Часть 1. Побег
Купить билет на тот же самолёт, которым улетала Светлана, оказалось просто. Ещё оставались свободные места, и автомат, не раздумывая, выдал Анатолию «проездное удостоверение». Тем временем регистрация началась, и наши герои поспешили встать в очередь на рейс S7 по маршруту Москва (Домодедово) – Аликанте.
- Мы всё правильно делаем? – спросил Анатолий, разглядывая Свету.
Медленное движение очереди подталкивало Светлану к неторопливому и обстоятельному ответу.
- Я женщина. Женские мотивации кроются в глубинах неопределимых! Там нет ничего наносного. Ничто земное не проникает в тишину сверхплотной среды этих, с позволения сказать, марианских впадин. Они – хранилища правды.
Странно было слышать в сутолоке регистрационного ожидания столь непростые человеческие откровения. Светлана говорила как наедине. Впрочем, высокие мысли, даже если их слышит толпа, остаются уделом избранных. Для большинства слушающих звук не превращается в информацию. Поэтому, когда мы говорим серьёзно, мы должны быть снисходительны к аудитории и уж более всего не бояться, что нас поймут неправильно. Или нас поймут правильно, или не поймут вообще.
- Сверхплотные хранилища правды… Красиво сказано! – улыбнулся Анатолий.
- Не знаю, может быть, - хмыкнула Светлана. Она переставила свой маленький чемоданчик по ходу движения очереди и продолжила:
- Мы, женщины, погружаем своё сознание в эти отчаянные глубины в очень редких и исключительных случаях. Путешествие туда для женской физиологии небезопасно. Но бывают ситуации, когда знать правду становится важнее физиологического благополучия.
- Я ничего не понял! – засмеялся Анатолий.
- Вы, Анатолий,.. Нет, отныне - только ты! Если ты не говоришь, что я идиотка, не бежишь прочь, как от чумы, а продолжаешь стоять со мной рядом, значит, ты всё правильно понял! Ради бога, не бойся моих слов! Впредь я постараюсь никогда не отверзать перед тобой эти провалины – чего доброго, свалишься ненароком. Всё. Закопали-подмели-забыли!
«Кажется, я привыкаю её слушаться» - подумал наш герой, подавая вслед за Светланой паспорт регистратору.
- Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём? – задумчиво произнёс Анатолий, разглядывая через стекло иллюминатора ночную мозаику аэродрома.
Пассажиры рассаживались согласно купленным билетам, наполняя салон самолёта приятным чувством предполётного ожидания.
- Что? – переспросила Света.
- Да так. Есть у Гогена одна картина. Я смотрю на неё без малого двадцать лет и всякий раз удивляюсь, до чего моя собственная жизнь похожа на то, что написал этот экстравагантный островитянин.
- И что ты в ней видишь?
- В картине полно всякого народа, но, чем дольше я всматриваюсь в неё, тем более наблюдаю в ней историю своего одиночества.
- Толечка, мы купим тебе другую картину! – воскликнула Светлана и тотчас испуганно прикрыла ладошкой губы. – Какая же я невоспитанная! Мы купим тебе,.. нет, нам! – «Подсолнухи» Ван Гога. Я так люблю его «Подсолнухи»!
Внутренний восторг Светланы передался самолёту. Он пришёл в движение! Огромный аэробус, набирая скорость, тяжело побежал по взлётной полосе. Было заметно, что земные передвижения ему даются с трудом. Вскоре он поднялся в воздух, весело качнул пару раз крыльями, как бы прощаясь с аэропортом, и уверенно лёг на курс в далёкие испанские земли.
…«Интересно, мы говорим «самолёт», хотя прекрасно знаем, что без лётчика, керосина и милой стюардессы эта груда авиационного железа никуда сама не полетит. Что это? Дань первобытному восхищению птицей, или природный эгоизм, отрицающий нашу очевидную зависимость друг от друга?» - вот такая милая дребедень кружилась в голове Анатолия.
До чего же сладко бывает отключиться на время от прошлых забот и подставить лицо встречному ветру перемен. Ведь встречный ветер дует из глубин нашего будущего. Там ещё нет потерь, но есть огромное количество светлых надежд и будущих приобретений.
И как же не хочется ворошить прошлое! Почему, когда мы по зову сердца нарушаем ветхие, установленные не нами правила, ум предаёт нас? Он пытается вернуть нас к прежним протокольным обязанностям, объясняя это объективной необходимостью и пугая предстоящими потерями в случае нашего непослушания.
Призадумался и Анатолий. Ладно, сбежал из Москвы. Но как быть с контрактом, который он сам же торжественно пролонгировал неделю назад? Контракт регламентировал практически ежедневное присутствие в эфире. Да-да, под его выступления была разработана специальная сетка вещания и утверждена у генерального. Более того, именно завтра должна состояться программная встреча в студии Познера. Ради этой встречи Владимир Владимирович подвинул и Ксюшу, и Макаревича и ещё кого-то. Н-да, ситуация!..
Анатолию стало не по себе. Он вытер со лба холодные капельки пота и посмотрел на Свету, мирно дремавшую в соседнем кресле. «А она хорошенькая» - отметило его сердце, не слушая горестные наставления ума.
Он разглядывал спящую Светлану, и к нему постепенно возвращалась его обыкновенная вдумчивая рассудительность. «Что ж ты так разухабился, приятель? По прилёту дашь в Москву телеграмму, а через пару дней вернёшься и всё уладишь. Сейчас-то что горевать? Радуйся! Человек должен хоть иногда совершать безумные поступки».
Анатолию представилось, что спящая Светлана – это судьба, и именно в ней покоится его будущее и тысячи несбывшихся в прошлом надежд. И ещё что-то. Но об этом он сейчас знать не может.
Часть 2. Испанское сновидение
Светлану и Анатолия прямо в аэропорту встретил представитель юридической конторы, исполняющей процедуру означенного наследства. Молодой доброжелательный клерк, немного говорящий по-русски помог Светлане оформить аренду машины и со словами «Следуйте за мной!» сел в крохотный седан и выехал с парковочной площадки. Светлана вручила руль Анатолию, а сама устроилась рядом, открыв настежь окошко.
- Ты не простудишься? – поинтересовался Анатолий, когда они набрали скорость и помчались вслед провожатому по идеальной испанской дороге в городок с быкастым названием Торревьеха.
Света хмыкнула в ответ что-то неопределённое и замолчала. Анатолий покосился на притихшую спутницу и увидел, как та зачарованно всматривается в небольшие озерца справа по ходу движения. Он перевёл взгляд на воду и моментально всё понял. Сотни изящных розовых фламинго чинно переступали по мелководью. Они опускали забавные громоздкие клювы в воду, затем запрокидывали головы вверх, разгибая длинные тонкие шеи, и, как в замедленной съёмке, делали следующий шаг, напоминающий скорее балетное па, чем охоту на насекомых.
- Какая прелесть!.. – прошептала Света. – Толя, представь, в нашей жизни появились розовые фламинго!
- Разве их не было раньше? – улыбнулся Анатолий.
- Нет! То, что я вижу за решёткой, – чужое. А эти флэшечки теперь принадлежат мне! Они как деревья вдоль дороги к моему дому, понимаешь? В следующий раз мы остановимся, и я с ними поговорю.
- Если доживём! – буркнул испуганный Анатолий, экстренно выруливая с обочины, на которую он выскочил, заглядевшись на птиц.
Машины одна за другой въехали в утреннюю Торревьеху. По узким городским улочкам сновали немногочисленные коммунальщики и разносчики мелкого товара. Солнце уже приподнялось, и его косые лучи выхватывали из густого утреннего фиолета целые кварталы ещё пустынных улиц. Здания затейливой вереницей теснились по сторонам проезжей магистрали. Через пару поворотов машина клерка притормозила на авеню с романтическим названием Avenida de las Habaneras.
- Здесь наш офис, - сообщил молодой испанец, - мы должны заполнить бумаги согласно распоряжению наследств…
Слово «наследство» он так и не смог выговорить. Очаровательно улыбнувшись, клерк распахнул парадную дверь в офис, приглашая Светлану и Анатолия следовать за ним.
Присев за один из столов, он достал из ящика увесистую документальную папку, перевязанную старомодными тесёмками. С минуту возился с узелками, наконец распутал их, раскрыл обложку и стал сосредоточенно перелистывать страницы.
Анатолий и Светлана, не дождавшись приглашения, присели напротив. Вдруг молодой человек оторвал глаза от бумаг и со словами «Простите, я не предложил вам сесть!» побежал за перегородку готовить чай. Пока он возился с чайником и закуской наши герои молча оглядывали рабочий зал офиса, отмечая особенности испанского делового стиля. Многое в интерьере было подчинено работе в условиях духоты. Несколько кондиционеров и целая система направленных вентиляторов, видимо, должны были создавать ощущение свежести и движения воздуха. Но в этот час прохлада раннего утра была изысканно бархатиста и не требовала участия техники.
- Много кондишн? – рассмеялся клерк, ставя на стол чайные приборы и вазочку с набором печений и сладостей. – Это для русских посетителей. Мы сами обходимся, привыкли.
- А что, много русских ведут у вас дела? – спросил Анатолий.
- Конечно, русские – это наш бизнес! Правда, сейчас больше европейцев. Мигранты выталкивают в Испанию немцев, англичан, даже французов. У нас спокойно. Я был недавно в Германии, Мама мия, что там творится! Поэтому сейчас многие хотят иметь второй дом в Испании. Через нас риелторы проводят свои сделки. Ваше дело о наследстве – исключение.
Он разлил по чашкам чай и предложил гостям.
- Очень кстати, - шепнула Света Анатолию, - на меня напал испанский голод!
Пока наши герои пили чай, клерк разобрал бумаги и приготовился к оформлению сделки.
- Я вас слушаю, - Светлана отставила чашку и приняла серьёзный вид.
Молодой человек поднялся, взял со стола папку и торжественно стал вычитывать наследственную волю на испанском языке, останавливаясь и попутно переводя текст на русский язык:
- Хуан Антонио Гарсиа Гонсалес де Сан-Хосе, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, составил настоящее распоряжение о…
Он читал минут пятнадцать, переворачивая страницу за страницей. Наконец, молодой человек замолчал, аккуратно положил папку на стол и сказал:
- Сеньора Вольнова Светлана Гордиевна, вам следует расписаться на четырёх листах. После получения вашей подписи, я направляю документ к нотариусу. После нотариального утверждения, документ о передаче наследства в ваше владение обретёт юридическую силу. Далее следует зарегистрировать результат сделки в городских структурах, но это простая формальность. Все действия по работе с документом наследия вплоть до итоговой регистрации оплачены усопшим и будут произведены нашим бюро без каких-либо дополнительных вложений с вашей стороны.
Клерк указал страницы, на которых Светлана поставила свою подпись. Затем он лёгким наклоном головы дал понять, что официальная часть наследственного ритуала завершена.
- А теперь согласно воле усопшего ещё до нотариального утверждения сделки я должен ознакомить вас с указанными в тексте апартаментами и выдать ключи.
Он взял из верхнего ящика стола увесистую связку ключей и пригласил посетителей к выходу.
Оказавшись на улице, Светлана вдохнула полной грудью городскую арому и с печалью в голосе произнесла:
- Ах, утро, где твоя младая свежесть!
Действительно, солнце с каждой минутой набирало силу, а утренняя бархатистая мгла отступала к морю. Сонная Торревьеха постепенно оживала и готовилась к очередному жаркому сражению с солнцем. Впрочем, в отношении испанцев слово «сражение» следует заменить на слово «согласие». По тектоническому составу кровь испанца – это «аккорд фламенко, расплавленный под действием солнечной энергии». Поэтому для коренного испанца характерно постоянное ожидание солнца как блага.
- В Испании солнце – благо, - сказал испанец, видя, что Светлана пригорюнилась по поводу наступающей жары.
- Тогда вперёд! – воскликнула будущая хозяйка аристократического поместья.
Машины развернулись и тронулись в обратный путь вдоль береговой линии моря.
Море!..
Несмотря на подступающий жаркий полдень, от воды дул прохладный йодистый ветерок. Он, как нетварное дыхание ангела, веселил душу и понуждал беспричинно улыбаться. Его силы хватало на то, чтобы развешивать по верхушкам волн белые пенистые руны. Всё это придавало морю забавный сказочный вид.
«Ветер по морю гуляет и…» - Светлана зачарованно глядела из окна автомобиля и в полный голос декламировала пушкинские строки. Она так была увлечена созерцанием моря, что совершенно забыла о цели приезда, о том, что через непродолжительное время ей предстоит оказаться на территории своих новых неожиданных владений.
- Светик, мне всё труднее удерживать руль! – рассмеялся Анатолий. – Машина, как собака, так и норовит за тобой повернуть к морю!
Клерк какое-то время ехал вдоль береговой линии, затем выехал на трассу. На очередном круге (в Испании все транспортные развязки построены по принципу кругового разъезда), повинуясь указателю «La mata», свернул направо. Покружив по узким улочкам среди одноэтажных зарослей жилья, он остановил машину у ворот внушительного особняка.
Большое одноэтажное здание с развитой мансардой утопало во вьющейся зелени. Роскошные бугенвиллии размашисто перебрасывали через решетчатую ограду свои ветки, усыпанные алыми цветами. Аккуратно подстриженные олеандры и глицинии искрились сквозь кованные просветы ограждения подобно вспышкам праздничного фейерверка. Огромные кактусы походили на причудливые зелёные скелеты, на которых держится и произрастает вся эта восхитительная цветущая плоть. При малейшем дуновении морского бриза масса сада тотчас приходила в движение. Только гордые лапники кактусов оставались строги и неподвижны. Казалось, архитектура дома имеет здесь вторичное значение и создана исключительно для организации этого ботанического великолепия.
Молодой человек отворил калитку и пригласил Светлану как будущую хозяйку войти первой. Как очарованный странник, Света неуверенно переступила порожек калитки. Анатолию пришлось даже подхватить её под руку и проводить по каменистой дорожке к дому.
Клерк поднялся на крыльцо, открыл входную дверь и передал Светлане ключи.
- Знакомьтесь и обживайтесь. Завтра в десять часов я заеду за вами, и мы отправимся к нотариусу для завершения распоряжения о наследстве.
Он вежливо поклонился и направился к калитке.
- Скажите, а где похоронен мой благодетель? – вслед спросила Светлана.
- Завтра я отвезу вас на городское кладбище. Если вы помните, в завещании есть пункт о вашем знакомстве с местом погребения. Да, вот ещё, сегодня должен прийти садовник. Зовут его Гарсиа. Доброго для!
Клерк прыгнул в машину и исчез за поворотом. Анатолий и Светлана остались в доме одни.
- Я слышу, как по дому ходит время и ищет хозяина… - Светлана припала ушком к стене, а рукой стала совершать плавные взмахи, вторя ритмике шагов, которые она реально слышала в эту минуту.
- Или хозяйку, - улыбнулся Анатолий.
- Не-ет-нет, Хозяина! – Света присела перед Анатолием в старинном реверансе, чем немало смутила нашего героя.
Потупил глаза, он ответил:
- Наверное, надо осмотреть дом.
- Я тоже сгораю от любопытства! – Светлана выпрямилась и взяла Анатолия за руку. – Сеньор, что же Вы медлите? Идёмте!
В жизни нашего героя практически не было минут, когда он, следуя зову сердца, совершал необдуманные действия. Но после произошедшего в аэропорту Домодедово что-то базовое изменилось в Анатолии. Вот и сейчас. Повинуясь всплеску внезапного сердечного восторга, он подхватил на руки Светлану и с драгоценной ношей стал подниматься по лестнице на мансардный этаж.
Светлана с испугом смотрела через руку Анатолия на постепенно уходящий вниз пол. Лестница была пологая и длинная, а высота первого этажа – не менее четырёх метров.
- Толя, ты меня точно не уронишь? – пискнула встревоженно Света.
- Одно из двух, - ответил Анатолий, - лично я выбираю второе!
- И я выбираю второе! – рассмеялась Света и, зажмурив глаза, приготовилась то ли к падению, то ли подставила губы для поцелуя.
Через пару минут они, не разнимая губ, переступили последнюю ступеньку «опасного» лестничного марша и оказались в уютной, отделанной ценными породами дерева гостиной мансардного этажа.
Гостиная была обставлена на старый изысканный манер и сверкала чистотой идеально убранного помещения. Мягкий, розовый свет струился из многочисленных окон. Судя по запаху восковой мастики, реставрация мебели производилась недавно. Один из торцов залы представлял собой огромный обращённый к морю витражный фронтон. Сквозь идеально вымытые стёкла можно было наблюдать, как ветер вспенивает волны и гонит их к берегу через пороги и мелководья. С уменьшением глубины моря тёмнооливковый тон воды постепенно окрашивался цветом травяной зелени и светлого глауконита. Небо над морем сияло ровным молочнобирюзовым светом. Над горизонтом на расстоянии «вытянутой руки» висел лимоннорозовый диск солнца.
Анатолий бережно опустил Светлану на диван и, взяв за руку, помог ей подняться. Света тотчас подошла к фронтону и распахнула створки балконной двери. В залу ворвался ветер и возбуждённый гул моря.
- Как хорошо! – воскликнула она, переступая на балкон.
Анатолий с интересом оглядывал гостиную, примечая изящные особенности интерьера. Гостиная была совмещена с кухней через разделительную барную стойку. Из центра гостиного зала шла широкая винтовая лестница вверх на прогулочную площадку. Невысокие китайские ширмы безобидно отъедали от гостиной по сторонам центрального объёма уголки отдыха, обставленные роскошными кожаными диванами. Тяжёлые узорчатые гардины висели строгими вертикалями по краям фронтона. «Наверное, такая плотность ткани на случай жары» - подумал он, трогая гардины.
Анатолий обошёл барную стойку и, оказавшись на территории кухни, первым делом он открыл дверцу холодильника.
- Ого, похоже, нас действительно ждали, - присвистнул он, доставая пару бутылок пива и тарелку с нарезанным хамоном.
Часть 3. Одолеть себя
- Как ты думаешь, то, что с нами происходит, - подарок судьбы, этакая шуба с барского плеча, или…?
Светлана обращалась к Анатолию, но рассуждала сама с собой. Со стороны казалось, что в присутствии моря ей представляются нелепыми даже самые замечательные человеческие собеседники. Она наблюдала, как морские валы, один за другим, выкатывали на белый песок тонны прохладной живительной силы. Валы беззаботно пенились в лучах полуденного солнца и вскоре исчезали, лишь частично возвращаясь в море.
Анатолий заметил её отстранённость. Внезапная перемена в настроении Светланы задела его ранимое самолюбие. Что-то давнее, ущемлённое отторгало восторженную задумчивость Светы. Ему захотелось произвести на свет какую-нибудь беспредметную гадость. Не придумав ничего лучше, он потянул за ниточку прежнее болезненное безволие.
- Я привык к метаморфозам судьбы. – произнёс он. – Судьба наградила меня, уж не знаю, за что, тридцатилетним «счастьем» жить на грани нищеты при полном отсутствии жизненных сил что-либо изменить. Потом в одночасье я стал респектабельным буржуа, продавая, как проститутка, своё тело, образ мыслей и бывшие моральные ценности в одном пакете. Да, получая «законную» прибыль с продажи я был весьма доволен собой. Однажды, опять же внезапно, я встретил голубоглазого человека. Он мне открыл будущее и оттуда из будущего показал, какой сволочью я умудрился стать. Фактически он задал мне всего один вопрос: «Что ж ты делаешь, падла?» Этого оказалось достаточно, чтобы я пришёл в ужас от собственного «я». Потом я встретил ещё одного голубоглазого человечка, которого зовут Светлана. Этот человечек подобрал меня, как щенка на улице, отмыл, накормил, приголубил. А теперь скажите, мой милый голубоглазый целитель, как прикажете относиться к этой странной цепочке перемен, от которой веет только одним – бездарным и незаслуженным везением?
Анатолий замолчал, собираясь с мыслями.
- Ты сейчас смотришь на море и видишь в нём полноту жизни. Глубина для тебя – блаженство. А я гляжу на тебя и с болью вижу своё будущее…
- Почему с болью? – перебила его Света.
- Да погоди ты! Знаешь, что он мне сказал?
- Кто?
- Мой голубоглазый визави.
- Я?..
- Нет, не ты, милая. Ту синеглазку зовут Захарий. Он сказал: «Поступай по любви и ничо, слышь, ничо не боись. Оно, блин, как само разладилось, тако само и срастётся – в том и сила твоя обнаружится». Представляешь?
- «В том и сила твоя обнаружится…» - зачарованная повторила Светлана.
- Я предал его слова, стал вертлявым шоуменом, научился, а потом привык запросто говорить не то, что думаю. Научился выгодно себя продавать, а собственную порчу пролонгировать…
- Толечка, хватит уже!
- Нет уж, слушай, Света. Этот Толечка дал жару. Тонны губительного словесного дерьма он опрокинул на человеческие головы за неполный год раболепства. Я не знаю, куда деть этот год, как мне от него избавиться. Висит он у меня за плечами пудовой гирей. Там, в аэропорту я безрассудно повёлся на твою нежность и вылетел из России, как беспечный мотылёк-фантом. А ведь у меня контракт! Сегодня я должен сидеть напротив Познера и вместе с ним трубить славу российскому либерализму. Мне до сих пор страшно подумать, что творится там, где меня сейчас нет…
- Толя!..
- Видишь, я выучил наизусть: «Поступай по любви и ничо, слышь, ничо не боись». А сам трясусь, как осиновый лист. Только трясусь я не от страха, Светик, а от смущения. Да-да, от смущения, радость моя. От смущения перед Богом за свои бесовы тугрики, перед встречным человеком, ведь я его обманывал и манил на погибель. И перед тобой трясусь, потому что знаю…
- Толечка, ради бога, прости меня! Я не хотела тебя обидеть. На море загляделась, дура такая. Прости!
Светлана не подошла к Анатолию, но стала нервно ходить по залу. Она трогала ладонями полированные выступы мебели, открывала многочисленные дверцы и мебельные шторки секретеров и всё время продолжала говорить, стараясь отвлечь его от губительных мыслей. Голос её постепенно успокаивался, становился ровным и осторожным в словах.
- Взгляни, Толя, все они когда-то кому-то принадлежали. Нашу судьбу можно сравнить со смерчем. Нагуляв чужое добро, однажды он сваливает к ногам человека все свои приобретения. Увы, человек не успевает воспользоваться и малой частью от его беспечных щедрот. Смертоносный вихрь срывается с места и отправляется дальше, прихватив с собой на этот раз и самого человека. Что тут скажешь?
Анатолий молчал. Света тоже молчала и терпеливо ждала продолжения разговора. Наконец Анатолий внутренне успокоился и произнёс:
- Мы часто не в состоянии понять смысл предложенных нам событий. Но мы в состоянии противопоставить беспечному произволу судьбы нашу свободную волю и что-то посильно изменить! Теперь я думаю так.
Он припомнил свой давний диалог с невидимым собеседником, призывающим его дерзнуть и изменить себя с помощью собственной свободы воли. «Что ж, выходит, он оказался прав, и я просто повторяю его слова? – с горечью подумал Анатолий. – Нет-нет, этого не может быть!»
- Кажется, мы говорим об одном и том же, - тихо сказала Света.
Не в силах разъять умом происходящие события на правду и ложь, но чувствуя сердцем духовную нищету поучений невидимого собеседника, Анатолий сбросил с себя ветхий следок обиды и ответил возлюбленной Светлане:
- Откуда ты такая умная? Когда я тебя слушаю, мне кажется, что я разговариваю с ангелом!
- Это потому, Толечка, - оживилась Света, - что я слышу твоё сердце. И вообще…
Света застыла в торжественном движении. Глаза её заблестели.
- Не пора ли вам, сударь, сказать мне что-то очень важное?
Анатолий почувствовал, как одновременно с последними словами Светланы кто-то опрокинул на него с потолка ушат ледяной воды. Он понял, какие слова ждёт Светлана. «Господи, что она со мной делает!» - Анатолий ощутил себя юнцом, раздавленным любовью взрослой опытной женщины. У него перехватило дыхание, а из глаз полились горючие слёзы. Не желая, чтобы Света глядела на него плачущего, Анатолий отвернулся и закрыл лицо руками.
- Толечка, благодарю. Я буду ужасно хорошей женой, вот увидишь!
Светлана опустилась перед Анатолием на колени и поцеловала край его лакированного ботинка.
Часть 3. Письмо
По дому разлилась мелодичная трель входного звонка.
- О, это Гарсиа! – улыбнулась Светлана и поспешила вниз.
Выполнив церемониальный поклон, в гостиную вошёл высокий сутулый мулат с огромными внимательными глазами и приветливым выражением лица. На вид садовнику можно было дать лет семьдесят. Очень худой, одетый в костюм шоколадного цвета, он был похож на сморщенный перезревший банан. Густая паутина глубоких «жилистых» морщин разбегалась по обветренной бронзе его впалых идеально выбритых щёк. Во взгляде Гарсиа угадывалась внутренняя грусть и смирение перед обстоятельствами прожитой жизни.
- Это Гарсиа! – Света представила садовника спускающемуся по лестнице Анатолию.
Было видно, что испанец необычайно понравился ей.
Анатолий поклонился и встал в стороне. Испанец принял официальный вид и вытащил из нагрудного кармана потёртого тирольского камзола пакет.
- Es usted, querida сеньера, – сказал садовник, склоняя голову перед Светланой, - ;puedo ir al jard;n?
Не понимая из сказанного ни звука, Света одобрительно замахала головой и ответила:
- Да-да, сеньор, конечно.
Гарсиа повернулся и вышел в распахнутую дверь.
- Это письмо от благородного Хуана, посмертное… - задумчиво произнесла Света и присев вместе с Анатолием на велюровый диван, сорвала с письма печать.
В конверте оказались две бумаги. Одна, написанная от руки ровным убористым испанским почерком, другая – печатный текст на русском языке. Не оставалось сомнений, что одна из бумаг содержит оригинал письма, а другая – его русский перевод.
Светлана бережно отложила рукописный текст в сторону и взяла в руки перевод.
- Слушай, Толя…
«Моя несравненная Светлана! Так сложились обстоятельства этой жизни, что нам больше не суждено встретиться, несмотря на моё горячее желание видеть тебя и хотя бы ещё раз поцеловать тебе руку. Слава милостивому Богу, у меня есть твоя фотокарточка, и я могу говорить с ней, как если бы передо мной была ты. Мы, испанцы, к смерти относимся легко и сакрально одновременно. Поэтому читай, милая Светлана, это письмо не как письмо умирающего старика, но как дружескую исповедь любящего сердца. Я складываю время написания и время твоего прочтения – и получаю время нашего любовного (дозволь мне употреблять это слово) свидания, которое я могу прибавить к собственной земной жизни даже после её фактического окончания!
Зачем я пишу эти строки? Что хочу изменить? Конечно, прежде всего, себя. Но, если любишь, следует забыть о себе и обеспокоить сердце предметом любви. Поэтому всё, что я скажу в этом письме, - не столько моя попытка насладиться общением с тобой, сколько возможность подарить тебе цветы, которые не вянут и не осыпаются, прощальные цветы с дерева моей жизни. Прими их, Светлана!
Я одинокий человек. Последние годы меня мучила мысль о бесхозности моих житейских накоплений. Когда я узнал и полюбил тебя, будто тяжёлый камень свалился с моих плеч. На некоторое время я стал счастливейшим из людей! Любовь и возможность передать тебе накопленные сокровища слились воедино. Конечно, я предполагал, что это произойдёт при нашей личной встрече и заранее видел в том сладчайшие минуты бытия, но обстоятельства складываются иначе. И теперь я вынужден обратиться к тебе через единственную и бесценную для меня фотографию. Поначалу это меня огорчило, но потом я понял: а какая, в сущности, разница? Оттого, что мы меняем формы существования, разве что-то принципиально меняется? И ты, и моя любовь к тебе никуда не исчезают. Поэтому эти строки я пишу не в сумрачном, но в радостном волнении сердца, раздвигая чувством любви срок, положенный мне по календарю судьбы.
Девочка моя, я прожил очень долгую жизнь. Если посмотреть со стороны, это была жизнь замечательного человека. Я воин и весь свой сознательный возраст кем-то всегда командовал. Мне приходилось перемещать, спасать, вести к победе огромные человеческие массы. Моё имя выткано на знамёнах воинских частей и соединений.
Я прожил жизнь как один затяжной смертельный бой. Но пришло время, я состарился и по приговору судьбы отошёл от дел. И вот я один. Нелюдимый богач, человек, растративший десятилетия на воплощение временных смыслов, добряк (не смотря на профессию), любивший всех умом и никого не любивший сердцем.
Я построил хороший дом и надеялся, что когда-нибудь эти пенаты огласит милая суета не служанки по дому, но возлюбленной хозяюшки. Когда ты появилась в моей жизни, я ощутил прилив сил, мне показалось, что до исполнения моей мечты осталось совсем немного. Когда же я понял, что мне не суждено стать свидетелем собственного счастья, я решил не отказываться от самой мысли о прекрасном и оформил у нотариуса завещание на тебя.
«Пусть, - подумал я, - счастье по крайней мере вспыхнет как идея и осветит мои последние дни» Вот видишь, я всё-таки страшный эгоист и во всём думаю прежде всего о себе!
Сопоставляя друг с другом фрагменты прожитого времени, я понял, что мелодию жизни несут помимо реального человеческого присутствия ещё и предметы, сопровождающие нас. А также сказанные нами слова. Их отголоски впитываются в лакированную поверхность мебели, в струганные половицы пола, в ткани. Если тебе покажется набор домашней утвари случайным, - это не так. Последнее время перед тем, как приобрести какую-либо вещь, я проверял её сердцем на отзвук. Десятилетия профессиональной строгости привели к тому, что во мне открылась противоположная воинскому уставу способность «слышать незримое». Эта способность могла бы украсить целую жизнь. Я же воспользовался ею, как говорят у вас в России, только «на посошок» для обустройства дома. Но и это не мало!
Вот перечень моих восторженных размышлений: «Всё, что я делаю, оценит единственная женщина, которую я когда-нибудь обязательно полюблю. Моя душа, говоря строками вашего великого поэта Пушкина, «ждала кого-нибудь». И дождалась! Как это случилось, для меня самого до сих пор остаётся загадкой. Ведь я оказался в Москве всего на два дня. Впрочем, можно сказать и по-другому: случилось то, что должно было случиться. Отправляясь в путешествие, как это делают сейчас все состоятельные европейские пенсионеры, я ехал не за впечатлениями, чтобы унять скуку, но вослед мечте о любимой женщине. Понимая, что моё время уходит, я искал любимую везде, где только можно. Конечно, первым делом «обшарил» всю Испанию. Что только ни предпринимал я на родной земле, но, увы, сердцу не прикажешь, мой капризный орган любви так и остался глух ко всем национальным стараниям. Тогда я отправился заграницу, чтобы вновь стать завоевателем! И вот в далёкой Москве, утопая в вашем немыслимом снегу, я увидел тебя. Когда мы впервые встретились с тобой глазами, моё сердце, истосковавшееся по победам, буквально прорычало: «Она!»
С того дня над моей головой вновь воссияло горячее испанское солнце, а жизнь превратилась в одно томительное и сладчайшее ожидание нашей будущей встречи.
Любимая! Единственное, о чём я тебя прошу: не забывай обо мне. Я понимаю, жизнь неумолимо катится дальше, и завтра нас будут волновать новые главные события дня. И всё же. Пообещай мне (пока ты не отложила это письмо), что где-то в дальнем тайнике своего сердца ты сохранишь обо мне доброе воспоминание. Не о человеке, который построил этот дом, но о чудаке, который в любви к тебе обрёл смысл собственной жизни.
Засим прощаюсь, твой навек Хуан Антонио Гарсиа Гонсалес де Сан-Хосе».
- Вот… – Светлана опустила руки с письмом на колени и посмотрела на Анатолия.
- Всё это очень трогательно. Человек подарил тебе всего себя в обмен на крохотный фрагмент твоей памяти. Похоже, это был мудрый человек. Его не интересовали посмертные фанфары. Уверен, что и могила его не по средствам проста. На протяжении всего письма он старался внушить тебе, что формы жизни бесконечны в своём разнообразии. Он буквально умолял тебя об ответной любви, зная, что его любовь не умрёт с телом, но в других формах: в вещах, старой мебели, шуме моря ещё долго будет существовать в этом мире. И ему не хотелось, чтобы она оказалась безответна и одна.
- Да, наверное, так. – Светлана подняла письмо с колен. - Милый Хуан, я обещаю помнить и любить тебя как мудрого старшего брата. Моё сердце всегда будет открыто тебе. Обещаю!
Две слезинки скатились по щекам Светы и скрылись в развороте письма.
Часть 4. Встреча на кладбище
На следующий день Светлана окончательно дооформила наследство. Наскоро (не по-испански) отобедав в первом попавшемся китайском ресторанчике, наши герои в сопровождении клерка отправились на городское кладбище.
Небольшой, довольно скромный фамильный склеп, в котором по распоряжению самого Хуана было произведено захоронение, выделялся из печальной череды прочих усыпальниц лишь новизной вмонтированной памятной плиты и наличием горшочка с живыми увядшими цветами.
- Ой, - опечалилась Светлана, - а мы без цветов…
- Мама миа! – воскликнул Хосе. – Как же я забыл!
Он отлучился к машине и вскоре вернулся, держа в руках букет полевых испанских цветов, украшенный всевозможными вьюшками, спиральками и цветастой бумагой.
С этими словами он передал букет Светлане, прибавив:
- В букете для вас записка, сеньора.
Действительно, среди скромных полевых ромашек и каких-то похожих на васильки голубых завязей виднелся краешек конверта.
Светлана вскрыла печать и развернула бумагу. На желтоватом листе плотной казённой бумаги русским шрифтом был набран небольшой текст. Света повернулась к Анатолию и стала читать.
«Милая Светлана! За недолгое время нашего знакомства я не подарил тебе ни одного букета цветов. Какая оплошность! Поэтому, независимо от обстоятельств, прими этот скромный букет в доказательство моей любви к тебе и восхищения твоей красотой! Прости, что я распорядился подарить тебе цветы на кладбище. Это потому, что именно здесь мы теперь наиболее близки друг другу. Будь счастлива!»
Света закончила читать. Её хрупкое тельце сжалось в комок, она присела на маленькую лавочку, оказавшуюся рядом, обхватила руками лицо и заплакала. Анатолий и клерк тактично отошли в сторону.
- У нас в Испании букет полевых цветов – это, как говорят в России, шик. Не то, что садовые розарии! - шепнул клерк на ухо Анатолию.
- А у нас почему-то наоборот, - улыбнулся Анатолий, - хотя наши полевые цветы лучше, чем у вас, А садовые – хуже.
- Да-а, Россия – большая загадка! – хмыкнул в ответ испанец.
Тем временем Светлана успокоилась, спрятала в сумочку письмо, а букет «вернула» отправителю, заменив свежими полевыми цветами увядшие садовые розы.
- На этом я прощаюсь с вами. Вот моя визитка, если у вас возникнут какие-либо вопросы, всегда буду рад помочь.
Клерк церемонно поклонился и поспешил на выход.
- Наверное, и нам пора, - Анатолий посмотрел на Свету, - будем сюда приходить, это точно.
Светлана ещё раз поправила в горшочке цветы, выдохнула и сказала:
- Мы вернёмся, Хуан.
Часть 5. Телеграмма
Садовник Гарсиа оказался не только внимательным садовником, но и первоклассным поваром. Оплаченный Хуаном на три года вперёд, он со скрупулёзной испанской педантичностью выполнял свои служебные обязанности, не забывая о проявлении дружбы и гостеприимства.
Ожидая возвращения Светланы и Анатолия с кладбища, Гарсиа приготовил отменный стол. Помимо запечённого в мангале кордеро на белоснежной скатерти в затейливых судочках присутствовали свежие салаты, начинённые сыром, всевозможные дары моря и прочие перлы национальной испанской гастрономии.
Гарсиа торжественно встретил молодых хозяев и, чинно вышагивая впереди, проводил их на веранду. В центре увитого виноградом помещения возвышался уже упомянутый нами праздничный стол. В центре стола стояла огромная двадцатилитровая бутыль с красным иберийским вином.
- Гарсиа! – воскликнула Светлана. – Вы – волшебник!
- Истинная правда! – рассмеялся Анатолий и, встав перед садовником в торжественную позу, обнял его за плечи.
- Se;ora, todo esto es para usted y su compa;ero de, - проговорил Гарсиа и добавил, - Estoy cumpliendo la voluntad de su difunto amo. Soul, era un hombre*.
Как ни приглашала Света к столу садовника, смущённый дружеским обхождением молодых хозяев, он вежливо поклонился и вышел.
- Приступим! – весело, будто сбросив с себя мрачную могильную дрёму, воскликнула Света. – Это или рай, или сказка, или…
На пороге террасы, стукнув для приличия пару раз в дверь, вновь появился Гарсиа.
- El telegrama para la se;ora **.
Садовник подал депешу Анатолию и, не сказав ни слова, удалился.
- Это ещё что? – нахмурился наш герой, разворачивая бумагу.
Света подошла и встала у его плеча.
- Ну, читай же!
Анатолий стал читать: «Вы нас очень подвели. Подаю на расторжение контракта. Неустойка плюс прочие издержки. Ответьте немедленно. Рук. пресс службы «Эхо перестройки» Видов А.А.»
Анатолий бросил телеграмму на стол.
- Я знал, что будет именно так. Они хорошо платят, но не прощают.
- О какой неустойке идёт речь? – Света присела рядом с Анатолием.
- Светик, это мои дела, не начинай! – Анатолий не мог скрыть огорчение.
- Нет, скажи.
- Ладно, слушай. В контракте сказано:» В случае недобросовестного исполнения одной из сторон высоких, - при слове «высоких» Анатолий саркастически улыбнулся, - обязательств про настоящему договору, противная сторона вправе требовать неустойку в размере двойной суммы настоящего договора».А теперь, Светик, нетрудно посчитать мой должок. Сумма договора, как я тебе уже говорил, равняется полутора лямам…
Света улыбнулась.
- Три российских ляма и ты свободен!
- Но у меня нет таких денег! – Анатолий нервно заходил по веранде. – Когда не было денег, я по копеечке откладывал на чёрный день и никому ничего не был должен. А когда у меня завелись эти подлые деньжата, я научился благополучно их тратить. «Э-э, - убеждал я себя, - ещё наговорю!»
- Вроде серебряного копытца? – съязвила Света.
- Ну да, вроде того. И вообще, как они узнали, что я здесь?..
- Да, это хороший вопрос. - спокойно ответила Света. - Они знают, где ты. Значит, завтра могут пожаловать…
-Ты права. Я должен вернуться. В Москве придумаю что-нибудь. В конце концов три ляма – невеликая сумма, продам машину, займу, наберу.
- Не горячись. Что они могут нам сделать? Завтра я пропишу тебя в этом доме, и в случае каких-либо неприятностей, мы просто вызовем полицию.
- Нет, Светик. Не хочу превращать твою испанскую элегию в паршивый детектив со страшилками.
- Тогда я лечу с тобой!
Анатолий бросил взгляд на бутыль с вином.
- Нет. Вернусь – допью. А сейчас ты везёшь меня в аэропорт. Решено.
Жизненный опыт подсказывает, что мы себя совершенно не знаем. Все наши фундаментальные начала спокойно спят в глубине нерастревоженного тела. Но стоит судьбе ущипнуть нас за бочок или как-то иначе проявить свою заинтересованность, - откуда что берётся! Скрытые в тайных кладовых, просыпаются невообразимые энергии и свойства личности. Оказывается, мы о-го-го какие замечательные! Просто супер! Но проходит время, мелеет стресс. Выброшенный адреналин распадается на элементарные не связанные друг с другом вялые однообразные частицы. И мы, подобно забытому хозяевами цветку, вянем, осыпаемся и воспринимаем как небылицу историю наших прошлых таинственных великолепий…
Часть 6. Знакомство
Аэропорт города Аликанте напоминал растревоженный муравейник. Единственный свободный билет на ближайший рейс до Москвы оказался только бизнес класса.
- Ух, ты, кусается! – со смехом заключил Анатолий, расплачиваясь банковской карточкой.
На обстоятельное прощание не было времени. Света прильнула к груди Анатолия, тот несколько раз чмокнул любимую в лицо – на том и расстались.
Завершив все формальности предполётного досмотра, наш герой одним из последних перебежал по соединительному коридору в салон самолёта и плюхнулся в респектабельное кресло рядом с каким-то франтом, навьюченным фото и видео аппаратурой.
Сосед, несмотря на вид экстравагантного задиры, оказался милым и общительным человеком.
- Скажите честно, вы, наверное, подумали, что я - туристическая амёба, блуждающая по чужим сытым землям и паразитирующая на собственной свободе личности? – со смехом обратился он к Анатолию.
- Нет, глядя на вас, я подумал: для чего Бог дал нам свободу воли? Для того, чтобы мы свободно распоряжались благом, или имели личное право отказаться от блага и прочих признаков богоподобия?
- О! Нам будет о чём поговорить! Лететь-то, пять часов. Вот она свобода для человеческого общения! Что ж, начнём, пожалуй? Сейчас нам принесут обед, и мы, как нормальные русские, за тарелочкой фастфуда и стаканчиком вина (сосед многозначительно покосился на стоящий у ног саквояж) побеседуем, например, о политике!
- По-моему, разговаривать о политике опаснее, чем лететь в атмосферной турбулентности, - заметил Анатолий.
- Вот именно! – рассмеялся сосед. – Значит, пора подойти к разговору со всей серьёзностью.
Он наклонился, приоткрыл саквояж и через минуту извлёк из него два небольших стаканчика, наполненные доверху коньяком.
- Держите, я достану яблоко. На всё сразу рук не хватает, - шепнул он, наблюдая за перемещениями стюардессы.
Когда все приготовления были закончены, сосед принял торжественную позу и, прикрывая ладонью свободной руки стаканчик, сказал:
- Разрешите представиться, Артур Цорн, бизнесмен, благотворитель, в прошлом журналист.
- Принято. Ваш визави – Анатолий, в прошлом медийная служка, ныне безработный должник, короче, типичный болван.
- Отлично! – воскликнул Артур. –Открою вам страшный секрет: я тоже болван. О своей причастности к этой элитной человеческой категории я не упомянул в интересах конспирации. Но теперь маски сброшены. Поэтому выпьем за двух совершенных болванов! Ваше здоровье, господин болван!
Они чокнулись и, пока стюардесса стояла к ним спиной, наскоро осушили стаканы.
- Так, между первой и второй…
Минут через пятнадцать подали обед. Артур и Анатолий к этому времени успели обсудить Сирию и вплотную подошли к пенсионной реформе.
- Мне лично эта реформа по фиолету, - Артур начал непростой разговор, - то, что называют российской пенсией, на самом деле бессовестная подачка власти. Вернее, не подачка а бессовестн6ый грабёж. Сумма, которую человек отчисляет в пенсионные фонды за период своей трудовой деятельности, в порядки раз больше того, что он совокупно получает в виде пенсии, учитывая реальный порог отечественной смертности. И теперь, лавируя на мнимых прибавках, которые всё равно сожрёт инфляция, они хотят законодательно уменьшить срок пенсионных выплат. Даже не знаю, как сказать, это откровенный геноцид собственного народа! Мне-то что, я свои дела при любой власти справлю. Душа за российского неэлитного человечка болит, за нашу национальную плюгавую умницу, ему-то каково теперь!..
Мало по малу беседа приняла узко-патриотическую направленность. Анатолий во многом соглашался с Артуром и потому всё более ощущал горькое недовольство самим собой. Ведь и он приложил руку к этому мерзкому демократическому селю. Да-да, по указке хозяев контракта ему тоже пришлось декларировать достоинства предстоящих пенсионных нововведений.
- Артур, налей по единой, - не поднимая глаз, попросил Анатолий.
- «По единой»? – улыбнулся Артур. – Брат во Христе, не иначе!
- Да, в Бога я верю, только выходит: верю сердцем, а умом обманываю…
- Это знакомо. Помнишь, апостол Павел ещё говорил: «Делаю не то доброе, что хочу, но то злое, что ненавижу».
- Вот-вот, это обо мне.
- Можно полюбопытствовать о причинах печали? – спросил Артур.
- Да, как тебе сказать…
Анатолий в немногих словах рассказал своему дорожному приятелю о неловких перипетиях своей судьбы, и от том, как он оказался обыкновенной либеральной служкой…
- Кажется, я припоминаю что-то, - перебил его Артур, - не твою ли книгу «Свобода воли» я читал? Про человека, на которого обрушился водопад житейского невезения, но он выстоял…
- Да, это моя книга, - улыбнулся Анатолий.
- Ага, значит, ты знаешь несравненного Ивана Андреевича Протанова, так?
- Нет, я его лично не знаю, но знаю литературного редактора Даниила.
- И я знаю! Эх, тесна планета! Мы с Иван Андреичем друзья. Я финансирую его «Завтра России» Тираж твоей книги тоже оплачивал я.
Артур наклонился над саквояжем.
- За такое дело по единой!
Разговор покатился дальше и вдруг остановился, как перед пропастью. Анатолий поведал новому товарищу причину срочного возвращения в Москву.
- Три ляма – фуфло! - пустился в размышления Артур. - Я могу заказать тебе продолжение книги и сразу оплатить работу над будущим текстом. Проблема в другом. Я знаю эту братию, деньги - только повод. У тебя будут сложности иного рода.
- Какого?
- Какого – сказать не берусь, но ломать начнут – это точно.
Артур замолчал.
- Мы вот что сделаем, - он оживился, - сначала встретимся с Андреичем, побалакаем, перетрём кое-что, а уж потом ты пойдёшь к ним на разговор. Так будет лучше.
Тем временем по селектору объявили, что самолёт идёт на посадку, все должны убрать столики, пристегнуться, привести кресла в вертикальное положение и открыть шторку иллюминатора.
- Ну, с Богом! – Артур захлопнул саквояж и упёрся затылком в подголовник. – Вот только пусть попробует не сесть!
Видимо, последнюю фразу он сказал чуть громче, чем следовало, и его слова услышала бортпроводница. Она подошла и наклонилась над Артуром тоже чуть более, чем требовал стандартный наклон, положенный по служебному этикету. Оттого воротничок её фирменного аэрофлотовского костюмчика подался вперёд, обнажив приятные девичьи неслужебные прелести.
- Не волнуйтесь, гражданин, наш экипаж имеет опыт в вопросах приземления, - с улыбкой произнесла стюардесса, обращаясь к Артуру.
- Вы имеете в виду командира или всю команду? – улыбнулся в ответ Артур.
Понимая, что шутка зашла чуть дальше положенной по инструкции манеры общения с пассажирами, девушка покраснела и выпрямилась.
- А я доверяю вам свою жизнь! – Артур, скованный ремнём безопасности, насколько мог потянулся к девушке. – С вами я готов взлетать и приземляться, взлетать и приземляться!
- Да ну вас! – девушка развернулась и исчезла за разделительной шторкой.
Артур весело произнёс:
- Аэрофлот – сила!
Когда самолёт коснулся земли и, пробежав положенное расстояние, перешёл «на шаг», Артур открыл саквояж и, не пряча бутылку, торжественно разлил на глазах изумлённой стюардессы остаток коньяка.
- Толя, кажется, мы дома. По единой!
- Отчего ж ты в небе скромничал? – усмехнулся Анатолий.
- Э-э, боялся, что высадят!
Часть 7. Иван Андреевич Протанов
Москва встретила путешествующих сырым колючим ветром и общим ощущением непогоды. Первые ноябрьские снежинки таяли на румяных щеках москвичей и гостей столицы.
Как только Артур сошёл с трапа самолёта, он прямо на взлётном поле достал телефон и набрал номер.
- Иван Андреич, родной, примешь?
Затем, обернувшись к Анатолию, пропел, «заглушая» рёв авиационного мотора:
– Горит свеча в том доме, где нас ждут. Едем!
Квартира Ивана Андреевича Протанова находилась на участке Садового кольца со старинным названием Зацепский вал. Уютный дом сталинской послевоенной архитектуры от первого этажа до крыши был размалёван дикими рекламными щитами и перетяжками. Известный московский ресторан делил пространство первого этажа с набором мелких контор и офисов, а также занимал практически все подвальные помещения. Соседство ресторана, его складских и торговых помещений для жильцов ежегодно оборачивалось сущим бедствием. Раз в год ресторация закрывалась на санитарную профилактику, а именно – травлю тараканов. Несчастные рыжие и чёрные грызуны в панике разбегались по дому вплоть до последнего пятого этажа.
Протесты жильцов долгое время власть игнорировала. Но однажды Ивану Андреевичу всё это, скажем так, «до чёртиков» надоело, и он обрушил на районные власти всю тяжесть авторитетного журналистского маховика. И чтобы вы думали? Дело докатилось до Лужкова (помните, был у нас такой градоначальник?). Юрий Михайлович пятую власть уважал и гаркнул с присущей ему убедительностью: «Разобраться!»
Через неделю закрыли ресторан, вычистили подвальные помещения, ещё раз капитально траванули всё живое в доме и… наступила долгожданная зоологическая тишина! Ни поскёбывания тараканов в местах общего пользования, ни шуршания мышей с наступлением сумерек - ничего! (Если, конечно, не иметь в виду отголоски человеческого присутствия самих обитателей дома).
Иван Андреевич сделал в своей квартире капитальный ремонт, выкинул изъеденную жучком и засиженную тараканами мебель на помойку, заново обставился и вернул родным пенатам респектабельный вид помещения, предназначенного для жилья и товарищеских встреч с единомышленниками. Людей с противоположными политическими или этическими взглядами он принимал только на работе. «Я так скажу, - говорил он, - дом, в котором я живу – это мой личный храм, и здесь нет места иноверцам».
- А-а, заходи, Артурушка, с приездом! Ба, сам Анатолий Прокопьевич к нам пожаловал! Что ж, так-то, Анатолий Прокопьевич? Случаем, не перепутали кабинеты?
- Андреич, не серчай, - вступился Артур, - всё не так, как ты думаешь.
- Ну-ну, Артурушка, а то я, грешным делом, подумал, что Анатолий Прокопьевич и тебя в либералы переписал, с него станется…
Подобно провинившемуся ученику, пойманному и представшему перед рассерженным учителем, Анатолий стоял, опустив голову, перед огромным, как гора. Иваном Андреевичем. Несмотря на вызывающе холодный приём, наш герой не чувствовал себя несправедливо обиженным. Назревшая в нём тяга к покаянию воспринимала слова Ивана Андреевича как необходимую хирургическую операцию, без которой выздоровление невозможно. Более того, его покаянное чувство приятно томилось под градом гневных тирад добрейшего и взыскательного старика.
- Се блудный сын, Андреич, прими его! – перебил Протанова Артур. – И помози, друже.
При этих словах Артур обхватил Анатолия за плечи и вместе с ним опустился на колени перед легендой российской словесности, главным редактором патриотического издания «Завтра России».
Иван Андреевич как-то сразу сдулся, переменил интонацию и заговорил примирительным голосом:
- Да будет вам! Ну, проходите же, проходите.
Напоив гостей чаем с отменными хохломскими баранками, Иван Андреевич пригласил Артура и Анатолия в кабинет.
Интерьер кабинета отличала (повторим красивое словцо!) респектабельная строгость. Изящные кожаные кресла были расставлены вокруг низкого журнального столика, заваленного номерами издания. В глубине кабинета стоял огромный письменный стол. Пачки писчей бумаги высились ровными стопками по краям столешницы, а в центре, на зелёном сукне царствовал внушительных размеров ноутбук. Его открытая светящаяся панель говорила о том, что хозяин только что работал.
- Ну-с, слушаю вас, господа-товарищи, - начал разговор Иван Андреевич.
Артур выпрямился в кресле и заговорил первым.
- Андреич, тут вот какое дело. Анатолий, которого ты, кстати, только что назвал товарищем, послал господ либерал-демократов куда подальше и тайно ночью сбежал с любимой женщиной в Испанию. Чувствуешь, Андреич, какой сочный триллер начинается! Либдемы каким-то немыслимым образом его выследили и отбили в Испанию телеграмму. Вот, глянь (Артур протянул Андреичу скомканный листок). Короче, требуют три миллиона неустойки по контракту. И ладно бы деньги, но, думается мне, этим дело не кончится. За Толей вьётся ворсистый медийный шлейф, и они, я думаю, терять его не намерены.
- Могут, - задумчиво произнёс Иван Андреевич.
- Что могут? – переспросил Анатолий.
- Что-что, кокнуть могут, - Артур ответил за Ивана Андреевича, - если публика узнает, что ты от либералов открестился, веры к этим господам поубавится, сам понимаешь. А терять электорат они не любят. Не за тем, так сказать, душу продавали.
- Артур прав, - хозяин очнулся от задумчивости, - тут, наверное, придётся по-кутузовски на дурачка сыграть. Отдать, а потом вернуть сторицей.
Иван Андреевич улыбнулся.
- А вообще, я очень рад вашим переменам, Анатолий. Невозможно бесконечно долго угнетать душу во имя дополнительных мерзостей в желудке. Даже самый плохой человек интуитивно ищет чистоту и правду. И чем скорее он воскресает из праха лжи, тем скорее возвращается к нормальной осмысленной, так сказать, независимой от прихотей желудка жизни. Ведь только в согласии с собственной совестью человек имеет шанс стать счастливым.
- Андреич, не успеваю тебя стенографировать! – засмеялся Артур. – Выпить-то у тебя есть что-нибудь?
- Раз такое дело! - Андреич поднялся и пошёл на кухню.
- Слава богу, шепнул Артур на ухо Анатолию, - склинило, но, видать, отпустило. Обидел ты его крепко, когда после выхода книги кинулся в демократы. Все наши с Андреичем усилия разыграть твой житейский крик на пользу Родине пошли прахом. А сколько килограммов отборного электората ты смахнул с его патриотических плеч – лучше и не знать, а то спать перестанешь!
Тем временем вернулся хозяин и торжественно, как древний Мелхиседек, внёс на подносе вино и хлеб.
Разговор покатился дальше. Думаю, нет нужды раньше времени посвящать добросердечного читателя во все тонкости плана, который разработали два хитреца-патриота. Скажу одно: Анатолий едва поспевал за вьюшкой-мыслью своих проницательных собеседников.
Разошлись за полночь. Только во втором часу ночи Анатолий оказался в своей родной коммуналке. Пришлось звонить в дверь. Тётушка Нида в отсутствии Анатолия стала закрывать дверь помимо замка на дверную цепочку. Она не доверяла Флавию. «Слаб Флавий, - думала про себя тётушка, - не выдержит, если что». Что значит «если что», тётушка объяснить не могла и потому каждый вечер предпринимала превентивные меры предосторожности.
- Анатолий, вы ли! – в унисон воскликнули домочадцы. Нида, одетая в белый ночной пеньюар, стояла, как привидение, в тёмном проёме коридора, а полураздетый печальный Флавий, успевший раньше тётушки гостеприимно распахнуть входную дверь, нетерпеливо заглядывал Анатолию в глаза.
- Однозначно рада! – тётушка развернулась и исчезла в сумраке коридора.
Когда она скрылась, Флавий умоляюще посмотрел на Анатолия.
- Толь, можно к тебе?
- Фла, я так устал!
- На чуток!
- Входи…
Часть 8. Процесс пошёл
Флавий направился вслед за Анатолием в комнату. Немного потоптавшись под притолокой, он переступил порог и присел на подлокотник дивана.
- Толя, ты куда пропал?
- В Испанию ездил.
- В Испанию?.. – Флавий замер.
- Фла, тебе чего, собственно, надо?
- Толь, возьми меня с собой! Не могу я больше. Тапки буду за тобой носить, как собака.
Странная речь Флавия пробудила Анатолия.
- Да что ты! Кто я такой, чтобы распоряжаться людьми? И вообще, меня скоро убьют, Фла. Так что, сам видишь – зачем непруху умножать на два.
- А мне всё равно, Толь. Смерть перестаёт страшить, когда жизнь становится хуже смерти.
- Жизнь не может быть хуже смерти.
- Может, Толь. Поройся в памяти.
- …Я подумаю, Фла. Спокойной ночи.
Анатолий проводил Флавия, почесал трущегося в ногах Везувия, перекрестился (давненько он этого не делал!) и погасил свет.
Наутро его разбудил телефонный звонок. Незнакомый голос рапортовал:
- Анатолий Прокопьевич, мы знаем, что вы в Москве. Убедительно просим вас сегодня к четырём часам явиться в редакцию «Эхо перестройки». Ваша неявка, как вы понимаете, нежелательна.
Трубка затихла.
«Ну вот, процесс пошёл» - вздохнул Анатолий и стал одеваться. Он вышел на кухню, налил водопроводной воды в свой любимый дедовский чайник и поставил чайник на огонь.
Наши житейские привычки – довольно устойчивая, если можно так выразиться, автоматическая коробка передач. Как бы ни плясала под колёсами дорога, автомат исправно дублирует интеллект водителя. Анатолий, несмотря на ритмы последнего периода жизни, так и не удосужился приобрести электрический чайник-полуавтомат и обходился по старинке привычным раритетом - дедовским «слонёнком» со свистком.
На кухне его встретила тётушка Нида.
- Анатолий, вы сегодня вернётесь, или, как всегда? – спросила она, помешивая утреннюю овсянку.
- Милая Нида, объясните мне, пожалуйста, что вы имеете в виду, когда говорите «как всегда»? – ответил вопросом на вопрос Анатолий.
Слонёнок на плите мирно помалкивал, провоцируя соседей на обстоятельный разговор. Однако тётушка почему-то нахмурилась и, уходя, бросила фразу:
- Где вы понабрались этой иностранщины? В милиции что ли?
- Ну почему же в милиции. Я был в Европе.
- Не вижу разницы! - ответила она уже из коридора.
В голосе тётушки звучали нотки недоверия ко всему, что находилось за порогом её коммунальной квартиры. Анатолий улыбнулся, снял с плиты чайник и поспешил в свою комнату.
Некоторое время он обстоятельно и неторопливо завтракал, затем долго тщательно одевался, перед уходом написал короткую записку, обрывком скотча прикрепил её на дверь Флавия и вышел из квартиры.
*Это всё для вас и вашего спутника…
Я выполняю волю покойного хозяина. Доброй души был человек
**Телеграмма для сеньора.