О любимых пароходах

Андрей Николаевич Рощин
(глава из книги «Ходи по путям сердца твоего...» или невыдуманные истории нашей юности)

Вот написал, что «Молдавия» была любимым моим пароходом и не могу не вспомнить другое, не менее любимое судно, но уже гражданское - теплоход «Пермь» Северного морского пароходства.
«Пермь» я ждал как манну небесную, бичуя по Архангельску уже вторую неделю ранней весной 1981 года. В Северном море был сильный ураган и «Пермь» «штормовала», выбирая момент, когда погода улучшится и можно будет продолжить движение в порт. Ну а я оказался совсем без денег. Их и так-то изначально было немного, а после этого тягостного ожидания я совсем опустошился. В советском Архангельске, не избалованном снабжением продуктами питания, с его деревянными столбовыми мостовыми (где бы я ещё такое увидел!) было такое обилие аптек и столовых, что казалось это сделано намеренно. Поев в столовой, человек мог успеть посетить аптеку и там уже поправить своё здоровье для дальнейшего движения, так как эти заведения чередовали друг друга.
Поначалу я бичевал не один. Со мной ждал своего парохода мой однокашник – Миша Ехалов. Вдвоём было и веселее, да и бюджет был общим. Обосновались мы в гостинице моряка. Она была удобна тем, что для нас была бесплатной, и там были созданы все условия для приготовления пищи. Конечно же, денег на столовые нам не хватало, мы бы долго так не протянули,  поэтому мы решили покупать что-нибудь в магазинах и готовить в гостинице. Но вот с этим-то и случился «облом». В магазинах в принципе были какие-то продукты, но когда мы, обливаясь слюной, разъедая самих себя изнутри желудочным соком, уже хотели оплатить свои покупки, у нас потребовали талоны на питание. Конечно же, никаких талонов у нас не было. «Давай хотя бы молочка или кефирчика купим», предложил я.  -Молочные продукты только для кормящих мам – ответили из-за прилавка.
Мы не были кормящими – сами искали, где бы подкормиться, поэтому пришлось брать, что дают без талонов. А без талонов нам позволили приобрести – ливерную колбасу, батон и зелёный азербайджанский чай. Было ещё сухое вино, но его мы решили оставить на крайний случай, когда совсем будет худо.
Так уж получилось, что раньше мы с Мишей никогда не ели ливерную колбасу и не знали, что это такое и как её потреблять. В своём первоначальном виде она была похожа на обычную колбасу, но вот запашок настораживал – что-то тут не так. -Чтобы не отравиться, давай её поджарим, предложил я Мише. Он со мной согласился, и мы стали делать это на доброжелательной кухне гостиницы моряка, заодно готовя и чай, чтобы  блаженство было полным.
Но что-то пошло не так – поначалу слабый и неприятный запашок стал нарастать и превращаться в сильный, невыносимый запах публичного сортира… Уже почти вся гостиница благоухала этим «амбре». Осознав свою ошибку и опасаясь за продолжение жизни в гостинице, ну и на планете Земля в целом, мы быстренько спустили всё это в унитаз. Всеобщему осуждению нас подвергнуть не успели. Мы открыли форточки для проветривания и ретировались в свой номер.
Тогда-то я и понял, что то, что в Азербайджане называли чаем, это был совсем не чай, а анаша какая-то, а ливерная колбаса это то, что лучше не трогать. Но делать нечего, подкрепились тем, чем Бог послал – батоном за 13-ть. Молодость и нагулянный жирок в мореходке давал шанс не умереть с голоду.
Вскоре в пароходстве Мише дали деньги на билет для проезда к своему судну, он отстегнул мне чуток и уехал. Я остался один. Но так получилось, что Мишин пароход проследовал в Архангельск на погрузку лесом и я побывал у него, смог немного погостить и посмотреть как он там обосновался. Этот визит позволил мне дотянуть до прихода своего теплохода «Пермь».
Так, как маленькие утятки, цыплятки и прочая вылупившаяся молодежь может принять за мамку всё то, что их кормит, так и мне «Пермь» стала тем родительским крылом, под которое я забился, помыкавшись по Архангельску.
Картина знакомства была такой – только вступив на борт, я смог только лишь просить – «есть…, кушать…, накормите…!»
К моему счастью по штатному расписанию кормиться я должен был в столовой, а не в кают-компании. А в столовой всё по простому, продуктов остаётся море, ещё ничего не выброшено и мне накрыли «поляну» женщины с камбуза.
Увидев этот стол, я чуть не поперхнулся слюной. Это была не домашняя пища, нет, это были ресторанные яства, о которых можно было только мечтать. Я и названий-то таких не знал, и было это безумно вкусно.  И так там кормили всегда.
За мной с интересом наблюдал крупный молодой моторист Шура. Позже мы подружились и вместе проводили много времени. А в тот раз он смог сказать только, что знал, конечно, о блокадном Ленинграде, но не знал, что блокада продолжается до сих пор. И ушёл.
- Кушай–кушай, не стесняйся, напутствовала меня повариха.
Моё судно оказалось лесовозом типа  "Петрозаводск" проекта 596М Выборгской постройки, вошло в строй в 1969 году. Всем своим видом лесовоз говорил – я «свой», ребята, нашенский! Под стать пароходу была и команда.
Капитаном, или на морском сленге «мастером»,  был душа человек Ню Владимир Митрофанович. А моим непосредственным начальником - Коля Букин, он был ШРМом, т.е. начальником судовой радиостанции. При нём радист Саня Фирсов, выпускник нашего училища. Ну а я был главным бездельником, практикантом. Получается вроде, как ни за что не отвечал. Но по этой причине ничего и не получал, кроме положительных эмоций, знаний и навыков. Конечно же, чтобы немного заработать, тальманил на заходах, но в остальном практиканту денежное довольствие не полагалось. И свободных вакансий в штате тоже не было. Зная об этом, ребята просто отдавали мне всю валютную мелочь на заходах, всё равно ведь её не принимали обратно, и я умудрялся что-то на эти деньги купить.
Все мы находились в состоянии всепоглощающей дружбы. Единственным исключением был сосед по каюте. С ним не повезло. Складывать слова в предложения у него не очень получалось, поэтому я даже не помню, кто он, что он, помню только что матрос. А общения мне хватало и с другими членами экипажа. Получилось так, что незадолго до моего появления на судне, в СМП завезли группу молоденьких девушек, то ли с Кубани, то ли Краснодара, откуда-то оттуда. Видимо из кулинарного техникума или даже ПТУ. Очень ценным это событие оказалось для всех сторон этой истории. Так уж повелось, что красивой девушке не место на флоте – не менее года проходит до замужества любой красавицы и умницы, и всё - она уже на берегу. Ну а если этого не произошло, то тут уж что-то не так и это уже совсем другая история. Так вот одна из них была на нашем пароходе. Её тут же взял в оборот мой тёзка Андрюха, из матросов, холостой ещё парень. У меня вроде как девушка была в Ленинграде, поэтому я был ему в этом деле помощником только для компании. Чтобы все эти общения выглядели попристойней и Андрюху не заприкалывали, мы повсюду тусовались вместе. Ведь на пароходе ничего не скроешь. И в какой-то момент, действительно - слышу ликующий крик моториста Шуры у закрытых дверей Андрюхиной каюты – «Свершилось! Свершилось!! Свершилось!!!» При этом, в порыве чувств, он яростно пытался оторвать дверную ручку. Девушки эти Кубанские были «кровь с молоком». Впоследствии, конечно же, мой тёзка женился на этой поварихе, но этого я уже не застал. Мне потом об этом рассказали.
После развала союза у «Перми» была несчастная судьба, её продали, стала она называться непроизносимым названием  "IBRAHIM R" с портом приписки Камбоджа и 3 марта 2006 года во время шторма в Чёрном море пароход выбросило на мель в районе Геленджика. Позже, через 6 лет его разрезали на металлолом. Так закончилась жизнь моего любимого парохода торгового флота. На нем я побывал в Голландии, Финляндии, Франции, Италии сошел на берег в Мурманске и, к сожалению, никогда больше не видел ни Коли Букина, ни остальных действующих лиц кроме Сани Фирсова. Он был ленинградцем, поэтому жизнь сводила нас вместе, но он тогда был в такой депрессии, что пил беспробудно. Он был поэтом, а у многих поэтов тяжёлая судьба. Несчастная любовь… Что с ним сейчас я не знаю, пропал с концами.