Когда я лежала в дурдоме .
ЧИТАТЕЛЬ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПОМНИ, ЧТО ПЕРЕД ТОБОЙ ИСПОВЕДАЛЬНО_- ИРОНИЧЕСКИЙ РАССКАЗ, НАПИСАННЫЙ ДЛЯ МНОГОЧИСЛЕННЫХ МОИХ ПОТОМКОВ, НО С ВЫХОДОМ НА ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ.
Ну, как лежала, я жизнь в нём провела.
Не подумайте ничего плохого, меня мать нормально родила. Под старый Новый год приехала на санях бабка- повитуха с соседнего, в шести километрах, хутора.
Пока слезала с саней, входила в хату да раскутывалась, я уже закричала благим матом.
Бабка руки погрела об печку, подула на них, подошла к маме, взяла меня на руки, пару раз по красной попке шлёпнула, и я начала жить.
Где тут дурдом? Не вижу пока.
Третий ребёнок в семье, дочка, которую долго ждали.
А вот с того места, где имя и дата рождения, дурдом, по- моему, и начался. Янина, Ядвига, Каролина,
Нина- ладно, если бы в первых два месяца решали они этот вопрос, а то ведь по жизни я пошла со всеми этими именами.
Люди , кто я? Это же какое раздвоение личности должн у ребёнка произойти!
Ну, вроде привыкла, пусть буду Каролина, ладно, школьникам моим нравилось, а приеду к родителям, и тот же батя, что лично записал меня в сельском совете Каролиной, Ясей, Ядей называет.
И вот представьте: Сибирь, зима, на улице минус сорок, отец, плотник, целый день ремонтирует кошары для свиней.
Домой идёт весь обледенелый, заскорузлые рукавицы, на руках коробом стоящие, но зато у него дома дочь Каролина, как будто какая-нибудь принцесса в Вестминстерском дворце.
А эта принцесса к своим семи годам так устала от ежегодно рождающихся братьев и сестёр, что когда в пятьдесят третьем году в декабре привезли из роддома Николашу, под старость самого моего любимого братца, я все двери в дом закрыла и не пускаю домой- везите обратно, нам ребятишек больше не надо.
Те ходят вокруг дома «Яська, Яська, открой» , а я ни в какую. Сорок минут томила их на морозе.
Потому что, не поленюсь перечислить, это ведь для многочисленных потомков пишется, к тому времени в доме были Тосик сорок второго года рождения, Мишка сорок третьего, я сорок пятого, Зося сорок седьмого, Иосиф сорок девятого, Люда пятьдесят первого, Аня пятьдесят второго и в пятьдесят третьем Николашу привезли из роддома.
И когда под старость этот Николаша стал бесконечно, до надоедливости, твердить:"Я- восьмой ребёнок в семье", мы не сразу поняли, что он имел ввиду.
А имел он ввиду, что на него у матери материалу не хватило- ведь рожала каждый год, не успевал организм восстановиться.
Много чего не добрал, в отличие от нас, первых, старших, мой самый любимый братец Николаша.
Красоту, правда, свою передала ему мама.
Трое в нашей семье внешностью на маму походят- Тосик, Люда и Николаша.
А ещё добротой и кротостью наградила она его да трудолюбием просто невероятным, своими главными качествами.
Под старый Новый год я родилась.
И всегда, где бы я ни была, мама к этой дате гуся мне присылала в посылках с различной начинкой- то часики дамские положит внутрь, а я начинаю рубить- и часики пополам, то платьице сошьёт, в пергамент завернёт и туда же сунет.
Отец открытку подпишет и к той же дате пришлёт. Десять братьев и сестёр мне как старшей тоже открытки слали к старому Новому году.
/
И чего? Чем я недовольна? А вы в паспорт мой загляните.
Там с веком и годом всё в порядке, да, прошлый , да, сорок пятый, но месяц март да ещё конец его. Почему так?
Да никто ничего не объяснил. Пошла по жизни с двумя днями рождения.
Неудобно.
Гуся прислали, открыток гора лежит, значит, надо в январе отмечать.
А скажешь мужу- у меня день рождения- он - я тебя по паспорту поздравлю, в марте.
Наступает март- давай поздравляй- он в ответ- я в январе тебя поздравлял.
Разве это не дурдом, скажите.
Ну, ладно, это можно пережить, рассказала, как прикол, чтобы «чисто поржать».
А вот дальше всё намного серьёзнее.
После Николаши ещё двое народилось.
В пятьдесят пятом Сашка, в шестидесятом Павлик появился на свет.
Сестра Люда говорит, что между ними ещё мальчик был, мёртвым родился, отец показывал ей, а я почему-то не помню.
Видно, уже тогда настолько страдала недержанием речи, что нельзя мне было тайну доверить.
Люда же уже тогда кремень была, такой и по жизни пошла.
Итого, считайте. Десять человек детей.
Это только по блину, так десять блинов.
Это только по рубашке, так десять рубашек, не говорю уж про валенки, сандалики, ботиночки, шапочки, пальто, рукавички- Сибирь всё-таки- школьные формы…, а дальше считайте: что на вас надето, всё умножайте не на десять даже, а на двенадцать.
Откуда же всё бралось?
Хуже людей не были.
Наоборот, помню, учительница, Прасковья Ивановна, пощупала моё платье, мамой сшитое, покачала головой: "Надо же, какое платье хорошее, и откуда она всё берёт",- имея ввиду маму.
А эта мама никогда в жизни не спала.
Полностью обшивала всех, благо машинка швейная «Зингер»,ещё та, тридцать восьмого года всегда с ней была. И в совхозе работала, и ещё и заказы брала.
Вот сколько живу, не встречала людей такого трудолюбия и жертвенности по отношению к детям, как у мамы.
Даже не куски ткани, а кусочки воэьмёт, как она говорила, «сфастригует», по-русски это называется, скомбинирует- кокеточка, рукавчики из одной ткани, платьице из другой- получалось очень нарядно. Помню, что и мальчикам так шила курточки- кокетки, например, серые, а курточка синяя.
Вдруг приехали работать в нашу деревенскую школу молодые учительницы, что-то сильно мастеровитые.
Пяльцы привезли не круглые, а в виде трапеции, чтобы новой, незнакомой маме методикой что-то там изготовлять.
Мама сбегала к ним на минутку- и уже вечером стругались рейки, делались трапециевидные пяльцы, а через неделю на комодах улеглись нарядные, из пушистых розовых шариков, салфетки.
Как это всё не ценилось по молодости, а вот теперь, в старости, когда
больше и делать нечего, как перебирать прожитое... .
Первый мой муж очень дорожил дерюжкой, сотканной его бабушкой.
Из некрашеной овечьей шерсти прялись нитки в палец толщиной и пропускались на кроснах через основу.
Затем два полотна сшивались- получалась дерюжка укрываться- тёплая, конечно, но до чего же тяжёлая, ненарядная.
Как же мой незабвенной памяти Алексей Фёдорович дорожил ею!
Нашёл в Петербурге мастерицу, чтобы бережно распустила и переткала, потому что стала она кое-где протираться.
И в новый брак ушёл, я знаю, с этой дерюжкой.
Дорожил ею, как памятью о бабушке. Где теперь эта память, когда уже и Алексея Федоровича давно нет…
А мне это было смешно и непонятно.
Мы-то в мамином доме укрывались произведениями искусства.
Из разноцветных, никогда не теряющих красок шерстяных нитей она ткала города, цветы, вазоны.
Причём, было таких одеял бесконечное количество разного вида и назначения. Одними мы укрывались, другими постилали постели, а ещё были праздничные, которые стелились на пасху, на новый год, и благодаря им дом преображался.
Заставляла и нас, дочерей, учиться вышивать, шить, вязать- сёстры Софья и Людмила достигли каких-то высот, а я вот нет.
На одних книгах ослепла к пятнадцати годам, очки надела, да так уже и не сняла.
И разве это не дурдом, скажите, не разрешать читать.
А мне не разрешали- и прятали книги, и били…
А я забиралась куда-нибудь в тёмный угол, чтобы не увидели, и всё равно читала…память была чёрт её знает, какая.
Пришла в восьмой класс, а у меня уже все двести пятьдесят томов всемирной литературы прочитаны.
Десятиклассницы усядутся вечером в интернате по кроватям, и я им чуть ни наизусть пересказываю то, что им по программе нужно.
Разве это не дурдом, скажите, чтобы соплюха четырнадцатилетняя «учила» восемнадцатилетних, озабоченных совсем не школьными проблемами девиц.
Зато книга стала моим «куском хлеба», всю жизнь литературе отдала-в школе работала.
Вот пишу, начала в шестьдесят лет. Люди хвалят, хотя пишу «по наитию». Однако свожу концы с концами, могу выразить всё, о чём болит и плачет моя душа, довести до людей.
Как хорошо жить после семидесяти лет, если можешь писать!
Столько ты пережил, увидел, прочувствовал, что весь этот груз давит на тебя непосильной тяжестью, не знаешь, куда от него деться.
Ах, эти стариковские ночи!
Просто грудь разрывается к утру от воспоминаний, от того, что мог ещё то, то, да, пожалуй, что и это, сделать, а не сделал.
Мог обласкать, а не обласкал, мог помочь, а сделал вид, что не слышал чьей- то безмолвной просьбы.
Мой старший на два года брат позвонит из Москвы, разговариваем, и я чувствую, что его то же самое гложет- мучает- сжигает изнутри. Это ВОСПОМИНАНИЯ,СОЖАЛЕНИЯ.
"Миша, пиши",- прошу его, потому что уж ему-то есть о чём человечеству поведать. Столько повидать, столько добра сделать, столько пережить…
Как же всё это его терзает воспоминаниями!
Молчит Мишино перо. Может, ещё заговорит, я надеюсь, тем более,стол дорогущий письменный купил на-днях. Не пропадать же добру...
Сохранил Миша совестливость советскую, советское благородство и советскую же отдачу делу, которому служишь.
Трудно понять молодым, не жившим при советской власти, людям, что это такое.
Дурдом, скажут, а не жизнь была.
Если человек оставлял под ковриком у порога ключ от квартиры, уезжая на два года, а возвращаясь, спокойно заходил к себе домой- это что, как не дурдом, с точки зрения сегодняшнего обывателя.
А так было.
Кодовых замков в подъездах, заборов трёхметровых, консьержек злых, как собаки, готовых за ваше добро горло перегрызть, ибо им за это и платят- ничего этого не было.
Работа была у всех.
Ведь ни при какой власти не было такого, чтобы человек никому не нужен был. Тот же крестьянин. Он всегда был нужен кому-то.
Пусть даже помещику, потом председателю колхоза, директору совхоза. Кто- то отвечал за него, а что теперь?
Вот где дурдом-то! Вообще на произвол судьбы крестьянин брошен оказался. Счастье огромное, если где-то фермеришко мало- мальский держится, работу кому-нибудь даёт. На него прямо богу молятся.
Приехал мой племянник Ваня из Кургана сегодня утром.
И у меня первый вопрос: как фермер в деревне у его тестя? Живой?
Урожай собрали с твоим тестем? Дай бог ему, фермеру, здоровья, потому что если бы не он, тестю хоть по миру с торбочкой иди.…
Я не против поднятия пенсионного возраста.
Может быть, и надо.
Сама после пенсии 17 лет отработала.
Но для деревни, для матерей, эти 55 лет ожидались как манны небесной.
Денег взять неоткуда, а тут хоть пенсия наконец-то, так она сыночка куда-нибудь учиться отправит.
А теперь?
Вот где дурдом!
А я продолжаю жить в нём.
Закончилась счастливая жизнь для простых людей с уходом советской власти.
Лично я хорошо живу. Мне нечего роптать на судьбу- ведь я по эту сторону КАДа. И что, в чём моя заслуга?
Её нет. Так карты легли.
Почему же иногда так нестерпимо стыдно за свою сытую жизнь.
Вот и раскидываю с яростным остервенением пятаки и десятчики в метро нищим.
Так даже нищие по эту сторону КАДа богачи по сравнению с большинством жителей моей России.
К большинству я всё ещё отношу крестьян, хотя это давно уже не так. Они вымерли, разъехались, спасаются как могут.
И не надо мне говорить, что пусть растят что –нибудь, продают и тем живут.
А если это за сто километров от хотя бы райцентра, и дорог добрых нет, и везти не на чем и некому, и надо ждать скупщиков, а те просто за копейки скупают ту же картошку или зерно у крестьянина.
Ох, беда, беда… Опять сплошной дурдом получается.
Ведь уже сделано было справедливо.
Живёшь в деревне, тяжело работаешь- на тебе зарплату больше, чем в городах зарабатывали.
Маменька моя свинаркой гораздо больше получала, чем я в городе директором школы.
Сегодня моя Россия кое-как поживает, кое-как прозябает- и опять я имею ввиду Россию всю, а не ту, что за КАДами Москвы и Питера. Если бы не с чем было сравнивать, я и слова бы не сказала. "Значит, так надо,"- вот и всё. Но мне, прожившей пятьдесят лет при Советской власти, да ещё в самом дремучем захолустье, есть что подумать и сказать. ВСЯ РОССИЯ была обихожена и обласкана. Крестьянин за свой нелёгкий труд имел все блага городской жизни. Помню, как маменьку нашу, работавшую свинаркой, ругали на собрании, почему не берёт путёвку бесплатную в санаторий.Помню, как дежурил самолёт в пятьдесят пятом году, ожидая, сама маменька родит или надо везти её в Москву, к столичным врачам, ибо роды были трудными. Спасибо, сама маменька родила, а то бы страна не задумалась, отправила бы самолётом в Москву. Помню, как уговаривали отца принять помощь от государства вв виде валеночек и пальтишек, а отец отказывался, да грубо, с матом, дескать, пошли вы все, мои дети, сам одену и прокормлю. Где это видано сегодня? Разве в дурдоме каком- нибудь...
А как вам это:
Все мы, Францкевичи, абсолютно уверены, что из поколения в поколение – хлебопашцы, крестьяне.
У всех у нас, у Францкевичей, хранится газета «Правда» за третье мая тысяча девятьсот семьдесят третьего года, где статья о свалившемся от умершего в Канаде предка наследства.
Сразу скажу, что никто его не увидел, наследства, а вот предание всплыло, как этот предок стал делить землю на семь доль, да ошибся в расчётах, разделил на шесть.
Не расстроился, оставил всё сёстрам, а сам «узяу торбачку, засвистау да и пайшоу у Канаду».
Никто бы о нём и не вспомнил через семьдесят лет, если бы не статья об оставленном им наследстве.
Я-то пишу об этом, чтобы ещё раз подтвердить, что все мы, на какую глубину ни копни, землепашцы.
И вдруг года три назад мне случайно попадает в руки газета»Союзное Вече» со статьёй «Новая жизнь старого поместья», в которой рассказывается, как московская семья возвращает к жизни княжескую усадьбу на Гродненщине.
под названьем Желудок( С ударением на последний слог).
В местном монастыре кармелитов во время Северной войны находилась главная квартира шведского короля Карла Двенадцатого.
Со второй половины пятнадцатого века это местечко Виленского(Вильно,Вильнюс) воеводства известно как великокняжеское владение Желудок(с ударением на последний слог).
И принадлежало оно в течение трёхсот лет великокняжескому роду ФРАНЦКЕВИЧЕЙ и Сапегов.
Вернее, принадлежало Францкевичам, а Сапега Витольд примаком попал в дом, пришёлся ко двору, да и стал полноправным наряду с Францкевичами владельцем.
Во второй половине восемнадцатого века оно перешло к известному орнитологу, меценату, реформатору и Гродненскому старосте Антонию Тизенгаузу.
Потом ещё не однажды переходило из рода в род, пока не оказалось во владении Святополк -Четвертинских уже в начале двадцатого века.
. Владимир Четвертинский пригласил знаменитого итальянского архитектора Маркони, и тот и построил новый дворец, дошедший до наших времён.(если сумею, приложу фотографию дворца).
Спасибо, племянник Ваня из Кургана приехал. Он сумел, приложил, как-то кстати получилось, потому что я очень плохо компьютером владею.
Дворец чудом уцелел в революциях и войнах. В тысяча девятьсот тридцать девятом году его покинули последние владельцы. Во дворце поселились военные.
Видимо, они и сумели сохранить аутентичность здания и прилегающих к нему строений.
Это флигель, конюшня, каретная, гараж, десять гектаров земли, пять гектаров леса, парк.
Земельная территория не менялась со времён Францкевичей- Сапегов.
И вот время от времени сюда заявляется Дама Мальтийского Ордена, гражданка Великобритании Изабелла Четвертинская, наследница рода Четвертинских.
По- хозяйски обходит бывшие владения, сокрушается, что всё ветшает, надеется, что когда- нибудь появятся люди, которые восстановят здесь всё…
Дама никогда здесь не жила, да и предки её всего лет сорок владели всем этим, а вот надеется..
А уж я-то как надеюсь!
Мои-то предки триста лет были тут хозяевами, ходили по этим десяти гектарам, разбивали этот парк, осушали здесь болота, выводили лошадей из этих конюшен.
На этих лужайках десяток поколений моих предков играли, бегали, дрались, влюблялись, ругались и мирились….
Боже мой, если бы хоть одним глазком заглянуть в прошлое, хоть бы чьи-нибудь дневники где-нибудь на чердаке сохранились.
Всё искурил проклятый денщик, я так думаю.
Но ничего. Есть документы, а они врать не будут. И больше всего документов сохранилось в церковных книгах.
Почему-то я думала, что разорились Францкевичи – Сапеги, и пришлось продать имение, сохраняемое в продолжение трёх столетий, Тизенгаузам. Даже обида какая-то была, что утратили такое имение.
А вот и нет.
В восемнадцатом веке дочь Давида Францкевича Александра вышла замуж за Михаила Тизенгауза и принесла ему в качестве приданого это имение.
Этот Тизенгауз был наследственным графом Священной Римской империи и сам владел одним из крупнейших шляхетских поместий в белорусском Принёманье.
Видимо, поэтому не придавал особого внимания приданому жены и не вкладывался в поддержание его.
При нём новых построек в имении Желудок не производилось.
Далее- дочь Михаила и Александры Германция выходит замуж за князя Северина Уруского и , вы правильно догадались, приносит ему в приданое Желудок.
Вы будете смеяться, но дочь Германции и Северина Уруского княжна Мария выходит замуж за Святополк- Четвертинского и ...получает в приданое опять это же имение.
Это что же за девицы произрастали в имении Желудок, если лучшие ребята воеводства женились на них.
Возьмите того, или хоть этого- да все очень достойные ребята были.
А уж Четвертинский, последний из владельцев, который дворец сохранившийся отстроил, богатейший и благороднейший кавалер, мог бы выбирать от Варшавы до Вильно невест.
Однако , видимо, знал, что самые лучшие невесты в Желудке водятся. Вот и женился на княжне Марии.
Кстати, пока была жива Германция, а старушка прожила без малого сто лет, именно её называют хозяйкой Желудка в Памятной Книге Виленской губернии за тысяча восемьсот девяносто третий год.
Сын Германции погиб в Освенциме в тысча девятьсот сорок третьем году.
Господа, на основании вышеизложенного имею право утверждать, что Францкевичи и не уходили из Желудка, поскольку имение не продавалось, а передавалось из рода в род.
И вот интересная деталь: во время войны во дворце размещался немецкий военный госпиталь, поэтому и сохранился он в целости.
А дальше опять напишу такое, что за гранью разума.
Представьте себе, что несколько лет назад ВСЁ ЭТО приобрёл за девятьсот миллионов белорусских рублей некто ГАВРИЛОВ Василий из Москвы с женой Софьей.
И уже их дети резвятся на лужайках в то время, как родители возрождают былую красоту в этом «маёнтке».
А ведь я по последнему мужу мадам Гаврилова.
Как вам такое совпадение. Ну, не дурдом, скажите.
Пустячок, а приятно.
Уникальную историко- культурную ценность все Францкевичи могут посещать, по- хозяйски ходить тут, сокрушаться, как мадам Четвертинская, что всё ветшает, и надеяться, что всё возродится.
Ведь мадам Изабелла- всем нам какая-то …юродная бабушка. Разве я это не доказала вышеизложенным…
И оно- таки возродится.
Чуете, кто имение приобрёл? Гавриловы.
Это тоже очень и очень замечательная фамилия.
Во всяком случае, мой муж Гаврилов достоин быть занесённым в Красную Книгу как человек высочайшего благородства, образованности и порядочности.
Тридцать пять лет совместной жизни позволяют мне утверждать это.
Правда, не все способны вынести такой густой концентрат благородства, образованности и порядочности, поэтому два брака у него распались.
А мне ничего.
То ли это потому, что я- из Францкевичей, то ли- единство противоположностей…
Живём душа в душу…
Он у меня из тех, что ни украсть, ни покараулить...
Почему бы и москвичу Гаврилову не быть таким.
А если мадам Софья Гаврилова обладает моей предприимчивостью и деловитостью, то имение точно возродится, как возродилось имение отца моего Францкевича Ивана Ивановича в Кургане благодаря Каролине и Евгению Гавриловым.
В этом же Кургане, ставшем последним прибежищем Ивана Францкевича, заново появляются новые имения внука его Францкевича Ивана Павловича и внучки Францкевич Татьяны Николаевны.
Они двое попали в трудные жизненные ситуации- и тут набежали Францкевичи, Гавриловы- короче, этим летом два новых имения уже будут заселены.
Радуюсь и горжусь предками и…потомками в лице москвичей Гавриловых.
Дорогие Францкевичи! Вас очень много. В этом мы убедились, когда в тысяча девятьсот семьдесят третьем году стали искать наследников Арсения Францкевича из Канады. Это который «узяу торбачку, засвистау да и пайшоу» в тысяча девятьсот шестнадцатом году.
И вот когда стали устанавливать наследников, то объявилось вас не менее трёх сотен. А как же!
Францкевичи очень плодовитые.
Лет десять назад я навестила Полесье.
Вот где этих Францкевичей!
И у всех по десять- тринадцать детей. Да даже на моего батьку посмотрите. Детьми он заселил полсибири.
Его дети тоже не ударили в грязь лицом, и у них полно наследников.
Так что овладеваем поместьями, городами, а, учитывая Арсения Францкевича, уехавшего в Канаду, даму Мальтийского Ордена Изабеллу Четвертинскую, живущую в Англии, Францкевича Ивана Ивановича, отца моего, переселившегося в Сибирь, то уже и континентами.
Дорогие, где бы вы ни жили, мои Францкевичи!
Многим из вас я уже бабка, ну, или считайте меня таковой, как я считаю своей бабкой Изабеллу Четвертинскую.
Послушайте меня.
Абсолютно никакой корысти в этих изысканиях у меня нет. Ну, что мне нужно в мои без хвостика семьдесят пять. Да я даже пройти по имению, как Дама Мальтийского Ордена, уже не хочу. Для меня теперь
Блаженство на старости лет
Своими ногами сходить в туалет.
А после в обратный отправиться путь.
Тихонечко под одеяло нырнуть.
. Мне просто интересно жить в духовности, что- то ещё открывать, чем- то кому-нибудь быть полезным, а не только тупым перекачиванием пенсии детям.
Разве плохо, если Вы, прочитав всё это, другими глазами на себя посмотрите.
Я ведь Францкевич!
Мне стрёмно нарушить одну из десяти заповедей божьих, даже если я не так уж сильно воцерквлён.
Стрёмно убить, украсть, обмануть, солгать, возжелать, страдать мздоимством, тайноядением и что там ещё..дурного, присущего «божьим тварям».
Всё это было стрёмно Внукам Францкевичей Ивану и Иосифу, Правнукам Францкевичей Антону и Михаилу, Праправнукам Францкевичей Александру, Сергею(который москвич), Ивану, Роману, Евгению..
Да даже зятьям Францкевичей, не поленюсь и перечислю, Алексею, Виктору, Николаю, Александру, Евгению свойственно благородство, порядочность, доброта, ибо они попали в орбиту Францкевичей.
Совсем- совсем я стала другая после этих исторических изысканий. Это чтобы согнуть спину? Вернее, позволить ей согнуться?
Да ни за что! Ведь мадам Изабелла,моя девяностолетняя прабабушка, последний раз посетив Желудки, ходила без палки и с прямой спиной.
С какой стати я-то в свои семьдесят четыре позволила себе превратиться в букву ЗЭТ?
Распрямись, сказала я себе, и такой оставайся до последнего смертного часа.
И все, где бы вы ни жили, мои Францкевичи.
Быстро распрямились в перпендикуляр, и такими оставайтесь до последнего смертного часа.
Воспользоваться бумажными носовыми платками?
Да вы что? Только батистовые.
Ведь мадам Изабелла приехала последний раз в Желудок со страшным насморком.
Сказалась осень и трудная дорога от Лондона.
Она закидала этот Желудок носовыми батистовыми платками с собственноручно вышитой монограммой.
Мне показали один из них, кем-то бережно подобранный и тщательно сберегаемый.
Почему бы и мне не накупить этого батиста и не нашить носовых платков
с монограммой Ф. К., собственноручно вышитой.
Захотелось даже пойти дальше- вышить эту монограмму на чём-то гораздо более интимном.
Но подумала, что это уже дурдомом попахивает, да и муж не поймёт.
На кладбище нашем питерском Серафимовском смотрю- Некто Тизенгауз похоронен.
И я низко ему поклонилась- вдруг родня.
А тут муж принёс журнал "Русская история" номер один за две тысячи девятнадцатый год.
Читаю: Дмитрий Львович Нарышкин женился на Марии СВЯТОПОЛК-ЧЕТВЕРТИНСКОЙ, отца которой польские мятежники повесили за приверженность России.
Красавица- полячка стала официальной фавориткой Александра Первого.
Её снисходительного мужа царь возвёл в ранг обер-егермейстера, сказав при этом:"Раз он рогат, то пусть заведует оленями".
И он действительно нёс гордо звание главного рогоносца страны.
Из пяти рождённых Марией детей муж признал только старшую дочь Марину, вышедшую замуж за министра финансов Гурьева.
А вот настоящим отцом единственного сына её был не муж, и даже не царь, а дипломат князь Григорий Гагарин. Ревнуя к нему, царь разорвал отношения с фавориткой.
Ничего себе, сродственница.
Так вот откуда моё, я бы назвала "снисходительное отношение к узам брака." Это из меня очередная прабабушка выглядывает. Получается, я совсем не виновата
в своих внебрачных связях. Рок, судьба, гены...
Кажется- всё.
Не забывайте меня.
Интересно, что сначала до меня доберётся- скорая помощи или сразу труповозка.
Если скорая помощь, то хорошо.
Значит, я успею ещё съездить в Желудок, порыться на чердаках у этих Гавриловых.
Вдруг не всё искурил проклятый денщик, и я найду фотографии Мадам Изабеллы; или Александры, или Германции, а. может, и Марии.
Вообще, пусть любая из машин приезжает, уже не страшно, только я знаю одно: никогда не приезжала и не приедет машина из психушки несмотря на название моего иронически- исповедального рассказа.
НЕМНОЖЕЧКО ПОСТСКРИПТУМА.
Дорогие читатели, а вас что-то незаслуженно много для лёгкого иронического рассказа, пожалуйста, не ищите "Разноплановых пластов", как это сделала одна добросовестная читательница в разделе писем.
ПРИВОЖУ ЕЁ ПИСЬМО ПОЛНОСТЬЮ.
Прочла.Название интригующее, как и положено в современной литературе.
Как название, так и другие приёмы по форме из литературы "Потока сознания" с наслоением разноплановых пластов, разрозненных временными, пространственными, идейно-тематическими видимыми координатами.
И в то же время это по сути классика, а не модерн-постмодерн.
Потому что все эти пласты, вроде бы разнородные,пропущены "Кроснами через основу",как в полотне, которое ткали наши бабушки.
В основе полотна Вашего рассказа Жизни на первом плане безграничное уважение к матери, к отцу, которые пример самоотверженности в труде, в любви к детям.
Собственно, это и есть основа основ- благодарность родителям и воскрешение их в памяти поколений.
Через родителей. с молоком матери впитывается лирическим героем- автором уважение к труду, а, следовательно, к советскому образу жизни.
И заключительная тема- тема генеалогических изысканий. она тоже о том. что объединяет людей- уважение к своему роду,ответственность за добрую память предков,что порождает в потомках чувство корня, достоинства, благородства.
А боль- она у всех нас общая- боль за то, чтобы с вхождением новых и новых поколений основа полотна жизни не прервалась, чтобы она продолжалась духовным стержнем поколений наших детей и внуков.
Благодаря вашему таланту Вы способны оживлять память, эту основу бытия,
дело очень благородное.
Дай Вам Бог, как говорится, сил,здоровья для жизнетворчества.
И ТАМ ЖЕ, В ПИСЬМАХ, ПОЯВИЛСЯ ОТЗЫВ НА ОТЗЫВ НЕКОЕЙ БОГОМОЛОВОЙ Л, И.
С ПРЕТЕНЗИЕЙ НА ИРОНИЮ.
ЕГО ТОЖЕ ПРИВОЖУ ПОЛНОСТЬЮ.
Рецензия из серии"Потока сознания"- чистый модерн- пост-модерн с претензией на глубину.
При этом чувствуется. что автор действительно прочитала"полотно", рассмотрела наслоения разноплановых пластов.
Написана рецензия характерным стилем, который очень ценится в современном мире, особенно автором рассказа,на что можно списать некоторую заумность отзыва.
Ведь по мнению автора рассказа мир- это дурдом.
Очень хорошо.что потоки сознания двух авторов переплетаются в витиеватое кружево взаимопонимания и эмпатии, вызывая у читателей только позитивные мысли и улыбку (типа "Ну,вы.блин, дуры,даёте")
Всё понравилось.
И рассказ, и рецензия.
Затем следует подпись: Целую, Богомолова.
Последнее теперь уже у автора вызвало позитивные мысли и улыбку вышеуказанного типа"Ну, вы, блин, мадам Богомолова, .....,даёте", а также появилась ЭМПАТИЯ.
ТАК ЧТО, ГОСПОДА, ДУРДОМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ,
тем более, что мадам Богомолова- моя единоутробная любимая сестрица, тоже урождённая Францкевич и тоже обладающая ироническим складом ума.
Спросите, откуда?
Изучайте историю своего рода.
Один из наших предков развлекал Екатерину Вторую легкомысленным трёпом ни о чём.
Он был способен рассуждать о чём угодно по полчаса, когда никто ничего не понимал и под конец все разражались смехом.
Разразитесь и вы смехом, это лучшая награда писателю.
Какое счастье, что дурдом продолжается.
Ведь только в нём женщина может со смехом перенести за последний год операцию,
два месяца облучения, девять химий и при этом "ржать" по любому поводу, описывать ощущения в ироническом ключе, свойственном моему предку,
печатать всё это в журнале с двухтысячным тиражом для хирургов-онкологов, чтобы повысить их самооценку, стать женщиной- праздником для радиологов и химиотерапевтов, любимицей их... и... тоже воспеть и тех, и других.
Ах, как я хочу ещё хоть сколько- нибудь пребывать в этом дурдоме.
Ведь он и есть рай, другого не будет, запомните, потомки.
СТАРАЙТЕСЬ ВИДЕТЬ В ДУРДОМЕ РАЙ- это наказ пра-пра- пра-бабушки КАРОЛИНЫ потомкам - - СТАРАЙТЕСЬ СОЗДАВАТЬ ЕГО САМИ.
Вот так вот, потихонечку, мы, предки, и будем вас воспитывать: одна прямой спиной и батистовыми платочками, другая научит вас видеть на земле рай, жить в дурдоме как в раю.
Ведь только в дурдоме лет десять назад могли родиться такие строчки у автора.
ЛЕЖАТЬ МНЕ В НЕОСТРУГАННОМ ГРОБУ.
Мой муж красавец, в полном цвете сил.
Ума палата на высоком лбу.
Но если раньше я умру, то значит,
Лежать мне в неоструганном гробу.
Не жаден он, а просто экономен.
Оркестр не пригласит и не начнёт пальбу.
И коль до смерти с ним не разойдусь я,
Лежать мне в неоструганном гробу.
Гроб не квартира,скажет наш сынишка,
Антон который, тратиться к чему?
Без вариантов тут, без обсужденья-
Лежать ей в неоструганном гробу.
Ах, Люда,(дочка) так трудна твоя работа.
Вредна, нервна- зачем и почему?
Поэтому я Люде разрешаю:
похорони в неструганном гробу.