Из разных лет 8

Татьяна Ригсельга
3 июня 2011г. Случившее вчера … Это могло просто – в одно мгновение - зачеркнуть всю мою жизнь. Но случилось чудо – только так… кто-то будто что-то подложил – мягкое – под выпавшую из коляски Алису… И – не одной царапины… Была сегодня в церкви. Благодарила… И можно жить дальше…

Толя написал – мама в больнице…

12 июня. Сегодняшний разговор с Мишей и Машей в машине – о полковнике Буданове, для него  (Маша поддерживает) – он герой… Еединственное, что, может, не нужно было ему делать, - это насиловать… Просто – убить… В ответ на мое несогласие -  что вообще чеченцы – звери… Что они творили над нашими людьми… И это – аргументы подавляющего, похоже, числа русских… Спросила мнение Н.Н. Т-ва. Он: не очень уверенно (мы все не знаем), но скорей всего полковник российской армии не мог такого сделать. Его оговорили…

15 июня.  Приезд Светланы Федоровны, разговор с ней – напоминание мне - о мне самой (какой я была какие-то годы – котельниковские - назад). Да, есть там люди, идущие по дороге, которую я там прокладывала…. И я – сошла с нее? Или это был – для меня – этап моего пути?  Но что-то я, конечно, утратила… С.Ф. сказала в какой-то момент: «этому ж Вы нас учили»… В другой, когда я что-то спросила – для нее элементарное: «как же Вы отстали..» (полушутя, конечно). Сейчас я вспомнила, когда я «отстала»… Тот костер ноябрьским вечером, когда Д. жег те книги… Меньше, чем через два месяца его не стало…
Но сегодня наша встреча, конечно, не случайна. Наверное, я не буду заниматься тем, что она мне посоветовала. Может, не для этого…  Просто «привет» от тех «сил добра и света», о которых я вспоминаю в последние время, занимаясь водными процедурами и обращаясь к Учителю.

17 июня. «О, кто-нибудь, приди, нарушь чужих людей соединенность и разобщенность близких душ…». Услышала в трамвае привычное бурчание пожилых супругов  друг на друга, подумала:  как хорошо, что этого нет в моей жизни. И вспомнились эти строчки. Да, «первая часть» - у меня сбылась… Вторая – есть ли хоть ничтожный шанс? На « соединенность» - явно нет. Хотя бы – на  присутствие в жизни…

Вечером. Передача о Викторе Некрасове («Культура»). Включила как раз на том, где говорили, как «изымали» из библиотек его книгу «В окопах Сталинграда». Помню, и мне пришлось этим заниматься.  Его и Гладилина книги. А я ведь так их и не прочитала… И вообще в моем «культурном багаже» - сплошные белые пятна. И так хочется все-таки, насколько возможно, «наверстать упущенное»… Вроде бы жизнь заставляет думать о другом – на что жить (в какой  раз? точнее – почти пожизненно, за исключением некоторых промежутков. Правда – теперь хоть только о себе самой – не о детях…). Да еще эти болезни наводят на мысли о том – сколько же времени еще есть? Но обидно – уйти, не только самой не сделав ничего «замечательного», но и не познав, что смогли сделать другие (когда-то я пришла к тому, что это тоже немало). Тем более, что сейчас я, наконец, чувствую себя действительно «созревшей» и способной  на что-то…

18 июня. Кто тебе посочувствует еще, кто тебя пожалеет, Раечка ты моя… Успешную, богатую… Мама еще, конечно, пока есть… И то… "У  меня хоть ты есть, дочка, а вот кому ты будешь нужна в старости». Рая рассказывает об этом вроде спокойно, переживая не о себе, о маме…

19 июня. Все – таки, это счастье, что друзья моей юности есть в моей жизни и сейчас, в финальной ее части (может, я тороплюсь? Ведь если сравнить с маминым возрастом  - это всего лишь две трети…).

Попалась тетрадка с записями 84-85 годов,  работа в школьной библиотеке – список задолжников по классам… Шестой "З" у меня на библиотечном уроке. Девочки (я как сейчас вижу их, в форме, с черными фартучками, в красных галстуках, подошедших к моему столу, и их все понимающие глаза: « А ваш Алеша не пришел...». И я буду вести этот урок, сама думая о том, что он ходит сейчас по школьным коридорам, ожидая звонка. А если встретит меня где-нибудь на перемене, перейдет на другую сторону...

«Даже то, что обычно давало успокоение – родные и тетради с записями о прочитанном – все это теперь только усиливало боль, напоминало о поражении… О воспитании – Ушинский, Сухомлинский, Корчак… Господи, зачем все это было? У тех, кто, может, вообще не слышал об этих именах, со своими детьми получилось. Хорошо ли, плохо ли, но, по крайней мере, лучше, чем у нее».

25.01.85. "Господи, что мы делаем! Бежать, скорее бежать к ним, встряхнуть – не чужие  же в конце концов, чушь все это, вот что важно... Вот, читайте, или я скажу – как воевал мой отец, как воевал твой, как воевали твои деды… Подумаем:  ради чего? Ради того, чтобы мы сейчас  вот так... с вами ... жили…? Или нет… Или хоть так… Сын, остановись, зайди. Садись и слушай…. Только слушай, о том, что было когда-то. Больше я тебе ничего не скажу. Слушай и думай…
Нет, и этого нельзя. Ничего нельзя!"
Да, ничего было нельзя – все четыре года. Только ждать. Когда он вырастет и все поймет. Сам.

Сын сейчас был здесь, у меня. Привез мне родниковой водички… Все то – далеко позади. И потому – и для него все, что сейчас с его сыном, – пройдет. И все наладится. Я в это верю свято (чьи-то слезы опять наворачиваются на мои глаза. Когда - нибудь  пойму ли я, чьи они? Ведь я сейчас почти спокойна).

"Она постигала смысл «банальностей»: «Сердце обливается кровью…».

"Когда-то в юности у нее был друг.  Сначала они учились в одном учебном заведении, потом он служил на флоте, и они писали друг другу письма, в которых  продолжали старые и начинали новые споры (какая дружба без споров). Был у них спор и о банальности. Она не терпела банальных вещей и упрекала его в пристрастии к банальным истинам…. Спор это кончился тем, что он прислал ей чьи-то стихи, в которых были такие строки:
Нет ничего банального на свете,
Я больше слов банальных не боюсь.
Банально сто веков смеются дети,
У стариков в глазах банальна грусть"...

«Права ли она была в том, что причину того ощущения загнанности, скованности, которые у нее теперь навсегда связанными с годами семейной жизни, она искала в нем?   Эти бесконечные выяснения отношений, причин и следствий, как бесконечная игра в теннис – шарик от тебя – ему, от него – тебе…».

И все это повторялось заново. И не один раз. Объяснить это можно действительно только кармой, как я и не люблю это слово. Необходимостью ее «отработки»… А то, что мы были «просто разные»… Листочек, где я прочитала недавно, как папа готовил сына к предстоящему разводу, чтобы он «правильно» выбрал, с кем ему жить, я уже сожгла… Но, на всякий случай (память бывает коварной),  запишу хоть это: я посылаю сына вынести мусор, муж – мне: «была бы нормальной хозяйкой, сама бы все успевала»… Я отправляю сына уроки учить – отец тут же зовет его к телевизору: "фильм интересный».
И то, страшное, что я услышала от него уже после,  в школе,  когда, встретившись все же с ним в школьном коридоре, на мои слова, что хотя бы поздороваться с мамой можно было бы, он ответил: » Я знаю, кто ты такая. Мне папа сказал».
Навряд ли он, 12 - летний, знал тогда значение слова, которое сказал мне...

И тогда я ушла из школы. Стала швеей-надомницей. Чтобы никого не видеть и не слышать.

"Ю. Александровский. Глазами психиатра: «Память способна быть клапаном, который охраняет нашу психику от перенапряжения. Этот клапан иногда срабатывает таким образом, что мы вдруг о самых черных своих днях  начинаем вспоминать хорошее. Был в этой черноте какой-то светлый миг, клапан сработал, и вот – пропало все черное. А это малое светлое пятнышко вдруг разрослось и заполнило все…».

Вот этот клапан срабатывал еще много раз, заставляя снова и снова ходить по этим кругам ада. Будь он проклят. (2018 г.)


«Смотрю спокойно на чужие лица. Как хорошо, что мне уж не влюбиться, что отгорело, что могло гореть, что  отболело, что могло болеть».

«Пьянящее чувство освобожденности – наверное, такое, с каким выходят из тюрьмы….».
« Я будто бы прошла через все круги ада, и вот я снова на поверхности. И снова мне светит солнце. И снова привыкаю к будничным заботам… Кому как не мне понимать счастье этой жизни… И я понимаю, и ценю, и радуюсь солнцу, я вижу, как ослепительны небо и зелень, как прекрасно все это. Я удивляюсь озабоченным лицам людей, спешащих по своим делам и не видящих этого. Будто каждая клетка во мне наслаждается каждым мгновением бытия….
Но где-то глубоко живет своей, той жизнью, которая вовсе и не жизнь, что-то… И я ощущаю себя как бы в двух измерениях. И эта раздвоенность временами кажется невыносимей даже той жизни, которая вовсе не жизнь».
 
Читая это, вспоминая себя, ту, лучше понимаешь и себя нынешнюю. Почему то – так, а то – эдак… То есть – не «как у людей»… А ведь было потом еще и еще такого, что подавляющему большинству (по крайней мере из моего окружения) и не снилось – на их счастье. И ловишь себя на том, что есть страх – раз после такого бывало и другое «такое»… И мысли о том, что вообще-то я пожила, и может, и пора бы… Да, наверное, главное, откуда они – это страх, который вроде бы и самой не заметен…
 
Теперь можно и сжечь. Это. Или лучше бы – все? Ведь ясно, что, в общем, мне это – не на пользу… Дала ведь себе «установку спасения»:  "жить на «светлой стороне» (по возможности). А получается – сама ищу иное… В нынешней жизни  и так достаточно негатива. Это тогда – окружающие жили (в основном) на  «светлой стороне», а я – старалась делать вид, что живу...

20 июня. Авиакатастрофа в Петрозаводске, в Бесовце. По телевизору – «карельская трагедия». Сейчас только, вечером настроилась сколько-то на что-то другое…

продолжение http://www.proza.ru/2019/02/18/1766