Никак пристав не мог отойти от того случая, что вор Егор унизил его на лесной дороге. Это ж надо, был почти в руках! И вдруг, как заморок нашёл и на Прокофьича и другого стражника. Как будто голову заклинило и память отшибло. А это точно был Егор, теперь сомнений никаких. Когда пришли они в память ни Егора, ни лошади и в духах не было. Пропал и баул с деньгами. А рядом стоял помещик Горкин, растерянно моргая глазами и заикаясь, бормотал:
- Э тт о что та та кое было?
Потом он пришел в себя и кричал:
- А где мои деньги милостивый государь? Куда они делись?
- Ограбили вас, господин Горкин...- промямлил Прокофьич. - Вор Егор постарался.
- Как ограбили? - вытаращил глаза Горкин на пристава. - А вы для чего были? Почему вы не препятствовали?
Ничего не ответил тогда ему Прокофьич. Прошло несколько дней, и до сих пор он никак не может понять, как так вышло, что вынырнул Егор так ловко. А Горкин успел за это время нажаловаться городскому голове. И как теперь объяснять всю эту ситуацию? Заколдовал его Егор, что ли? Но быть же такого не может? Кто поверит?
С этим Егором вошла в жизнь Прокофьича зыбкость и ненадёжность. А радость и безмятежность ушли. Где то времечко, когда был спокой дорогой? Сидел он у себя в участке и все с подарками ходили к нему. А если, куда и ездил, похаживал важным шагом да командовал и никто не смел на него косым взглядом зыркнуть. И спрашивал он, а не с него. А нынче там и сям вор Егор, как птица ворон оказывается. А пристав за ним в разные концы уезда на своем тапантасе мотается. К вечеру домой приезжает разбитый усталый, как собака, а проку никакого. И так каждый Божий день. И никто не ценит его муки мученической. Только жалуются навроде Горкина.
Прокофьич досадливо выдохнул из себя воздух, крякнул и шлёпнул по столу ладонью. От этого выдоха и шлепка, бумаги, лежащие на краю стола, веером посыпались на пол. Он с проклятием на устах начал их собирать. Это всё допросы свидетелей по Егорову делу. Никакой серьёзности - сплошные сказки. Один рассказывает, что Егор заставил его зарезать лошадь и на шкуре этой лошади полетел мужик на базар, и там выгодно эту шкуру продал. Не выдержал Прокофьич этих баек, что придумал мужик, врезал ему по скуле и прогнал из участка. Но всё равно пришлось этот бред записывать и посылать за мужиком , чтоб крестик в протоколе нарисовал. Но чтобы исправник не поднял его на смех, написал, что тот пешком нёс шкуру на базар. А как же иначе-то?
Взял в руки Прокофьич другой листок начал перечитывать, да с досады аж плюнул. Ну, как же иначе быть, ежели баба рассказывает, что просила на сиротскую избу лесу, ходила к лесничему, тот отказал. Баба в рёв. Лесничий оттаскал её за волосы и вышвырнул из конторы. Пришла баба жалиться к Егору. А тот явился,побил лесничего и велел деревьям самим идти к месту, гда баба задумала строить избёнку. Там он нанял плотников сделать сруб и через неделю у бабы был новый дом.
Ездил Прокофьич лично лицезрел этот дом, разговаривал с плотниками. Те говорили, что, да, когда пришли работать, вокруг лежал необработанный лес , и что подзаработали они здесь внушительно. Ну. как серьёзно было к этому относиться. И вот обо всем этом надо было теперь исправнику докладывать. Опять смахнул пристав бумаги со стола. И тут дверь скрипнула и в проём всунулась встрёпанная голова писаря Никитки, худощавого веснушчатого человека с чуть писклявым голосом.
- Григорий Прокофьевич, вас исправник требует!
Ну вот, подумал Прокофьевич, сглазил. Махнул он раздраженно рукой Никитке. Тот упорхнул опять за скрипнувшую дверь. Пристав, ворча себе под нос, собрал со стола и с пола бумаги, сложил их по порядку. Начальство только спрашивает да требует. Оправил мундир, нацепил саблю, как положено, водрузил на голову картуз и пошагал в исправничий кабинет.
Исправник Фёдор Фёдорович был на пяток лет младше пристава, но на его макушке завелась плешинка, хотя он старался её скрыть. Пока это можно было еще сделать, имея длинные волосы которые прикрывали залысинку. Увидя Прокофьича, он засопел и изобразил на лице неудовольствие .
- Что меня перед городским головой позоришь! Наобещал ему поймать вора Егора,а сам отлыниваешь. Он уже с меня спрашивал. Сказал, что говорить с тобой ему не резон.
У пристава аж лоб вспотел. Надо же, как перед начальством опростоволосился. Раньше городской голова уважал пристава, не науськивал на него полицейское начальство. Обо всём переговаривали мирно.
А исправник продолжал нудеть:
- Что ты из какого-то Егорки фигуру сотворил. Вязниковцы бояться стали ездить по окрестностям. Это что ж, по каждому делу надобно отряд стражников таскать? И всё равно бесполезно. Господин Горкин жаловался, что при тебе его ограбили, а ты и рукой не колыхнул...
Каждое слово исправника било по Прокофьичу, как острые градины по голому телу, беспощадно и чувствительно. И что-то возразить было трудно.
- Он меня, как околдовал! - набычившись, оправдывался Прокофьич.
- Что ты тут сказки рассказываешь! - повысил голос исправник - Ишь ты, колдуна нашел.
- Фёдор Фёдорович, да тут всё сказочки! - хлопнул ладонью пристав по папке с бумагами, которые неаккуратно торчали оттуда.
Нахмурился исправник, провел рукой себе по макушке:
- Ты мне таковые слова не произноси. И слушать-то я их не хочу. И обещаньями не корми. Я их тоже объелся. Надобно, чтобы я по начальству объявил , в какие сроки будет пойман вор Егор. Иначе нас всех разгонят.
Ну что же можно было произнести в ответ?
- И не суй мне в нос свои бумажки! Я читать их не намерен! - продолжал исправник изрыгать свой гнев на Прокофьича. который сидел. съёжившись на краешке стула. - У тебя какой план поимки имеется?
Покряхтел горестно пристав и быстренько спрятал папку себе на колени, чтобы более не распалять гнев Фёдора Фёдоровича.
- Я так кумекаю. - начал он нерешительно. - Надобно на поимку вора испросить помощи у помещиков да заводчиков в разных частях уезда. Они со своими людьми засады понаставляют.
Вздохнул облегчённо исправник и не так грозен стал его взгдляд
- Ну, наконец-то, башка у тебя заработала. Напугай их всех, что де вор Егор кровопивец из кровопивцев. Одни, мол, трупы после себя оставляет. Но говори это исподволь, между прочим, чтоб паника не поднялась. Вот пропажу девицы у Кушелева присовокупь ко всему рассказу. Приплюсуй еще какие-нибудь нераскрытые дела. Всё свали на Егора. Как поймаем, после разберёмся. А то сказочки какие-то мне тут сказывает!
- Да я уж об этом и думаю! - оживился Прокофьич, чувствую, что грозная туча малость потеряла силу.
-Ну и поезжай, договаривайся! - Фёдора Фёдоровича раздражало неторопливость пристава. - Чего расселся-то? Нужны результаты.
Пристав поплёлся прочь из кабинета исправника. Теперь можно и отдохнуть и отойти от унижения и выпить горячительного. Хотя, он поведал исправнику, что придумал план поимки. Этим самым польстил ему. Чай, думает, что это его распекающий взгляд повлиял на пристава. Ан, нет. Давно уже работает его задумка. Проехался он уже по околоткам и всех предупредил. В любое время придет весть, что пойман неуловимый Егор...
Дошёл Прокофьич до своей комнатушки.И тут Никитка его догнал и пропищал:
- Григорий Прокофьич, вам тут весточку оставил мужик. Нарочным приходил из Рудильниц. Там вора-Егора пымали!
Встрепенулся пристав. подтянул пояс с саблей:
- Где мужик-от?
- Дак, спешил он, уехал ужотка.
- Ужотка, ужотка!- закричал Прокофьич, но не так сердито, новость его порадовала.- Так чего же не привезли Егора в участок?
Пожал Никита плечами.
- Не ведомо мне. Мужик более ничего не молвил.
- А ты не догадался расспросить!
Хлопал Никита глазами да растерянно разводил руками.
Махнул пристав в досаде рукой. Хотя, что толку, Всё равно надо ехать в Рудильницы. От города не так уж это далеко, всё по нижегородскому тракту. Но главное настроение есть. Муки его, кажется, кончились.
Опять тарантас, опять тряска. Охлёстывал все равно пристав лошадь, чтоб шибче бежала, спешил. А как не спешить? Не простой человек Егор. Раза два из его рук он уныривал. Главное, не сажать его в тёмную, без пригляда. Ведь пропадёт в никуда, как в первый раз. Когда подъезжал к околице, увидел кучку народу, которые что-то обсуждали, размахивая руками. Приосадил он измученную ездой без остановки лошадь .
- Где вор? - басисто выкрикнул он. Его узнали. Наперебой радостно отвечали:
Под замком сидит, как миленькой!
Тьфу ты, пропасть! - сердце сжало нехорошее предчувствие.
Спрыгнул с тарантаса, побежал. Все за ним. К старостиному дому, к холодной, отдельному помещению. Староста, бородатый приземистый мужик, долго возился с замком.
- Никуда не убегнёт. - успокаивал он пристава. - Мы его, татя, и связали. как следоваит.
У Прокофьича отлегло от сердца, когда заглянул в проём двери и увидел лежащего на полу связанного человека.
Отдышался он, дёрнул вверх пояс саблей.
- Ну, ладно, приведите его в избу... - бросил он на ходу мужикам и сам пошел к крыльцу старостиного дома, на ходу придумывая, как встретить поганца Егора.
Уселся поудобнее на лавку, вынул бумаги, разложил их на обструганном столе и смотрел на распахнутую дверь, куда мужики, пыхтя и ругаясь, вводили арестанта, шпыняя его в бока.
Сердце пристава упало. Вместо плечистого рослого Егора, между мужиками плёлся дрожа и плача, какой-то плюгавый бородатый среднего роста мужичонка.
Пристав зычно гаркнул:
- Этто кого вы мне припёрли?
Староста растерянно забормотал:
Дак это... Егор, кажись! - и он дёрнул мужичонку за рукав. - Говори, как твоё имя?
Тот залепетал:
- Ёгор я! Батюшки, не виноватый я. Пошто меня скрутили да притащщили.
- Молчать! - хлопнул кулаком по столу пристав.
Вздрогнули и несчастный Егор, и староста с мужиками.
- Ты мне може со всех Вязников Егоров притащишь? Их много!.Я и ездить-то не успею туды-сюды.
Пригнулся староста, поняв свою ошибку, и бормотал что-то себе под нос.
- Что за дураки собрались! - рвал и метал Прокофьич. Затем остановил свой взгляд на мужичке:
А ты, кто таков, идиотина?
- Я не виноватый. Я в свою деревню шёл мимо, и вдруг набросились на меня да верёвками опутали. Я ажник вдохнуть не мог. Я не ведаю за что?
Мужиченка трясся, был и в слезах и соплях.
- Ну и что скажешь? - повернулся пристав к старосте. Тот весь взмок, и рукой свой подбородок дёргал, свою реденькую бородку:
- Да больно разбойного вида мужик-то. Мы останавливать его, а он сторону сиганул. А как пымали его, спрашиваем его, мол, кто ты? Он и назвался Егором.
- Ну и что? - ядовито пересросил пристав.
- Вот мы и послали с нарочным.
- Ну и как он у вас сразбойничал? Кого убил?
Почесал староста затылок, пожал плечами:
- Да вроде-ка не слышно!
А я, значится должён скакать сюда, загонять лошадь, чтоб смотреть в твою тупую морду!
Пристав завращал глазами, доведя себя до белого каления.
И ты думаешь, это сойдёт тебе с рук и ничего не будет? Ххе. Поедем в участок, я решу. что с тобой делать.
Когда Прокофьич ехал назад и вез старосту, пораздумался над свим планом поимки вора Егора. Если сейчас начнут привозить мнимых Егоров и из Паустова, и изо Мстёры, и из Никологор, он с ума сойдёт. Когда подъехал к участку, спрыгнул с тарантаса, каким-то иным взглядом посмотрел на старосту, его снова взяло зло:
- Пшёл вот отсюдова!