Кэрри

Владимир Колпаков-Устин
Артем Юстасьевих Кенник  вздрогнул  и проснулся,  в растревоженной сном,  жесткой, неуютной постели.
– Ах, до чего коротка была ночь . - Вначале не удавалось заснуть, так и виделась тонкая струйка песка отмеряющая время,  а потом словно кто-то  невидимый проглотил все,   забрезжило светом  , но ни спокойствия, ни облегчения все та же усталость и раздражение. Теща в прихожей ворчит, что нужно вести Кэрри на прогулку.  Он понимает, что речь идет о нем. Именно он должен вести собаку – Зачем, зачем?- уныло рассуждает у него что-то в мозгу, тело сопротивляется каждому движению.  Но ворчливый голос за стенкой не унимается – Бу-бу-бу, - и как ему жалко себя.  А тут Кэрри начинает жалобно повизгивать. Он вяло, не раздирая слипшиеся глаза, одевается, на ощупь ищет поводок намордник, поглаживает Кэрри  за ухом, - Ну молчи  песик, молчи.  - Кэрри  поскуливает. Они выходят за порог, там тишина и влага обволакивают его, но он не пробуждается,  медленно бредет по неподвижной улице , то и дело ступая в расплывшиеся тут и там лужи, внешний мир все еще представляется ему сном. Где-то на востоке колышется розовая пелена облаков, но хмарь и темнота  нависшая над городом мигом проглатывают ее, на лужи ложатся толстые, раскормленные, словно  пауки птицееды снежинки.  Свет догорающих ночных фонарей начинает дребезжать и чахнуть. – Кэрри, Кэрри – повторяет  Артем Юстасьевич и то и дело подтягивает к ногам бегущую собачонку. Кэрри то упирается, то покорно бредет за ним, втягивая  запахи, идущие от земли. Но вот они, наконец вернулись.   Артем Юстасьевич стряхивает с себя снежинки, ему неимоверно хочется спать, он лишь  мечтает запахнуться легким верблюжьим одеялом и погрузится в дремоту, в тягучую негу сновидений.  Все так, все предсказуемо и понятно, добраться бы.  Но рушится все мгновенно. Он слышит крик, протяжный, жуткий, неприятный.  Он вздрагивает и широко открывает глаза,  в голову ударяет острая боль, - Отчего же они орут?
Раздраженная теща Анфиса Лукадьяновна, чуть запахнув  цветастый халатик вопит и тычет желтым пальцем куда то за его спину: Что, ты… что  такое приволок? Где ты взял это уродство?  Это ж как постараться нужно. -
Кенник поморщился и невольно обернулся к входной двери, и тут ему стало по-настоящему не по себе, - на пороге вместо дружелюбной, безобидной собаки он увидел  мохнатого паука. Раздраженно разевающего черную пасть. Паук размером с собаку, в собачьем ошейнике  Кэрри с металлическими бляхами и  с той же цепочкой. Самой же Кэрри ни рядом, ни в каком-то отдалении не наблюдается, а все это мохнатое, скользко панцирное трясется и пялится  раскаленными уголечками глаз прямо на него, Артема Юстасьевича, да еще  руку норовит куснуть черным   скорее всего ядовитым  рядом зубом. – Вон! Вон! – взметнув вверх руки закричал Артем Юстасьевич., его передернуло от омерзения.  Выбежали в прихожку домочадцы, дети:  Алик и Милочка; жена Августа Кирилловна.  Они смотрели недоуменно.
Августа вздохнула и обреченно выпалила, - Мама ну полно на мужика орать, ты же знаешь  он дороги не разбирает,   я помою Кэрри.
Артем Юстасьевич недоуменно уставился на жену, И о чем это она говорит,  неужели все дело в грязных лапах Кэрри -  опять  норовит  шпильку запустить, но ни это сейчас ни к чему, неужели не видит какой монстр сидит за его спиной вместо доброжелательной и послушной Кэрри?
 Августа между тем молча берет извивающееся, многоногое  чудовище за ошейник и  тащит в ванную. – Ну что же ты Кэрри, - лишь приговаривала она, - Ведь ты ж всегда любила мыться.- наконец она перебросила  мерзкое насекомое через бортик ванной. Дети Алик и Милочка побежали помогать матери. Артем Юстасьевич стоял не в силах произнести не слова. Ему еще не верилось, что все происходит на самом деле.  Он попятился к двери. Ему захотелось во что-то не стало отыскать милую доверчивую дворняжку Кэрри, но где то в глубине души он подозревал, что гадина влезшая в собачий ошейник и проникшая к ним в дом попросту сожрала ее.  Слова не получались у него, он пятился к входной двери, а теща Анфиса Лукодьяновна все еще бормоча проклятия в адрес зятя вытирала запачканный монстром пол.
- Да разве вы не видите это не Кэрри, - хотел было выкрикнуть он, но не получилось, он выскочил на площадку  в подъезде, затем на улицу, вобрал в себя добрую порцию холодного утреннего воздуха густо перемешенного со снегом и дождем и  из его глотки вырвался крик:  Кэрри! Кэрри! Воздух не отозвался ни одним вздохом. Лишь вздрогнув, обернулся первый прохожий, засеменивший в тени улицы.  Артем Юстасьевич не обратил на то внимания. Его ровным счетом не волновало мнение случайного зрителя, он твердо и размашисто  шел вдоль вытянувшейся на на десятки метров метров пятиэтажки и время от времени повторял: Кэрри! Кэрри!  Ему казалось, что собака быть где то рядом, стоит лишь только пройти полностью тот маршрут, что он совершил раньше. Кэрри! Кэрри – все звал он  проходя спортивную площадку, платную автостоянку, долгий строй гаражей. И вот в тени мусорных баков кто-то тихонько заскулил. Артем Юстасьевич шагнул  в сторону, нагнулся пониже и вдруг почувствовал, что его кто-то лизнул прямо в нос. Да это была Кэрри, сразу сделавшаяся такой маленькой и беспомощной. - Да пойдем же домой – уговаривал ее  Артем Юстасьевич.  Но Кэрри домой не шла, она соглашался лишь довести хозяина до подъезда , а дальше с визгом и поскуливаннием удирала, пряталась  в самом темном углу мусорных конструкций. Наконец Кеннику  удалось схватить собаку, он понес ее домой. Совладать с ней было трудно,  приближаясь к дверям квартиры  она чуть ли не кусала его от испуга, но вот переступили порог, собака вывернулась и отчаянно завизжав бросилась обратно в подъезд, а следом в распахнутую услужливо кем-то уличную дверь. 
  В центральном углу прихожки блаженно развалился паукообразный монстр он поскрипывал зубами и недовольно зыркал на Артема Юстасьевича из его пасти раздавался приглушенный рык.  Алик и Милочка  казалась не замечали всех этих звериных угроз, со смехом гладили его жесткий чешуйчатый  бок.  Чудовище гневно    клацало своими огромными челюстями.
- Дети сейчас же отойдите от этого зверя! -   пытаясь не спровоцировать чудовище на агрессию,  прошептал Артем Юстасьевич.  -  дети не услышали его, он повторил просьбу.  – Отойдите от монстра! – дети недовольно покосились на отца, но приученные пренебрегать его мнением не произвели, ни каких действий.
Августа раздраженно выглянула из спальни, - С каких это пор дети должны бояться собаки? Ты с ними не играешь, пусть хоть  с собакой повеселятся.
Кенник  хотел выкрикнуть, но опять же сдержался, боясь  проявить  гнев мерзкой гадины утвердившейся в их доме, он сказал едва ли не шепотом: Разве ты не видишь, ведь это не Кэрри, может быть даже не паук, а просто какая-то мерзость.
Существо казалось почувствовало угрозу исходящую от мужчины, гневно застучало своим клювом., плюнуло в его сторону тонкой паутиной
- Да не беспокойся Кэрри, - хихикнула Августа , - Никто не собирается тебя обижать. Ты же не виновата, что хозяин твой взбесился.
Артем Юстасьевич все больше   раздражался: Ты сама не понимаешь, и ни чего не видишь. Это монстр, ужасный злобный монстр, он может проглотить, а то и отравить всех нас. Если мы его не избавимся от него то поверь мне так и будет!
Из ванны вышла Анфиса Лукодьяновна: Вы не можете не ругаться хоть при детях. Сколько лет с мужем прожила, ни одного плохого слова не слышала.
-  Анфиса Лукодьяновна здесь речь не о ругани, а о том, что в доме монстр и, оборотень, вы хоть видите, что это вовсе не Кэрри, а нечто ужасное? Он же всех нас поубивает. – на бешенной скорости проговорил Артем Юстасьевич
- Глупости, - пропыхтела Анфиса Лукодьяновна, - я привыкла доверять своим глазам , - прошла и резко захлопнула дверь в свою комнату.
Артем Юстасьевич был на грани бешенства, - Да посмотрите же! – он за шиворот отправил детей заниматься в зал. Те хныча и оря, а по большому счету от большого удивления, повиновались отцу. Августа Кирилловна начала причитать, что дал же ей Бог мужа придурка. – Надо же собака ему помешала!  Похоже, совсем из ума выжил! – а увидев то, что муж пытается  выдворить  вон  из квартиры их  любимца, напустилась и вовсе с кулаками, - Тебе лень немного погулять с собакой, разве, что и можешь пройти с ней вокруг дома. Отстань от нашей собаки, - ее кулаки застучали по мужниной спине, - Отстань от собаки. Отстань!
Артем Юстасьевич меж тем старался оторваться от разгневанной жены, старался сдвинуть с места черного мохнатого монстра, который изворачивался и пытался куснуть своей пастью-клювом, руку тянущего его мужчины. Клешни его царапали выложенный  ламинатом пол и звук производили мерзкий, подобный ножа по стеклу, при этом мохнатые клешни все время извивались.
- Отпусти, отпусти! – на всю квартиру визжала Августа Кирилловна. Анфиса Лукодьковна не усидела в своей комнате, распахнула дверь и выскочила подобно стреле из аркебузы, тут же запустила свою жесткую пятерню в лысеющую шевелюру зятя. – Я тебе покажу, как доченьку мою обижать!
Чудовище же волочимое по полу  всячески извивалось, посвистывало, и вдруг улучив момент выстрелило  по своему обидчику, тонкую липучую паутину. Одну, другую, третью… Артем Юстасьевич не заметил как оказался спеленат по ногам и рукам. Его все толкали, колотили, но он уже не мог предпринять ни чего против своих обидчиков.  Ему ни чего не оставалось как подчиниться и сесть на стул и тихонько произнести, - «Я устал».
«Животное» хрюкнуло и довольно опустилось на пол, возле ножки стула.  Огромная пасть растворилась Артем Юстасьевич  увидел  два ряда черных, острых зубов.  Он вскрикнул и почувствовал резкую боль  .
В доме  все быстро успокоилось, казалось все мигом позабыли о только, что произошедшей бурной сцене.  Немного побубнила Анфиса Лукодьяковна и все. Вот он сидел спеленатый весь  в комнате перед зеркалом и никто не обращал на него внимания лишь изредка порыкивал монстр привалившийся возле ног. Так он просидел очень долго, паутины на его теле начали ослабевать. Он почувствовал что где –то даже может совершать не очень сложные действия, как-то обслуживать себя в туалетной комнате или держать ложку за обеденным столом.  Ему было неудобно, неприятно но окружающие казалось вовсе не замечали его бедственного положения. Он даже попробовал попенять супруге, но та укоризненно покосилась на него, - Вечно ты говоришь глупости. Лучше бы подумал как загладить свою утреннюю выходку. Надо же придумал, что Кэрри вдруг превратилась в монстра. Ты признаться пугаешь меня, не пора ли объясниться со психиатром.  Артем Юстасьевич  хотел было возразить, но тут понял, что что-то  проникло к нему в горло и в какой то мере держала  его язык, нет не то чтобы он онемел, но говорить мог только самые простые вещи, как –то: нет, да, спасибо дорогая.
- Мерзкая гадина постаралась на славу –  пронеслось у него в мыслях.  -  Постаралась на славу и тут он подумал что свободными остались только его мысли. Это порадовало. – а потом пришло разочарование, ну  и что его мысли они раньше были свободными,  но он ничего из этого не смог извлечь. Почему же спрашивал его ум. И отвечал сам себе, не от того ли что все члены его были спеленаты и до сего случая он не мог совершить какого то либо значимого поступка, уехать, бросить все, безумно влюбиться, совершить открытие, написать большую умную книгу. Нет, он ничего не мог. – Августа я пожалуй пройдусь по свежему воздуху – захваченный внезапной мыслью выкрикнул он. – Уж если идешь на улицу не забудь вынести мусор. – захватив шуршащий черный пакет он спустился во двор.   Увидел мужчин, женщин бредущих  по бетонной дорожке и ужаснулся. Он увидел, что едва ли не каждый из них был спеленат такой же паутиной, и даже разговоры их были ограничены, видно и у них край языка был зажат паутиной. Он был потрясен этим открытием, потрясен и тем, что рядом со знакомыми ему людьми семенили мерзкие паукообразные существа, - дрожали  и светились их хитиновые покрытия, мех на огромных вывернутых в разные стороны лапах.  Напомнила о себе боль в укушенной ноге. Воздух сгустился и сознание на миг потухло в глазах Артема Юстасьевича.
Когда он открыл глаза, он уже не увидел спеленатых людей, все было как обычно, не было и ужасных ковыляющих по двору пауков, не было и странных смущающих разум мыслей  Когда к его ногам подбежала и радостно стала тереться грязная, всклоченная собачонка, он отогнал ее, какое то необычное чувство еще смущало его, но вскоре исчезло.  Уже надлежало возвращаться домой.