Ночной страх

Алексей Шутёмов
   Толя Капустин сидел на берегу реки и предавался глобальным размышлениям. Да и как не предаться, когда рядом сидит живой повод к размышлению — Мишка Яненко?

    — И почему, Мишка, футболку не снимешь? -

   Тот чуть опускает глаза.

    — Мне стыдно! -

    — Что же тут стыдного? -

    — Не знаю… -

   А сам Толька давным-давно сбросил и трусы, поднял кучу ила со дна речки, забрызгал Мишку, который заходил в речку, но только по колено — теперь обсыхает. Вот почему они такие разные?

   Мишкины родители пытаются хоть иногда снять с него футболку, всё это сопровождается слезами и плачем, а также руганью и шлепками. Мишкин отец сам ходит по улице в одних шортах, с большим волосатым животом, и мишкина мама, в короткой футболке и короткой юбке. А толькины родители так не ходят. А Толька хотел бы, чтобы родители шли по улице именно так, но мама долго ругалась, и говорила, что так ходить некультурно. И сам Только стабильно получал свои шлепки, когда пытался снять трусы. И длинные беседы о том, что хотя бы перед гостями не надо сверкать своими красотами. И было дело — с Мишкой как-то обсуждали вопрос — родителями поменяться.

   А глобальных вопросов меньше не становится. У Светки Скворцовой папа тоже любит по утрам бегать в одних шортах, у него большие мышцы. А на это жутко ругается мама Светки, и тоже говорит, что так некультурно, а папа отвечает, что ничего плохого в этом нет. У Маринки Тарасевич наоборот — мама часто купается в одних трусах, и идёт на пляж прямо в купальнике, а вот папа ругается на это. Но Маринкина бабушка на прошлой неделе рассказала, что в детстве как раз мама была очень стеснительной, а папа — наоборот.

    — А кем ты станешь, когда вырастешь? — обращается Толька к Мишке.

    — Комбайнёром. Очень хочу водить комбайн по пшеничному полю. Но папа с мамой ругаются, и говорят, что это плохо. -

    — А я вот не знаю. Папа хочет, чтобы я стал юристом, но бабушка мне рассказывала, что он сам хотел стать юристом, и не смог, поэтому и хочет, чтобы я стал юристом. А мама хочет, чтобы я стал программистом, но бабушка говорит — это потому, что у маминой подруги старший сын уже учится на программиста. А когда бабушка ругается, то говорит, что если я и дальше буду на тройки учиться, то пойду в футболисты, или в сантехники. -

  Толька нехотя натянул трусы.

  — Пошли домой. А то папа с мамой ругаться будут. -

  У дома уже ждёт мишкина мама, в красивом леопардовом купальнике. Мишка с ужасом глядит на приготовленный тазик. Мама стаскивает с Мишки футболку, тот всхлипывает, получает подзатыльник. Потом наступает очередь шорт. Начинается плач. Мишку мылят и поливают водой из лейки.

    — А можно мне с вами покупаться? — с надеждой спрашивает Толька.

   Мишкина мама вздыхает.

    — Нет, нельзя. Представляешь, как твои родители ругаться будут? -

   Толька бредёт на свой этаж.

    — Гляди, как обгорел! — ахнула бабушка. Мама поворачивает Тольку спиной.

    — И попка вся обгорела… Опять голым купался, негодник! Давно надо тебя к Яненкам отдать. Те голые бегают. А вот заберём себе Мишку — такой хороший мальчик. -

   Шлепок.

    — Мам, а мы с Мишкой говорили об этом. Что нам надо бы родителями поменяться. -

   Наступает краткая немая сцена. Или малый Апокалипсис.

    — Нет слов… — выдохнула, наконец, мама. Бабушка молча уходит на кухню, качая головой.

   Семейный ужин проходит в молчании.

    — Смотри! — говорит папа. — Будешь опять ночью без трусов спать — писатель придёт. -

    — А кто это? — поинтересовался Толька.

    — Это злой мужик с рыжей бородой, что утаскивает непослушных детей. -

   Тольке стало не по себе.

   Но в постели он всё равно сбросил ненавистные трусы. В каждом тёмном углу комнаты — страх. Толька накрылся одеялом с головой. Мишка говорит, что подушкой голову укрывает. Почему в комнате светло? Нет, это не лампа. И не люстра. К кровати подходит улыбающийся пузатый человек с рыжей бородой ниже пояса, в потёртых брюках и выцветшей клетчатой рубашке.

    — Дядя, а вы… писатель? -

    — Да, собственной персоной, Анатолий Капустин. -

    — Но вы не страшный… -

    — Зло никогда не выглядит страшным. Если бы все бандиты выглядели, как бандиты, их бы сразу и поймали. Впрочем, тебе ещё предстоит понять, что есть добро и зло. Это ведь оценочные суждения людей. -

    — А зачем вы пришли? -

    — Мы пойдём с тобой в книгу. Во много книг. -

    — А трусы надевать обязательно? -

    — Это не имеет значения. -

   Толька выпрыгнул из-под одеяла, забыв обо всех предупреждениях. Писатель взял Тольку за руку и повёл за собой.

    — Узнаёшь? -

    — Да… Вроде мама на ночь читала. А вот это читал папа. А вот это — дедушка, пока был жив. А это — второй дедушка подарил. -

    — Вы не заходили в книгу. Вы бродили по поверхности. Но сейчас мы нырнём в самое сердце книги, как шахтёры за золотом. -

   И Толька шёл теперь с бойцами в пыльных гимнастёрках, в линялых пилотках, нюхал запах махорки. Они усмехаются и подмигивают Тольке. Стоп! Что это? Впереди — фашисты! И загремело вокруг, и встали клубы дыма и поднятой земли. И падали бойцы, а оставшиеся снова поднимались в атаку.

    — Как? Почему?? -

   Всё стихло. И павшие молча лежат на земле, навечно сжав в руках винтовки. Толька сел рядом и заплакал. Писатель похлопал его по плечу.

  — Вставай! Нам надо идти дальше. -

  А теперь грозные военные поля сменились большим сказочным замком. На большой, пропахшей дымом кухне, плачет красивая девушка в ветхом платье.

    — Ты чего? — спросил Толька.

    — Моя мачеха порвала сшитое мною платье! И заставила перебирать пшено… Теперь я никогда не попаду на бал. -

    — Я помогу тебе! -

    — Нет, не поможешь. И павших не оживишь. Эта книга уже дописана, — вздохнул писатель.

   И Толька расплакался ещё больше. Ему было жаль девушку. И своего бессилия что-либо изменить.

    — Есть только одна возможность… — чуть улыбнулся писатель.

    — Какая? — Толька утёр слёзы кулаком.

    — Ты можешь написать свою книгу. И сделать то, что посчитаешь необходимым. Только в ней ты сможешь оживить убитого героя, и помочь бедным. -

    — Так что же мы сидим!?! -

   Толька проснулся под одеялом. В руке горел фонарик. Перед ним лежит раскрытая книга. Скорей — выскочить из-под одеяла, схватить тетрадь, что заготовлена на осень, на второй класс, и писать! Теперь в его, толькиной воле, спасти погибающих, убить врагов, всех сделать счастливыми… Нет, врагов перевоспитать. Скорей, скорей!

   До утренних лучей солнца корявые буквы ложились в тетрадь с широкой линейкой.

   За завтраком мама наклонилась к Тольке.

    — Сына, ты что, плакал? — рука мягко легла на голову.

    — Я буду писателем. Я почти всю тетрадь исписал. Можешь прочитать? -

    Наступил большой Апокалипсис… Первой запричитала бабушка.

    — Внучек… Может, лучше футболистом станешь? Даже если играть не научишься — много денег получать будешь. Или сантехником… -

   Папа молча взял ремень из шкафа.

   Оптимист! Папа думает, что такое можно излечить ремнём. А мама, отвернувшись к стене, горько заплакала. Она поняла, что сын пропал...