Ошибка профессора. Часть 2 Сын министра

Ольга Трещевская
               
       
  Лиза не помнила, в какой именно день она впервые заметила Сашу, но очень скоро общение с ним стало для нее желанным и приятным. Новый сотрудник лаборатории Бестужева был высоким, плотного телосложения, пожалуй,  немного полноват. Холеное бледное лицо, бархатные карие глаза. Мягкий свет его глаз повсюду следовал за ней, и она радовалась, - он влюблен, и улыбка снова играла на ее губах.
        От него исходили теплые,  убаюкивающие волны.
    Саша приносил к чаю шоколадные конфеты в обертке из золотой фольги. Чаепитие, начавшись чинно,  быстро переходило в забавную игру. 
      - Мы с вами  обжоры! - смеялась Лиза. Когда на столе осталась одна конфета, Лиза накрыла ее рукой, - моя! Последовала шутливая борьба. Он скатал золотой шарик из конфетной обертки. Колючий шарик полетел ей за шиворот. Она изогнулась, волна чувственной дрожи прокатилась по ее телу. Ее серебряный смех. Бархатная нежность в восхищенных глазах Саши. Испепеляющий взгляд выходящего из кабинета Бестужева.
        Саша уходил, а радостное настроение держалось еще долго после его ухода.
        Бестужев сделал ей замечание за не выключенный прибор. Она рассеянно оправдывалась, тщетно пытаясь скрыть совершенно неуместную счастливую улыбку. 
        В коридоре  снова столкнулась с Сашей.
        - Руки вверх!
       - Руки прочь от народа!
   Угрожающе-шутливая поза, он пытается схватить ее за шею. Она смеется, в веселом негодовании отводит его руки в сторону, но не выпускает их из своих, и они стоят друг против друга, сначала смеющиеся и веселые, потом смех вдруг замирает, и они продолжают стоять молча, как два зверя, готовые к соитию. Лиза смущается, хочет уйти. Саша обматывает ее длинный шарф вокруг ее шеи.
       - Ты знаешь, как погибла Айседора Дункан?
       - Ну конечно, я знаю!
     Кружась, она высвобождается из его рук, шарф разматывается, но на следующем полукруге своего игривого танца она снова попадает в его объятья.
     Вновь увидев тихое сияние на ее лице, Бестужев окончательно вышел из себя.
       - Я просил вас подготовить материалы по последнему проекту! Я, кажется, говорил вам, что это срочно!
        Лиза безмятежно откинулась на спинку стула.
        - А вы внимательно просмотрели переданные вам утром документы?
    Вместе с Бестужевым она прошла в его кабинет, взяла стопку бумаг, лежащих в углу на окне. Бестужев вырвал бумаги из ее рук, начал лихорадочно листать,  одна страница выскользнула у него из рук и белой птицей опустилась на пол.
      - Я так и знал, что здесь не все! Здесь  нет самого главного - акта испытаний! - он весь по-прежнему кипел от негодования.
       - Ах, как вы красивы во гневе! - она подняла упавший листок, подала его Бестужеву. В ее взгляде странным образом смешались восхищение и насмешка.
         Саша с удивлением посмотрел на разъярившегося Бестужева.
         - Что он все время к тебе цепляется?
         - Он у нас сумасшедший.
         - А по-моему, ты ему нравишься, - с проницательностью влюбленного заметил Саша. - Если верить старине Фрейду, агрессивность означает сексуальную неудовлетворенность.
        Лизе нравилось, что, в отличие от прочих ее коллег, Саша абсолютно не боялся гнева Бестужева.

        - Счастливая ты, Лизка! За тобой Саша Бочаров ухаживает, - вздохнула лаборантка Майя.
        - За мной, между прочим, не только, Бочаров ухаживает.
        - Да знаю я. Еще Митин. Только это совсем другое. Митин - он же никто.
        - Как это никто? Он доцент кафедры.
        - Подумаешь, доцент! - фыркнула Майя. - Да ты, может быть,  еще не знаешь?
        - Не знаю - чего?
        - Что у Бочарова отец - член правительства! - выпалила Майя, гордая знанием свежей новости.
        - Вот как, - рассеянно сказала Лиза.
        Сообщение не произвело на нее особого впечатления. Она росла вообще без отца, но поступила в институт, ей казалось - все пути для нее открыты.
        Но вскоре даже не слишком наблюдательная Лиза начала замечать, что отношение к Саше на кафедре - особенное. Она видела подчеркнуто-вежливое, настороженное внимание профессора Штрома и подобострастно-услужливое - секретарши Светланы Юрьевны. А Ряховский - тот вообще юлой вился вокруг Саши, а у Саши все не находилось для него времени.
        - У вас к нему какая-то просьба? - догадалась Лиза.
        - Ну да. Это для мамы. Мне нужно выйти на хирурга N. Его называют “золотой скальпель”, он лучший специалист в Москве по щитовидным железам. А оперирует он в Кремлевке, услугами которой пользуется Бочаров. Вот я и надеюсь, - может, поможет.
        - Вы лучше обратитесь в хозрасчетную поликлинику. Заплатите деньги, и вашу маму проконсультирует профессор.
        - Но к такому, как N., с улицы не попадешь, даже за  деньги.
        Увидев входящего Сашу, Лиза бросилась ставить чайник. Саша от чая отказался - слишком много работы. Он достал матовый фотоаппарат ”Никон” и стал фотографировать  испытательные стенды.
         - Ну ка, стань так, чтобы свет падал сзади, - он подвел Лизу к стенду и несколько раз сфотографировал. Пленку отдал проявлять лаборантке Веронике.
         Вероника сосредоточенно возилась с негативами.
        - Что это? - вскрикнула она так, словно ее ужалила ядовитая змея. Она держала пленку двумя пальцами с выражением одновременно  отвращения и праведного гнева.
         К ней подошла Майя.
         - Боже! Да это же наша красавица! А ручку-то, ручку как держит! Прямо королева!
        С одобрения Майи, Вероника отрезала часть пленки, где были изображения Лизы,  выбросила ее в мусорное ведро.
        Саша в конце недели все-таки нашел время  попить чай с Лизой.
        - Я принес пирожные. Свежайшие! Купил их утром в булочной на углу Тверского бульвара.
        - И опоздали на работу на два часа. Что по этому поводу скажет Бестужев?
        - А я предупредил его, что мне нужно зайти в библиотеку, - улыбнулся Саша. - Расскажите мне о наших сотрудниках. Я все никак не сориентируюсь.
        - Давайте начнем по порядку. Светлана Юрьевна у нас старушка, ей сорок пять лет. Давно и безнадежно влюблена в Бестужева. А вот лаборантке Майе двадцать. Она, по-моему, вами интересуется. Мы с вами пили чай, и они обе смотрели на меня, как разъяренные тигрицы. Вернее, кошки. На тигриц они не тянут.
        Саша улыбнулся. - Женщины меня не очень интересуют.
        - Как это женщины вас не интересуют? По- моему, это неправильно.
         Саша не поддержал ее кокетство, он казался рассеянным, мысли его были далеко.
         - Расскажите мне про профессора Штрома.
         - Штром - человек странный. Безусловно, очень талантливый. Математик и шахматист. Читает только детективные романы. Шутит очень подло - с непроницаемым каменным лицом, стараясь застать врасплох. ( Лиза вспомнила старую обиду).
        - Вот это уже интересно.
         Внезапно появилась Светлана Юрьевна.
        - Лиза, мы идем в столовую. И все тебя ждем!
        Надо же, Светлана Юрьевна зовет ее обедать. И когда это она обедала со Светланой Юрьевной? Да и другие женщины на кафедре частенько ее игнорировали, уходили обедать без нее. И вот сейчас они захотели как-нибудь, любым способом прервать ее разговор с Сашей. Стервы!
       - Я не пойду в столовую, у меня с собой бутерброды, - Лиза изображает любезную улыбку и снова поворачивается к Саше. Но продолжить разговор  не удается. Сашу срочно вызывает к себе заведующий кафедрой.
       - О, что за восхитительный запах! Кажется, пирожные? - Митин останавливается возле ее стола. - Можно присесть?
       - Да уж садитесь.
       - Саша принес?
       - Нет, это из нашего буфета, - насмешливо отвечает Лиза.
        - Да ну? - коварно улыбается Митин. - Я, конечно, понимаю твой интерес к Саше. Перспективный молодой человек. Может абсолютно все!
         - Вы преувеличиваете.
         - А ты присмотрись внимательнее, какие сейчас чудеса происходят на нашей кафедре.
         - Ну и какие же?
         - Оборудование новое привезли. Заказывали его еще два года назад, и просили,  умоляли, и ничего, никаких сдвигов. А сейчас каждый день принимаем целые контейнеры. Он только позвонит, - и любая проблема решается.
         Пребывало не только ранее заказанное оборудование. Привезли и совершенно новое, на кафедре еще невиданное, - лазеры для резки металлов, установку для напыления. Предоставили новое помещение, а это уже был настоящий прорыв.
         Саша Бочаров занимался сборкой нового оборудования и подводом коммуникаций. К удивлению Бестужева, этот флегматичный молодой человек с мечтательными семитскими глазами оказался технически вполне компетентным.
         Но времена менялись, в воздухе веяло то, что позже назовут Перестройкой. Институту уже нельзя было полагаться только на центральное финансирование. О платном обучении еще только мечтали. Приходилось искать заказчиков, готовых оплатить научные разработки, заключать выгодные в финансовом отношении договора. Саша Бочаров все чаще уезжал в командировки, - на заводы Ижевска, Барнаула, Сургута.
         А пока он находился в Москве, его буквально рвали на части. Он уже не приходил на чаепития к Лизе. Лиза злилась на Бестужева, на заведующего кафедрой, на всех, кто отнимал драгоценное Сашино время, которое, по ее мнению, должно было принадлежать ей.
        Миша Ханевский защитил кандидатскую диссертацию и пригласил сотрудников кафедры на банкет в кафе “Гжель”.
         Столы в кафе соединили полукругом. В центре стола усадили заведующего кафедрой, по правую руку от него сидел Миша Ханевский, по левую -  профессор Штром, только что вернувшийся из командировки в Англию.
          Зазвучали тосты. Вероника прочла посвященное Ханевскому стихотворение, над которым накануне билась весь вечер. Сравнивала его с Фигаро, который все успевает – Фигаро здесь, Фигаро там.  Тост встретили овациями - Браво, Вероника! Умница, Вероника!
        - Хреновые стихи, - тихо сказала Лиза, надеясь, что кто-нибудь  все же ее услышит. Миша сидел довольный, улыбался.
         Поднялся профессор Штром, торжественный, важный, в новом светло-сером костюме. Дорогой костюм, привезенный из Англии, все равно сидел на грузном Штроме как мешок. Штром в обществе обычно бывал молчалив, и только коньяк мог сделать его хорошим собеседником.
         Сегодня Штром был в ударе, рассказывал о своей поездке, о том, как впадал в панику  прикрепленный гэбист, как мерещились ему в математических терминах тайные шпионские шифры. Как Шергов с кафедры сварки, в финских кримпленовых брюках, в итальянском пиджаке и японском галстуке, спрашивал, - Похож я на европейца? Подошли к автобусу, Шергов впереди. Шофер только взглянул на него, говорит: Салют, Россия! Шергов смеется – Все потому, что на мне кримпленовые брюки. В Европе кримплен уже не носят.
        - Как это - не носят? - вскричал Ряховский.- Да что вы все на меня уставились? У меня-то как раз брюки шерстяные!
        Все расхохотались. Светлана Юрьевна разлила шампанское, предложила выпить за светлое будущее кафедры. Выпили, Рыков, жадно глядя на спиртное, нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
        -  Следующий тост?
        Все  начали дружно скандировать: Штром! Штром! Штром!
        Штром поднялся, близоруко улыбаясь сквозь квадратные очки, лицо его светилось умом и неприметным обаянием. Произнес экспромтом пару строк в рифму, получилось острее и оригинальней, чем у Вероники.
        Следом за Штромом поднялся Бестужев. Он уже заметно опьянел. Слегка пошатываясь,  предложил выпить за профессора Штрома.
      - Отставить!- Штром гордо запрокинул свою лохматую львиную голову. - Сегодня пьем только за Ханевского.
        В середине банкета говорили уже только о политике. В стране происходило что-то новое, непонятное. В уважаемом журнале появилась критическая статья о ранее всеми любимом Михаиле Ивановиче Калинине. О  добром дедушке Калинине  малышам рассказывали  в детских садах. Злая статья в пух и прах разгромила прежний образ.
         - И как это только опубликовали? Написал кто-то отчаянно смелый.
         - Причем тут смелость? Статья наверняка была согласована с партийным руководством. Так ведь, Саша? Вы же лучше всех знаете!
         - Я не в курсе, - говорит Саша,  голос у него вялый, даже сонный. Лиза видела, - Митин не оценил его паранойяльную  осторожность,  во взгляде его - легкая тень презрения. Вот, мол, болван, ничем,  кроме своих лазеров,  не интересуется.
         А за столом продолжался  спор,  звучали фамилии Горбачева, Чубайса. Ряховский горячился – всех, всех  надо снимать с их постов.
- Не снимать - расстреливать! К стенке, к стенке! – пробормотал Саша. Рыков толкнул Ряховского в бок.               - Слышишь? Другой размах, другое мышление.
       Cнова вернулись к вопросу о провокационной статье. Опьяневший Саша в конце концов не выдержал и, забыв наставления отца, перестал скрывать свою осведомленность.
        - Да не так же все было! И сама статья была согласована с ЦК КПСС, и снятие редактора за эту статью тоже было согласовано!
        Все на короткое время умолкают, не вполне веря, что в ЦК  могут играть в такие грязные игры.
        Лиза с нетерпением ждет, когда же, наконец, заиграет музыка. И вот послышались звуки танго.
       Саша сидит далеко от нее, на другом конце стола,  Митин успевает пригласить ее на танец первым. Танец длится и длится. Лизе нестерпимо скучно. Она слышит, как объявляют белый танец,  Вероника приглашает Сашу.
          Саша танцует с Вероникой и не смотрит на нее, глаза его ищут Лизу. А ее снова приглашает Митин, потом Ханевский, потом снова Митин. Ну почему Саша такой  робкий, деликатный? Сидит за столом с бокалом вина и вообще ни с кем не танцует. А она просто физически не может терпеть эту бесконечную муку. Она смотрит на Митина умоляющими глазами и, махнув на приличия, открыто говорит ему, что хочет быть с Сашей. Благородный великодушный Митин подводит ее к Саше, передает ее своему сопернику.
        Саша радостно заключает ее в свои объятья. И тут она, к своему ужасу, обнаруживает, что Саша уже совершенно пьян. Он  пытается схватить ее за ягодицы,  валится на нее в танце, выглядит это абсолютно неприлично. Лиза понимает, что ниже ее достоинства, - танцевать с абсолютно нетрезвым кавалером.
         Конечно, пьян не только Саша. Бестужева тошнит, он содрогается от подступившей к горлу блевотины. Митин уводит его из кафе, вытаскивает на свежий воздух. Миша Ханевский отплясывает в центе зала, галстук его съехал на бок, ширинка расстегнута, - он выглядит полным идиотом.
        А за Сашей в одиннадцать вечера отец высылает машину с шофером.
        - Не поеду... Никуда не п..поеду, -  язык его больше не слушается, а сам он вот-вот упадет на пол. Лиза зовет на помощь Ряховского, вместе они выводят Сашу из кафе и с помощью шофера буквально запихивают в ожидающую его машину.
        На следующий день Майя, которая не смогла прийти на банкет, расспрашивала Веронику, - кто с кем танцевал, кто сколько пил.
        - Саша Бочаров вообще ни за кем не ухаживал, никого не провожал, уехал домой один.
       - Он у нас просто какой-то положительный герой из индийского фильма.
        - Ой, и правда! Похож! Как ты здорово подметила!
        - А у Лизы просто слюньки текли, так ей хотелось его соблазнить!
       - Ну, она ему совсем не пара, - заметила рассудительная Вероника.
        Лиза закончила отчет и, скучая без дела, слонялась по лаборатории. Саши нигде не было видно,  он опять уехал в командировку. Лиза уже злилась на себя, что никак не воспользовалась его опьянением.
         До нее дошли слухи, что Бестужев Сашей недоволен, он уже сыт по горло его отрицательными качествами. Многое, конечно, можно списать на молодость, но все-таки уж слишком он самонадеян. Больше всего Бестужева возмущает необязательность Саши.
        Приходит профессор с другого факультета, с которыми Саша договорился о встрече, но самого его  нигде не видно. Прибегает заведующий кафедрой, спрашивает у Бестужева, где Саша Бочаров.
        - Кажется, в командировке.
        - Так в командировке или это только кажется? - взрывается зав. кафедрой.
        - Он не предупредил меня о своем отсутствии, - мрачно говорит Бестужев.
        По поручению Бестужева Сашу разыскивают во всех углах лаборатории и  в соседних помещениях института. Бестужев несколько раз с раздражением заглядывает в книгу разъездов, где должны регистрироваться все передвижения сотрудников, но Саша то ли забывал об этой книге, то ли сознательно ее игнорировал.
        Однажды в институт приехал директор завода из Барнаула. Крупный заказчик, уважаемый человек, он хотел обсудить условия договора. И тут выяснилось, что означенные задачи вообще не могли быть решены в условиях кафедры.
        - Как же так? - недоумевает директор, - вот же подпись вашего сотрудника.
         Из-за этого инцидента Бестужев должен был идти на поклон к ректору института, просить помощи на других кафедрах.
       - Не смейте больше ничего подписывать без моего разрешения! - набрасывается Бестужев на Сашу. - И я должен абсолютно точно знать, где вы находитесь в рабочее время! Дисциплина для всех одна! Безо всяких исключений!
         Он просит Митина подменить его на лекциях, потому что вынужден лично лететь в Барнаул и улаживать все вопросы. Тут еще обнаруживается, что допуск “совершенно секретно”, необходимый для командировки, у него не продлен, и Митин хохочет, ерничает, - как это у тебя ничего нет, - ни допуска, ни партбилета! Бочаров моложе тебя, а у него есть все!
        Бестужев валится в кресло, измученный и измочаленный. И слышит серебристый голосок Лизы:
       - Константин Кириллович! Скажите, а вы, случайно, не потомок графа Бестужева?
       - Нет! У меня мать - простая кассирша. Я всего добился сам, своим трудом! – гордо заявляет Бестужев и уходит.
        Явный упрек в адрес Саши. Ему-то все на блюдечке подносили.
         - Я все думаю, что в Бестужеве не так? Оказывается, вот что, - у него мать - простая кассирша, - ядовитым голосом говорит Лиза. И досадует на себя, - и зачем нужно было говорить такое при Митине, при Светлане Юрьевне? Она не удивится, если кто-нибудь из них передаст ее слова Бестужеву.
         Почему она злится на Бестужева? Опять проснулись обиды за отвергнутую любовь? Нет, на этот раз враждебность к Бестужеву вспыхнула из-за его отношения к Саше. Саша ей дорог, она чувствует с ним абсолютную солидарность. Что бы он не сделал, что бы не сказал, - она всегда будет на его стороне.
         Она выходит в коридор. У окна стоят Саша и Бестужев. Бестужев  взвинчен, он весь дрожит от еле сдерживаемого гнева.
       - Вашу командировку в Ижевск я не подпишу! Нечего вам там делать!
       Саша остается абсолютно невозмутим. А на следующий день на доске объявлений появляется новый приказ, согласно которому Саша Бочаров больше не является сотрудником лаборатории Бестужева. Он назначен заведующим самостоятельной лаборатории - лаборатории сверхпрочных материалов.
        Бестужев врывается в кабинет заведующего кафедрой.
        - Почему меня не предупредили заранее? Почему я оказываюсь последним, кто об этом узнал?
       - Я и сам  ничего не знал, - разводит руками зав. кафедрой. - Мне из министерства позвонили!
          Месяц спустя в комнату, где работает Лиза, как вихрь врывается профорг кафедры Миша Ханевский.
       - Слышала? От нас Шторм уходит. Его назначают заведующим кафедрой инженерной кибернетики.
       - Ну и черт с ним! - говорит Лиза, но спустя минуту до нее доходит, что вместе со Штромом уйдет и Саша Бочаров.  Слезы подступают к  глазам, все вокруг меркнет, все словно погружается в туман. Сквозь этот туман она слышит деловитый голос Ханевского:
       - Штром устраивает прощальный вечер. Ты пойдешь?
       - Пойду, если он прощальный.
       - Он приглашает всех в ресторан “Октябрьский”. Как раз рядом с институтом.
       - Знаю. Новый ресторан, стеклянная коробка. Там не очень уютно.
        - Да какая разница? Коньяк будет, оркестр тоже пригласили. А чего еще надо?
               
В ресторане собрались все сотрудники кафедры. Нет только Бестужева, он болен. Лиза воспринимает это известие с облегчением.
        С первыми звуками музыки Саша подходит к ней, берет ее за руку, ведет в центр зала. Они танцуют без слов, вместе им бесконечно хорошо.
       - Прощальный вечер. Неужели мы действительно расстаемся?
       - Об этом не может быть речи, - решительно говорит Саша. В его словах, в его голосе она ощущает какую-то исключительную основательность, твердость. Нет для нее человека, более надежного, чем Саша. И пусть Бестужев упрекает Сашу в необязательности, непунктуальности. Обязательность и надежность - это все-таки совершенно разные понятия. Такой спокойной, такой защищенной она никогда себя ни с кем не чувствовала.
       Танцует он великолепно. Они движутся в такт музыке, они сейчас словно единый организм, - не только движения, но и мысли, чувства у них одни.

       Оркестр замолкает. Они уходят туда, где  никто им не помешает, поднимаются на третий этаж гостиницы.
       - Это служебное помещение. Как вы сюда попали? - набрасывается на них ворвавшаяся горничная. Саша вежливо извиняется. Очарованная его интеллигентностью, горничная уже тоже извиняется.
        - Вы ее пленили своими манерами.
       - А мне бы хотелось пленить вас.
       Они останавливаются на лестничной площадке, сливаются в поцелуе. Саша целует ее осторожно и робко, ощущает прикосновение ее шелковистых волос. Его пьянит запах ее арабских духов. Поцелуи  становятся все более страстными.
        Спустя некоторое время они возвращаются в ресторан. Их коллеги, утомленные и разморенные, сидят уже за почти пустым столом. Только у Саши и Лизы еще остались вино в бокалах и еда на тарелках. Не замечая обстановки, Саша поднимает свой бокал, предлагает новый тост.
       - Надо же, Бочаров и тут на особом положении. У нас пустые стаканы, а ему все подливают и подливают, - беззлобно шутит Ханевский.
         Они выходят из ресторана на улицу. Пьяный влюбленный Митин бредет за ними, Лиза его прогоняет. Они садятся в трамвай и, увлеченные друг другом, проезжают свою остановку. Идут пешком по ночной Москве. Огней становится все меньше. Проходят  под сенью старых раскидистых лип через сквер. Скрепит под ногами песок, тускло горят желтые матовые фонари. Подходят к пятиэтажному кирпичному дому, где Лиза живет в квартире своего отца. Маленький тихий дворик. Снова - объятия, поцелуи, нежные слова.
       Саша приглашает свою девушку в театр. Она перерывает вещи в шкафу. Шарфики, блузки, даже кружевное белье, - все  летит на пол, все вдруг кажется безвкусным и унизительно дешевым. Белая шелковая блузка, пожалуй, может спасти положение. Она, наконец, одета, летит на свидание. Опаздывает  уже на полчаса, длинные темные волосы развеваются на ветру, на щеках горит яркий румянец.
       Саша берет у нее пальто, а Лиза выхватывает билеты у него из рук и устремляется вперед.
       - Вот, - говорит она, задыхаясь от бега, - у нас партер, второй ряд!
       - Какой еще партер, - шипит возмущенная билетерша, - спектакль идет уже полчаса. Поднимайтесь на галерку!
         Сзади неспешной своей походкой приближается вальяжный Саша. Охватив его фигуру многоопытным взглядом, билетерша сразу меняет тон, предлагает проводить их в ложу.
        Лиза отмечает про себя, что, если она хочет оставаться с Сашей, ей следует вести себя с большим достоинством.
        В ложе они целуются. На сцене - премьера с Джигорхоняном, достать билеты практически невозможно. Но только не для Саши. У него - особый пропуск на два лица, по которому можно попасть на любой спектакль. А зал - весь внимание, зрители затаили дыхание.
         - Я ничего не понял, - говорит Саша, целуя ее душистые волосы.
         - Там какие-то эротические сцены, это считается новаторством,  все в восторге.
         - Мразь! Мразь! - кричит Джигорхонян со сцены.
         - Как это от нас далеко, - томно говорит Лиза, и они снова целуются.
         Он приглашает ее к себе. Тихими переулками они проходят мимо здания ТАСС, мимо посольских особняков, выходят к памятнику Низами Гянджеви.
        За высокой металлической оградой расположен дом, в котором живет Саша. Входят во двор. Лиза замечает «топтуна», скромно прячущегося за деревьями, - камеры наблюдения, видимо, полного доверия не вызывают. Мимо них через двор на бешеной скорости проносятся два черных лимузина.
       -  Громыко проехал.
       - Министр иностранных дел?
       - Ну да.
       Уже в вестибюле Лиза чувствует себя словно в другом мире. Все кажется ей необыкновенным, - и консьержка, поднявшаяся им навстречу, и огромные зеркала в просторном лифте. В голове ее вертится мотив – «Гордо назваться избранницей»…
        Квартира Саши огромная, пятикомнатная. После сталинских коммуналок, после панельных хрущоб  она производит на Лизу потрясающее впечатление. Она и представить себе не могла подобную роскошь!
        Ноги ее утопают в пушистых коврах. Люстра с сотней светильников огромная, как в Колонном Зале. За стеклом - изумительный фарфор, подобными вещами она любовалась в музеях. Она останавливается возле стеклянных стеллажей. На полках - резные будды из драгоценного дерева. В полузакрытых глазах – отрешенность, космическое спокойствие. Красота их так не похожа на строгую страдальчески-одухотворенную красоту Христа, и все-таки они прекрасны.
        - Папа привез из Индии, - пояснил Саша.- Он там строил гидроэлектростанцию. Они соревновались с американской фирмой. Наши построили быстрее. Папа получил Орден Ленина.
       Лиза застыла у книжных полок. Бесконечные ряды книг, собрания сочинений Достоевского, Фолкнера, Голсуорси. Удивилась, - Константина Федина?
         Она помнила библиотеку деда. Дед собирал книги годами, тщательно подбирая любимые издания. Помнила пожелтевшие от времени тома « Гимназии на дому», в которых было все, начиная от уроков немецкого, в которых буквы были написаны изысканным готическим шрифтом, до трогательно-понятных уроков «Закона божьего». А Сашин отец просто заказывал все подряд, пользуясь особой привилегией в период тотального книжного дефицита. Она взяла в руки стихотворный томик Сергея Щипачева.
        - Это хлам. Выбросите его к чертовой матери.
       Саша нахмурился, – Пусть стоит.
       Перешли на кухню, поужинали котлетами, оставленными домработницей. Домработница была приходящая, Сашиной маме не нравилось присутствие посторонних людей в доме. Лиза заглянула в холодильник, обнаружила там открытую баночку черной икры, уже заплесневевшую, - домработница не посмела ее выбросить. Лиза спросила, -А где твои родители?
        - Отдыхают в Барвихе. Мы сегодня одни.
         Лиза посмотрела на него туманным, загадочным взглядом. Волшебство начиналось.
        Перешли в гостиную. Лиза уютно устроилась в глубоком кресле. От выпитого вина у нее приятно кружится голова. Полумрак. Возле ее ног - огромная хрустальная ваза, в ней налита вода. По воде, медленно кружась, плывут свечи. По невидимой панели музыкального центра бегут голубые, зеленые, фиолетовые огоньки. Приятная музыка.  Шарль Азнавур. Френк Синатра. Боже, как хорошо!
        Они перемещаются на диван. Лиза вся дрожит от его осторожных, нежных поцелуев. Удерживает его руки, и он покорно прекращает свое любовное наступление. И тогда она судорожно, страстно прижимает его к себе. - Нет, я хочу, чтобы все, все произошло!
       Она охвачена любовным томлением, но голова у нее ясная, мысли работают совершенно автономно от чувств. В нужный момент она вскрикивает, словно от внезапной боли.
        Саша уходит в ванную, а она хищным взглядом ищет в комнате острый предмет. Не найдя ничего подходящего, резко и решительно вонзает в тело свои острые ногти. Закусив губу от боли, промокает простыней выступившую кровь.
        Саша возвращается. Она уже почти одета.  Застенчиво спрятав лицо у него на груди, она просит  разрешения застирать простыню.
       - Домработница постирает.
       - Это неудобно,- продолжая прятать лицо, она рукой показывает на кровавое пятно.
        Саша растроган. Она с таким доверием отдала ему всю себя, отдала свою девственность, не потребовав никаких гарантий. В порыве благодарности он решительно заявляет:
      - Мы обязательно должны пожениться!
      - Ты правда этого хочешь? - она поднимает лицо, мокрое от слез, расцветает блаженной улыбкой. И тут же улыбка гаснет, лицо становится печальным.
        - Твои родители не разрешат тебе на мне жениться. Они потребуют, чтобы твоя невеста была из вашего круга.
       - Нет. Мама хочет, чтобы я женился на интеллигентной девушке. Она говорит, что будет хорошо, если невеста будет из простой семьи. Тогда она не будет слишком избалованной.
        - Но я как раз избалованная, Саша.
        - Тогда мы тем более подходим друг другу!
       - А знаешь, как тебя называют на нашей кафедре? Положительный герой из индийского фильма!
      - А знаешь, как я буду называть тебя, когда мы поженимся? Маленькая хозяйка большого дома.

Продолжение следует...