Некоторые люди не увидят благородство даже, если ты поднесешь им его на блюдечке и дашь хорошие очки.
*
Некоторых людей встречаешь равнодушно и провожаешь равнодушно. А потом всю жизнь вспоминаешь их.
Окошко. Повесть.
Глава первая.
Петров заметно заскучал В Райском местечке. Лизкин домик он сколько мог починил, с Михалычем обо всем переговорил, а природа и чистый воздух, будучи легкодоступными, не так уж и радовали.
Петров в юности был робким, неуверенным в себе человеком, но робость его происходила не от малодушия и не от слабого характера. У его робости были более глубокие причины, другие причины. Петров в юности, был глубоко несчастен. И это свое несчастье он не осознавал, как несчастье. Просто у него болела душа. И эта боль не позволяла ему быть раскованным, легким в общении человеком. Эта боль сковывала его и не позволяло достичь хотя бы части того, что он по природе своей мог бы достичь. В своих жизненных неудачах и в своем стеснении Петров обвинял не несчастье свое( он и не знал, что был несчастен), не обстоятельства( он не понимал, что обстоятельства, в которые он попал были исключительными) а самого себя. Готовность во всем винить себя приводила к тому, что он был еще более зажат и еще более неуверен.
Еще в школьные годы у Петрова умерла мать, которая долго болела. Рос он в эпоху строгости и пуританства, когда сдержанность и строгость были приняты во всех слоях общества. Даже незначительные ласки были чрезвычайно редки. Но ласки матери были для него так важны что он помнил их и берег внутри себя долгие годы. И эти совершенно незначительные воспоминания о том, как она ему пела песенку в кровати: "Где же ты моя, Сулико" У него тогда была корь. И мать тогда могла проявить свои чувства на законных основаниях. Она смягчалась и эти немногие минуты остались в его памяти надолго.
И вот мать заболела и болела несколько лет и казалось, что она справилась с тяжелым недугом, но нет , в конце десятого класса, за два дня до выпускного она умерла. И по сути остался Петров один. Никого у него не было. Впрочем, был брат. Но и брат вскоре уехал за тридевять земель в Сибирь работать после окончания института. И отношения между ними, которые и в детстве были непростыми, оборвались и Петров про себя решил, кровь из носу найти свою родню, до которой только дотянутся его руки.
Дети дяди Жени, двоюродные братья все трое живут где-то в Москве. С большим трудом он нашел сначала одного брата. В Люберцах. Петров приехал к нему домой. Он помнил его мальчишкой, учеником четвертого класса, довольно вредным, который высовывал язык, кривлялся и ругался матом втайне от родителей. Теперь Женьке должно было быть двадцать два года, он уже был, понятное дело, совсем другим человеком. Петров постучал в обитую искусственной кожей дверь, поскольку звонка не было и открыл ему сам Женька. Он удивился, как будто его застали врасплох. На лице его не читалось никакой радости, Петрову даже не предложили чая. Разговор получился обрывочным, натянутым и закончился ничем. И когда Петров вышел из дома брата, он почувствовал внутри себя опустошение. Даже не разочарование, а именно опустошение. Как будто он долго лелеял некое чувство и оказалось, что его устремления не были приняты. У него не было желания что-то получить, а было желание помочь и даже и не помочь, а найти общность, которая им обоим нужна. Но оказалось, что нужна она была только ему одному. А какая может быть общность, если одному человеку она нужна, а другому и дела до этой самой общности никакого нет.
Вот так и закончился этот визит. Он закончился ничем.
Тогда он стал искать другого брата и нашел его в научном городке с громким названием посреди дороги между Москвой и Калугой. как ему удалось еще в те безинтернетные годы найти человека это особый разговор и к нашему повествованию отношения не имеет. Опять он пришел постучал, встретили его не один брат, а оба. Они снимали квартиру на двоих. Сережа, старший брат и Саша- младший. Сережу Петров знал хорошо. Они были почти одногодки. И Саша- младший из трех. Девятнадцатилетний студент Московского института.
Как ни удивительно именно Саша отнесся к нему приветливо и дружелюбно. как будто именно он, а не Сережа знал Петрова прежде и готов был, потирая руки предаться радостным общим воспоминаниям. Впрочем, Сережа, хотя и радости никакой не проявил, но и смущения, недовольства никакого не испытывал. Он был, как будто совершенно равнодушен к своему свалившемуся на голову родственнику. И даже проявил чуть заметную доброжелательность, впрочем не содержащей никакого теплого чувства. Сережа был мягкий, рыхлый человек, рано располневший и имевший в лицо что-то неуловимо бабское. То чего не было в ранние годы. Саша же почти вовсе незнакомый Петрову напротив, быстро поставил чай, достал варенье, присел, улыбнулся, стал расспрашивать заинтересовано. И произвел на Петрова самое благоприятное впечатление. Другое дело, что и знать он его не знал и та близость, которая могла бы быть между ними она должна была бы быть чуть подготовленной. Пойти небольшой путь нужно было, нужны были другие обстоятельства и они бы подружились. Но не было мостка, не было времени. Поэтому, как встретились, так и расстались. И после этого уже никогда,до самой старости он не видел ни одного из трех своих, пусть и двоюродных, но все же братьев.
После того, взялся Петров искать своего родного дядю, с которым прошло его раннее детство и который в детстве был для него образцом для подражания.
Он нашел его в городе Обнинске Калужской области( опять, кстати появляется эта линия Калужской дороги). Реакция была схожа с реакцией первого брата, люберецкого Жени. Володя, так звали дядю был озабочен и даже слегка растерян. Не знал, как себя повести, как поступить и что делать с незванным племянником.Он был скован. И Петров как наткнулся на стенку. Два часа он трясся на электричке, предчувствуя радостную встречу. Ну и получил!
Когда он уходил и супруги(а дома была и Володина жена) почувствовали, что как то они излишне сухо обошлись с племянником, даже и неприлично сухо, выбежала жены и как бы стараясь загладить неловкость, совершила неловкость еще большую- она сунула Петрову пять рублей. Пятерку. Петров не был человеком позы и он не стал изображать из себя обиженного. Ему даже как-то жалко стало и Володю и его суетливую жену, вынужденную заглаживать ситуацию. Он не чувствовал себя оскорбленным, он взял эти пять рублей,хотя очень нехотелось ему брать их. Но не хотел он и обидеть людей. "Бог с ними!" думалось ему.
И вот четыре полученных им оплеухи то ли от судьбы, то ли от людей, которые еще были молоды и может быть не сознавали того, что делают. Быть может и наверняка они просто не чувствовали того,что чувствовал он и потому, как еще они могли себя вести?! Ему не хотелось думать, что родственники его оказались черствыми людьми. Вполне возможно они просто находились в трудных сложных жизненных обстоятельствах. И эти самые обстоятельства сделали их мрачными и неприветливыми. Как оно сложилось, так и сложилось. Никого Петров не нашел. И после этого у него неутоленно, подспудно, не прорываясь наружу жило стремление обрести очаг, семью, близких людей. И вот когда по окончании института, он работал и снимал жилье за город он понемногу стал оттаивать, приходить в себя. Он повеселел и грусть, внутреннее тягостность стала смягчаться. Хотя работа не была ему по душе, и не был он в ней хорошим специалистом, но коллектив рабочий был хорошим, были все порядочные люди. Он в этом кругу потихоньку стал отогреваться. И под Новый год должны были состояться коллективная гулянка и празднование. И Петров собирался на гулянку со смутными надеждами. А откуда взялись эти его смутнные надежды мы расскажем в следующей главе.
Лиза, старая подруга и «свой парень» помогала устроиться на работу в один из ближайших «почтовых ящиков»(так называли закрытые, т.е. работающие на оборону предприятия и институты). Петров уже вдосталь наотдыхался и готов был работать любую работу, только бы не отстояла слишком далеко от его жилища. У Лизки в институте работала подружка. « Может возьмут, а может и нет» сказала подружка. «Может возьмут,- подумала Лизка.
Лизе хотелось помочь Петрову с работой, поскольку ее мучила совесть, что она Петрова бросает на произвол судьбы. У Лизы появился настойчивый ухажер, который звал ее замуж и обещал любить до гроба. Лиза не умилилась и не растаяла, поскольку, хотя и не была избалована вниманием, но ждала другого. А ждала она заветных слов от Петрова. Но тот никаких слов не говорил и говорить не собирался. А потому надежды на него никакой не было, а жизнь давно пора было устраивать, «Чай не девочка»- говорила она про себя.
Ухажер получил согласие, а Люська для очистки совести пристраивала Петрова.
Но, честно говоря, пристраивала она его не для какой то там очистки, а чисто по дружески.
Шла рядом и говорила Петрову «Ты, главное, не волнуйся», чем несказанно Петрова удивляла, поскольку он и не собирался волноваться. А был спокоен, как танк.
«О чем ты говоришь, Лизок!- улыбнулся он.
Но увидев нач.лаба Помазанова, эдакий прямоугольный шкаф в огромных очках, даже и Петров ощутил стеснение. Нач. лаб. Помазанов, живой и нетерпеливый, как породистая лошадь перед скачками, жал Петрову руку крепко, говорил отрывисто и повелительно и определил нового сотрудника в 17 лабораторию на должность м.н.с. Затем улыбнулся широкой механической улыбкой и рванул в неизвестном направлении.
Петров не успел задать новому начальству ни единого вопроса.
Пять дней Петров присматривался и изображал видимость работы. Никто не объяснил ему, что нужно делать, но умные люди дали два совета: совет !. никому никаких вопросов не задавать. Совет второй. Не бездельничать. Пытаясь совместить одно с другим Петров извелся и устал так, будто с утра до ночи таскал тяжелые мешки. Но тутуподступил день сабантуя. И кое-что для Петрова прояснилось.
А прояснительницей выступила благородная блондинка, с которой в застолье Петров оказался по соседству.
Петров из вежливости накладывал соседке селедку под шубой. И подробно рсспрашивал. «Может что и расскажет,- неуверенно думал Петров, глядя на ее тонкую аристократическую руку, державшую бокал с Киндзамараули. И соседка, проявив неожиданную человечность кое-что рассказала.
Но сначала спросила: «Вы закончили Физтех?»
«Нет,- удивился вопросу Петров,- МИФИ. Я закончил МИФИ, факультет «Т».
«Понятно, -кивнула блондинка и с удовольствием отхлебнула вина,-святая троица: «МЕХМАТ,. ФИЗТЕХ и МИФИ.
Я два слова Вам скажу про Помазанова. Химиков и биологов у него достаточно. Даже сверх меры. И вам с ними не равняться.
«Что же ему, физики нужны ?-удивился Петров.
«Я бы так не сказала-, смешно сморщив носик заметила блондинка,- ему нужны умные люди. И желательно со стороны.
«Гм,- задумался Петров.
«Всем известно, что физики и математики самые мозговитые. Да и почестнее будут.»
«Вот как?»
« Именно так, -кивнула она, ему ведь что нужно, нашему шефу? Не знания. Ему нужны новые идеи.. Дайте Помазанову новую идею и он из нее открытие сделает. Конфетку. Тут он мастер неперевзойденный!
А у химиков идей- кот наплакал,- заключила она.
«Впрочем, вы- умный. И учить вас нечего. Сами скоро все поймете и во всем разберетесь.
Вот такой у Петрова состоялся разговор. Женщина ему понравилась. Она была загадочной. А Петрова более всего привлекали именно загадочные женщины.
Петров любил Киндзмараули. Вино грело его в холодной электричке и он слегка прикорнул пригревшись у сплошь замороженного окна, в которое ничего не было видно.
Он думал о женщине, с которой только что сидел рядом и которая пахла хорошими духами, даже и не "Красной Москвой", а сортом повыше. Ему приятен был полуразговор- полутреп. Ему давно уже не хватало общения. Все равно какого. И, сам себе не признаваясь, он стремился к работе в надежде опять оказаться среди людей, как был он среди людей, когда еще работал на заводе мастером. Тогда он искренне стремился к одиночеству, он мечтал об одиночестве. И он, в конце концов, в живописном уголке Подмосковья это одиночество обрел. Но оказалось, что одиночество- гораздо хуже компании. причем любой. И он с удивлением подумал, человек так устроен природой, что трудно ему угодить. Более того, и угодить, человеку невозможно. Так уж он устроен.
Горькая мысль о несовершенстве человека, вызвала в нем, невесть почему воспоминание о своей недавней заводской жизни. Воспоминание было окрашено в теплые тона. И он не понимал откуда взялась теплота в воспоминаниях. Все два года работы он спал и видел как бы убежать с этого адового места. Наконец, вырвался. И что же? Теперь вспоминает о тех временах с теплотой.И думает- хорошие были времена. Трудные, но хорошие. Он повзрослел и стал кое-что понимать в людях. Он вспомнил Тамару Алексеевну, мастера соседнего участка, полную сорокалетнюю женщину. которая обладала необыкновенной легкостью хода. И порхала между участками первого и второго высоченных этажей с поразительной легкостью. Тогда, как он, будучи почти вдвое старше коллеги одолевал крутые подъемы с немалым трудом. Со временем, конечно и он привык. И стал челноком не хуже Тамары Алексеевны. Как любили они оба в ночные смены болтать в комнате мастеров "за жизнь". И о чем только не шла в тех разговорах речь.
Окошко. Повесть.
Глава первая.
Петров заметно заскучал В Райском местечке. Лизкин домик он сколько мог починил, с Михалычем обо всем переговорил, а природа и чистый воздух будучи легкодоступными не так уж и радовали.
Петров в юности был робким, неуверенным в себе человеком, но робость его происходила не от малодушия и не от слабого характера. У его робости были более глубокие причины, другие причины. И заключались эти причины в том, что Петров в юности, был глубоко несчастен. И это свое несчастье он не осознавал, как несчастье. Просто у него болела душа. И эта боль не позволяла ему быть раскованным, легким в общении человеком. Эта боль сковывала его и не позволяло достичь хотя бы части того, что он по природе своей мог бы достичь. В своих жизненных неудачах и в своем стеснении Петров обвинял не несчастье свое( он и не знал, что был несчастен), не обстоятельства( он не понимал, что обстоятельства, в кот орые он попал были исключительными) а самого себя. Готовность во всем винить себя приводила к тому, что он был еще более зажат и еще более неуверен.
А несчастье его имело совершенно ясные и очевидные для постороннего взгляда причины. Причины эти заключались в том, что еще в школьные годы у Петрова умерла мать, которая долго болела, которую ему конечно было жалко бесконечно. Рос он в эпоху строгости и пуританства, когда сдержанность и строгость были приняты во всех слоях общества. Даже незначительные ласки были чрезвычайно редки. Но ласки матери были для него так важны что он помнил их и берег внутри себя долгие годы. И эти совершенно незначительные воспоминания о том, как она ему пела песенку в кровати: "Где же ты моя, Сулико" , когда он заболел и мать могла проявить свои чувства на законных основаниях. И тут она смягчалась и эти немногие минуты остались в его памяти надолго.
И вот мать заболела и болела несколько лет и казалось, что она справилась с тяжелым недугом, но нет , в конце десятого класса, за два дня до выпускного она умерла. И по сути остался Петров один. Никого у него не было. Впрочем, был брат. Но и брат вскоре уехал за тридевять земель в Сибирь работать после окончания института. И отношения между ними, которые и в детстве были непростыми, они оборвались и Петров про себя решил, кровь из носу найти свою родню, до которой только дотянутся его руки.
Дети дяди Жени, двоюродные братья все трое живут где-то в Москве. с большим трудом он нашел сначала одного брата в Люберцах. Он приехал к нему домойи увидел его. Он помнил его мальчишкой, учеником четвертого класса, довольно вредным, который высовывал язык, кривлялся и ругался матом втайне от родителей. Теперь Женьке должно было быть двадцать два года, он уже был, понятное дело, совсем другим человеком. Петров постучал в обитую искусственной кожей дверь, поскольку звонка не было и открыл ему сам Женька. Он удивился, он был застигнут врасплох и на лице его не читалось никакой радости. Разговор длился от силы двадцать минут. Петрову даже не предложили чая. Разговор был чрезвычайно обрывочным, натянутым и закончился ничем. И когда Петров вышел из дома брата, то он почувствовал внутри себя опустошение, даже не разочарование, а именно опустошение.
Вот так и закончился этот визит. Он закончился ничем.
Тогда он стал искать другого брата и нашел его в научном городке с громким названием посреди дороги между Москвой и Калугой. как ему удалось еще в те безинтернетные годы найти человека это особый разговор и к нашему повествованию отношения не имеет. Опять он пришел постучал, встретили его не один брат, а оба. Они снимали квартиру на двоих. Сережа, старший брат и Саша- младший. Сережу Петров знал хорошо. Они были почти одногодки. И Саша- младший из трех. Девятнадцатилетний студент Московского института.
Как ни удивительно именно Саша отнесся к нему приветливо и дрпужелюбно. как будто именно он, а не Сережа знал Петрова прежде и готов был, потирая руки предаться радостным общим воспоминаниям. Впрочем, Сережа, хотя и радости никакой не проявил, но и смущения, недовольства никакого не испытывал. Он был, как будто совершенно равнодушен к своему свалившемуся на голову родственнику. И даже проявил чуть заметную доброжелательность, впрочем не содержащей никакого теплого чувства. Сережа был мягкий, рыхлый человек, рано располневший и имевший в лицо что-то неуловимо бабское. То чего не было в ранние годы. Саша же почти вовсе незнакомый Петрову напротив, быстро поставил чай, достал варенье, присел, улыбнулся, стал расспрашивать заинтересовано. И произвел на Петрова самое благоприятное впечатление. Другое дело, что и знать он его не знал и та близость, которая могла бы быть между ними она должна была бы быть чуть подготовленной. Пойти небольшой путь нужно было, нужны были другие обстоятельства и они бы подружились. Но не было мостка, не было времени. Поэтому, как встретились, так и расстались. И после этого уже никогда,до самой старости он не видел ни одного из трех своих, пусть и двоюродных, но все же братьев.
После того, взялся Петров искать своего родного дядю, с которым прошло его раннее детство и который в детстве был для него образцом для подражания.
Он нашел его в городе Обнинске Калужской области( опять, кстати появляется эта линия Калужской дороги). Реакция была схожа с реакцией первого брата, люберецкого Жени. Володя, так звали дядю был озабочен и даже слегка растерян. Не знал, как себя повести, как поступить и что делать с незванным племянником.Он был скован. И Петров как наткнулся на стенку. Два часа он трясся на электричке, предчувствуя радостную встречу. Ну и получил!
Когда он уходил и супруги(а дома была и Володина жена) почувствовали, что как то они излишне сухо обошлись с племянником, даже и неприлично сухо, выбежала жены и как бы стараясь загладить неловкость, совершила неловкость еще большую- она сунула Петрову пять рублей. Пятерку. Петров не был человеком позы и он не стал изображать из себя обиженного. Ему даже как-то жалко стало и Володю и его суетливую жену, вынужденную заглаживать ситуацию. Он не чувствовал себя оскорбленным, он взял эти пять рублей,хотя очень нехотелось ему брать их. Но не хотел он и обидеть людей. "Бог с ними!" думалось ему.
И вот четыре полученных им оплеухи то ли от судьбы, то ли от людей, которые еще были молоды и может быть не сознавали того, что делают. Быть может и наверняка они просто не чувствовали того,что чувствовал он и потому, как еще они могли себя вести?! Ему не хотелось думать, что родственники его оказались черствыми людьми. Вполне возможно они просто находились в трудных сложных жизненных обстоятельствах. И эти самые обстоятельства сделали их мрачными и неприветливыми. Как оно сложилось, так и сложилось. Никого Петров не нашел. И после этого у него неутоленно, подспудно, не прорываясь наружу жило стремление обрести очаг, семью, близких людей. И вот когда по окончании института, он работал и снимал жилье за город он понемногу стал оттаивать, приходить в себя. Он повеселел и грусть, внутреннее тягостность стала смягчаться. Хотя работа не была ему по душе, и не был он в ней хорошим специалистом, но коллектив рабочий был хорошим, были все порядочные люди. Он в этом кругу потихоньку стал отогреваться. И под Новый год должны были состояться коллективная гулянка и празднование. И Петров собирался на гулянку со смутными надеждами. А откуда взялись эти его смутные надежды мы расскажем в следующей главе.
Когда Петрову исполнилось двадцать пять лет, он вдруг запечалился.
Вдруг мы говорим потому, что печаль эта была неожиданна и непонятна для него самого. И не была вызвана житейскими причинами. Все у него было хорошо. Все складывалось благополучно.Он устроился на новую работу в конструкторское бюро и жил среди благополучных, культурных людей как у христа за пазухой. Но что-то внутри тянуло, как тесный костюм. Или тесная обувь, которая жмет и не дает почувствовать прелесть обычной жизни. Жало не сильно. Но постоянно. И размышляя по вечерам, в чем тут зарыта собака, в чем причина его несильной тоски, его внутреннего неустройства, он вдруг поймал себя на том, что последние год-два чувствовал себя одиноко. Он был одинок среди людей. Приятели старые как-будто расступились, а новые не появились. Товарищей много, а друзей нет.
Приятельские отношения не затрагивали в нем главного. Что-то ему было нужно другое. Совсем другое. И Петров решил найти своих родственников.
Дети дяди Жени, его двоюродные братья все трое живут в Москве. С большим трудом он нашел младшего брата в Люберцах. Он приехал к нему домой. Он помнил его мальчишкой, учеником четвертого класса, довольно вредным, который высовывал язык, кривлялся и ругался матом втайне от родителей. Теперь Женьке было двадцать два года, он уже был совсем другим человеком. Петров разыскал его, постучал в обитую искусственной кожей дверь, поскольку звонка не было. Дверь открылась. На пороге стоял сам Женька. Брат как-будто был застигнут врасплох. Произошел короткий разговор, от силы двадцать минут. Петрову даже не предложили чая. Когда Петров вышел из дома брата, он почувствовал опустошение.
Так и закончился этот визит. Ничем.
Петров стал искать другого брата и нашел его в научном городке с громким названием Звездный. Как ему удалось в те безинтернетные годы найти человека - особый разговор и к нашему повествованию отношения не имеет. Петров постучал, Встретили его не один брат, а оба.Средний брат и старший.Квартира снималась на двоих. Сережу, старшего брата, Петров знал хорошо. Они с ним были почти одногодки.
Это был мягкий, рыхлый человек, рано располневший и имевший в лице что-то неуловимо бабское. Он сидел за столом, писал, видно работал. Приход двоюродного брата вызвал только легкий поворот головы. Саша же почти вовсе незнакомый Петрову, напротив, быстро поставил чай, достал варенье, присел, улыбнулся, стал расспрашивать заинтересовано. Он произвел на Петрова самое благоприятное впечатление. Но близость, на которую Петров рассчитывал никак не была подготовлена. Может быть в иных обстоятельствах они бы и подружились. Но не было мостка, не было времени. Петров потоптался в недоумении. И ушел. И после этого уже никогда,до самой старости не видел ни одного из трех своих, пусть и двоюродных, но все же братьев.
После того, взялся Петров искать своего родного дядю, с которым прошло его раннее детство и который когда-тобыл для него образцом для подражания.
Он нашел его в городе Обнинске Калужской области. Реакция была схожа с реакцией люберецкого Жени. Володя был растерян. Не знал, как себя повести, как поступить и что делать с нежданным племянником.И разговор не клеился. Чаем его, правда, напоили, но разве ради этого он два часа трясся на электричке?!
Когда он уходил и супруги(а дома была и Володина жена) почувствовали, что излишне сухо они обошлись с племянником, даже и неприлично сухо. Выбежала жена и стараясь загладить неловкость, совершила неловкость еще большую- сунула Петрову пять рублей.. Петров не был человеком позы и не стал изображать из себя обиженного. Он не чувствовал себя оскорбленным. "Бог с ними!" думалось ему.
Он возвращался поздним вечером домой. Электричка двадцать три двадцать была почти пуста. Он присел к окну и задремал. Ему показалось, что что-то не то он делает . Не то, чтобы он опечалился очень, но на душе была спокойная хмурость. Почти блаженная. И под стук колес, посматривая в замороженное окно он дремал. И мыслей в голове у него не было никаких. Ехать ему было прилично.Народ потихоньку выходил. А электричка неслась и неслась за город.
Кое-что припоминалось ему из давней жизни. Какие-то детские воспоминания всплыли. Он увидел лица своих старых приятелей и едва заметно улыбнулся. Вдруг он услышал" Следующая остановка "Снегири". Он вздрогнул. Он проехал нужную ему станцию и с каждой секундой уносился от нее все дальше и дальше. И нужно было выходить. Электричка ехала или до Дедовска или до Новоиерусалима. Нахабино осталось позади. Нужно было выходить и ждать в Снегирях встречного. Когда дверь открылась, он вдруг ощутил пугающую тишину. Платформа была совершенно пуста. Окна билетной кассы не светились.Посмотрев расписание, которое едва было видно под фонарем, он понял, что последняя электричка ушла восемь минут назад. И он пожалел, что вышел. А не поехал дальше до Дедовска. До Дедовска было каких-то десять минут езды на поезде,но до него невозможно уже было добраться. Он вполне мог бы выйти, вызвать такси и доехать до П.Слободы, и деньги у него были. Он вдруг ощутил, что мороз совершенно жуткий. Над ним простиралось лишь межзвездное пустынное первобытное пространство.