Познакомился я с ним в школе, во время урока физкультуры. То есть, занятий у меня как раз и не было, – детей с такой бледной кожей к кузнице спортивных достижений не допускали. Урок был не последним - идти домой было без толку. Бесцельно послонявшись по коридорам и не найдя ни одной свободной классной комнаты, я притулился на лавочке в раздевалке и раскрыл заранее припасенную книжку.
- Эй, очкарик, а ты что тут делаешь, почему не на уроке? – окрик невысокого старшеклассника с красной повязкой на рукаве быстро возвратил меня в суровую действительность. У него было узкое смуглое лицо с острым носом и темно-карими глазами, а его черные волосы отросли гораздо больше той длины, которая приветствовалась школьной администрацией. Из форменной одежды на нем были только брюки. Место белой рубашки и школьного костюма занимала спортивная куртка с тремя знакомыми всем полосками.
- Я? Ничего такого. Книгу читаю. У меня от физкультуры освобождение. –богатая практика давно научила меня в таких случаях сразу готовиться к худшему.
- Понятно все с тобой – халявишь, - дежурный понимающе мотнул головой и, ловко проворачивая между пальцами сигарету, приблизился на довольно опасное расстояние, - а читаешь-то что? Ого, «Три мушкетера»! Не мал еще для такого? Что ты тут понимаешь?
- Да все понимаю! – во мне неожиданно проснулась смелость, - я уже давно просил родителей ее купить. А мы тут недавно ездили в Москву и нашли недорогой экземпляр на распродаже. Я и фильм смотрел, где Боярский играет, но в книжке все еще интересней.
- Ну ты крут, ботаник! – усмешливо резюмировал мой собеседник, - А ты знаешь, что у нее есть еще два продолжения – «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон»?
- Нет, а ты читал? – любопытство взяло верх над страхом.
- Прочитал только «Двадцать лет спустя». «Виконт де Бражелон» слишком толстая – не интересно стало. Вообще у нас дома все эти книги есть. И не только эти. Батя собирает. А я беру – какие нравятся. Слушай, чего тебе здесь сидеть? Пойдем в коридор, подежуришь со мной на вахте, а то у меня напарник не пришел – скучно одному. Ты что еще читать любишь?
Этим дежурным был Вадик Королев. Он был старше меня на два года и жил в одной из двух единственных в нашем районе пятиэтажек. Как оказалось, Вадик очень много читал и интересно рассказывал. У местных пацанов он был свой – также бухал, ходил на разборки, воровал по мелкому, зажимал по углам девчонок, жег покрышки на Пасху, собирал мопед, ловил рыбу бреднем. Пока мы с ним дежурили, он не умолкал. Видимо, просто нашел себе благодарного слушателя для непопулярных во дворе тем. Мы успели обсудить с ним все любимые книги, среди которых оказалось много общих – «Дети капитана Гранта», «Последний из могикан», «Зверобой», «Всадник без головы» и даже вся серия книг про волшебника Изумрудного города.
- Эй, профессор, чё торчишь на проходе? Проваливай! – неожиданно на горизонте вместе со своим увесистым подзатыльником нарисовался долговязый Гоша из параллельного класса. Он пользовался любой возможностью, чтобы меня подоставать, - А то если плохо видно куда идти, я тебе по фонарю зажгу под каждым глазом, хочешь?
- Длинный, отвянь от него! – повествовательный тон и литературная речь Вадика резко изменились на привычное в нашем районе наречие, - Вали отсюда, не мешай. Не видишь? – разговариваем.
- Джаник, ты чего? – голос у Гоши приобрел заискивающий оттенок, - о чем с ним можно разговаривать?
- Да уж побольше, чем с тобой, колхозная душа! Вали, давай! Постой! Сигаретка есть? Давай сюда! Давай, давай! Теперь вали!
От такого неожиданного заступничества я совсем осмелел.
- Вадик, а почему он тебя Джаником назвал? Ты же русский.
- Меня все так называют. Я просто в траве хорошо разбираюсь.
- В какой траве?
- А этого тебе знать не надо. Читай лучше книжки, - обрезал Джаник.
* * *
Оказалось, что отношение дворовых пацанов может постепенно поменяться, если ты не задираешь нос от высоких оценок, помогаешь с домашкой, играешь вместе со всеми в футбол, не убегаешь и стараешься дать сдачи, когда тебя бьют, не жалуешься родителям и учителям.
Я часто приходил во двор между пятиэтажек, общался с пацанами, в том числе и с Джаником, но в общие авантюры не ввязывался. Никто меня за это прилюдно не осуждал. Мы даже с Гошей примирились. Он стал здороваться со мной за руку и называть по имени. Как-то под Новый Год я пересекся с ним в магазине в очереди за хлебом – его тогда по талонам продавали.
- Слышал, что от Лесхоза голубые елки спёрли? – ехидно усмехаясь спросил он у меня.
- Нет, не слышал.
- А я думал – знаешь. Вы же там постоянно со своими ошиваетесь. Видел какие там елки растут. Голубые ели… - Гоша с загадочным видом взял паузу почти по Станиславскому, - … и пили. – он громоподобно заржал как любой другой человек, для которого свои шутки – самые смешные, - Знаешь какие они дорогие? Их даже посадили так, чтобы сторожу из окна было видно. А елки взяли и спилили все за ночь! Менты наутро все дороги рядом облазили – следы от протекторов изучали. Так и не нашли ничего. Ну, тупые!
- Почему тупые?
- Потому что следы надо было искать не от покрышек. Это Джаник ушлый их наколол – привязал к санкам две лыжи, подъехал ночью тихонько, ручной пилой елки спилил и увез. А по следам получилось – лыжник проезжал.
- Ну он дает! А зачем они ему?
- Как зачем? Одну домой, наверное, поставит – батю порадует. А другие на базар отвезет – бабосы нужны. Работы нету. Он же из путяги выпустился, а на всех заводах сокращение – не берут никого. Джаник учился хорошо. Он головастый. Движок в батиной машине сам перебирал. Только куда сейчас устроишься… Сейчас с Ванюковыми трется. Ну, знаешь, - у которых уже полсемьи пересидело. Гуляют вместе, бухают. Может, не только бухают… - Гошино лицо приобрело многозначительное выражение, - Втянут они его во что-нибудь серьезное… Ромашку знаешь? – кореш его – ходит за ним, вытянуть оттуда пытается. Да все без толку.
Через пару месяцев от ребят я узнал, что Джаника посадили. Нет, не за елки. Они с Ванюковыми и еще парой пацанов выставили два киоска и несколько человек раздели – шапки, кошельки, часы. Восемнадцать ему еще не исполнилось, и он вместе с младшим Ванюковым загремел в одну из областных колоний для несовершеннолетних. Отец от него как бы отрекся – на свидания не ездил и не писал. Только верный друг детства – Ромашка – почти каждые две недели мотался на перекладных и возил ему передачи.
В это время я уже учился в техникуме. Появились новые друзья и времени на общение с нашей районной братвой оставалось мало. Осенью меня свалил грипп. Как-то раз, маясь от безделья дома на диване, я бесцельно щелкал пультом от телевизора. Вариантов что посмотреть тогда было немного – три федеральных канала и один областной. Не знаю – действовал ли тогда закон о защите авторских прав, но как раз на областном канале время от времени показывали голливудские фильмы и мультики с гнусавым пиратским переводом. На это я и надеялся.
Но в этот раз вместо фильма показывали какую-то передачу о молодых заключенных. Я уже хотел машинально переключиться на другой канал, но мое внимание на мгновение приковал к себе парень, который давал интервью – выбритая «под ноль» голова, огромные карие глаза, оттопыренные уши, распахнутая тюремная роба. А на груди – увесистый православный крест из непонятного металла. Речь у парня была непривычно культурная и грамотная для зека.
— Это большое испытание. Тяжелое испытание для меня. Здесь я решил пересмотреть все свои прошлые поступки и готовиться к другой, новой жизни. Я обучаюсь здесь на токаря и плотника. Когда выйду, то смогу строить дома или работать на станке. В этом мне очень помогает вера в Бога, которую я здесь обрел. - при этих словах парень слегка прикоснулся кончиками пальцев к нагрудному кресту, - К нам часто приезжает батюшка из ближайшего прихода, и мы много беседуем с ним о добре и спасении души.
Господи, это же Джаник! Лысый, худющий – я не смог узнать его с первого взгляда. Сюжет очень быстро закончился, а у меня в памяти еще долго оставались его глаза – глаза побитой, жалобно скулящей собаки. Что-то в его взгляде совсем не вязалось с теми красивыми и «правильными» словами, которые он произносил.
Следующей зимой он вышел.
* * *
Я изредка видел Джаника в нашем районе. То одного, куда-то угрюмо спешащего не подняв головы, то с Ромашкой – улыбчивого и приветливого, то в компании странных бледно-зеленых доходяг в больших кепках и с грубыми наколками на руках – напряженного и настороженного. Пацаны говорили, что это его «приятели» с зоны.
- Шмаль они через него толкают, - по привычке прищурив левый глаз, как всегда уверенно выдвигал свою версию Гоша, - а может чего и посерьезней. И называют они его не Джаником, а «Крысой». Знаешь, что такое «крыса» на фене? Это значит, что он у своих что-то спер, а они его за это, скорее всего, очень серьезно наказали. Представляешь как на зоне наказывают? – Ну и хорошо, что не представляешь. Вот и бегает перед ними, булками месит. Ромашка все бьется за него. Да только тухлое это совсем дело, по-моему…
Весной я встретил Джаника по дороге из техникума. Он шел, пошатываясь и ничего не замечая, по противоположной стороне дороги, весь промокший и грязный, без шапки и в драных ботинках. Куртку он снял и остался в непонятного цвета кофте, разрисованной масляными пятнами и жжеными дырками. В руках Джаник нес ту самую курку, из которой выглядывал щенок – белая дворняжка месяцев пяти - шести с большим черным пятном на левом глазу. Щенок дрожал мелкой дрожью, хаотично подергивая крупной, усыпанной колючками и наростами грязи, головой. А Джаник, казалось, механически гладил его, бормоча какие-то несвязные слова – наверное успокаивал.
Через месяц весенняя распутица подсохла и поводов появляться на улице стало больше. В один из прохладных, но уже солнечных дней, я увиделся на городском рынке с Ромашкой – невысоким крепышом с широкими скулами и глубоко посаженными зелеными глазами. На обычные - Привет, как дела? – он разразился совсем необычной для него эмоциональной речью.
- Да лучше всех! Бегаю, вот, ботинки нам с Джаником ищу утепленные и пуховики. Уговорил его наконец на Север податься калымить. К середине мая как раз один знакомый мужик бригаду собирает - крыши крыть. Деньги хорошие обещает. Да и вообще… Он бывший спецназовец. Порядок у него, дисциплина в бригаде. В рабочие дни пить нельзя, а то не допустит. Бабки никогда не зажимает, с заказчиками хорошо умеет толковать.
- А Джаник разве умеет крыши крыть?
- Научим! Он быстро учится. Ты же знаешь, какой он головастый. Да и руками много чего может. Надо только, чтобы упыри эти его до отъезда не доставали. – при этих словах крупные руки Ромашки со сбитыми костяшками на пальцах сжались в кулаки.
- Ну вот и увози его поскорей! Удачи вам!
- Спасибо! – Ромашка весь буквально светился. Попрощавшись, он сразу же погрузился в лоно торговых рядов, наполненных разного рода обувью и хваткими бабенками из средней и тяжелой весовой категории.
Дней через пять после этого я надолго задержался посоле уроков в техникуме – мы готовили номер к смотру художественной самодеятельности. У дома меня поджидал отец, очевидно чем-то обеспокоенный.
- Тут твои друзья заходили местные. Сказали, что у них там что-то случилось. Помощь нужна. Если сможешь, - ждут тебя во дворе у пятиэтажек. – тут папа не удержался и выдал, - Ты, смотри! Драться позовут – не ходи! Это у них моча в голове играет и здоровье подевать некуда, а тебе с твоими проблемами там делать нечего!
- Пап, у меня своя голова на плечах, ты чего?! – обиженно отпарировал я.
- Ну ладно, ладно… – папа сразу же отступил, хоть волноваться и не перестал. – Поешь и иди, если уж так нужно.
В сквере у пятиэтажек собралась почти вся наша местная братва. Многие что-то шумно обсуждали. Кто-то разливал по стаканам самогон и нарезал ножом-бабочкой бутерброды. Несколько человек уже не держались на ногах и просто дремали за столиком для домино или на лавках у подъездов.
- Что случилось? – спросил я Гошу, который, как всегда, с высоты своего роста беспристрастно взирал на происходящее.
- Джаник повесился. Поминаем вот. Ну и деньги собираем его родителям, - Гоша сплюнул сквозь зубы, - на похороны. Есть что с собой? – давай мне. Вот, хорошо, - одобрительно буркнул он, пересчитывая купюры.
- А как…? – банальный вопрос комом застрял у меня в горле.
- Как, как… Петлю из веревки сделал, на балке в подвале закрепил и удавился. Или тебя не это интересует? – Гоша в очередной раз проверял меня на прочность.
- Он ведь с Ромашкой калымить собирался уезжать… Что случилось-то?
- Собирался. Да видно что-то у него произошло недавно. Он как с Ромашкой ехать согласился, две недели не пил, вещи собирал в поездку, плитку, вот, взял у меня на газу. А дня три назад опять вроде эти с наколками к нему приезжали. О чем толковали – не знаю. Он никому не сказал. Даже Ромашке. Три дня ходил как потерянный. А утром его в подвале нашли. В морг увезли – вскрывать. Ромашка с ним поехал. Скоро уже вернется.
- Смотрите, опять эти блатные нарисовались! – крикнул кто-то из пацанов, указывая на дорогу во двор.
Из припаркованной на обочине бело-ржавого цвета «семерки» с повсеместными сколами и вмятинами вылезли четверо похожих друг на друга типов в кепках, спортивных штанах и кожаных куртках. Их туго обтянутые кожей черепа и впалые щеки сразу же навеяли мысли о вполне определенных героях фильмов ужасов. Не хватало только длинных, высовывающихся изо рта клыков. С руки одного из них свисали массивные черные четки.
- Че-то будет сейчас… - совершенно спокойным тоном заключил Гоша и, вдруг, резко обернулся на шум, доносившийся за нашими спинами, - Держи его! Держи скорей! – изменив своему обычному флегматизму, закричал он пацанам, указывая на Ромашку, который приближался к нам бешенными скачками. В правой руке Ромашка держал топор.
- Ромашка, ты куда?
- Да я урою сейчас этих сук поганых! – его желваки на скулах ходили ходуном, а костяшки пальцев побелели.
Гоша резко вскочил и повис у Ромашки на плечах, другие пацаны выхватили из рук топор.
- Остынь! Это урки! Они тебя потом на ножи посадят. Или уработаешь сейчас кого-нибудь из них и на зону загремишь, а из тебя там такое же домашнее животное сделают. Будешь потом за дозу у них отсасывать. Держи его крепче, пацаны! – Гоша был выше и тяжелей Ромашки, но одному ему было с ним не справиться.
Ромашку повалили на землю. К уркам пошел Афанасий – он сам только недавно вышел. Минут десять они о чем-то тихо и без эмоций разговаривали. Потом тот, который с четками, смачно сплюнул себе под ноги и полез в машину. Остальные не заставили себя ждать. Тарахча и отфыркиваясь, «семерка» медленно развернулась и выехала со двора.
Ромашку еще удерживали некоторое время, пока он трепыхался и ревел, как бешеный медведь. Потом затих.
- Пустите меня! Пустите, я сказал! Все, проехали. – он сам отряхнул с себя налипшую грязь, поднял и нахлобучил на голову смятую кепку и нетвердой походкой двинулся назад – в сторону своего дома.
- Куда он теперь? Может, надо с ним пойти? – робко спросил я.
- Не надо. Пить он пошел. В подвал… Пусть лучше пьет. Так хоть забудется. А то натворит дел. Я ему передачи возить не буду. – с деланным безразличием ответил Гоша.
Вечерело. Холодный ветер и мелкий противный дождь быстро растолкали всех пацанов по квартирам, подвалам и подъездам. Только белый щенок с черным пятном на левом глазу, мелко дрожа, жалобно скулил, забившись под лавку.