молодцы, очень талантливо - бездарей здесь не держат. Но так, что-бы “Ах”. Марк не льстил себе, он точно знал - по крайней мере здесь он лучший.
Не спеша, растягивая удовольствие от предстоящего эффекта, он распаковывал короб-чехол. После, так же не спеша, поставил свою курсовую на мольберт. Гул девичьих голосов почти сразу стих. Если бы Марк снял с себя всю одежду и предстал перед ними в костюме Адама, он добился бы меньшего эффекта. Находившаяся рядом Светка Сазонова выразила общее мнение:
-Ты с ума сошёл.
-Посмотрим, - что ещё он мог ей сказать? Да и не факт, что поймёт. Он сам пока что не всё понимал. Так что, действительно - посмотрим.
***
-Ну что, ребята, чем раньше начнём, тем позже закончим, - ворвавшись в аудиторию, декан начал со своей “бородатой” шутки, - Становитесь возле своих работ. Смелее, судить буду строго, но справедливо. Вот это неплохо, молодец Павлова, хвалю. Ведь можете, когда хотите. А вот вы не дотянули немного, но, всё равно, на уровне. Сазонова, умничка, порадовала меня.
И тут он дошёл до ”Вселенной” Марка. Это был взрыв сверхновой. Взглянув в глубины космоса, декан застыл и какое-то время стоял неподвижно. На мольберте была не картина - Натюраеву в глаза смотрела Медуза Горгона. Лицо окаменело, и только в глубинах зрачков читалась буря эмоций, которые, огромной волной накрывали легкоранимую душу художника. Кожа лица приобрела сначала пепельно-серый цвет, затем стала зеркальной, отразив цвета всех небесных тел вселенной напротив. Чёрная дыра синего цвета пульсировала угрожающе близко от виска. Студентки шептались: ”Скорую бы вызвать?” Но соляной столб стал оживать. Маленькие ладошки с огромной силой сжались в крохотные кулачки. После этого с лица сошли все цвета, кроме красного. Оно стало багровым как тучи за окном.
-Я так понимаю, это ваша курсовая по классической живописи? - спросил он пугающе тихо. После, добавив немного громкости, дополнил сказанное, - Я знаю, вас в группе называют Монолитом. Настоящий художник должен с глыбы отсечь всё лишнее. Почему вы начали со своих мозгов? - Кулачки сжаты, руки слегка приподняты, громкость ещё на пол тона выше, - Если я сейчас в ваше ухо засуну кисточку, она выйдет из другого, не задев жизненно важных органов. Вы мне скажите честно, я пойму - вы просто пролили кастрюлю борща на холст? А, может, ваш племянник сходил мимо горшка?… Бывает, вы нам объясните, мы поймём. Нет, мы конечно не такие умные как вы, но мы постараемся.
Будущие художницы побледнели до такой степени, что белоснежные гипсовые Венеры на подставках на их фоне казались загорелыми мулатками. Девчонки давно знали декана и прекрасно понимали - это пока не скандал, самое страшное впереди.
Марк взгляда не отвёл, он как библейский Давид отважно смотрел в глаза Голиафу от живописи. В мастерской уровень напряжённости достиг пиковой отметки: секунда, другая - и грянет гром. Наэлектризованная атмосфера студии притягивала багровые тучи за окном. Заглянув внутрь мастерской, они обнаружили там свою точную копию в лице Натюраева. Девчонки зажмурились. Разнополярные заряды между тучами и деканом пробила молния… И грянул гром.
Стробоскопы на дискотеке выхватывают отдельные движения, превращая танец в фантасмагорию. Точно так же молнии за окном высвечивали наиболее яркие сцены творческой дуэли. Раскаты грома и льющаяся с неба лавина дождя глушили творческий диалог двух художников, плавно переходящий на ультразвуковой диапазон.
Обрывки фраз долетали до прелестных ушек студенток, неискушённых подобным накалом страстей.
-Вы свои краски в отхожих местах набираете…!
-Вы ничего не видите за лесом, который только и умеете рисовать…!
-Прав Хрущёв, все авангардисты…!
-Авангард - это передовой отряд, а вы, классики, плетётесь в хвосте…!
-Да я бы вас маляром на стройку не пустил… Краски переводите… Детям в садик - больше толку…!
-Мишки, шишки, натюрмортики слащавые… С вашими картинами чай без сахара пить…!
-Это всё ваши…! И этот ваш Филонов…!
-Да вы его мизинца не стоите!
После этих слов как после волшебной “абракадабры” за окном почти мгновенно стало тихо. Художницы боялись открыть глаза- один из дуэлянтов, скорее всего, мёртв.
-С института вон, с комсомола вон…! Вон...!
-Да, пожалуйста!
Борис Евгеньевич пулей вылетел из студии, напоследок громко хлопнув дверью. Это был последний раскат грома уходящей грозы. Марк стоял опустошённый. Он пока не понял - выигран бой или проиграна война.
***
Минуты три стояла абсолютная тишина. Такая тишина царила до сотворения Вселенной, не картинной Вселенной Марка, а настоящей, окружающей его самого, его сокурсниц и всю Солнечную систему. Мухи, заподозрив что-то неладное, застыли неподвижно на потолке, боясь нарушить ледянящее душу безмолвие.
Всепоглощающую тишину взорвал лёгкий скрип открывающейся двери. “Ну вот, началось,” - Марк смело смотрел в сторону входящей в студию опасности. Он, как в далёком пионерском детстве - был готов. Девчонки, открыв наконец глаза, посмотрели в ту сторону. Все ждали самого страшного. Сейчас здесь появиться весь пед. состав, представители министерства культуры и образования, милиция, пожарные, скорая помощь, санитары со смирительной рубашкой, врачи в белых халатах…
Халат был, но не белый, а цветной, домашний. В помещение вальяжно вошёл Дудик. В домашнем халате, в тапочках на босу ногу, с самодовольной улыбкой на лоснящемся лице. После всего произошедшего ожидали чего угодно, но только не этого. Увидев Дудика в халате все как по команде начали смеяться, постепенно переходя на истерический хохот. Марк и его сокурсницы, глядя на Дудика, плакали от смеха. Сказать они ничего не могли, поэтому просто показывали на вошедшего пальцем. Тот, ничего не понимая, осмотрел халат - нет, не растёгнут.
Эдик Дудинцев не первый раз приходил на занятия в таком виде, не часто, но далеко не первый. Жадный до денег, он подрабатывал в институте натурщиком. Сидеть неподвижно часами - тяжёлый физический труд. “Все работы хороши, выбирай на вкус”- поучал нас в детстве революционный классик, но, всё равно, к натурщикам почти все относились с лёгким пренебрежением. Для сеанса живописи тело натурщика нередко натирали маслами и тональными кремами - так лучше прорисовывается рельеф мускулатуры. Один раз Дудик пришёл чёрный как негр - так было нужно. Декан к нему относился благожелательно, поэтому на свои занятия в перерывах между позированием разрешал приходить не переодеваясь.
Дудик ждал дежурных шуточек: “Так спешил, что забыл одеться?”, “Вы ошиблись, это не баня”. К этому он давно привык и не обижался. Но такой реакции как сегодня… Он даже покраснел немного, быть может, впервые в жизни.
А студия заливалась смехом. После напряжённой дуэли смех был просто необходим как лекарство, нужно было спустить пар, чтобы котёл не взорвался. Девчонки хохотали, тыча в Дудика пальцем, а Марка пробрало до слёз, он с трудом держался на ногах от смеха. Вновь прибывший, ничего не понимая, закипал. Всю ярость непонимания он решил выплеснуть на хохочущего художника и широким шагом направился в его сторону.
-Ты чего ржёшь, гений недоделанный.
Почти сразу стало тихо. Марк понял - после первой, отбитой атаки, враг, ретировавшись, бросил в бой свежие силы из резерва. А Дудик не унимался:
-Слышь ты, Натюраев меня рекомендовал Эпштейну. Я еду в Америку, а вот ты - не факт. Тебя он вряд ли посоветует.
-Мне не нужны его советы. Я сам ещё не решил - поеду или нет. Если я и поеду, то как гвоздь программы. Что касается тебя - может быть возьмём… в качестве клоуна. Будешь заполнять паузы между моими выступлениями.
Глаза невольных зрительниц блестели. Они ещё не отошли от просмотренного триллера - кровавого фильма ужасов. И вот почти сразу после непродолжительного антракта киномеханик запустил боевик со смертельным исходом одного из главных героев. Сокурсницы занимали места, согласно купленным билетам, и устраивались поудобней.
-Сам ты… клоун, - Дудик сделал резкий шаг вперед и вытянутой ладонью попытался нанести противнику унизительный подзатыльник.
Марк вспомнил своё “золотое детство”. Не прошли даром юношеские занятия в многочисленных секциях по рукопашному бою. Шаг назад, левой рукой блокировал выпад противника, правой мощным хуком нанёс сокрушительный удар Дудику в челюсть - больно, наотмашь и… И ничего. Судя по его довольной улыбке, это не только не нанесло какой-либо ущерб спарринг-партнёру, скорее даже наоборот - доставило ему эстетическое удовольствие. Пока Марк планировал очередную атаку:”Левой рукой - обманное движение, перехожу на удар правой в голову,”- соперник почти мгновенно нанес несильный удар в грудь. Ударил бы посильнее, убил бы, наверное. Слабый удар Дудика откинул Марка на пару метров. Отлетев кувырком назад, как на тренировках стал в стойку. В голове вертелась фраза из боевика с Ван Даммом: ”Вспомни слова учителя”, но вспоминались только лекции Туманяна. “Аналитика это, конечно, хорошо, но не вовремя. Такое чудище аналитикой не свалишь. Что-то Голиафов развелось сегодня? Беда с ними”.
Следующая атака Марка была решительной, молниеносной, беспощадной и бесполезной. ”Сейчас я тебя так разукрашу, как художник художника,” - шаг вперёд, удар правой ногой снизу, Дудик ставит блок, и пока противник тратит драгоценное время на блокировку, Марк переводит нижний удар этой же ноги, почти мгновенно, в правый верхний боковой удар в голову. Трибуны замерли - сейчас злодей будет повержен. Благородные дамы, достав платочки, протёрли уголки влажных глаз. Был, конечно, недостаток в этой кровавой дуэли - ребята дрались не из-за них. “Но, кто знает, кто знает,” - тешили зрительницы себя надеждами, впитывая каждое движение дуэлянтов. Когда гремят орудия - музы молчат. Музы молча замерли, в ожидании последнего, сокрушительного удара.
Дудик правой рукой отбил нижний выпад и, молниеносно среагировав, поставил блок от правого бокового левой рукой. Доля секунды - отвел правую руку назад, и резко, соизмеряя свои силы и возможности, тыльной стороной ладони нанёс “смертельный” удар в лоб противника. Марк унизительно сел на пятую точку. Довольная улыбка Дудика усилила унижение многократно. Если бы Марк не был одной из сторон конфликта, то он искренне восхитился бы силой, грацией и молниеносной реакцией оппонента. “Да, природа не поскупилась - на этот лом ещё не придумали приём”. Но, к сожалению, он был противоборствующей стороной, поэтому резко встал и отступил на два шага назад. “А у Давида получилось,” - Марк посмотрел в глаза гипсового героя, - “Извини, друг, ничего личного. Вдвоём у нас с тобой хоть какой-то шанс есть.” Он схватил статуэтку и, без всякой пращи, запустил Давидом в своего личного Голиафа.
Матрица библейского сюжета не сработала, события баталии потекли по иному руслу. Дудик уклонился от летящего “снаряда”, но, отступая назад, задел колонну-подставку с безрукой Венерой. Вы бы видели её глаза - рук нет, пропала последняя надежда ухватиться за что-то, удержаться. Всё было тщетно, она была низвергнута со своего пьедестала, и, упав, лишилась остальных частей тела.
У Дудика руки были, он успел схватиться за рядом стоящую колонну и вместе с ней рухнул на пол. Она ему этого не простила и упала на ногу. Падая, он рукой задел следующую, та зашаталась. Юпитер - громовержец не смог удержаться на Олимпе и, пошатнувшись, карающей молнией свалился на голову поверженного Голиафа. Пустотелая гипсовая статуэтка ощутимого ущерба противнику не нанесла, но, расколовшись о деревянную голову, наделала много шума. Колонна-Олимп, с которой был низвергнут Юпитер, тоже упала. Упала на следующую подставку. Дальше по принципу домино на бренную землю посыпались колонны, античные боги, герои и сказочные персонажи. Их идеальные тела превращались в гипсовые черепки. Чудом уцелевший маленький “Мыслитель” смотрел на низвергнутых на землю богов сверху вниз - мелко, но мудро: “Вот так, ребята, знание-сила. Выживает мудрейший, а не сильнейший”.
Марк, тяжело дыша, как загнанный боевой конь, оценивал ущерб, нанесённый неприятелю. Сегодня в неравной схватке, не посрамив честь и достоинство, пали Олимпийские боги, братец Иванушка с сестрой Алёнушкой, три богатыря по отдельности и его фронтовой товарищ-Давид. Но эти потери не были напрасны - Голиаф повержен и лежит, схватившись одной рукой за голову (бровь рассечена), другой за ногу (скорее всего, хороший ушиб). Марк себя с трудом удерживал от недостойного героя желания стать рядом и поставить ногу на безжизненное тело поверженного льва. Но герой как настоящий рыцарь не позволил себе недостойного поведения к проигравшему, но едкую цитату не удержался, бросил:
-Ну вот и всё - Вы больше мне не Ты. (Слова из песни Константина Арбенина).
Недавние сокурсницы, а с этой минуты - верные поклонницы Марка, благодарно хлопали герою-победителю огромными ресницами. Они волею судьбы стали свидетельницами исторического события. Подружки умрут от зависти. Про эту битву “титанов”, про это “гипсовое побоище” они расскажут всем не хуже средств массовой информации, “слегка” добавив красок - художницы всё-таки. А годы спустя то, что они будут рассказывать своим внукам, превратится в былинный эпос. На фоне этого эпоса античные мифы предстанут пошлыми анекдотами про Вовочку.
-Ну что, хорошие мои, - Марк вещал уверенным голосом полководца армии-победительницы к своему верному народу, который дождался его с фронта, - Звоните в скорую.
***
Дальше было почти всё то, что ожидал Марк перед приходом Дудика. Не было министерских работников, пожарных, милиции и санитаров со смирительной рубашкой. Остальные все были здесь. Санитары со “скорой помощи” уносили Дудика на носилках. Врачи подтвердили предварительный диагноз Марка: рассечение брови и ушиб голени. Дело нехитрое - любой хороший художник, не хуже врача, знает анатомию человеческого тела, следовательно, может вычислить вероятные травмы.
Педагогический коллектив был не весь, но здесь были высшие эшелоны власти института. Сбежавшихся на шум студентов внутрь не пускали. Они шумели за дверью, сбиваясь в мелкие революционные ячейки. Им вождя не доставало, так взяли бы студию, как матросы Зимний в семнадцатом. Над разбитыми курсовыми “шедеврами” причетали уборщицы:
-Не, ну ты глянь, они лепют, ломают, а мы им убирай здеся. Теперь тута год не разгребёшь, - если бы не декан, забили бы Марка насмерть швабрами и вёдрами. Это тебе не Дудик, это противник посерьезней. Девчонки, слегка расстроенные, сидели возле своих мольбертов. Столько шума, столько народа, и вся эта суета не ради их красивых глаз. Они, к сожалению, просто статисты. Второй план огромного полотна, красивая оправа главного бриллианта сегодняшнего дня - Марка. Сегодня пали Олимпийские боги не к их ногам, погибли былинные герои не ради этих прекрасных дам. И Венера с острова Милос, и сестрица Алёнушка ушли в небытие из-за него - сегодняшнего героя, окончательно разрушив миф о женской солидарности. С пониманием на них смотрел только маленький “Мыслитель”.
Натюраев, на удивление, был абсолютно спокоен. Это страшнее всего. Он смотрел на Марка, на Дудика на носилках, на “осколки истории” и очень мило улыбался:
-Монолинский, через час зайдите, пожалуйста, ко мне. У нас будет внеочередной совет факультета. Повестку дня я вам сообщу на месте, - повернулся и спокойно вышел. На этот раз, не хлопнув дверью.
-Ну, что скажешь, - обратился Марк к маленькому “мудрецу”, но тот молчал как Сфинкс. Наверное, не хотел расстраивать.
***
Ровно через час, минута в минуту, воинствующий художник постучал в дверь кабинета декана.
-Да, да, войдите, - он вошёл, здесь была вся элита ВУЗа. Страха не было, не было его и во время битвы. Шёл в институт, было не то что бы страшно, хотя, кого он обманывает - страшно было. “Когда на смерть идут - поют, а перед этим можно плакать. Ведь самый страшный час в бою - Час ожидания атаки”. (Стихи Семёна Гудзенко). А после, завертелось всё, просто некогда было бояться.
А сейчас, когда всё позади, просто стыдно бояться. Этот расстрел он встретит стоя, с гордо поднятой головой.
-Марк, мы целый час решали вашу судьбу. Скажу честно, после содеянного у вас одна дорога - подальше от института, а возможно, и от комсомола. Я, как коммунист со стажем, мог бы обратиться в ваш комитет комсомола, ко мне бы прислушались. Личное оскорбление мне - ладно, у нас свободная страна - не этично, но не подсудно. К тому же, мы люди творческие: вспылили, забыли - бывает. Но то, что вы устроили в студии... Я у студенток, конечно, спросил, зачинщиком драки был Дудинцев, но… Лучшие курсовые по скульптуре, как их восполнить? Ну да ладно, будут ещё курсовые. Марк, вы вывели из строя своего сокурсника, своего товарища - ему прописан месяц постельного режима. Вы меня понимаете, это стопроцентное отчисление. Скажите спасибо Юрию Богдановичу, он как коммунист, как уважаемый член педагогического коллектива, за вас поручился. Юрий Богданович не стал вдаваться в подробности, просто дал честное слово, что располагает информацией о ваших проблемах, о ваших эмоциональных сбоях в последнее время. Ему мы не верить не можем. Ну и, кроме того, мы не бездушные педагоги - мы учителя. Если ученик оступился, наш священный долг протянуть ему руку помощи. Понять мы вас сможем, простить нет. Если вас сейчас вернуть в коллектив, это послужит нежелательным примером для остальных и нанесёт непоправимый ущерб нашей репутации. Совет факультета единогласно принял решение: нанесённый материальный ущерб придётся возместить, деньгами или отработайте - на ваше усмотрение. А вот насчет учёбы - вам нужно отдохнуть, подумать. Возьмите на год академический отпуск. Через год приходите либо за документами либо на учёбу. Завтра жду ваше заявление в первой половине дня. У меня - всё.
-Спасибо, Борис Евгеньевич, и … простите, пожалуйста, - после этого Марк посмотрел на Туманяна, мысленно добавив:”Спасибо, Юрий Богданович. Ну...Я пойду?”
Сегодня он выиграл два сражения, после был приговорён военным трибуналом к высшей мере, поставлен к стенке и в последний момент помилован. “Так Достоевского расстреливали, а ведь после этого у него попёрло, как из рога изобилия. Может и у меня попрёт? Посмотрим,” - Марк вышел из непобеждённого бастиона победителем. За дверью его встречало честно заслуженное им ласковое солнце. “Ничего, ещё повоюем” - улыбаясь, подмигнул светилу Марк.
(Иллюстрация - картина Лащевского Юрия "Микрокосм").