Джордж Оруэлл (1903 - 1950) - достаточно типичный представитель британской лево-либеральной интеллигенции, для которой были очень характерны интерес и симпатия к социализму. У других авторов, которые жили в расслабленной атмосфере аристократических Итона и Кембриджа, эти симпатии носили чисто умозрительный характер.
Оруэлл в отличие от других авторов имел возможность из первых рук получить представление о жизни рабочего люда. Жизнь, которая после кризиса 1929 года, была на самом деле крайне тяжёлой, наложила тяжёлый отпечаток на его социалистическое мировоззрение. Это был очень сложный процесс. Действительно, когда в 1936 году Оруэлл поехал на север Англии знакомиться с жизнью шахтеров, он увидел воочию не только их тяготы и проблемы, но и то, как ведут борьбу за их души разные идеологи. Он безусловно сочувствовал рабочим и в духе времени это сочувствие сливалось с социализмом. Но как человек по своему складу скептический и полемический, он не мог и не хотел принимать их социализм на веру.
А затем случилась Испания и когда он туда приехал, увидел там революцию, ощутил царивший там невероятный подъем, увидел, что самые забитые, вплоть до чистильщика сапог, внезапно почувствовали себя людьми, он пришел в абсолютный восторг. Для него это было фантастически сильное переживание.
Он написал своему другу Сириллу Конноли, что именно там он "впервые поверил в социализм, а до тех пор не верил". То есть, толчком к его социалистическому энтузиазму стал не подъём революционного движения пролетариата северной Англия, а революционная Барселона.
Однако уже спустя несколько месяцев та же Барселона продемонстрировала ему всю обреченность, всю недолговечность этого подъема, если в дело вмешивается "передовой отряд рабочего класса".
В ходе Гражданской войны в Испании, когда Оруэлл стал свидетелем репрессий сталинисткой компартии Испании против инакомыслящих внутри республиканского движения, это стало для него сильнейшим шоком. Главным источником разочарования для него были действия советских коммунистов в Испании, действия сил НКВД, которые по приказу Сталина в ходе войны с франкистами начали расправу с инакомыслящими внутри республиканского движения.
Объектом репрессий стала в первую очередь "троцкистская" Рабочая партия марксистского единства, в ополчении которой оказался Оруэлл. Троцкистской в глазах советского руководства она была лишь потому, что ее лидер Андерс Нин когда-то был секретарем Троцкого.
Позиция этой партии сильно отличалась от позиции сталинистской Коммунистической партии Испании, и Оруэлл воочию увидел, что коммунисты в Испании борются с революцией. Это для Оруэлла стало, наверное, главным потрясением его жизни, которое было им осмыслено политически.
И когда Оруэлл увидел, как шотландский юноша Боб Смайли, внук известного профсоюзного деятеля Роберта Смайли, бросив университет, мчится в Испанию бороться с фашизмом, где его арестовывает действующая по указке НКВД испанская республиканская полиция и он погибает в тюрьме, для Оруэлла это стало страшным ударом. Шок для Оруэлла был в том, что для советских коммунистов борьба с инакомыслием, с оппозицией внутри движения, оказалась даже важнее борьбы с фашизмом.
До конца своих дней он считал себя приверженцем так называемого демократического социализма. Что он вкладывал в это понятие? Надо сказать, что уже в то время возникло понимание того, что социалистическая модель, сложившаяся в Советском Союзе, при которой законодательная власть и общественная собственность на средства производства оказывается в руках находящейся у власти определенной привилегированной группы людей, почти неминуемо ведёт к тоталитаризму. В самой такой модели заложена опасность. Это не было открытием Оруэлла, об этом писали и другие.
Но Оруэлл уже после Испании, во время Второй мировой войны написал книгу "Лев и Единорог", которая есть не что иное, как признание в любви родной Англии и надежда на то, что "у нас в Англии" должно получиться по-другому. Арестов, показательных процессов, чисток, массовых репрессий и прочего ужаса, как он считал, у нас быть не может просто потому, что у нас существуют демократические традиции.
В конце 40-х годов он несколько раз высказывал такую идею: почему бы не построить настоящий социализм для трудящихся, а не только для власть и богатство имущих в послевоенной Западной Европе, которая отстраивалась после войны? В последующие годы он отошёл от этого энтузиазма по поводу того, что "у нас непременно получится". Тем не менее, он продолжал верить в то, что если попробовать построить социализм не в отсталых странах без демократической традиции, а в странах с устойчивой демократической традицией, где сам народ выбирает свои законы с парламентом, со свободой слова и печати, то социально развитое государство получиться может.
Но увидев советский социализм он пишет книгу «Скотный двор» - это сказка о преданной революции. Оруэл при всей ироничности отношения в то же время безусловно сочувствует революционерам. Но у него нет отношения к революции как к возникшему на пустом месте большевистскому перевороту, уничтожившему существовавшую в царской России благодать и Оруэлл это прекрасно понимал. Поэтому он сочувствовал жертвам, силам, пытающимся свергнуть режим подавления, и тем больше было его сочувствие, когда он чувствовал, что на смену одному свергнутому самодержавию пришло другое, новое, не менее, если не более жестокое.
Конечно, даже в годы самых что ни на есть военных союзнических отношений все равно находились в демократической Британии те, кто выступал против СССР: консервативные, католические издания. Католическую церковь Оруэлл ненавидел, в консервативных издательствах он не хотел печататься. Ему неинтересно было писать пародию на СССР для людей, которые вообще отрицают идею социального благополучия трудящихся народных масс.
Он хотел написать эту книгу для тех, кто, как и он сам, был левым в первоначальном смысле этого слова. Для тех, кто сочувствовал людям, которые так ужасно живут. А головы этих людей, к сожалению, были сильно забиты советской пропагандой, и они считали, что выступать против СССР вообще невозможно.
Оруэлл был человеком, считавшим, что правду нельзя искажать ни в коем случае и тот факт, что Сталин теперь "на нашей стороне", не значит, что мы должны забыть все убийства и преступления его режима. В этом смысле он был романтиком, но аналитическим романтиком.
Он считал, что в любой ситуации нужно быть честным. Политическую целесообразность - в его время это называлось сначала реализмом, а потом "реал-политик" - он глубоко презирал. И не то чтобы он мешал своему правительству сотрудничать с СССР, он хотел показать своим единомышленникам, что то, что построено в Советском Союзе, - это система угнетения, не менее жестокая, чем та, что существует в любой капиталистической стране.
И третье, очень простое объяснение: в Англии очень сильна была советская инфильтрация, представленная не только впоследствии разоблаченной четверкой кембриджских шпионов. На посту главы отдела по связям с СССР в британском министерстве информации сидел советский агент влияния по имени Питер Смолка, и почти наверняка именно он помешал издателю Джонатану Кейпу опубликовать "Скотный двор".
Книга была опубликована через полтора года после того, как Оруэлл ее написал, в августе 1945-го, после победы в войне, после победы лейбористов. И что самое для Оруэлла трагическое - после смерти жены.
Она горячо поддерживала Оруэлла в написании этой книги, и ее смерть на операционном столе отчасти была вызвана тем, что денег на хорошую больницу у них не было. А если бы книжка была уже напечатана и имела успех, результат мог бы быть другой.
"1984" в отличие от "Скотного двора" не кажется книгой столь однозначно направленной против СССР. Для многих ее достоинство - в универсальности общественно-политических выводов, которые делает Оруэлл. Что послужило толчком к ее написанию?
Существует теория о том, что книга, название которой - перевернутый 1948 год - дата ее написания - это ощущения Оруэлла от полусоциалистической Британии, какой она стала после победы лейбористов в 1945 году. Ведь таких социальных завоеваний трудящиеся Англии ещё никогда не добивались. С одной стороны - разочарование, с другой - страх побудили его написать книгу "1984".
Нигде и ничто не подтверждает, что 1984 год это как бы перевернутый 1948-й, потому что он несколько раз менял эту дату. В первоначальном варианте были и 1982-й, и 1983-й.
Во-вторых, он начал обдумывать эту книжку сразу после Испании. Когда его близкий друг попал в концентрационный лагерь НКВД в Испании, Оруэлл как человек, ощущающий все очень остро, представил себе, что было бы, если бы в лагерь попал он сам. Есть многочисленные свидетельства людей, которые встречались с ним уже после 1937 года.
Встретившийся с ним в путешествии по Марокко его бывший ученик запомнил, что больше всего мистер Блэр боялся попасть в концентрационный лагерь. Он вживался в эту ситуацию. Главный герой книги Уинстон Смит получился таким точным, потому что все эти годы, с 1937-го по 1948-й, когда книга была закончена, Оруэлл представлял себе, как бы он сам жил при тоталитарном режиме.
Режим он описал советский, но на Англию тоже было что-то похоже, особенно социально-бытовые проблемы, многого не хватало, особенно сразу после войны. Он пишет, что, когда они с женой усыновили ребёнка, даже соску купить было невозможно. Такого рода детали - это детали военного Лондона, но в России постоянно во всём был дефицит и особенно в социально-бытовом плане. А какой же это социализм если у одних всё, а другим не хватает самого необходимого для благополучной и счастливой жизни?
Его романы, конечно, писались как предупреждение своим: "Если мы пойдем по советскому пути, у нас будет такой же ужас!". Но писал он конкретно про Советский Союз. Есть интересное документальное свидетельство этого. В черновике О'Брайен, пытающийся запугать, сломить Уинстона Смита, говорит ему: "О вас никто не вспомнит, никто не будет считать вас героем, как бы героически вы себя ни вели."
Далее в черновике он пишет только о "русских коммунистах" и лишь потом добавляет "немецкие нацисты", явно уже потому, что раз он говорит о тоталитарных режимах, то нужно упомянуть нацистов тоже.
Но думал он о том, что для такого режима человека важно не просто убить, нужно его растоптать, чтобы он рыдал, ползал на коленях и признавал свою вину. Это он взял из информации о процессах, которые происходили в СССР. Он писал это, страстно желая предупредить соотечественников и единомышленников, чтобы у них так не получилось, но моделью государства и режима изображенного в его книгах послужил СССР.
Возникает несколько парадоксальная фигура социалиста - антисоветчика, что в годы его жизни звучало парадоксально. Конечно, многие его не понимали, особенно среди левых и коммунистов. И он их опасался. После Испании он всегда понимал, что эти люди его ненавидят. Но были у него и поклонники, у него была возможность свободно писать и публиковаться. Оруэлл писал о том ужасе, к которому советский социализм может привести, но как человек с политическими взглядами, он считал себя социальным демократом.
Помимо книг, он регулярно писал в социалистической газете Tribune, где излагал свои взгляды. Трудно сказать, сколько людей разделяло его точку зрения, но когда уже вышли его книги, "Скотный двор", и "1984" на очень многих они произвели сильнейшее впечатление и заставили задуматься.
В советские годы был большой интерес к запретной литературе, книги его читали, а что сегодня? Общепризнанный, но никем не читаемый классик?
В нынешней ситуации любят говорить, что Оруэлл описал российское тоталитарное прошлое, а сегодня мы живем в совершенно другой стране, что сегодня в России нет чёткой социальной идеологии и страна примерно такая же, как многие другие капиталистические страны.
Оруэлл очень хорошо объяснил, что такое тоталитаризм - он видел, что это не обязательно концлагеря или пытки, тоталитаризм держится на системе организованной лжи и на насильно подавляемом инакомыслии, что мы, к сожалению, видим в России и сегодня.
Организованная правительством ложь встречается и на Западе, но на Западе это выглядит гораздо менее страшно, ибо когда подобная ложь обнаруживается, против неё поднимается буря протеста. В России возможности подняться какой-то буре протеста сегодня нет, партии почти все однотипные и социально мало активные, поэтому для российского читателя очень важно понять, как Оруэлл анализировал режим, который держится на лжи.