«Ситуационистский Интернационал» против «Общества спектакля»
Неомарксисты, исходя из того, что коммунизм – это преодоление отчуждения во всех его формах, в том числе и отчуждения от власти, наоборот — внимание уделяют именно проблеме власти. «... Пока есть государство, нет свободы. Пока будет свобода, не будет государства ... Обычно понятия «свобода» и «демократия» считают тождественными и употребляют часто одно вместо другого ... На деле же демократия исключает свободу» [Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.33. — С.95, 177].
Но подход к пониманию ими власти был различен.
Например, Онорато Дамен (1893-1979), редактор итальянского журнала «Prometeo» и основатель Интернационалистской коммунистической партии (PCInt), в тезисах на съезде партии в 1952 г. декларировал: «... Коммунистическая партия не должна захватывать власть даже для того, чтобы осуществлять её во имя пролетариата потому, что пролетариат не делегирует другим свою историческую миссию, ни передаёт генеральной доверенности, даже своей партии». Именно большевистская линия в конце концов привела к чудовищному поражению пролетариата и конце концов к созданию тоталитарного монстра — СССР. Старые коммунистические партии (ныне полностью сталинистские и троцкистские) и профсоюзы уже не могут являться инструментами для достижения коммунизма. Они потеряли свою былую революционность и на сегодняшний день полностью интегрированы в буржуазное общество и являются его необходимыми и органичными «придатками». О. Дамен считал, что захватывать власть мог только сам угнетённый класс, и что единственным коммунистическими и пролетарскими органами власти могли быть только Советы, но никак не «пролетарское государство». Однако он был уверен что без классовой коммунистической организации, которая состояла бы из сознательных пролетариев-коммунистов, которая бы не была бы впереди идущим авангардом управляющим массами, а была бы частью пролетариата, коммунистическая революция не возможна. В созданной Даменом PCInt не было ни «профессиональных революционеров», ни ЦК, ни каких либо руководящих органов, т.е. устройство организации было антиавторитарным и либертарным, т.к. Дамен считал, что революционная организация является «коммунизмом в миниатюре» и поэтому естественно не должно быть никакого назначаемого руководства [Онорато Дамен // http://shraibman.livejournal.com/500662.html].
М. Фуко в рамках проекта «Воли к истине» как синтеза неомарксизма и ницшеанства приходить к выводу, что «Власть», теперь именуемая «дисциплинарной», не просто воздействует на тело, но при помощи набора специальных технологий формирует то, что ранее называлось человеческой душой. Этот процесс сопровождается «функциональной инверсией» в работе властных механизмов, которая приводит к созданию «положительной экономии» власти. Максимум того, чего добивалась власть старой формации – это предупреждение противоправных действий. Теперь стоит задача постоянно повышать эффективность функционирования различных ее механизмов. И в этой связи она может себе позволить терпимо относиться ко всему, что не мешает работе государственной машины, поэтому: «рассуждайте о чем угодно и сколько угодно, только повинуйтесь». Подобные преобразования подразумевают и новую локализацию власти: она становится все менее осязаемой, совершенствуя дисциплинарные техники [Блинов Е. Фуко и Кант: первый эскиз модерна // Форум молодых кантоведов (По материалам Международного конгресса, посвященного 280-летию со дня рождения и 200-летию со дня смерти Иммануила Канта). — М.: ИФ РАН, 2005. — С.172 // http://iph.ras.ru/page49482484.htm].
Неомарксистский Ситуациониcтский Интернационал (Internationale Situationiste) возник в 1957 году в итальянской горной деревушке Козио д'Ароскья на конференции представителей ведущих европейских неоавангардных художественных групп, но в середине 60-х гг. ХХ в. самораспустился. Из известных личностей, входящих с эту группу неомарксистов, следует назвать Асгерна Йорна, Кристиана Дотремона, Джузеппе Пино-Галлицио, Ги Дебора, Мишель Бернстайн, Рауля Ванейгема, Ивана Щеглова. Ситуационисты разошлись с ортодоксальным марксизмом в том, что они подчеркивали существование исторического перехода в рамках капиталистического общества от главенства структур производства к главенству потребления, а также в осмыслении того, какие последствия будет иметь этот переход для радикальной практики и радикального движения. Этот переход совершенно очевидно изменил природу власти.
Соответственно, ситуационисты, сохраняя основные принципы исторического материализма, которые вытекали из существования классового господства и необходимости классовой борьбы, расширили критику отчуждения и господства (по их мнению, традиционные общественные институты – школа, работа, семья, религия – превращены в инструменты скуки, террора и алиенации). Основу ситуационистской критики современного общества составляет концепция зрелища (spectacle), которая представляет собой целый комплекс понятий. В своем наиболее непосредственном значении зрелище представляет собой некое цирковое представление или шоу, организуемое немногими и созерцаемое массами, которые потребляют его с удовольствием и изумлением. Зрелище подразумевает контроль и пассивность, отчуждение и изоляцию. Это «шоу» на самом деле и есть современное общество: «Вся жизнь обществ, в которых господствуют современные условия производства, представляется как огромное скопление зрелищ» (Ги Дебор, «Общество зрелища/спектакля», тезис 1). Зрелище превратилось в тоталитарный общественный институт, подменивший опыт репрезентацией опыта (масс-медиа, школы и другие инструменты промывания мозгов). «Зрелище» включает все используемые властью средства и методы, за исключением прямого применения силы, которые призваны свести потенциально политическую, критическую и творческую личность на окраины мысли и поведения. Зрелище, таким образом, есть сама деполитизация: «Основной принцип зрелища есть невмешательство». Ранее подавляемые и сублимированные желания теперь идеологически освобождены и «десублимированы». Правящие классы создают «ложную реальность» с ложными ценностями (у Бодрияра – «гиперреальность», создающаяся взаимодействием симулякров, являющихся заменителями человеческих качеств). Масса верит в эту ложную реальность с ложными ценностями, потому что так ей комфортнее, меньше энергии тратится. И это сохраняет существующее положение вещей.
Ги Дебор разделял два вида «спектакля»: 1) «распылённый», присущий странам капиталистического Запада, и 2) «концентрированный», проявивший себя в СССР, Китае и других странах. Разница между ними заключается в способах воздействия: концентрированный спектакль государственного капитализма отличает нетерпимость ко всякой, даже виртуальной – как в странах Запада – свободе слова, более сильным репрессивным аппаратом, однако в меньшей степени фетишизацией товарного производства. Перед смертью, в своих «Комментариях к Обществу Спектакля», Ги Дебор выдвинул идею о том, что крушение СССР и становление рыночной экономики приведёт к торжеству нового вида спектакля – интегрированного, который будет совмещать в себе диктат потребления и сильный репрессивный аппарат. Последователи Ги Дебора считают, что интегрированный спектакль реализовал себя в полной мере и в путинской России после 1999 г., и в США после терактов 11 сентября 2001 г.
С некоторой долей упрощения можно утверждать, что для Ги Дебора «зрелище» есть одно из проявлений товара в современном мире. Сам он не делает из этого секрета, начиная свою книгу «Общество зрелища/спектакля» (1967 г.) парафразом первой строки марксова «Капитала» и приходя в конце первой главы к заключению, что «… зрелище есть капитал, достигший такой стадии накопления, что он становится образом». В других сочинениях и в листовках мая 1968 г. ситуационисты прямо говорят о «товарно-зрелищной экономике».
Даже образ жизни бунтаря и диссидента превратился в предустановленную роль в рамках самого зрелища. Никаких революций в мире победившего спектакля невозможно, революции в существующей системе – это замена одних товарных форм другими.
Поэтому нет никакой революционной молодежи и консервативных взрослых, так как никто не стремится больше к преобразованию мира: вещи свободны сами по себе и только вещь может быть новой и молодой, вихрь постоянных революций – это не более чем экономический динамизм. Таким образом, мы будем постоянно наблюдать революции на любой вкус и цвет: сексуальные, псевдорелигиозные, демократические, фактически сейчас идет революция даже в США, есть материалы о беспрецедентных забастовках и захвате мэрий городов, идут революции на Ближнем Востоке и, несомненно, будут когда-нибудь и на Дальнем. Режимы, формы контроля производства – это бренды, временные вместилища духа товара. Революция – это абсолютизация, освобождение товарной формы, а не человеческой.
«… Первым скандальным подвигом Дебора был страшный выпад против Чарли Чаплина по случаю его приезда в 1952 в Европу. Дебор обозвал этого сопливого комика-гуманиста "мошенником чувств и шантажистом страданий". Воззвание заканчивалось словами: "Go home, Mister Chaplin!" … Дебор, развивая линию Фромма, обнаруживает, что социальная деградация либеральной Системы зашла в последнее время значительно дальше. Вначале "быть" превратилось в "иметь". А сегодня исчезло и "иметь", превратившись в "казаться". Вначале буржуазный мир подчинил своим индустриальным законам природу, потом он же подчинил себе и культуру. Спектакль уничтожил историю. Подавив в человеке и обществе вкус реального, заменив состояние и опыт "репрезентацией", Система выработала сегодня самый совершенный метод эксплуатации и порабощения. Раньше она делила людей на сословия, потом силой загоняла на фабрики и в тюрьмы, сегодня она приковала их к телевизору. Так она окончательно победила Жизнь. «Беспрестанное накопление образов дает зрителю ощущение того, что все позволено, но в то же время внушает уверенность, что ничего не возможно. На все смотрите, но ничего не трогайте. Современный мир становится музеем, где главным охранником служит сама пассивность посетителей»… » [Дугин А. Ги Дебор мертв. Спектакль продолжается // http://arcto.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=80].
Загипнотизированные широким набором «развлечений», предлагаемых обществом зрелища, начиная от товаров и услуг и кончая непосредственными увеселениями и повседневными удобствами, люди уходят от решения критически необходимой задачи – изменения мира и освобождения повседневной жизни. «… Раньше люди жили сами, теперь за них это делает телевизор, а люди – пялятся в ящик. Жизненные ситуации, в восприятии человека, чье существование сформировано ящиком, превращаются в продолжение симулированной реальности, еще один кубик в бесконечной череде мыльных опер, новостей и сериалов. Даже оторванная от телевизора, жертва спектакля не живет, а переживает спектакль» [Вербицкий М. Примитив завтра //
«… В постмодерне массы … переходят в новую реальность, они становятся виртуальными массами. Виртуальная масса состоит из телезрителей. Все, чем они живут, это плоскость телеэкрана. В этой плоскости есть потребление, событие, желание, вожделение, фрустрация, наслаждение, насыщение, выбор, борьба, победа, поражение. В этой плоскости их жизнь. «Телевизор – это судьба», – говорят телемассы (говорят телемассам!). Все, что делают телемассы, делает за них телевизор. Это дистанционная игра. Никогда ранее в истории массы не были точными эквивалентами физического определения массы, которая характеризуется одним качеством – инерцией. Телемассы в этом смысле идеальны, кроме инерции, у них ничего нет. Вместо классового интереса базиса или остатков коллективного бессознательного, связанного с культурой и традицией, у телемасс лишь следы прошлой передачи. Они прикованы к экрану, как говорил Ги Дебор, крепче, чем каторжник к кандалам. Они даже потребляют виртуально: «Кока кола» или «Пепси кола»? Это «быть или не быть?» телемасс. Вопрос глубинный: даже никогда не пробовав ни один из этих напитков, телемассы проводят жизнь в постоянном выборе. О, нет, они не дадут себе засохнуть! Телелучи бодрят … На уровне телемасс глобализация также совершенно реальна, так как спектакль СМИ легко становится планетарным: CNN, BBC и MTV реальны и реально усвояемы телемассами в любом уголке планеты. Они мурлыкают под нос одну и ту же песню, потребляют одни и те же шампуни, смотрят одни и те же матчи, соболезнуют одним и тем же пандам. Массы остаются различными, но телемассы – интегрируются. Глобализм здесь стал фактом» [Дугин А. Евразийство как альтернативная сеть в системе постмодерна // http://www.gidepark.ru/user/556697085/article/117879].
В то же время, бюрократическое господство совершенствует и оттачивает свою технику.
Критика общества зрелища не может быть полной без критики его организации пространства, в частности – городского пространства. При обсуждении этой темы ситуационисты исходили из представления о том, что пространство не является нейтральной средой, которую мы просто населяем и по которой передвигаемся. Хорошо это или плохо, но оно скорее представляет собой обитаемую сферу влияний. Общая теория непосредственного влияния физической среды на жизнь людей получила название «психогеографии», которая определялась как «изучение специфического влияния географического окружения, сознательного созданного или нет, на эмоции и поведение людей». В конце концов, суть психогеографических исследований — по определению субъективна, и, как впоследствии он утверждал, не поддается передаче другим людям иначе как в форме абстракций. Таким образом, пространство представляет собой еще одну разновидность зрелища, и борьба с этим обществом начинается, как будет отмечено ниже, с радикального переворачивания (detournement) обитаемой среды, с преодоления «урбанизма» неким «унитарным урбанизмом». Переворачивание – диалектический инструмент. Это «повстанческий стиль», с помощью которого старая форма используется для того чтобы показать заложенную в ней самой неправду, неправду, скрываемую идеологией. Это может быть применено по отношению к рекламным щитам, текстам, фильмам, комиксам, городскому пространству. Маркс пользовался этой техникой, когда «перевернул Гегеля с ног на голову», – он использовал диалектику в изучении истории для того, чтобы показать идеологическую природу гегелевского идеализма. Самыми известными материалами такого «переворачивания» были преобразованные комиксы и другие образцы массовой культуры. Словесные пузыри романтических комиксов были наполнены политической пропагандой, обворожительные героини настаивали на том, что «освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих».
В этом плане наследником ситуационизма является панк-субкультура, начиная от самого стиля панк-зинов (самиздатских журналов), активно использующих технику коллажа, «исправленные» комиксы и т.д., и кончая основополагающими принципами (отрицание коммерческих принципов, системы «звезд», авторских прав, иерархии). То же самое можно сказать и о мэйл-арте, движении «Art Strike», выступавшем за забастовку художников, неоизме, плагиаризме и «Schiz-Flux». Заметно влияние ситуационистов ощущается и в среде североамериканских маргинальных художников-коллажистов (Фриди Байер, Джеймс Коэнлайн, Джоанн Хьюман Беинг), постеристов и комиксистов, чье творчество в художественном и идейном плане зачастую продвинулось гораздо дальше ситуационистов. Достаточно вспомнить циничный эксперимент Малколма Макларена и Джейми Рейда, участников пост-ситуационистской группы «King Mob», которые использовали знание механизмов общества зрелища для создания и последующей выгодной продажи изобретенного ими панк-стиля (в лице «Sex Pistols») [Цовма М. Ситуационисты и новые методы борьбы против политики и искусства //
Ситуационисты использовали переворачивание, чтобы продемонстрировать скандальную нищету повседневной жизни, существующую несмотря на обилие товаров. «… Их журнал назывался “Потлач”, в честь “экономики дара”, антропологического учения, разработанного в 1920-е Марселем Моссом. Мосс полагал, что экономика примитивных племен была основана не на обмене, а на даре; в доказательство этого он описывал обычай “потлач”, бытовавший у американских индейцев. Одно из племен дарило другому племени подарок, второе племя отвечало превосходным подарком, и это продолжалось, пока одно из племен не могло ответить на дар подходящим даром; тогда индейцы сжигали свои жилища, символически отдавая их другому племени» [Вербицкий М. Примитив завтра //
Революция, таким образом, есть ничто иное, как разрушение зрелищного, разоблачение и преодоление идеологического. Удар направлен на повседневную жизнь. Призывать к классовой борьбе, организуя ее по традиционной марксистской политической линии, в то время как пролетариат переживает агонию зрелища, – значит ставить телегу впереди лошади. В своем нынешнем состоянии пролетариат не желает и не видит необходимости революции. «… Было бы неправильно считать, что трудящиеся не восстают, потому что у них недостаточно информации о механизмах эксплуатации. На самом деле революционная пропаганда, которая стремится объяснить массам социальную несправедливость и иррациональность экономической системы, обращается к глухим. Те, кому приходится вставать в пять утра, чтобы ехать на завод, проводить в добавок к рабочему дню два часа в метро или пригородной электричке, вынуждены адаптироваться к этим условиям за счет устранения из головы всего, что может вновь заставить их усомниться в справедливости этих условий. Если бы они осознали, что они тратят свои жизни на службе абсурдной системе, они бы либо сошли с ума, либо покончили бы с жизнью. Для того, чтобы избежать таких связанных с отчаянием взглядов, они оправдывают свое существование, пытаясь рационализовать его. Они подавляют все, что может вызвать сомнения и беспокойство, и приобретают структуру характера, которая адаптирована к условиям, в которых они вынуждены жить. Отсюда следует, что идеалистическая тактика, которая состоит в объяснении людям того, что их угнетают, бесполезна, так как людям приходится подавлять в себе мысль о собственном угнетении, чтобы продолжать жить с ним. Революционные пропагандисты зачастую утверждают, что они стремятся поднять уровень сознательности людей. Опыт показывает, что их предприятия редко завершаются положительным результатом. Почему? Потому что это сталкивается с бессознательными защитными механизмами и всеми теми оправданиями, которые люди выстроили, чтобы не осознавать собственную эксплуатацию и пустоту собственной жизни" (цитата из английского левого марксиста Мориса Бринтона)» [Магид М. О синдикализме сегодня //
Да, культурная революция не заменит собой сбрасывание оков капитализма, но она является первым необходимым шагом на пути к этому. С точки зрения ситуационистов, зрелищное может быть разоблачено с помощью незрелищных прорывов, называемых «ситуациями». Ситуация – это демонстративное разрушение зрелищного, которое открывает путь к раскрепощению желаний и освобождению возможностей, ранее подавлявшихся повседневной жизнью. Ситуация основана на освобожденных, а не на отчужденных желаниях. То, что представляют собой эти желания, нельзя сказать априори. Они возникнут в революционном процессе создания ситуаций, в «переворачивании». Можно предположить, что коммунализм, единство и обобществление городского пространства будут более желательными, чем нынешние «отоваривание», фрагментация и приватизация жизни. Только через непосредственные действия по созданию ситуаций рабочие смогут избежать того, чтобы смотреть на революцию как на зрелище, смогут стать активными участниками процесса переворачивания. Именно этого в более широких масштабах стремились добиться ситуационисты через свои культурные акции на уровне повседневной жизни: «… Ситуационисты составляли подробные планы упразднения труда, экономики, медиа, сложившихся форм городской жизни, во имя свободы личного случая, коллективного творчества, любви и террора. Своими предшественниками (среди целой серии безумных и красочных революционных движений прошлого) ситуационисты почитали луддитов, британских ремесленников 1810-х годов, разрушавших механизмы, поскольку механизмы угрожали традиционному способу производства … Носителями нео-луддизма оказываются в основном радикальные экологи и защитники прав животных. На правом фланге луддитов, впрочем, тоже достаточно – Фрэнсис Фукуяма, изобретший “Конец Истории”, выступает за скорейшее запрещение фундаментальных научных исследований (без которого, естественно, никакого “конца истории” не будет) …» [Вербицкий М. Примитив завтра //
В конце концов, они предусматривали установление «антигосударственной диктатуры пролетариата», которая бы целиком перестроила пространство в соответствии с освобожденными желаниями самих людей. В этом для них и заключался смысл города. Окончательное решение должно было быть делом рук активного и сознательного пролетариата. В этом ситуационисты приципиально отличались от Франкфуртской школы, которая также подчеркивала роль идеологии и культуры, но отказывалась рассматривать пролетариат как субъект революционной трансформации.
В этих попытках ситуационистского бунта ключевая роль будет принадлежать искусству. Но здесь под искусством имеется в виду взаимодействие людей, искусство как создание новых пространств и форм общения. Такое искусство должно взять верх над производством физических объектов – картин, статуй, текстов, – которые легко превращаются в товары. Повседневная жизнь сама должна превратиться в искусство, стать поэзией. При этом ситуационисты не отрицали технологию. Она должна была стать необходимым условием освобождения повседневной жизни и должна была объединиться с искусством в рамках «единого урбанизма», целью которого является установление новых форм поведения [Цовма М. Путешествие с Ситуационистским Интернационалом // Смит Ф. Французские ситуационисты и их наследие / Перев. М. Цовмы // М. Ситуационисты и новые методы борьбы против политики и искусства // Цовма М. Против хлама нового мира — политики, медиа и искусства // Подлец П. Психогеография как подход к городскому пространству //
Но 30 ноября 1994 года в возрасте 62 лет Ги Дебор покончил с собой от безысходности и осознания полного поражения нонконформизма на Западе и тотального триумфа Системы: «… Люди, которые выделились в сфере нонконформизма, принимаются Системой в себя по отдельности, но лишь за счет отречения от глобальных обобщений и при согласии на строго ограниченные и фрагментарные области для творчества. Именно поэтому термин "авангард", столь удобный для буржуазных манипуляций, сам по себе подозрителен и смехотворен» (Цит. за: [Дугин А. Ги Дебор мертв. Спектакль продолжается //
Проблема ситуационистов оказалась в том, что они не поняли, что оказались в ситуации, которую еще подметил Антонио Грамши. А именно в ситуации Interregnum – отрезка времени, когда «… старые орудия коллективного действия уже не работают, а новые еще не родились. Или родились, но так тихо плачут, что вы даже не замечаете их существования. Наше положение настолько специфично, что его лучше всего представлять образно» [Бауман З. Будущего не существует: о превращении человечества в архипелаг диаспор // http://www.kommersant.ru/doc/1637429 или http://www.mesoeurasia.org/archives/1579].
Но более верно мнение Дм. Корчинского о том, что мир действительно является театром, но не в гидеборовском понимании, а шекспировском: «… в первичных основаниях мир обустроен не физически, а поэтически. Что и поэзия, которая происходит между нами (то есть, история – подвиги и создание для них художественного контекста) интереснее Богу, чем вся физика мира. Бог задает нам сценическую реальность. Она в каждую историческую эпоху ограничена так, чтобы пьеса могла произойти, чтобы сюжет не растекся в безсмысленность. Она, как и все искусство, ограничена рамкой и ритмом» [Корчинський Дм. Ми, християни, відчуваємо … // ].
И вот на сцену этого театра в антракте выходят клоуны...