Философия лица.
Личное бытие в философии лица.
(Учение философии лица о личном бытии)
3. Просопон - иллюзии или реальность.
(«маска» или «лицо»)
Такова мировоззренческая трагедия всей древнегреческой цивилизации, унаследованная и остальным античным миром. С этой трагедией и предстояло столкнуться библейскому откровению.
И именно в контексте этой трагедии (совпадение ли это?), появляется и входит в языковое употребление понятие или термин «лицо» - просопон (prosopon), которое имело достаточно сложное содержание. Конечные значения содержания этого понятия можно было бы обозначить двумя терминами: собственно «лицо» - термин, который получил максимум своего признания на востоке античного мира и «персона» - термин, получивший признание на западе античной ойкумены. Оба этих термина: «лицо» и «персона» характеризуются одновременно синонимичностью и противоположностью своего подхода к пониманию понятия – prosopon. В этом, по-видимому, скрывается унаследованная этим понятием трагичность самих обстоятельств его появления и рождения на свет.
Конечно же, слово prosopon не воспринималось сразу как современное нам слово «лицо». Оно присутствует в древнегреческом языке и в быту, и в театральном искусстве. Но исторически раньше, слово - prosopon обнаруживается в повседневном древнегреческом лексиконе как обозначение той части головы, которая «ниже черепа». [1] Это его «анатомическое» значение. [2] Но, как и почему это значение так быстро стало отождествляться с маской - prosopeion, которую используют в театре? [3] Какова связь между «маской» актера и человеческим «лицом»? Не в том ли она, что «маска» просто некоторым образом напоминает о реальной жизни, так же как и жизнь каждого реального человека - «лица» - напоминает театральную роль? [4]
[1] См. Аристотель, История животных, I. VIII, 491b; Гомер, Илиада, E24, H212 и др.
[2] Понятие о Лице - личности, как пребывающей в отношении или связи, могло бы быть выдвинуто в качестве изначального на основе этимологического анализа слова. Однако древнегреческие тексты не дают к этому повода. Поэтому была сделана попытка проследить этимологию слова путём строго анатомического анализа: например, часть, обозначаемая глазами - to pros tois opsi meros.
[3] Такое употребление термина «просопон» можно найти уже у Аристотеля - ta tragika prosopa. - Проблемы, XXXI, 7, 958a, 17. См. также у Платона, Комика, фр.142. Это привело к тому, что термин стал использоваться не только для обозначения физической маски, но также и театральной роли актера: «Есть три ведущие - prosopa, как в комедиях: клеветник; тот, на кого клевещут; и тот, кто слышит клеветника» (Лукиан, Клеветник, 6). Таким образом, термин - prosopon стал полностью отождествляться с термином - prosopeion как синоним (См. Иосифа Флавия, Иудейская война, IV, 156; ср. Теофраст, Характеры, VI, 6).
[4] Иллюзорность индивидуальной жизни, которую исповедовала философия древних греков, так близка, по своей сути, к театральной роли, так напоминает игру актёра, что невольно возникает вопрос: «Что было раньше: философия или театр?». См., например, об этой интерпретации: S. Schlossman, Persona und Prosopon im Recht und im christlichen Dogma (1966), p.37.
Как из «анатомического» значения этого слова могло появиться понятие о «лице» - о «личности» пребывающей в отношении или связи с чем-то совершенно «неанатомическим»? Этого совершенно нельзя сделать, опираясь на этимологический анализ слова. И древнегреческие тексты не дают нам никакого повода к анализу. Поэтому была предложена гипотеза, связать этимологию слова prosopon с тем анатомическим фактом, что «лицо», - это та часть человеческого тела, которая обозначается глазами (to pros tois opsi meros).
Вероятно, именно поэтому это слово – prosopon, в значении «жизни глаз, как жизни души человека», так быстро стало отождествляться со словом «маска» (prosopeion), которую используют в театре?
Как «личность» появилась из глубины человеческих глаз? Какова связь между «маской» актера и человеческим «лицом»? Не в том ли она, что – «маска просто некоторым образом напоминает о реальной жизни», так же, как и – «жизнь каждого реального человека – «лица» - напоминает театральную роль?»
Иллюзорность индивидуальной жизни, которую исповедовала философия древних греков, так близка, по своей сути, к театральной роли, так напоминает игру актёра, что невольно возникает вопрос: - «Что было раньше: философия или театр?». Об интерпретации этой коллизии, хорошо пишет, например: S. Schlossman, Persona und Prosopon im Recht und im christlichen Dogma (1966), p.37.
В чём глубинное основание того, что связывает эти два понятия «маска» и «лицо»?
В театре - в трагедии особенно - в драматической форме разворачивается конфликт между человеком и миром.
Как же древние греки понимали этот конфликт?
1). С одной стороны, этого конфликта была «абсолютная человеческая свобода»! Вернее, мечта о «свободе» и жажда её, укорененная в самой глубинной онтологии человека. Укоренённой в «богообразности» человека, в его «сообразность» Богу, которая, ещё и уже, не осознавалось человеком античности. Будем помнить о «грехопадении», уведшем «лицо» в глубины человеческой «природы»; и
2). С другой стороны, этого конфликта - необходимость рационального и единого, гармоничного представления о мире, построение «философской модели мира», в которую не укладывались, да и не могли быть уложены, иррациональные интуиции и сентенции о себе как «лице», которые человек подсознательно и постоянно ощущал в себе.
Эти иррациональные ощущения и переживания становились тем чувственным источником, который находил своё выражение, как в драме и трагедии, так и во всех других аспектах древнегреческого искусства.
Именно в театральном представлении человек стремится стать «лицом», восстать против этого «механического и автоматического гармонического рабского единства», которое «подавляет» его «своей рациональной и моральной необходимостью». Именно в театральном представлении человек стремится стать личностью, смутно осознавая, что он нечто большее, чем то, что ссудили ему боги. Он осознаёт, что может быть разным. Менять «маски», а не исполнять одну единственную роль, предписанную ему свыше. Неосознанно чувствует, что в нём есть что-то большее, чем даже Бог философов, что-то надмирное - образ личного Бога - «лицо». Он стремится восстать против этого механического и автоматического гармонического рабского единства, которое подавляет его своей «рациональной» и моральной необходимостью. По сути дела, - модальностью этики, её предписанностью и предопределённостью, а не какой-либо её ущербностью.[5] Трагедия в искусстве не только театра как раз и есть ответ человека этой Вселенной. Здесь он вступает в борьбу с богами и с собственной судьбой, здесь он совершает преступления и грехи. И здесь же он постоянно убеждается - в соответствии с неизменным принципом античной трагедии - что ему не удастся ни избежать своей конечной судьбы, ни безнаказанно «дерзить» - nubris богам, ни грешить без последствий.[6] Так человек трагическим образом подтверждает представление, типическое выражение которого мы находим в «Законах» у Платона, согласно которому «не мир существует ради человека, но человек существует ради него».[7] «Свобода» человека ограничена. Или, скорее, правильнее будет сказать - для человека не существует «свободы»! Поскольку «ограниченная свобода» - терминологическое противоречие. Следовательно, его «просопон» не «лицо», - а не что иное, как «маска», которую он, тем не менее, всё время пытается сменить. Нечто, не имеющее никакого отношения к его истинной «ипостаси - сущности», нечто, лишённое онтологического содержания. Даже речи никакой не может идти о «личности», тем более о «лице». Ибо «лицо» - это осуществление ипостасности - «свободы». А «ипостась» - это возможность достижения или уподобления другой, лучше сказать иной, «сущности» для человека. Достижения нетварной сущности Бога, по «образу» которого он и получил «бытие».
[5] В искусстве трагедия как раз и есть «ответ человека - этой Вселенной, что так безжалостно давит на него. Судьба сурово нависла над ним; его ответ - сидеть и приукрашивать её, пока она медлит» F. L. Lucas, Tragedy (1957), p.78.
[6] В этом заключена онтологическая первопричина всего строя древнегреческих мифов о героях.
[7] Цитата из Законов - (Платон, Законы, X, 903 c-d). Это утверждение резко контрастирует с библейским и патристическим представлением о том, что человек сотворён после того, как мир был приведён к бытию именно ради человека. Существует внутренняя связь между принципом, согласно которому в онтологии решающее значение имеет целостность и тотальность (частное существует ради целого, а поэтому и человек существует ради космоса), и необходимостью, которая встроена греческой мыслью в онтологию посредством идеи «логоса» и идеи природы, о чём мы здесь говорили. «Никакая частная вещь, даже наималейшая, не может существовать иначе, как только в соответствии с общей природой и разумом (;;;;; - logos)», - пишет Плутарх, цитируя и комментируя стоика Хрисиппа. Характерно, что сам Плутарх понимает это в смысле «судьбы» (Ibid.). Природа, логос и рок – все они взаимосвязаны. Существование, основанное на этих онтологических принципах, неизбежно определяется необходимостью.
Но это не самое важное и удивительное значение связи терминов «просопон» - prosopon и «просопейон» - prosopeion, «лицо» и «маска». Существует и иное, намного более важное, значение, связанное с тем фактом, что благодаря театральной маске человек: и актер, и зритель - обретают некоторое ощущение свободы. Возникает ощущение «сущностной обоснованности» (онтологичности) реальной жизни героя и зрителя. Некоей её «ипостасности», некоей идентичности и особенности. - «Индивидуальности», и даже некоторой «уникальности», в которой ему отказывает рациональная и моральная гармония мира. Ощущения «индивидуальности», стремящейся к некому абсолюту. Некоторой уникальности, в которой ему отказывает «рациональная» и «моральная» гармония мира. Иллюзорная, но такая желанная возможность стать другим!
Но не забываем, что это трагедия! В том числе и онтологическая трагедия…
Конечно же, тот же человек благодаря этой связи «просопон» и «маски», надетой им на себя, испытывает также и горечь последствий своего бунта! Но «маска» позволила ему почувствовать в «просопон», в себе, «личностью», может быть даже ощутить в себе присутствие «лица»! Пусть и на короткое время!! Она дала ему возможность понять, что значит существовать в качестве «свободного» и «уникального», неповторимого «существа». Понятие о «просопон» теснейшим образом связанно с «маской». Не лишена она, тем не менее, через «личность», и связи с «лицом». Но эта связь трагична![8] В древнегреческом мире - быть «лицом», означает для человека некоторое «трагедийное актёрство – добавление к своей реальной жизни».[9] «Лицо», несущее в себе эту связанность с «маской», не есть ещё человеческая «ипостась». «Личность» не есть ещё осуществление ипостасных потенций человека. Да и нет ещё самой «личности»! Есть только «просопон». Что-то непонятное, то ли «маска», то ли что-то другое. «Ипостась», «природа», «сущность» пока ещё не обращены своим содержанием к каждому человеку. И пока ещё означают не конкретного человека, а всё человечество в целом, как вид. Горе «индивидууму»! – Он не нужен никому: ни богам, ни миру. Только Бог вечно ожидает его![10] Должны были пройти века, прежде чем греческая мысль смогла достичь исторического по значению отождествления «ипостаси» и «просопон». В котором, из «маски», и родилось восприятие «лица» как «образа» Бога в человеке.
[8] «Феномен глубокого, полного тревоги стремления человеческой души к освобождению от своего повседневного лицедейства посредством принятия на себя анонимного, дионисийского, нового лицедейства восходит к глубокой древности. Карнавальный клоун - трагическая фигура. Он хочет освободиться от лицемерия через притворство. Он стремится уничтожить все те разнообразные маски, которые носит ежедневно, надевая новую, более причудливую. Он ищет избавления от того, что было вытеснено в подсознание, и освобождения - но освобождение не приходит. Трагедия карнавального шута остаётся неразрешенной. Его глубочайшая потребность - быть преображенным». - Проповедь митрополита Халкидонского Мелитона в кафедральном соборе в Афинах 8 марта 1970 года.
[9] Важным становится то, каково это героическое добавление, смиренно-добровольное самопожертвования или принудительно-вынужденное, замешанное на озлоблении. Ведь речь, по сути дела, идёт о Кресте Христовом.
[10] См. прим.14 Философии без лица.