Дядю Лёшу я знал с раннего детства. Он был фронтовым другом моего деда. Они познакомились и сдружились в госпитале, где оба находились после тяжёлых ранений. Жил он на Чехова, между улицами Красных Зорь и Нефтегорской, неподалёку от киоска, в котором торговали керосином, занимал маленькую комнату в коммунальной квартире, а в двух других жили соседи – тётя Клава, пожилая женщина, работающая в трамвайном депо, и её муж Сергей Филиппович, кажется отставной офицер, если память меня не подводит.
Мы часто с дедом приходили к нему в гости. Он был крупный, могучий, с огромными руками, чем-то похожий на писателя-фронтовика Виктора Астафьева. Дядя Лёша искусно лепил из пластилина фигурки солдат, матросов, танки, самолёты. Оба подоконника его комнаты и полки шкафа были заставлены уже готовыми произведениями, а на столе были заготовки, инструменты и эскизы, выполненные простым карандашом. Гордостью дяди Лёши была панорама какой-то битвы, которую он воспроизводил по памяти. В этой композиции подбитыми и искорёженными были только немецкие танки, из некоторых свисали убитые танкисты, которых он изобразил детально и с поразительной точностью. А я смотрел на его огромные руки и не понимал, как он такими ручищами создаёт такие миниатюры.
Дядя Лёша был танкист. Он любил посадить меня рядом, лепить при мне очередного солдата и рассказывать о героических подвигах танкистов, о боях-товарищах, о моём деде, с которым познакомился в госпитале, о Победе, которую встретил в этой самой комнате. Я уже мечтал быть героем-танкистом, бесстрашно рвущимся в бой, побеждающим врага одним своим появлением. Но меня останавливало только то, что у дяди Лёши не было ног. Я уже слышал, что потерял он их после того, как загорелся в танке, и я очень боялся, что и мне придётся гореть и остаться без ног.
Дядю Лёшу звали «Неваляшкой», или «Пол тела». Мне не нравились оба прозвища, они казались мне унижающими его рассказы, воспоминания, его танки и самолёты, вылепленную им из пластилина панораму битвы, его большие руки и то, что мой дед с ним дружит. Я старался не слышать эти обидные прозвища, потому что не знал, что ответить произносящему их. Я был совсем мальчишкой.
Дядя Лёша много курил, открытые пачки папирос лежали у него по всей комнате, а потолок приобрёл жёлто-коричневый оттенок, как и пальцы самого дяди Лёши. Передвигался он на низкой тележке, почти касающейся пола, с четырьмя подшипниковыми колёсиками. Через несколько лет мы стали мастерить похожие и гонять на них по Крыловскому или Университетскому, производя ужасный грохот. Отталкивался от пола дядя Лёша какими-то странными предметами, напоминающими то ли маленькие чугунные утюги, то ли сапожные щётки. В то время в Ростове часто можно было встретить безногих фронтовиков на таких тележках.
Однажды я подслушал разговор дяди Лёши с моим дедом. И хоть говорили они совсем негромко, и за закрытой дверью, но я всё хорошо слышал.
- Не могу больше, Боря. Она меня как куклу носит, совестно, ей богу!
- Ну что ты такое говоришь, Лёшка?! Ты герой! Держись, солдат!
- Ты на пенсию мою геройскую посмотри. Если бы не вы, да не Клава, дай бог ей здоровья, давно бы подох, или побирался бы как пёс.
- Лёша, дружочек, нельзя так. Так ты себе хуже делаешь, сердце рвёшь. Тебе повезло, что жив, что фашиста разгромил, а сам живой.
- Лучше бы я в том бою догорел, Боря. Правда.
Я заглянул в щелку между дверью и косяком и увидел, как мой дед стоял на коленях и обнимал своего беззвучно плачущего фронтового друга. Мне стало ужасно душно, в висках застучало так, что оставаться на месте я не мог и выбежал на улицу. Серый, сырой, осенний воздух, который я терпеть не мог, показался мне спасительным избавлением. Я вдыхал его, пытаясь успокоиться и не расплакаться, хотя не понимал отчего. Просто какой-то страшный ком запер мне горло и не давал нормально вдохнуть.
А дядя Лёша на самом деле был герой. В последнем бою, где-то в Белоруссии, командира его танка контузило, боекомплект почти весь был израсходован, а немцы всё напирали, стараясь удержать плацдарм. Очередной снаряд точным попаданием поразил их танк, и они начали гореть. Дядя Лёша оглох, в танке кроме него живых не было, и он принял решение идти на таран. Он повёл горящую машину на ближайший немецкий танк. Что было дальше он не помнит. Очнулся он в санитарном эшелоне, ног уже не было. А потом был госпиталь, где он и познакомился с моим дедом. Героя за такой подвиг ему могли дать посмертно, а он выжил. Каким-то чудом. Не повезло. Может потому и лепил он подбитыми и горящими только немецкие танки, может психика защищалась от невыносимых, мучительных воспоминаний.
В восьмидесятом не стало моего деда. Была вторая неделя января, ещё шли новогодние каникулы. Может поэтому я до сих пор не люблю новогодние праздники. Удивительно, но запах того дня, когда я узнал, что деда больше нет, преследовал меня долгие годы. Каждого одиннадцатого января, в любом месте, в любом городе. Я его ждал и боялся. С уходом деда я стал реже проведывать дядю Лёшу. Сначала мы заходили к нему с моим дядькой, потом я несколько раз приходил один, но соседка тётя Клава всегда говорила, что он то в санатории в Пухляковке, то в Цхалтубо. А потом и вовсе сказала, что его забрала какая-то дальняя родственница к себе в Егорлык.
В последнее время дядя Лёша сильно запил. Напивался так, что часто спал на улице, или в парадном, не в силах забраться домой на второй этаж. Бывало, кто-нибудь из знакомых приносил его пол тела на своей спине, или какая-нибудь добрая женщина тащила за верёвку его тележку, словно детские сани с уснувшим ребёнком.
Я встретил дядю Лёшу совершенно случайно. Это было 9 мая восемьдесят седьмого года. Он стоял на Энгельса, возле магазина «Плевен», в своей фронтовой гимнастёрке с медалями, в танковом шлеме, который раньше висел у него на стене, и отдавал честь проходящему параду. Он был горд и серьёзен. Потом я подошёл к нему, он меня не узнал, я напомнил, что внук Бориса. Он обрадовался, расплакался, спрашивал как дед, хотя был на его похоронах.
Последние месяцы скитался он по разным адресам, а то и просто ночевал, где придётся. Родственница, которая обещала его забрать в Егорлык, комнату дяди Лёши как-то обменяла, а его самого спустя год отвезла на старый автовокзал в Ростов, да там и оставила.
В этот же день я нашёл своего дядьку и всё ему рассказал. Вместе мы пошли к его товарищу, который был военкомом Кировского района.
- Володя, я тебя прошу, помоги. Это же отца друг, понимаешь? Фронтовой. Я бы его к нам забрал, но там уже четверо в одной комнате. Володя, пропадёт старик.
Владимир Данич до того, как стать военкомом был танкистом, дослужился до подполковника. Ситуация отягощалась тем, что дни были праздничные.
- Буду искать варианты, но обещать ничего не могу.
Два дня дядя Лёша жил у нас, а на третий его отвезли в госпиталь ветеранов на Ченцова.
- Йося, но это только на месяц. Пусть за ним присмотрят, здоровье поправят. А дальше то что? Квартиру или комнату я ему не выбью, сам понимаешь. Да и документов у него почти никаких.
Через неделю я поехал проведать старика.
- Вы к кому?
- К Никифорову.
- А кто вы ему?
- Внук, - соврал я.
- Внук, - и после тяжёлой паузы, - Что же вы деда бросили, внук?
Мне стало ужасно стыдно, я стоял, перетаптывался на месте, мялся, смотрел в пол.
- Нельзя к нему.
- Почему? – я поднял глаза на врача, уже зная, что сейчас услышу страшные слова, потому что снова почувствовал этот знакомый с детства ком, перекрывающий всякую возможность вдохнуть.
- Нет его больше.
- Как? – я с трудом вытолкнул вопрос из своего непослушного горла.
- Ночью выбрался как-то на крышу, хотя там постоянно закрыто, и сбросился вниз. А там крыльцо, ступени старые,… в общем, нет твоего деда больше.
Без документов подтверждающих родство, тело нам не выдали. Не помог даже военком Данич. Дядю Лёшу похоронили на Северном кладбище, рядом с другими невостребованными умершими. Правда на его табличке кроме номера и даты смерти, всё-таки были фамилия и имя с отчеством: «Никифоров Алексей Данилович, 11.8.16 – 11.5.87». Позже на его могиле появился маленький памятник, там его улыбающееся лицо в танковом шлеме с рукой у виска, отдающей воинскую честь, и надпись: «Спасибо за подвиг!»
Помню, когда возвращались с кладбища, мой дядька, вытирая слёзы сказал:
- Ну, вот и завершил свой таран. Вечная память.
20.11.2018