Фалитон

Александр Тихонов 5
                ФАЛИТОН
                Без отца
    Фаля была доморощенной коровой. Еще телочкой она была приучена к рукам. Она шла ко всем, но особенно любила Зинку и всюду следовала за ней. Куда бы та ни пошла, Фалька обязательно за ней увяжется. Когда Зинка была нужна, мать искала по селу не Зинку, а Фальку. Глянет мать вдоль улицы - возле какого двора Фалька околачивается, там и Зинка. Однажды Фалька даже в магазин за ней зашла, преодолела высокое крыльцо и очутилась у прилавка.
----- Тебе чего?! – удивленно спросила продавщица и сунула Фальке в рот обломок пряника.
    Фалька сжевала пряник и положила мордочку на прилавок. Хохоту было в магазине!
---- Не дам больше, - сказала продавщица. – Без денег не имею права.
     Фалька вышла из магазина только вместе с Зинкой. Фалька выросла перед самой войной, стала всеобщей любимицей, и в войну, пока отец находился на фронте, она спасала его семью и от голода и от холода.
     Надо сказать, что во время войны коровы спасали от голода и холода многие семьи. Из колхоза забрали на войну почти всех лошадей. Основной тягловой силой стали невзрачные тракторишки ХТЗ с колючими железными колесами, почти ежедневно требующие перетяжки оловянных подшипников на коленвалах, да быки-кастраты. Но с вредными и медлительными быками женщинам управляться было тяжело, и они приучили к хомутам-шоркам своих коров. Овладела этой наукой и Фаля. Коровы обеспечивали себя сеном и соломой, а хозяев дровами, таскали сани куда проворнее, чем быки.
    «Красна девица», «Спасительница», «Рогатая лошадка» и даже «Фалитон» так ласково и иронично называла семья красненькую, пузатенькую небольшую коровку, с длинными рогами, которая главной своей задачей, все-таки, считала снабжение хозяев жирным молоком. Молока давала она не так много, литров 8-10 в хороший травостой, но на маслозаводе, куда Шурка носил продналог, молоко хвалили.
    Фаля и в большом уходе не нуждалась. Отгонишь её в стадо и возвращайся домой. Фаля и на пастбище первая в стаде идет, и с пастбища тоже, не доходя до двора, подает голос. Идет как колобок, наевшись травы так, что бока поднимаются выше хребта. Даже осенью, в октябре, когда пастухи прекращают пастьбу, с Фалей нет проблемы: выпустишь за ворота – она сама на сжатые поля идет, и вечером сама возвращается. И так до самого снега, только подкармливай вечером  картошечкой, свёколкой, мучной болтушкой или кусочком хлебушка.
    «Умница!»- хвалили Фалю все домочадцы и соседи. Но «Фалитоном» называли Фалю только свои. Из любви называли. Катится «Колобок!» - завидев в начале улицы Фалю, говорили. Корова чувствовала любовь хозяев и отвечала им взаимностью.
    Спасала Фаля хозяев от голода и холода в войну, теперь вот пришлось спасать и после.  Без отца семья почувствовала себя опять неуютно. И зима, как назло, легла рано. Обычно в этих местах она ложилась во второй декаде ноября, но в этот год снег выпал в середине октября и больше не растаял. Фаля ещё «бегала» на поля, где её сопровождал рыжий кобелек Филька, рылась в соломенных копнах, но этого ей уже не хватало. Нужны были сено или, в крайнем случае, солома на ночь. Дрова закончились. Шурка «добывал» их в старом колхозном подтоварнике, украдкой по вечерам бегал туда с санками, и каждый раз рисковал быть пойманным с поличным. Подтоварник хоть уже и не использовался по назначению, но грабить его означало стать вором колхозного добра. Утешало лишь то, что не один он такой «грабитель». Такое противоправное действие не могло продолжаться до бесконечности, и, в конце концов, Шурка вернулся из очередного «рейса» с пустыми санками.
---- Мам, на подтоварник сторожа поставили, - доложил он матери. – Там дядя Ваня Филиппов сидит с ружьем.
---- Он тебя видел?
---- Нет.
---- Ну и не ходи туда больше. Завтра поедешь в Палину забоку за дровами.
---- Лошадей не дают в колхозе. Они сено из-за Чулыма  вывозят колхозное.
---- Я схожу в контору, попрошу лошадь и сена корове. А не дадут лошадь – Фальку запряжем. Сани есть, шорка есть, она, поди, еще не разучилась сани таскать…  Спасибо отцу, сани новые сделал.
    Так и произошло, лошадь в колхозе не дали, но сена пообещали выделить и солому пшеничную разрешили брать без ограничения: все равно весной остатки сжигать. Даже посоветовали, где хорошую, овсяную взять немного.
---- Фалечка, миленькая! – приговаривал Шурка, заводя корову в оглобли. – Я тебя погонять не буду! Соломки с тобой и дровишек привезем. Умница ты наша!
     Фаля  только рогом пошевелила, когда Шурка надевал ей на шею шорку. Сам он еще не запрягал Фальку, но видел, как во время войны, запрягала её мать, а потому быстро справился при материных подсказках. Когда пришел с фронта отец,  надобность в помощи коровы отпала. За отцом была закреплена пара рабочих лошадей. Он на них работал и зимой и летом. Рыбалка для него была как хобби, как приработок и помощь колхозу.  И шорка, сшитая из половика, сотканного на кроснах, и недоуздок, связанный из веревки, и даже веревочные вожжи сохранились в казенке на стене. Шурка уже работал на лошадях. С восьми лет он участвовал в сеноуборке, прихватил времечко, когда пришлось возить сено к зароду на быках, когда копновозчики плакали, возле неуправляемых быков.  От жары те забивались в кусты, откуда их приходилось выгонять уже распряженными. Работал Шурка уже и на граблях, но возить дрова и сено, тем более на корове ему не приходилось. Мать насовала ему в карман хлебных корочек:
---- Будешь подкармливать дорогой. Соломы положи побольше, пусть она роется в ней пока ты рубить дрова будешь. Не распрягай, только перетягу отвяжи. День сегодня не морозный. Фалька послухмянная. Справишься. Ружье возьми, вдруг волки. За войну их много развелось. Филька с тобой будет.
---- Но, Фаля! – шлепнул Шурка коровку вожжами по бокам, - Поехали!!! Филимон, ты где? Давай с нами.
     И поехали они в Палину забоку за дровами. Не поехали, а, можно сказать, потащились за  пять километров, за Чулым, на берег Ельничной старицы, где густо росли вётлы и осины вперемешку с черемухой и калиной.
    Когда «выехали» за село, повалил хлопьями мокрый снег, облепляя шапку, рукава телогрейки, плечи. Спина коровы покрылась мокрыми ошметками. Лохматый Филька обвешался рыжими шерстяными сосульками.
     Только вчера начался первый месяц зимы. Снегу выпало еще не так много, да и дорога была хорошо укатана подводами с сеном, вывозившими его с лугов из-под Кубинки, деревушки в несколько дворов, расположенной уже под самой Аргой. Сани катились легко, но Шурка в них не садился. Все-таки в оглоблях у него была не лошадь и не бык, а небольшая и любимая коровка.
     «В такую погоду хорошо охотиться, - думал от нечего делать Шурка, -  Снегопад скрадывает охотника. Скорость звука снижается в сотни раз, и можно близко подкрасться к зверю». Но работать в поле или в лесу убродно, говорили про такую погоду в селе, говорили, что в такую погоду хорошо самогонку пить, поглядывая в окно, что хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит. А тут Филька бежит за санями весь мокрый, то рядом с санями побежит, то Шурке в ноги тычется, то корову норовит в «лицо» лизнуть. Охрана!!! Филька от Фальки никуда! Хотя какая из Фильки охрана?! Маленький, рыжий лохматый, мордочка остренькая, шустрый, килограмма в три весом: так, видимость одна, но все-таки живая душа. Шурка пробовал усадить его в сани, прикрывал соломой, но собака есть собака. Ей лишь бы за возом бегать. Не усидел в санях Филька.
    Долго ли коротко ли «сказка сказывается», но коровья повозка уже Чулым пересекла, и показались на фоне Арги дымки Кубинки. Надо было сворачивать с санной дороги к Ельничной старице в Палину забоку. Шурка бросил вожжи в сани, вышел вперед и  повел Фалю на поводке, подкормив хлебной корочкой. Ещё с полкилометра они тащились через луга, мимо колхозных стогов, и остановились в лесу возле зарослей нетолстого, сухого осинника, погибшего от прошлогоднего весеннего пала. Фальку он выпряг, привязал вожжами к пеньку, навалил перед ней соломы, не забыв сунуть ей в рот ещё кусочек хлебца.
    Снег сыпал реже. Филька радостно отряхивал с себя мокроту, прыгал вокруг саней, норовил лизнуть Фальку, обнимал лапами Шуркины ноги.
---- Я вот тебе!!! – пригрозил ему Шурка топором, и Филька отстал, принялся бегать по лесу, пугая синичек и клестов, спугнул с куста калины стайку снегирей. Они взлетели на высокий голый куст черемухи,  украсив его словно гирляндой электрических лампочек, какие Шурка видел в школьный новогодний праздник, где он сыграл роль Кая из сказки Андерсена «Снежная королева».
       Вспомнил он этот веселый праздник, вспомнил и  Розку Ильинскую, самую красивую девчонку в классе, сыгравшую роль Герды. Жаль, что уедет Розка скоро, закончив семилетку, в город, и не увидишь больше её розового личика и длиной русой косы. Он и сам мечтает укатить в город, хоть и не нравится ему этот шумный муравейник. Но приобретать хорошую профессию или специальность надо. Не крутить же всю жизнь хвосты быкам как сродный братан Лёньча. Длинный, сорок четвертого размера сапоги, а «сбёг» на пастбище из четвертого класса, оставшись в нем на третий год. Но мечты мечтами, ещё вон и папка на три года попал, как мамку одну оставишь?
    Из гущи мелкого сушняка донесся лай Фильки.  Он не просто залаял, а с визгом с перерывами, словно «брал» кого-то на приступ.
     «Кого он там «взял»?! – обратил внимание Шурка и отложил топор. Шурка послушал с минуту. Филька не унимался. – Что-то серьёзное! – произнес в раздумьи, - Но что может быть? Деревня вон недалеко. Собаки?» Он взял из саней ружьё, загнал в него патрон с жаканом и пошел на лай Фильки. Продираясь в мелком сушняке, он держал ружьё на изготовке. Метров через полста он увидел, что Филька лает на кучу хвороста. Куча была свежая. На ней не было столько снега как на земле, а вокруг натоптано. Шурка присмотрелся к следам: «Медведь! - Следы были припорошены сегодняшним снегом. – Уж не залег ли он в этой куче хвороста?» – мелькнула мысль. По спине пробежал холодок.
    Но уже много наслышанным и начитанным был Шурка. Он уже был уверен, что медведь залегает в берлогу под какой-нибудь выворотень, а тут мелкий осинник. Шурка прислушался и внимательно наблюдал за кучей, но ничего не увидел и не услышал, лишь Филька крутился вокруг ног, повизгивая. Шурка осторожно обошел кучу – ничего подозрительного не нашел, лишь кал медвежий и следы вокруг. Куча была спокойной. «Вчера был здесь!» - сделал вывод.
----  Ну и что ты в этой куче нашел?! – спросил у Фильки.
    Но Филька не умел говорить, лишь заглядывал в глаза хозяину, повизгивая. Шурка ещё раз обошел кучу, вглядываясь в неё более пристально, и заметил среди веток телячье копыто. «Ах, вон оно что!!! – догадался Шурка. Медведь спрятал. Надо уходить отсюда! И жакан едва ли поможет. От греха подальше!»
---- Идём Филька отсюда! - Шурка повесил ружьё на плечо, сгрёб Фильку на руки, и быстрым шагом вернулся к саням. – Не ходи туда! – приказал он Фильке. – Лучше помоги мне сани нагрузить.
     Филька умными глазами поблагодарил хозяина и улёгся на солому возле Фальки, которая спокойно лежала на соломе и жевала жвачку.
     Быстро пошла у Шурки работа! Он рубил длинные стволы, поглядывая в сторону, откуда принес Фильку. Воз рос «как на дрожжах».  Получился большой, но легкий: не тяжело будет Фальке. Шурка перевязал его дважды веревкой, запряг Фалю, и тронул её вожжами:
----  Фалечка, «побежим» домой. Тут медведь хозяин! Вот она, Арга то  рядом!
    Так и прозимовала семья без хозяина с помощью колхоза и коровы. Возила Фаля и дрова, и сено, и солому, и молочка давала на продналог и семье на пропитание.
                -------------------------------------------
    Наступил май. Началась вторая его половина. Колхоз выгнал скот на отгонные пастбища. Частные пастухи уже выгоняли стадо за село на луга. Хоть и мала была еще полезная травка, но уже чем-то наедались коровки. Как всегда вперед полезной травки вылезала бесполезная, и даже вредная. Уже буйствовала крапива, высовываясь из-под каждого забора, и захватывая пустыри. Распускала ядовитые листья белена. Чистотел пускал стрелки из-под луговых кустиков. Чертополох на открытых местах распластал свои колючки, прижавшись плотнее к земле.  Да мало ли всякой ненужной всячины  нарастает, прежде чем едовая трава нарастет.
       Именно в этот благодатный момент и постучалась в Шуркин дом  новая беда. Как говорят в народе: «Беда одна не ходит!» или «Пришла беда – отворяй ворота!»
   ---- Что-то Фалька сегодня рано пришла, - сообщил Шурка матери, придя со двора, – Стада ещё нет, а смотрю - она за воротами мычит.
---- Что это она?! Уж не случилось ли чего? Быков за ней нет?
---- Нет, одна пришла.
---- Где она?
---- Я её запустил. Под навесом стоит. У неё пена на губах.
----  О, господи! Уж не наелась ли какой-нибудь отравы?
     Мать отбросила на стол вязание и заторопилась под навес. Фалька стояла с выпученными глазами и мотала головой. Бока её были так раздуты, что поднялись выше хребта.
---- Фаля, что ты? Чего ты нахваталась? – подбежала мать к корове, - Дует её! О, господи! Беги за ветврачом, сынок. Вон она уже ногами перебирает. Тяжело ей!
    Фаля помутневшими глазами жалобно смотрела на хозяев, переступала ногами.
---- Нет! – засуетилась мать. – Бери палку, гони её в огород, и гоняй её, пока она не опростается, а я побегу за ветеринаром.
    Шурка снял с ворот заворину и погнал Фальку в огород. Фалька с раздутыми боками едва протиснулась через огородную калитку. Шурка со слезами на глазах бил коровку завориной по заду, нарочито распаляя себя ругательствами. Надо было заглушить в себе жалость. Фалька бежала, неуклюже раскидывая задние ноги и спотыкаясь на передние, останавливалась, когда заворина медлила, оглядывалась назад. Глаза её, казалось, вылезли из орбит, из них капали слезы.
    «Фалечка, милая, бегай! – молился Шурка. – Бегай, мать твою… Бегай! Пропадешь ведь!!!»
    Вовка взволнованно наблюдал драму стоя у огородной калитки. Парнишка понимал весь драматизм момента. Он морщился, когда толстенная заворина с глухим стуком опускалась на Фалькину спину.
      Один круг по уже сухому огороду, второй, третий. Вроде бы начала опрастываться Фалька, но её продолжало и продолжало дуть.
---- Гоняй! Гоняй! – крикнула от калитки мать, - Я побежала за Чуланкиной.
     Ветврач, Марья Ивановна Чуланкина, жила на дальней улице, и её дома не оказалось. Она уехала на отгонные выпаса. Мать побежала к Филимоновым. Лишь в этом доме, в центре села остались мужики, способные помочь. Но и их не оказалось на месте. Куда ещё бежать, где, у кого просить помощи? В большинстве домов бабы да ребятишки. Ей одной на всю улицу повезло с мужем. Остальных выкосила либо покалечила война. Мать метнулась домой. В голове крутилась мольба: «Господи, помоги, спаси коровку, кормилицу нашу! Господи, помоги!»
    Но бог не помог! Когда она заглянула в огород, Фалька уже лежала на боку и задыхалась. «Нож!» - мелькнуло в голове. Патронташ и все охотничьи принадлежности висели в казенке. Выхватив нож из ножен, она  подбежала к корове, воткнула ей нож в правый бок.  Из раны брызнул фонтан зелени, но тут же прекратился. Рану забило травой. Фалька начала бить ногами, запрокинула голову, чертя рогом землю.
----  Пропадает!!! – закричала мать. Ей самой сделалось плохо, взмолилась: - Воды мне! Вовочка, беги в дом воды неси, почерпни из кадки.
     Мать схватилась за сердце и потихоньку опустилась на прошлогоднюю огуречную грядку.
---- Шура, возьми нож, режь ей горло. Пусть кровь сойдет.
     Шурка трясущимися руками взял из материных рук отцовский нож, подошел к бьющейся Фальке. Никогда еще он не резал никакой животины, а тут всеобщая любимица «Фалитон»… Несколько секунд он колебался.
----- Бери за рог прижми ей голову. Режь! – превозмогая сердечные боли, направляла мать сына. – Режь, чего уж теперь….
     Острый нож мягко вошел в горло, хрустнула гортань. Вовка плакал. Плакала мать. Плакал Шурка. Кровь разливалась лужей, не впитываясь в сухую огородную пыль.
----  Ну, вот и всё! – дай, Вовочка, мне воду. – Не хватало, чтобы ещё и  я вас оставила…