Красавец!
Просто – принц!
Его роскошная чёрная шерсть отливает вороньим крылом, а брюшко такое шёлковое! Так и тянет потрепать.
Но гадёныш не так прост. Запросто может цапнуть, а потом трусливо смыться, потому, что знаком с моим тапком...
– Скотина ты кусачая! Всё! Не показывайся мне больше на глаза!
Но какой красавец! Разве скажешь, что уличник?!
Аристократ! Хоть был когда-то обычным бездомным котёнком. Бегал за своей полусумасшедшей мамашей вечно голодный и никому не нужный.
Я столкнулась с ним у общаги. Это был незабываемый вечер!
*********
Сидели мы тогда с Морозовой на лавочке и хрустели багетами. А что?! Иногда можно себе позволить. Не вечно же овсянкой давиться!
Багеты были с тунцом. Не знаю, может, не первой свежести... Кто их сразу с голодухи разберёт!
Мы ничего не замечали, а тунец за километр разносил ароматы. Этакие рыбные флюиды! Вонища, короче!
Летели эти флюиды, а мы продолжали ничего не замечать.
– Ты слышишь? – в какой-то момент насторожилась я.
Меня встревожил странный приглушённый звук.
– Кто-то орёт у ларька... – продолжала весело жевать Морозова.
Я стала вглядываться в темноту:
– Не-ет, это рядом....
– Только не говори... – Катька не успела промямлить, как из ближайших кустов вышла ужасная кошенция. Ей, видимо, надоело вдыхать эти флюиды.
Худая и коротконогая, она даже не вышла, а выкатилась!
Это был сгусток зла неопределённого цвета и мизерного роста. Её голова была опущена к земле, а пасть шипела. Причём, шипела с такими характерными плевками. Так шипят особо свирепые особи – кошачьи отморозки!
Это была кобра в туловище кошки! Взлохмаченный хвост метался из стороны в сторону, словно она исполняла танец смерти!
Она сразу возненавидела нас:
– Ж-жрёте?!
– Жрём... – не смели мы возразить, покорившись её змеиной магии.
Мы оказались каком-то полупьяном мороке.
Но это был только первый акт «Марлезонского балета»
– Мама!!! – наконец, тихонько простонала Катька.
Мы не сразу поняли простую вещь – от нас требовалось всего-то навсего бросить эти дурацкие багеты. Закинуть куда подальше – к чёртовой бабушке!
Впрочем, мы быстро пришли в себя и отшвырнули недоеденное.
И тут начался второй акт!
Едва наши огрызки приземлились, из кустов выплеснулась свора котят – точное подобие своей мамаши. Они принялись рвать друг у друга добычу.
При этом дрались и рычали, а глаза главной кошенции победно сверкали из травы, отдавая зеленовато-белым электричеством... Магией...
Расправившись с пищей, вся эта гоп-компания так же быстро исчезла, как и появилась.
Утром на контрольной по алгебре у меня никак не выходила из головы эта идиотская история. А на классическом дуэте мне вдруг стало казаться, что от Венгерцева несёт кошатиной.
– Показалось. – вначале подумала я.
Но чем дольше мы с Димкой кружились, тем противней становилось.
Я уже просто проваливалась в ад...
Мария Львовна не упустила случая ужалить:
– Сандуновская, что за маска скорби?!
Злясь, она всегда отбрасывала первую часть моей фамилии. Видимо, потому что ей самой нечем было похвастаться.
Она носила фамилию Цехович. И Гарковский часто по вечерам горланил какие-то дурацкие куплеты, где среди прочей белиберды были такие слова:
– ....внебрачный сын мадам Цехович тети Песи, –
Известной бандерши в красавице Одессе.
Если бы наша Цехович сейчас знала, как мне плохо! Если б она хоть чуточку прочувствовала это! Хотя, сомневаюсь, что этот цербер в юбке способен на сочувствие.
На перемене я набросилась на Димку:
– Венгерцев, от тебя воняет!!!
Он наклонился и принялся обнюхивать своё трико.
– Да я и сам чувствую, что воняет... – оправдывался он. – Я вчера его постирал и повесил сушить за окно. Наверно, ночью трико сдуло ветром... Утром я поднял его с травы...
Мне уже было понятно, чья эта работа!
Представляю, с каким упоением кошенция трясла своим хвостом над плохо простиранными Димкиными штанами...
Даже тихий Паша Великомученко потешался в толпе ржущих:
– Опоссумы....
Нам, видимо, было мало того вечера. Так бывает. Страхи, оказывается, затягивают. И вечером мы с Морозовой снова отправились на полянку, захватив пакетик с дешёвыми сосисками.
Кошачья семейка не заставила себя долго ждать. Они появились, едва заслышав призывное: кс-кс-кс.
На сей раз кошенция вела себя более культурно: не плевалась, а только шипела. Но по-прежнему, она не шла, а кралась, словно охотилась.
Когда я затрясла в воздухе сосиской, началось всеобщее ликование. Её выводок заметался по поляне, выхватывая друг у друга добычу. Четыре пары ушастых голов замелькали в траве, получая тумаки от своей отмороженной мамаши, которая не сумела ухватить ни крошки и злилась. Возмущённая кошенция носилась между ними, но никто не обращал на неё внимания. Её отпрыски носились, пока всё не сожрали.
Последнюю сосиску я кинула чёрно-белому котёнку, который вёл себя дружелюбнее других. Он несколько раз подбегал и почему-то шумно нюхал мою обувь. Он фыркал, отскакивал и опять подбегал. Было забавно.
Не знаю, чем мои кроссовки его привлекли, но он явно был к ним неравнодушен.
Через день я смогла его погладить.
А через пару дней он уже вставал на задние лапки и сам подставлял голову.
Остальные котята оставались полными дикарями. Они не поддавались дрессировке и продолжали шипеть
Прошла осень. Наступила зима. Котята повзрослели.
Нашего общего любимца я называла Каракурликом.
Не знаю, откуда взялась эта кличка. Как-то слово само пришло в голову. И он отзывался. Даже уркал в ответ.
А потом вдруг его собратья стали болеть, хотя мы их всех по–прежнему подкармливали. Они как-то быстро исчезли, и их мамаша осталась одна.
Впрочем, она особо не унывала и снова ходила с раздутым животом.
Видимо, из ревности эта мегера стала бросаться на Каракурлика и бить его. Не раз мы выручали нашего любимца из её когтей.
А потом и наш Каракурлик заболел. Ему стало больно жевать. Он ел и кричал от боли.
Вскоре он совсем перестал есть. Только сидел и жалобно смотрел на меня.
Я решила отнести его к ветеринару.
Мы с Катькой прорезали дырки в картонной коробке и посадили его туда.
Ветклиника была в одной остановке от общаги и мы пошли туда пешком. Он сидел тихо, словно понимал, что ему хотят помочь.
В лечебнице была очередь. Пришлось ждать...
Когда прошли все дамы с собачками, позвали нас.
У ветеринара Каракурлик тоже вёл себя хорошо, и даже когда тот приподнял его за загривок, чтобы заглянуть в рот, он терпеливо молчал. И от укола только вздрогнул. За этот укол мы отдали все свои карманные деньги, но не пожалели об этом. Ветеринар не обманул: антибиотик, действительно, был очень сильным. Когда мы принесли котёнка в подвал, он на удивление уже смог немного поесть.
Весной Каракурлик стал походить на кота. Он никогда не шарился по мусоркам, как его собратья, и мимо других кошек прохаживался с важным видом, потому что знал, что он не такой, как все. Что его всегда накормят и приласкают.
Я не могла забрать его к себе, потому что у нас уже был Тельняшкин. Папа предупреждал, что два кота никогда не уживутся. Поэтому, когда начались каникулы, я отвезла его к бабушке.
Вреднюга долго не мог привыкнуть к новому месту. Первое время бабушка закрывала его в гараже, чтобы не убежал, а он орал там ужасным голосом.
В конце концов этот "оперный певец" привык и вполне освоился на новом месте. Ещё бы! Ведь здесь же был простор: весь огромный двор в его распоряжении! Да ещё крыша!
Теперь ему уже три года, но я по-прежнему вижу в нём того самого смышлёного котёнка, которого так хочется потрепать за белое брюшко!