Кремлёвские небожители

               
  I

Постановление СНК давало право коменданту Кремля осмотреть любую квартиру на территории Кремля в любое время суток, даже ночью, то есть, как начальнику тюрьмы, имеющему право зайти и осмотреть любую камеру, сделать в ней шмон, не взирая на неурочный час. Впрочем, такого понятия, как неурочный час, просто не существовало. Ночью даже лучше, так как больше шансов на успех акции.
Исключения не было даже членам ЦК.
Но и сам комендант Кремля не был на особом положении. Был случай, когда за невыполнение распоряжения СНК о передаче жилплощади одного из жильцов в пользу Кремлевской больницы, комендант Мальков был арестован московской ЧК и отсидел сутки в казематах Лубянки. Было у него время подумать о превратностях судьбы.
Его там не били, не пытали, даже не допрашивали, но история эта была уроком не столько Малькову, которого вскоре перевели на другую работу "по собственному желанию", сколько следующему небожителю Кремля Петерсону Рудольфу Августовичу.
Свою революционную карьеру Петерсон начинал комиссаром Латышской стрелковой дивизии. В двадцать один год проявил себя твердым, беспощадным борцом. И было не так важно, с кем и за что бороться, главное, беспощадно. С его приходом на должность коменданта Кремля получить туда пропуск родственникам и, уж тем более, друзьям-товарищам, чтобы вместе отпраздновать, например, день рож-
дения, или рождение ребёнка, мало ли пристойных поводов для встреч, –  стало серьезной проблемой. А уж если кто-то из гостей оставался на ночь, нужно было дополнительно известить комендатуру, получить разрешение, иначе ночью жди в гости патруль и, слава богу, если ваш уставший от застолья родственник будет просто выдворен за пределы Кремля. Как правило, хозяин вместе с гостем коротал время до утра в комнате для задержанных.
Все, кто въезжал жить в Кремль, сразу испытывали ощущение, что попали в крепость на осадном положении. Петерсон быстро ввёл посты охраны в каждом подъезде и даже на этажах, лестничных площадках. Везде вход был только по пропускам, даже для детей – дошкольников. Поэтому, у всех детей пропуск висел на шее, на тесемочке.
В годы Гражданской войны Петерсон был начальником личной охраны Троцкого, командовал знаменитым "расстрельным" бронепоездом председателя Реввоенсовета. Когда боевые действия на полях войны пошли на убыль, по требованию Троцкого в апреле 1920 года Петерсона назначили комендантом Кремля. Вскоре и сам Ленин попал под суровый взгляд Рудольфа Августовича. 
Была у Владимира Ильича трогательная привычка здороваться с часовым на посту за руку. Комендант Петерсон зачитал Председателю СНК соответствующий параграф из Устава гарнизонной службы, запрещавший подобное обращение с часовым. И Владимир Ильич здоровался с тех пор с охраной просто кивком головы.
Петерсон был человеком Троцкого. Это было роковым обстоятельством в его судьбе, хотя никто не сделал столько для охраны Кремля, как Петерсон. После 1924 года с территории Кремля были выселены лица, которым не требовалась особая охрана. Посещения Кремля всё время сокращались и, наконец, летом 1927 года Кремль был окончательно закрыт для экскурсий, и в первую очередь, для иностранцев.
Личные отношения Нестерова с комендантом Кремля не сложились ещё с тех пор, когда Иван Романович помогал вдове погибшего друга оформить пенсию и сохранить право на жилплощадь. Плохо образованные хамоватые начальники, которым приходится из кожи лезть вон, чтобы угодить старшим по званию или положению руководителям, сполна отыгрываются на нижестоящем персонале. Это своего рода моральная компенсация за неизбежное холуйство, без которого отношения в Кремле никогда не обходились.
По инициативе Р.А. Петерсона весной 1929 года правительственная комиссия, в которую входили Енукидзе, Ворошилов, Шмит, постановила снести кремлевские монастыри, очистив место для строительства Военной Школы ВЦИК. В эти безумно-трагические дни заведующий отделом «Памятники Кремля» Николай Николаевич Померанцев, архитектор Дмитрий Николаевич Сухов, главный хранитель Исторического музея А.В. Орешников беззаветно боролись за со-хранение древнего архитектурного ансамбля Московского Кремля. Они обращались к Наркому просвещения Анатолию Васильевичу Луначарскому, к Михаилу Ивановичу Калинину, и очевидно, от полной безысходности, к самому инициатору разбоя Петерсону, пытаясь остановить снос кремлевских обителей, но безрезультатно...
Следственные дела миллионов советских людей благодаря тщательному хранению чекистской документации, стали нынче главными историческими документами. Из дела Николая Померанцева видна его отчаянная борьба за сохранение церкви Константина и Елены, Возн-сенского и Чудова монастырей. Он не уставал объяснять общемировое значение кремлевского зодчества. Но у Петерсона аргументы были весомей:   
–  Не дай бог, рухнет Вознесенский монастырь, а рядом живут ответственные работники... 
Кончилось это противостояние в духе времени: Померанцева упекли в тюрьму и ссылку, первый советский директор Оружейной палаты Дмитрий Дмитриевич Иванов покончил с собой из-за невозможности остановить разграбление должностными лицами бесценных экспонатов Кремля. В 1918 году именно он принимал на хранение опломбированные ящики с ценностями Дома Романовых из дворцов Санкт-Петербурга.
В 1922 году в Оружейной палате появилась Комиссия Особо Уполномоченного ВЦИК СНК по учету и распределению ценностей. «Особо Уполномоченным» был Лев Троцкий, остальные члены Комиссии – сотрудники Гохрана, которому было поручено создать в стране валютный фонд. Всё, что попадало из национальных сокровищниц в Гохран, предполагалось вскоре продать за рубеж. Каждый день Комиссия разбирала сотни разных предметов и ставила пометки о месте назначения: "Гохран" или "Музей". Против подавляющего большинства вещей была поставлена помета "Гохран".
Дело доходило до того, что Оружейная палата была в подчинении комендатуры Кремля, и на основании устного распоряжения коменданта Петерсона из неё однажды были выданы три пасхальных яйца Фаберже. Но если бы это был единичный случай...
Деятельность комиссии была настолько секретной, что и сегодня о её работе известно лишь кое-что в общих чертах. Те, кто не был принцем власти, и знал слишком много о неприглядных делах правящего двора, был обречен на ликвидацию. Петерсон был обречен не только потому, что дружил с Троцким, а потому, что был  соучастником грабежей бесценных предметов искусства, веками собиравшихся и хранившихся во дворцах.
Обоснованием ареста в 1935 году и расстрела в 1937 было, якобы, его участие в заговоре против Сталина. В окружении Сталина было столько шпионов, изменников, заговорщиков, вплоть до последних дней жизни, что серьёзно рассматривать версию очередных "предателей", которых услужливо штамповали для вождя ягоды, ежовы и берии, – не будем.
Петерсон, между прочим, прожил со Сталиным на одной лестничной площадке 12 лет. И наличие, якобы, подтверждающих заговор документов тоже ничего не доказывает. Чем-то же занимались заплечных дел мастера в кабинетах Лубянки? И не такое фабриковали.
После ареста "заговорщика и предателя" Петерсона на должность коменданта Кремля в 1935 году пришёл Петр Пахомович Ткалун. Опытный военачальник, он пытался навести порядок в кремлевском хозяйстве, но вместо полезной деятельности «злобно утрировал все недостатки и отсталость Красной Армии, имел своё отрицательное суждение по деятельности военного наркома Ворошилова, особенно издевательски отзывался о Будённом. Был один из главных руководителей заговора против Сталина». Эта информация – из судебного досье Ткалуна. Арестовали его в 1937 году, а расстреляли сразу вслед за Петерсоном, в 1938 году.
Следующий комендант Кремля был назначен уже из "своих", из органов НКВД. Им стал Фёдор Васильевич Рогов. Но этот продержался на должности ещё меньше, всего около года и застрелился в кремлёвском кабинете. Он не стал ждать ареста, так как хорошо знал методы дознания. За арестом каждого коменданта тянулась длинная цепочка арестов подчинённых, знакомых, родственников...
Я рассказываю о комендантах Кремля совсем не для того, чтобы наполнить страницы повести кошмаром примитивных боевиков. Этот кошмар не придуман. И если дети, играя возле царь-пушки, или катаясь на лыжах в Тайницком саду, не ощущали страха и ужаса перед завтрашним днём, то их родители и в «белых», и в «чугунных» коридорах никогда не знали точно, где им придется встречать следующий рассвет.

  II

После окончания Гражданской войны, разгрома белогвардейского подполья, устранения эсеров всех мастей с политической арены, Автобоевой отряд стал терять свои боевые функции. Из арсенала вооружения сначала исчезли броневики, грузовики с пулемётами, а потом и личное оружие сократили до одного нагана. Но осталось главное: транспортное обслуживание руководителей государства и членов их семей.
Нестеров Иван Романович возил писателя Горького, Крупскую Надежду Константиновну, Емельяна Ярославского, Енукидзе, но чаще всего Микояна. Душевный был человек Анастас Иванович. 
Загородная дача у семьи Микояна была в Зубалове-2, это за Барвихой. Досталась она им после того, как прежние хозяева всё бросив, эмигрировали за границу. На даче всё сохранилось в первоначальном виде: на веранде лежала мраморная собака – любимица старого хозяина, в доме – мраморные статуи из Италии, на стенах – старинные французские гобелены, в окнах нижних комнат – цветные витражи. Парк, сад, теннисная площадка, оранжерея, парники и даже конюшня.
К слову сказать, все пять сыновей Микояна выросли в этих пенатах. Большая семья была очень дружной и любила собираться за монументальным обеденным столом, над которым висела громоздкая люстра. На камине красовались часы в готическом стиле, а у стены стоял красивый резной буфет.
В Зубалово любил Микоян ездить именно с Нестеровым. Была у
 Ивана хорошая черта – умел слушать, а вернее, неутомительно молчать. И своё мнение не стеснялся высказать, когда требовалось. 
Расспрашивал Микоян о семье Ивана, про службу в недавние боевые годы. Любил про своих сыновей рассказывать. Когда возвращались в Кремль, Анастас Иванович частенько слегка поддразнивал шофёра:
–  А пойдём-ка, Иван Романович, выпьем по рюмочке коньяку. 
Знал Микоян, что Нестеров не позволит себе такой вольности, но предлагал от чистого сердца, от широты душевной. В дом свой всё-таки шофёра заводил, вёл на кухню и щедро угощал под домашние разговоры. На прощание корзинку Ивану в руки вкладывал, приговаривая:
– А это твоей Клавдии и детям гостинец. 
Дома корзинку распаковывали, а там бутылочка коньяка, бутылочка кагора, а кагор в те времена был в большом фаворе. Пили его не рюмками, а в чай добавляли. Очень вкусный чай получался. Тамара это хорошо запомнила, уже в школу начала ходить. А в корзинке ещё и колбаска уместилась, и фрукты, и конфеты разные.
Такое отношение дорого ценилось в семье. Водители отряда не были избалованы вниманием. Если всмотреться в фотографии похорон Соболева Петра, на которых видны его сослуживцы и руководители отряда, то легко можно заметить, как скромен и беден внешний вид бойцов. Ничем не отличался от них и Иван Романович.
Однажды Иван получил задание поехать с Крупской. Ехали в Горки по привычному маршруту, выехали за городскую черту. Вдруг под капотом что-то задымилось. Шофёр остановил машину, спокойно, очень вежливо попросил Надежду Константиновну выйти и начал тушить огонь. Где-то замкнули провода, и изоляция стала плавиться, дымить. Нестеров быстро устранил неполадку, заменил провод и пригласил Крупскую продолжить поездку. Но расстроился Иван Романович сильно. Всю дорогу молчал, укоряя себя за происшествие. Если начальство узнает об этом, увольнения не миновать, а то и похуже могло обернуться дело. Петерсон не простит того, что жизнь жены вождя мирового пролетариата подвергалась смертельной опасности из-за разгильдяйства какого-то нерадивого шофёра. 
Раздуть муху до размеров слона, это его конёк. Крупская всё понимала и никому ни словом не обмолвилась о дорожном происшествии. Привычным шепотом Иван и Клава не раз добрым словом поминали за вечерней трапезой Надежду Константиновну.
Рассказать что-либо о происшествиях даже в кругу своих товарищей по работе было совершенно немыслимо. Живя рядом, в одном "чугунном коридоре", шофёры друг к другу в гости не ходили. 
Во многих воспоминаниях совершенно разных людей есть общая грусть: люди в то время были очень сдержанные, не общительные, обстановка была очень тревожной. Тамара Петровна Соболева вспоминает:
«Мне было лет пять или шесть. Когда солдаты на машинах проезжали мимо кремлёвских стен, мимо Александровского сада, от Троицких ворот в сторону Боровицких, они даже не пели, нет, а просто орали как можно громче революционные песни тех лет. Наверное, для того, чтобы их Сталин услышал, окна его квартиры выходили на Александровский сад. Очень была популярна песня Демьяна Бедного "Как родная меня мать провожала", "Вихри враждебные" пели и особенно громко получались строчки:
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов.
И как один умрём
В борьбе за это.
У меня от дикого крика дрожь по телу пробегала, я дрожала от страха, как осиновый лист. Будучи ребёнком, я вечно в тревоге была, что уж про взрослых говорить. Не знаю почему, но постоянно тревожно было»
Сталин и его ближайшее окружение всегда носили какие-то вещи военного ассортимента: френчи, шинели, сапоги, фуражки. Полувоенный вид должен был напоминать гражданам страны Советов, что их руководство считает себя на военном положении и всегда готово дать отпор проискам врагов, как внутренних, так и внешних.
Угрозы советскому строю, конечно, сильно раздувались и преувеличивались. Но это давало возможность постоянно укреплять карательные органы, увеличивать силовые структуры, держать страну почти на военном положении.
Тамара Петровна продолжает вспоминать:
«Стоило нам с мамой выйти за пределы Кремля, мы сразу чувствовали себя легче. Приходя на Рождественку, где жила мамина сестра, или на Андроньевскую улицу, где жила другая мамина сестра, мы раскрепощались…
На различных застольях песни старинные или народные пели, романсы любили... Все мы были другие в эти часы, хотя слова лишнего и там никто не произносил. И всё-таки это была отдушина для нас после Кремля, хоть какая-то свобода».

  III

В семье Нестеровых было трое детей: Тамара, Лева и младшая Роза. Шума, возни, выяснения отношений было предостаточно. 
Родителям всегда кажется, что они в своё время были лучше, спокойнее, покладистее и не доставляли столько хлопот взрослым. Все проблемы в семье, так или иначе, связаны с детьми. И когда встречаются две семейные женщины, то общий разговор всегда начинался с детей.
Клавдия Абрамовна была хорошо знакома с Надеждой Сергеевной Аллилуевой.  У жены Сталина тоже было трое детей: неродной сын Яков (от первого брака Сталина), Василий и Светлана. Василий был всего на год старше Тамары, а Светлана немного старше Розы Нестеровой, так что проблемы воспитания и взаимоотношений детей в семье были близки и понятны обеим мамам. Встречаясь во дворах и на улицах Кремля, Надежда Сергеевна часто интересовалась у Клавдии Абрамовны:
–  Как ваши дела? Как дети? 
–  Ой, Надежда Сергеевна, дети так шумно играют, часто ссорятся, шалят, и никто не хочет уступать, даже младшая. Сил не хватает их мирить и успокаивать.
Надежда Сергеевна сочувствует и успокаивает: 
–  Вы думаете, мои не ссорятся? И проказничают, и дерутся, по-
том мирятся. Разный возраст, разные интересы! Вырастут, остепенятся, поумнеют.
Иван Романович был, что называется, неравнодушен к Надежде Сергеевне. Нет, любил он только свою Клавочку, но эту женщину боготворил. Да и невозможно было её не замечать: красивая, изящная, умница.
Когда они встречались, и была возможность поговорить, то их разговоры уходили далеко за область семейных проблем. Иван Романович осторожно сетовал ей на строгость правил посещения Кремля близкими родственниками, сожалел о разрушении церквей.
Надежда Сергеевна откровенно насмехалась над бескультурьем политических вождей, их примитивным юмором во время застолий. Ей не нравилось постоянное сопровождение то ли охранника, то ли над-зирателя, считала их бездельниками.
Они ходили не только за ней следом, но и за детьми. На катке, где каталась вся кремлевская детвора, у Василия была отдельная раздевалка с отдельным входом. Зачем? Ничего хорошего в этом нет.
Незаметно их разговор переходил на политику. Оба понимали, что это небезопасно, и взглядом обещали друг другу, что эти разговоры останутся между ними. Иван спрашивал об отношении Надежды Сергеевны ко Льву Давидовичу Троцкому.
–  Да все они из одного кувшина пьют. У этого только язык лучше подвешен. Я от всей их компании только на работе и отдыхаю.
Работала Надежда Сергеевна заведующей детским домой для кремлевских детей, родители которых были перегружены государственными заботами, или не имели родителей.
Иван не раз говорил Клаве за вечерним столом:   
– Да, тяжко ей с Ним,   –  имея в виду Сталина.
Тамара часто, гуляя во дворе, смотрела на маму и Надежду Сергеевну, когда они шли вместе и разговаривали. Надежда Сергеевна всегда была аккуратно причёсана, красиво одета, туфельки лодочкой на каблучке, но мама всё-таки была красивее, изящнее и стройнее. И лицо у мамы часто улыбалось, а Надежда Сергеевна строгая была.
Тамара её побаивалась больше, чем Иосифа Виссарионовича.

  IV

Летом 1932 года Тамару и Леву привезли на отдых в Усово, где были домики для проживания детей. Это было прообразом пионерских лагерей. Детям там очень нравилось: и замечательная природа, и хорошее питание, и игры всякие были. 
Рядом – дача Сталина. Ворота на дачу никогда не запирались. Невысокий деревянный забор, от дачи пологий спуск к реке. Сталин там часто бывал, ходил по даче с грабельками или с лопаточкой, что-то прикапывал, подправлял.
В доме на даче хозяйствовала Надежда Сергеевна. Она создала тот дом, и Сталин там был не богом, не "культом", а обыкновенным отцом семейства. Дом этот назывался "Зубалово", по имени его старого, дореволюционного владельца и находился он недалеко от станции Усово. По воспоминаниям дочери Сталина Светланы – этот дом был весёлым, солнечным, полным детских голосов, радушных людей, полным жизни.
В кремлевской квартире Сталина хозяйствовала экономка – Каролина Васильевна Тиль, из рижских немок. Она была милейшая старая
женщина, со старинной прической кверху, в гребёнках, чистенькая, опрятная и очень добрая. Надежда Сергеевна доверяла ей "весь скромный бюджет", она следила за питанием в "пределах скромных лимитов", которые разрешались в те годы партийным работникам.
Вопрос о скромных лимитах меня вдруг заинтересовал и, покопавшись в архивных документах, я нашёл публикацию по этой теме (ЦПА НМЛ, Ф.78, Д.46, Л.1, 3, опубликовано в журнале "Родина", 1991 г., № 9-10, стр.72-73). 
Н. Аллилуева пишет М. Калинину 15 марта 1921 года: "В выданный продуктовый месячный паек входило 15 куриц (для Сталина), 15 фунтов картофеля (т.е.6 кг, В.К.) и одна головка сыра. Уже 10 кур израсходовано, а впереди ещё 15 дней". Аллилуева просит в списке продуктов «увеличить количество кур до 20 штук, картофеля до 30 фунтов, а сыра добавить ещё одну головку, так как с этими продуктами такая же история, как с курами».
В 1921 году Сталин ещё не был на самом верху партийной иерархии, поэтому в его пайке нет черной и красной икры, как у Ленина или Троцкого. В те годы всё хозяйство вела сама Надежда Сергеевна, она сама получала пайки, отоваривала карточки, о прислуге или экономке в семье не было и речи.
В 1918 году Надежда Аллилуева отошла от политических симпатий меньшевикам и вступила в партию большевиков. Работала в Совнаркоме секретарем-машинисткой. Когда Сталина направили в Царицин заниматься продовольственным снабжением Восточного фронта, Надежда в составе секретариата Сталина сопровождала его. 
В этой командировке они сблизились, и 17-летняя девушка вышла замуж за Иосифа Виссарионовича, который был старше её на 22 года.
Позже Н. Аллилуева работала в секретариате у В.И. Ленина, сотрудничала в журнале "Революция и культура", в газете "Правда", курировала детские дома, где нашли свой кров сотни беспризорников и малолетних сирот – жертвы тяжелого лихолетья в России.
В 1929-1932 годах Аллилуева училась в Промышленной академии, где учились и другие жёны ответственных партийных работников: М. Каганович, П. Жемчужина, Д. Хазан. Секретарем партийной ячейки Академии был в то время Никита Сергеевич Хрущев. 
Первую рекомендацию ему в Кремле дала Надежда Сергеевна. Как-то в кремлевских кабинетах зашла речь, что нужен толковый парень, и она сказала, что у них в академии есть такой. И порекомендовала Хрущева. Так он попал в номенклатуру Кремля.
В своих воспоминаниях Никита Сергеевич тепло отзывался об Аллилуевой.
В дошкольные годы Тамара общалась с Василием Сталиным как все дети Кремля: вместе играли, катались зимой с горы на санках, иногда и подраться приходилось, а спорили так, что приходилось вмешиваться взрослым. Но чем старше становились дети, тем заметней происходило их размежевание, тем реже дети руководителей общались с простыми смертными. Вместе уже не играли, нет. Общие игры заканчивались, когда детям вождей было лет 10…
Василий иногда приходил во двор АБО. Тут же у них с Тамарой какой-нибудь спор затевался. Клавдия Абрамовна вспоминала позднее:
«Я была во дворе, когда подошёл Василий. Начали дети о чем-то разговаривать. Вскоре разговор стал громкий, уже на крик перешли. Я подошла, спросила, из-за чего сыр-бор разгорелся. Тамара говорит:
–  Представляешь, мама, он говорит, что детей женщины рожают, а я ему объясняю, что детей покупают в Военторге.
Я, конечно, дочь поддержала, говорю, правильно, в Военторге покупают.
 Василий как-то подозрительно посмотрел на меня и говорит:
– Клавдия Абрамовна, нельзя детям говорить неправду!
Я от неожиданности и неловкости чуть в обморок не упала. Схватила дочь за руку и домой быстро ушла».
Василий вообще-то был добрым мальчишкой, для друзей всё был готов сделать, даже ласковость у него к товарищам была, но с возрастом она прошла. Стал понимать свою исключительность, своё особое положение. Вся система воспитания подчеркивала его превосходство. Этому пыталась сопротивляться мать, но и её эта система сломала и привела к самоубийству.
7 ноября 1932 года. Парад на Красной площади, на трибуне Мавзолея руководители партии и государства. Возле Мавзолея –  группа актива, в ней Надежда Аллилуева и Никита Сергеевич Хрущев. Они стоят радом и оживленно разговаривают. Хрущев впервые возле высокой трибуны, у него радостное, приподнятое настроение.
Страна громко отпраздновала 15-ю годовщину Октябрьской революции, в Кремле было много торжественных приемов. А вечером следующего дня пришел с работы отец и сказал:
–  Надежда Сергеевна умерла.
Никто не мог этому поверить. Ещё вчера она ходила живая и здоровая. Отец печально продолжал:   
–  У неё случился приступ аппендицита, сделали операцию, но она всё же умерла.
Отец знал правду о смерти Аллилуевой, но на собрании в гараже, глядя на всех сверлящим взглядом, комендант Петерсон, растягивая слова, сказал, что она умерла от аппендицита, и любые кривотолки по этому поводу будут жестоко караться.
Не мог отец сказать детям правду. Невозможно было сказать.
Прошло много лет, прежде чем Тамара узнала, как действительно
погибла Надежда Сергеевна Аллилуева.
В суматохе первых часов оглушительного несчастья произошла поразительная накладка. Самый первый акт о смерти Аллилуевой подписали А. Канель и Л. Левин, где четко было сказано, что смерть произошла от огнестрельного выстрела из браунинга. Енукидзе наложил визу "в архив", но не написал "секретно". Поэтому через час содержание акта стало достоянием всего аппарата ВЦИК. За эту промашку Енукидзе впоследствии дорого заплатил: он был репрессирован и расстрелян как организатор заговора против Сталина.
Газеты в те дни напечатали сообщение о том, что Н.С. Аллилуева "внезапно скончалась". О причине смерти ничего не писали. Сообщение подписали члены Политбюро и группа женщин: Екатерина Ворошилова, Полина Жемчужина (Молотова), Зинаида Орджоникидзе, Мария Каганович, Ашхен Микоян, Татьяна Постышева.
Главный врач Кремлевской больницы Александра Юлиановна Канель, её заместитель Л.Г. Левин и профессор-консультант "Кремлёвки" Д. Плетнёв отказались поставить свои подписи под фальшивым заключением о смерти Аллилуевой. Строптивость Левину и Плетневу обошлась очень дорого, и А.Ю. Канель избежала их участи только потому, что "успела" умереть своей смертью в 1936 году.
Похоронили Надежду Сергеевну на Новодевичьем кладбище, недалеко от могилы Павлика Морозова. Сталин на кладбище не пошёл, после прощания с телом жены в здании ГУМа, он, резко повернувшись, зашагал прочь. Он считал, что жена его предала, и не простил её.
Существуют воспоминания о похоронах Н.С. Аллилуевой Артема Сергеева, приемного сына в семье Сталина, будущего генерала, кавалера всех мыслимых орденов. 
Сергеев написал, что Сталин был на Новодевичьем, и горсть земли бросал в могилу, и рыдал у гроба так, что сын Василий отца успокаивал.
Большой был мифотворец генерал Сергеев, и не только в этом эпизоде. Очевидно, "слово не воробей", сказав однажды кривду, неудобно было потом признаваться в своем лукавстве.


  V

После находки свертка с  "керенками"  у Тамары и Зои долго не проходило желание перекопать весь Кремль. Очевидно, сумма клада была не столь значительной, если взрослые не обратили на это событие никакого внимания. Другое дело – дети. Поиски клада стали самой увлекательной игрой в то лето. Траншей, котлованов, различных ям на территории Кремля было предостаточно.
Комендант Кремля Петерсон в поисках тайных подкопов в Кремль не хуже детей играл в свои шпионские игры. Он приглашал ученых-археологов и дотошно выяснял всю систему тайных подземных тоннелей под Кремлем, рыл контрольные шурфы и, в конце концов, внёс предложение прорыть глубокую траншею от Спасской башни до Тайницкого сада, чтобы убедиться в безопасности проживания руководителей партии и государства на вверенной ему территории Кремля.
Всё дело испортил здравствующий ещё тогда Енукидзе – просто запретил копать в Кремле "ещё одну канаву".
Одевали юных отпрысков вождей и руководителей партии очень красиво. Сыновья Микояна - Степан и Владимир, как вспоминает Тамара Соболева, даже гуляя во дворе, всегда ходили нарядные.
Очень модным был тогда матросский костюмчик, в каком ходил Алексей, единственный наследник Николая II, до убийства в подвале Ипатьевского дома. Дети Микояна всегда гуляли с няней, что не мешало им быстренько измазаться с ног до головы в глине. Несчастная нянька вела их домой, переодевала в чистое, и снова вся троица выходила на прогулку.
Но предметом особой зависти у девочек из "чугунного коридора" был костюм Этери Орджоникидзе: темная юбочка и матроска с большим отложным воротником, спереди галстучек пирамидкой, а на голове всегда береточка, из-под которой выглядывала красивая короткая стрижка.
Когда она шла с нотной папочкой в руках от Троицких ворот к своему дому, то «сразу было видно, что она знает себе цену, с апломбом так шла…»
Из ситца и байки, в которые одевались дети обслуги, матросского костюмчика не сошьёшь.
Этери дружила с Надей Беленькой, дочкой видного чекиста, который при жизни В.И. Ленина был начальником его охраны. 
Надя жила в доме на улице Коммунистической, там же, где и семьи Калинина, Енукидзе, Ворошилова. В школу подруги ходили вместе, учились очень хорошо, обе любили читать и обсуждать прочитанное, но настоящей, долгой дружбы в Кремле не получалось ни у кого.
Дружба, как и любая другая форма взаимоотношений, всегда предполагает, хоть мы и не склонны это признавать, не полное равенство людей. И чем больше это невидимое неравенство, тем крепче отношения. Кремлевские «эгоцентристы» плохие товарищи для дружбы.
Обитатели кремлевских апартаментов в 30-е годы жили на пороховой бочке; в данном случае я имею ввиду не артиллерийский склад в подвалах Арсенала, а недобрый переносный смысл.
Чистка рядов партии, репрессии, аресты не способствовали сближению людей, дружить семьями было просто опасно.
В середине тридцатых годов у Орджоникидзе возникли мелкие разногласия со Сталиным. Политические интриганы быстро раздули их в противостояние двух бывших соратников и 18 февраля 1937 года пуля оборвала жизнь ещё одного профессионального революционера.
Немаловажный вопрос – чья пуля оборвала жизнь Серго? Самоубийство? В последние годы эта версия активно оспаривается. Слишком много накопилось фактов в пользу версии политического убийства. Многие сотрудники Орджоникидзе исчезли перед его гибелью и после неё. Было репрессировано большинство близких родственников Григория Константиновича, а это явный почерк сталинского мщения.
В 1937 году был арестован и расстрелян старший брат Папулия, который давал рекомендацию Серго в партию большевиков. В 1938 году жена Орджоникидзе Зинаида Гавриловна была приговорена к десяти годам заключения, но по решению «тройки» её расстреляли. Ещё один брат Орджоникидзе – Иван – и его жена также были репрессированы. В 1941 году был арестован и третий брат Серго – Константин. Потом наступила очередь племянников…
Официальная причина смерти Орджоникидзе была стандартная – сердечный приступ, захоронение – у Кремлевской стены, память увековечили названиями городов, улиц, мемориальными досками.
Кстати, врачи, которые составляли акт смерти Орджоникидзе от «паралича сердца» - Г. Каминский, И.Ходоровский, доктор Л.Левин были вскоре тоже расстреляны. Как говорится, концы в воду…
Гораздо хуже сложилась судьба у подруги, Нади Беленькой. Её отца, видного революционера, начальника охраны Ленина, позже одного из руководителей органов государственной безопасности Абрама Яковлевича Беленького 16 мая 1938 года вдруг сняли с должности, арестовали и "за антисоветскую агитацию" приговорили к пяти годам лишения свободы, а через две недели после начала Великой Отечественной войны неожиданно расстреляли ...
На 24 километре от Москвы по Калужскому шоссе расположен поселок Коммунарка. Вблизи него находился секретный полигон для расстрелов. В 30 – 50 годы здесь зарыли в землю почти 15 тысяч расстрелянных. 
Нет, не могу сказать словами официальных источников – здесь покоятся…
Здесь никогда не найдут покоя кости соратника Ленина Бухарина, первого председателя советского правительства Рыкова, члена Политбюро и ВЦИК СССР Крестинского, Якова Беленького, Бэла Куна, руководителей Коминтерна, наркомов, командармов, писателей... 
Это место дольше других хранило свою страшную тайну...
Хорошо известна судьба Ады Юсис. Она прожила в Кремле с 1928 по 1938 год. Вот как она вспоминает свои счастливые годы:
«Жить в Кремле для детей было вольготно. Мы играли, бегали, прятались в колокольне Ивана Великого...» Вполне возможно, что Ада дружила и с Надей Беленькой, и Этери Орджоникидзе.
История Кремля полна тайн. 
В 1928 году в доме номер 9 по улице Коммунистической, в нижних апартаментах поселился Иван Юсис, начальник охраны Сталина, из латышских стрелков. Все предыдущие 20-е годы – он комиссар для особых поручений Специального отделения.
Помимо основных обязанностей – охрана руководителей страны – комиссары Спецотделения наблюдали за исполнением смертных приговоров, иногда и сами принимали участие в расстрелах. За образцовую службу Иван Юсис получил звание "почетного чекиста", его повышают по службе, он охраняет Сталина, сопровождает его во всех командировках, поездках по Москве и на дачи.
На Рублево-Успенской даче комендантом был некто Михаил Иванович Лебель. В 1930 году и Юсис, и Лебель в одночасье умирают. И тогда начальником охраны Сталина становится некто Власик...
Василий Сталин, надо сказать, до определенного возраста ничем не выделялся среди детей, был общительным, доступным мальчишкой.
В дальнейшем на его характер и привычки сильно повлияла охрана, и особенно генерал Власик, который культивировал, взращивал в мальчишке хамское пренебрежение к товарищам. О злоупотреблениях охраны алкоголем в обществе юноши даже писать не хочется…   
Николай Сидорович Власик удержался в Кремле, возле Сталина удивительно долго, с 1919 до 1952 года. Вначале был простым красноармейцем, нёс исправно охрану в Кремле, прошли годы, и он стал мрачной тенью Сталина, – и это не удивительно, если только не идеализировать советского вождя и систему власти того периода. 

   VI

По рекомендации Менжинского Власик стал начальником охраны вождя в 1931 году
После смерти Надежды Сергеевны Власик стал и воспитателем, и организатором досуга Василия. Со временем он возглавил всю охрану Сталина, стал начальником Главного управления охраны МГБ СССР. Будучи невероятно малограмотным, грубым, туповатым, но вельможным солдафоном, мнил себя ближайшим помощником генсека. Под его неусыпное око, под его надзор попали все обитатели сталинского дома.
В последние годы он, не смущаясь, диктовал многим деятелям искусства "вкусы товарища Сталина", полагая, что он хорошо их знает и может излагать вместо самого Сталина.
Удивительно, но образованнейшие деятели следовали этим советам. Обойти Власика всё равно было невозможно. Ни один праздничный концерт в Большом театре, или в Георгиевском зале на банкетах, не мог состояться без санкции начальника охраны.
Наглости его не было предела, он снисходительно мог сообщить режиссерам фильмов, постановщикам опер, архитекторам новых зданий и сооружений о «сталинских» впечатлениях после просмотров, давая свою, Власика, оценку.
Когда кортеж Сталина направлялся на дачу, там начиналось смятение – от постового у ворот, до повара. Все ждали приезда как страшного суда, и страшнее всех был в том кортеже генерал Власик, любивший страшно орать и распекать обслугу.
За много лет Сталин ни разу не одернул своего оберохранника. Каждый ординарец, адъютант или денщик должен хорошо знать вкусы хозяина, чтобы не промахнуться и не слететь с теплого местечка.
И всё же финал этой биографии был привычным для кремлёвских небожителей: арест 15 декабря 1952 года, лишение воинского звания «генерал-лейтенант», лишение трех орденов Ленина, четырех орденов Красного Знамени, ордена Красной Звезды, ордена Кутузова I степени, и так далее ещё на треть листа… 
Вместо расстрела суд приговорил Власика к десяти годам заключения только лишь потому, что суд состоялся после смерти Сталина и его бывшие соратники до сталинских масштабов кровожадности просто не дотягивали, как и во всём остальном тоже.
Конфискация у Власика рояля, кинокамеры, нескольких картин и прочих домашних мелочей были больше мерой пакостливости власти, нежели актом законного возмездия.
Прочитав судебное дело Н.С. Власика (опубликовано в журнале "Простор", Харьков, 1990 год, автор публикации Колесник Л.Н.), я так и не нашел серьёзных оснований для приговора. Просто осточертел, видно, этот Власик сталинскому окружению.
Справедливости ради надо отметить, что личной жизни Власик никогда не имел, спал зачастую в шинели и всю свою жизнь полностью, как умел, посвятил опасному служению "хозяину" и служил преданно, как от него и требовалось.