Хлопок, вспышка… У меня в одной руке котелок гречневой каши, от которой исходит горячий пар, а в другой тёплая буханка круглого хлеба. Я стою в одной футболке и домашних шортах посреди холодной, заснеженной улицы. Чувствую колючий воздух, вдыхаемый лёгкими, и меня начинает трясти от холода. Окна домов удивлённо смотрят на невесть откуда появившегося гостя своими черными глазницами сквозь тягучий туман. Возле ног лежит скрученное полено, я пытаюсь рассмотреть. Хочу закричать, но не могу, это не полено… а замёрзший иссохший подросток. Его открытые зрачки покрыты слоем льда, и они смотрят на меня. Наконец я делаю шаг вперёд и иду к своей цели. Там меня ждут…
Я шагаю к подъезду дома и захожу в открытые ворота. Света нет, только луна и звёзды на небе. Почти наугад ногами прощупываю бетонные ступени и поднимаюсь на второй этаж. Вот тут, за этими дубовыми дверями, надеюсь там ещё живы и меня ждут… начинаю пинать по дереву. Гулкий грохот раздается по всем этажам, эхом отскакивая от стенок.
— Дядя… это ты? — прожурчал неуверенно тихий, детский голосок.
— Да… — скрипнул замок и дверь открылась.
— Мы думали, что ты уже не придёшь…хм… — всхлипнул комок из одежды и тряпок, где-то в этом ворохе проступило худющее лицо, перемазанное сажей и грязью. В руках у него горит огарок свечи.
— Куда я денусь… — кашу с хлебом я тащу на кухню. В квартире потеплей, но все равно холодно. Я сажусь на деревянный стул, возможно, он последний остался в целом доме, остальные ушли на растопку «буржуйки» — Где малой?
— Спит, вчера мы «керзачи» нашли, полдня варили и ничего, даже вкусно было… — я вижу жадный взгляд на принесённую снедь, но знаю так же, что до утра её никто не тронет. Котелок и буханку я кладу на стол. Боюсь спросить, с кого стянули эти самые «керзачи», — …а три дня назад за нами бежал дедушка с ножом, но он был очень слаб и упал. Санитары его потом погрузили в сани…
Пока мне ребёнок рассказывает о пережитом за неделю, я смотрю на обклеенное газетами окно. Лицо Сталина грозно смотрит на меня сквозь свои кустистые брови.
— …А ещё вчера бомба упала на соседнюю улицу и теперь нет школы… — в словах почувствовал нотки злорадства, я глянул на мальчика. На меня смотрел череп, обтянутый кожей, улыбался ли он или нет, нельзя было разобрать. Оох, эти блестящие, большие глаза, они смотрели на меня, как на бога. В груди закололо, и к горлу подступила горечь.
— На, ешь! — из кармана я вытащил красное яблоко и протянул пацану, — и не спорь!
— Но… — мальчишка хотел возразить, ведь, по его мнению, это яблоко можно растянуть на пару дней, знаю наперёд его слова.
— У меня есть второе, для брата! — я вытащил из другого кармана ещё один плод, — этот ему, утром пусть ест! Ну а с кашей да хлебом ты знаешь что делать… Ну всё… мне пора!
— Дяденька, спасибо! — малыш подошёл ко мне и обнял. Меня окутал аромат дыма, нечистого тела и мочи. Думаю, с этого момента, смесь этих запахов будет ассоциироваться с Питером. — Ты ещё придёшь?
— Конечно, малыш! Через неделю… чего бы мне это не стоило…
Я быстро вышел из квартиры, по щекам катились слёзы. Месяц, ещё месяц осталось им продержаться. А значит, ещё четыре раза мне предстояло сделать эти вояжи, будь они не ладны. Ну и холод, я поежил плечи. Приходилось терпеть эти ограничения по весу, выбор небольшой: шорты да каша с хлебом, либо теплая куртка с подкладом…
* * * *
Хлопок, вспышка… Я очутился в белой комнате, в своём двадцать втором веке. На стуле висит моя одежда. Не торопясь, стал одеваться… как же тут тепло и хорошо. Надо мной магнитный диск перемещения останавливал своё вращательное движение.
— Максим Андреевич, вас приветствует голосовой робот VS286, прошу сообщить о вашем состоянии, наши датчики фиксируют шестидесяти процентное истощение вашего организма.
— Норм, всё норм… — пробубнил я, натягивая штаны. И в самом деле, меня немного подшатывало. Но после питерского холода, всё остальное было не важно.
— Тогда прошу оставить свою подпись при выходе из стартового зала, мы не несём ответственность за ваше физическое состояние, и у вас нет претензий к корпорации «Петля»…
— Окей! Оставлю!
За дверями меня встречает «временщик», один из работников корпорации. Он с любопытством на меня смотрит и подмигивает.
— Макс, ну ответь, куда ты «прыгаешь»?
— Отстань, Андрей, куда надо!
— Ты же понимаешь, что уже пятьдесят лет своей жизни сжёг за эти двадцать прыжков? Вот даже представить не могу, ради чего можно стирать свои года?..
— Ради будущего… — я вижу эти детские голодные глаза перед собой… Они должны выжить, чего бы мне это не стоило…