ВСЕЛЕННАЯ КАК ЖИВОЙ ОБРАЗ БОГА: ДОКТРИНА ТВОРЕНИЯ У КАЛЬВИНА
Рэндалл Захман (1997)
Я помню, как стоял в горах Северной Каролины несколько лет назад, в красивом ущелье, которое открывалось на низкие холмы Южной Каролины. В этом ущелье был высокий водопад, лившийся в солнечном свете над гладким гранитом скалы в тени сосен внизу. Когда я стоял там, глядя на славу этой сцены, я услышал рядом разговор двух человек. Ближайший мужчина обратился к другому и заметил: "Сколько киловатт гидроэнергии впустую пропадает!".
Как мы должны относиться к миру, в котором мы живем? Должны ли мы рассматривать его как полный чудес, которые наполняют наши умы благоговейным трепетом и радуют наши сердца изумлением и восхищением? Или мы должны смотреть на мир как на сокровищницу ресурсов, завещанную нам для нашей пользы и прибыли, которые будут использоваться для выполнения наших желаний? Мы хорошо осознаем слепоту, жестокость и глупость последнего отношения, учитывая тревожно быстрое ухудшение состояния окружающей среды там, где научная и промышленная революции создали экологический кризис. Многие сегодня обвиняют христианскую традицию в том, что она помогла создать этот кризис своим учением о цели естественного мира, а именно, что он был создан Богом для блага и пользы человечества. Это христианское учение было обвинено в том, что оно способствовало созданию мира, который поощряет эксплуатацию природы для удовлетворения человеческих потребностей и желаний. Нам говорят, что христиане учат согласно Быт.1.26, что человечеству было дано владычество над каждым живым существом, и поэтому оно может использовать все творение для достижения человеческих целей и задач. Такое учение называется антропоцентризмом, поскольку для него интересы людей стоят в центре мира.
В знаковой статье об исторических корнях экологического кризиса Линн Уайт утверждала, что «особенно в западной форме христианство - самая антропоцентрическая религия, в которой мир не так значим, «поскольку он настаивает на том, что воля Божья состоит в использовании человеком природы" (1). Согласно Уайт, следствие христианского учения состоит в том, что оно якобы "сделало возможным эксплуатировать природу, не обращая внимания на то, что с ней происходит" (2). Следовательно, заявляет Уайт, "экологический кризис будет обостряться, пока мы не избавимся от христианской аксиомы, что природа не имеет другой цели, кроме как служить человеку" (3). Дэвид Кингсли недавно присоединился к обвинениям Уайт и определил Кальвина как мыслителя, который учил экологически опасному взгляду на творение. Кингсли говорит, что для Кальвина «Бог контролирует и направляет природу; Божье средство или особое творение, люди должны подражать Ему в своих отношениях с природой" (4). Выдвигая такое обвинение, Кингсли не цитирует ни одного текста из трудов Кальвина, чтобы оправдать его. Если бы оно было верно, оно сделало бы много для обоснования претензий Уайт, поскольку у Кальвина есть развитое учение о творении и делах провидения Божьего. Более того, он, возможно, самый влиятельный богослов эпохи научной и промышленной революций. Но правда ли, что Кальвин учил, что воля Бога заключается в том, чтобы человечество использовало природу для своих целей с равнодушием к естественному миру как таковому?
На первый взгляд может показаться, что основания для такого подозрения есть. В своем комментарии на Быт.1.26, ключевой текст о человеческом господстве над всеми тварями, Кальвин, кажется, подтверждает худшие допущения, когда он говорит: «Мы должны сделать вывод, что есть цель, ради которой все создано - а именно, служить нуждам и удобствам человека" (5). Чтобы мы не думали, что это изолированное утверждение, Кальвин повторяет эту мысль в своем изложении Пс.24.1: "Почему же Бог сотворил многие виды плодов в изобилии и так много приятных и восхитительных мест, если не для пользы и утешения людей?" (6). Кальвин также делает это одним из основных моментов в созерцании повествования о шести днях творения: «Сам Бог показал по порядку творения, что Он создал все для человека" (7).
Поэтому нельзя отрицать, что Кальвин последовательно и неоднократно учил, что мир создан для пользы и радости человечества, и что изобилие благ, присутствующих в мире, было дано нам Богом для наших нужд, а также для нашего удовольствия. Однако это оставляет без ответа важные вопросы: создал ли Бог все блага мира для нас еще до того, как были созданы мы сами? И как мы должны, согласно воле Божьей, рассматривать блага мира, который Он дал нам? Означает ли творение для пользы и блага людей, что мы свободны относиться к сотворенному миру, как мы считаем нужным, как избалованные дети к игрушкам? Что реально значило все это учение для Кальвина и как христиане должны с его точки зрения рассматривать тварный порядок? Чтобы ответить на эти вопросы, мы должны рассмотреть значение трех центральных метафор, которые Кальвин использовал для описания этого порядка: театр Божьей славы, живой образ Божий и прекрасное одеяние Бога.
Театр Божией славы
Обычное сравнение, которое Кальвин использует для мира - это театр Божьей славы; на самом деле эту фразу Кальвина использовала Сьюзен Шрайнер как название своей книги о природе в мысли Кальвина (8). Как ни странно, однако, она так и не поняла, что, как представляется, эта фраза заслуживает большего внимания, чем ей до сих пор уделялось. Если мир - это театр, то люди были созданы как зрители драмы, поставленной перед ними на сцене, а ее исполнение - это дела Бога, которые являют нам Его славу. Как и в любом хорошем театре, действия Бога на сцене не должны оставлять нас холодно безразличными, но скорее предназначены для того, чтобы настроить наши умы и привязанности определенным образом. Что еще более важно, внимательно наблюдая за действиями Бога на сцене, мы должны достичь лучшего восприятия характера и Автора, и актеров (9).
Как все это может произойти? Согласно Кальвину, действия Бога в мире являют различные аспекты Его власти, которые свою очередь, показывают нам, Кто есть Бог и каков Он. Созерцая Божии действия в мире, мы должны созерцать дела Бога, чтобы различить Его власть, которая сияет в этих делах. "Мы поэтому должны признать, что в каждом деле Божьем, а особенно в Его делах в целом Его власть видна как на картине. Таким образом, все человечество приглашается к ее признанию, а значит - к истинному и полному счастью" (10). Сила Божия не только приглашает, но и побуждает нас искать в Нем счастья, а также творит блага, которые по отдельности и в целом раскрывают нам доброту Бога.
"Великая часть для нас в том, что ради нас Бог так дивно украсил мир, чтобы мы могли быть не только зрителями этого богатого театра, но также пользовались изобилием и многообразием благ, которые представлены нам в нем" (11). Согласно Кальвину, атрибуты, которые особенно раскрывают природу Бога - это вечность, мудрость, сила, доброта, справедливость, милосердие и истина (12). Когда мы видим их в делах Божьих, мы вынуждены чувствовать эту силу в нас самих, и поскольку это силы добра, наше чувство их ведет к наслаждению ими. "Ибо Господь проявляет в нас Свои силы, которые мы чувствуем в себе и обретаем преимущества в наслаждении ими" (13). Что еще важнее - наши чувства и наслаждение Божьими энергиями в театре мира приглашают, манят и привлекают нас к поиску Бога, Который является источником всех этих сил, в которых человек единственно может найти свое счастье и блаженство.
Творение Богом всех благ мира на благо и наслаждение людей, следовательно, не является самоцелью, а скорее тем, в чем Бог первоначально раскрывает человечеству, что Он есть Автор и Источник всякого добра. И наше использование благ творения и наслаждение ими - не самоцель, но скорее способ, которым Бог привлекает нас к Себе и приглашает нас искать Его как Источник всех благ.
Живой образ Бога
Кальвин использует другие визуальные метафоры, помимо театра, чтобы развивать отношения между нашим пониманием и знанием единого истинного Бога. На основе Евр.11.3 он развивает метафору вселенной как живого образа невидимого Бога. Фразу "Из невидимого произошло видимое" Кальвин переводит как "через видимое видно невидимое". Кальвин сочетает этот отрывок с Рим.1.20, чтобы развить свою метафору, для которой видимая вселенная есть образ Божий. "Ибо Бог во всем мироустройстве выказал ясное свидетельство Своей вечной премудрости, благости и силы. И, будучи невидимым Сам по Себе, неким образом явился перед нами в Своих делах. Посему этот мир изящно называется зеркалом божества" (14). Невидимый Бог некоторым образом явлен нам в Своих делах, которые Он творит в мире, как в зеркале или изображении. Это означает, что, с одной стороны, мы должны различать мир, который мы видим, и Бога, чей образ он есть, и, с другой стороны, должно быть сходство или аналогия между изображением и Богом, представляющим Себя в нем. Поскольку Бог есть невидимый, духовный Создатель видимого и земного образа аналогия должна быть той, которая возвышает нас до Бога посредством мистического познания. Другими словами, когда мы видим образ Бога в мир, мы должны поднять глаза нашего ума на Бога, так же, как мы обращаемся умом к изображаемому, когда видим портрет человека. Сказать, что Бог проявляет Себя, значит сказать, что человек был сформирован как зритель созданного мира, и что он был наделен глазами для того, чтобы "быть приведенным к Самому Богу, Автору мира, созерцая Его образ" (15). Изображение должно также подтолкнуть нас к тому, чтобы приподнять наши сердца и искать Бога, представленного в образе, и это происходит, когда мы чувствуем Его и наслаждаемся внутри себя силой Божьей в образе. Тем самым Бог милостиво приглашает нас искать Его в любви наших сердец.
Согласно Кальвину, есть восходящий порядок благ, присутствующих в образе Божием во вселенной, которые приводят нас к Богу постепенно, как по лестнице. Ее нижними ступенями лестницы являются временные преимущества этой жизни, такие, как еда, жилье, супружество, дети и богатство. Исходя из этих преимуществ, мы должны воспринять духовные энергии Бога, которые раскрывают эти временные блага, особенно Его доброту, мудрость и власть. «Ибо в этом Бог мира благословляет нас таким образом, чтобы мы просто вкушали Его доброту, и этим вкушением побуждает нас желать обрести небесные благословения, которыми мы можем быть удовлетворены" (16). Наконец, мы должны руководствоваться этими духовными преимуществами в поисках любви Бога к нам, которую они раскрывают, чтобы мы могли цепляться только за Бога. "Будем помнить, что надо различать между благами жизни настоящей и жизни будущей. В этом мире Бог благотворит нам, но дает вкусить лишь малую часть Своей благости. Подобным вкушением Он побуждает нас желать благ небесных, дабы только они были предметом нашего упования" (17). Бог спускается к нам по образу мира, чтобы мы могли возвыситься к Нему с помощью того же образа.
Дивное одеяние Бога
Кальвин также описывает вселенную как одежду, в которую облекается Сам Бог, чтобы стать отчасти видимым. Кальвин извлекает эту метафору из Псалма 103.2: "Ты одеваешься светом как ризою, простираешь небеса как шатер". Кальвин комментирует этот стих так: "В отношении Своей сущности Бог несомненно пребывает в свете неприступном, но поскольку Он излучает во всем мире Свое великолепие, это одежда, в которой Он, Сам будучи невидим, является так, что мы отчасти видим Его" (18). Кальвин особенно использует эту метафору, когда хочет восхититься красотой мира. «Чтобы мы могли наслаждаться видением Бога, Он должен выйти и явить нам Свое одеяние, то есть мы должны сначала обратить внимание на красивую ткань мира, в которой Он хочет видеть нас" (19). Согласно Кальвину, когда мы правильно созерцаем красоту богато украшенной одежды мира, наши умы и сердца должны восхищаться, и наши сердца призваны восхвалять Бога, даже если мы знаем нашу неспособность оправдать красоту мира, которую мы видим. Соответственно, нарушая свое описание, он восклицает с восхищением: "Мы чтим Бога и восхваляем Его дела, когда с изумлением признаем, что наши языки и все наши чувства не справляются со столь великими предметами" (20). Такое удивление и восхищение ясно рисуется Кальвином как часть нашего восхождения к Богу от красоты одежды Вселенной, в которую Он облечен. Более того, через эту красоту Сам Господь воспламеняет в нас такую хвалу. "Мы славим Бога, когда мы наполнены и даже подавлены восторженным восхищением перед необъятностью Его могущества. Это восхищение формирует источник, из которого будет течь наша искренняя хвала Ему по мере наших способностей" (21).
Когда Кальвин говорит о мире как об одеянии, в которое облекается Бог, это позволяет ему сказать о заботе, которую Бог имеет в отношении всех живых существ, а не только людей. Конечно, никакая часть мира не кажется более враждебной для человека, его интересов и благополучия, чем пустыня, но даже здесь Кальвин хотел бы, чтобы мы созерцали красоту и доброту Бога. "В дикой природе есть великие пустыни, где дикие звери пользуются некоторыми благословениями Бога, и ни одна страна не настолько бесплодна, чтобы не выращивать здесь и там деревья, на которых птицы оглашают воздух мелодичным пением" (22). Кальвин рисует два следствия этой нежной заботы, которую Бог явно оказывает всем существам: С одной стороны, как и следовало ожидать, мы должны следовать аналогии между Божьей заботой о других существах и Его попечением о человечестве. « Не следует удивляться, если Бог так обильно питает людей, которые созданы по Его образу, если Он так заботится о высоких и красивых деревьях" (23). С другой стороны, мы также должны заботиться о тварях Божьих, подражая заботе, которую имеет о них Сам Бог. Поэтому в своем комментарии на запрет убивать птицу на гнезде Кальвин говорит: «Ибо, если в нас есть хоть капля сострадания, нам никогда не придет в голову убить несчастную птицу, которая с любовью стережет свой выводок" (24). Запрещено также уничтожать деревья на войне, не только потому, что их плоды являют нам благословение Божье, но и потому, что такое зверство лишит землю прекрасных украшений, созданных Богом. Трудно гармонизировать такое учение Кальвина с заявлением Линн Уайт, что христианство-де позволяет эксплуатировать природу, не думая о последствиях, или что "для христианина дерево не более чем вещь" (25). Для Кальвина Бог ценит все Свое творение, в том числе и нас. Более того, мы видим Его в богато украшенном Им одеянии мира. Поэтому мы не то что должны уничтожать такую одежду, но ее красота должна восхищать нас и воспламенять наши сердца хвалой Богу.
Кальвин часто призывает своих благочестивых читателей созерцать Бога в одеждах мира в каждый момент их жизни, но особенно в субботу, которую Бог специально установил для this purpose. этой цели. И, конечно же, Бог отвел седьмой день для Себя и освятил его, когда сотворение мира было закончено, чтобы Он мог оставить Своих слуг свободными от всякой заботы для рассмотрения красоты, совершенства и достоинства Его дела. На самом деле нет такого момента, в который мы не должны быть внимательны к рассмотрению мудрости, власти, добра и справедливости Бога в Его дивном творении, и Кальвин советует читателю, что лучший способ предпринять такое созерцание красоты Божьих дел должен начаться с небес, которые были для него яснее и ярче отражающими образ Божий, чем земля. "Когда человек созерцает небеса, чтобы воспринять Бога, он также научится размышлять и восхищаться Его мудростью и силой, проявляющимися на лице земли, причем не только в целом, но даже в мельчайших растениях" (27). Наше восхищение мудростью и силой Бога должно возрастать в нас по мере того, как мы приходим к пониманию Вселенной посредством научного наблюдения, даже когда такое наблюдение показывает, что Вселенная на самом деле отличается от того, как она описывается нам в Писании. "Астрономия приносит не только радость, но и пользу; нельзя отрицать, что это искусство раскрывает восхитительную мудрость Бога" (28). Поэтому наше созерцание Божьих сил в Его делах вполне включает научные наблюдения, если мы не ограничимся вторичными причинами, но научимся восходить нашим умом от одежды Вселенной к Самому Богу, "Как только мы признаем Бога верховным Зодчим, Который воздвиг благословенную ткань Вселенной, наши умы неизбежно должны будут восхититься Его бесконечной добротой, мудростью и властью" (29).
Кальвин хорошо знал об искушениях, постигающих людей в созерцании того, как Бог открывает Себя в мире. Мир, который является театром Божьей славы, может быть воспринят нами как средство для того, чтобы искать собственную славу; образ Бога во вселенной может быть ошибочно принят за Бога, Которого он представляет, чтобы мы искали Божьих благ в мире, а не у Самого Бога, Которому мир только образ. Красивая ткань мира может очаровать нас своей сладостью, чтобы мы наслаждались только ею, а не искали наше счастье в доброте Бога, облеченной в эту дивную одежду. Наше научное (Кальвин сказал бы - философское) изучение дел Бога может прекратиться из-за того, что нас смутит что-то в видении славы Божией, сияющей во всех Его делах. Нас может искушать мысль, что если Бог создал весь мир для нашей пользы, все наше добро следует искать в мире, а не в его Создателе. Согласно Кальвину, все нечестивые поддаются этому искушению. Они ищут только благ мира, а не Бога, Который приглашает нас к Себе с их помощью. Они очарованы сладостью и красотой мира, побуждающей их искать Бога и счастья в Нем, но вместо этого ищут только временных благословений. Как следствие, независимо от того, насколько нечестивые наслаждаются мирским изобилием, они всегда желают больше, и все же их желание никогда не удовлетворено даже после того, как они грабят весь мир. "Сколько бы изобилия ни было у нечестивых, но их жадность так ненасытна, что, как грабители, они грабят направо и налево, и все же никогда не удовлетворяются" (30). "Нечестивцы тратят земные блага и никогда не думают использовать их изобилие для заботы о тех, кто в ней нуждается. Они слепы к силам Божьим, сияющим во вселенной и неблагодарны Богу любое благословение, которое им дается. Они питаются благами этого мира как свиньи из корыта и ни разу не поднимают свои глаза, умы или сердца, чтобы искать Бога, Который их питает. С другой стороны, благочестивым даны глаза веры Святым Духом и очки Слова Божьего в Писании, чтобы они могли четко различать образ Бога, представленный во Вселенной, и поднять свои умы и сердца к Тому, Кого он представляет. Поскольку благочестивые восходят от благ Божьих к Его расположению и любви, которые эти блага являют, они убеждаются, что могут быть довольны Его любовью и не особенно стремятся к счастью или удовлетворению в этой жизни. По этой причине мы должны более тщательно отметить пример, который здесь поставлен перед нами Давидом, обладавшим величайшим изобилием временных благ... Он не только свидетельствует о том, что он помнит о Боге, но призывает помнить о благах, которые Бог возложил на него, делает их лестницами, с помощью которых он может подняться ближе к Богу" (31).
Таким образом, благочестивые будут различать благословения Бога даже в крайней нищеты, и будут использовать то хорошее, что они получают, с умеренностью, сдержанной их благодарностью к Богу и заботой о нуждах других. «И хотя верные также желают и ищут мирские удобства, но они не преследуют их с неумеренным и неупорядоченным рвением, но они могут терпеливо переносить лишения, если знают, что Бог заботится о них" (32). Что важно для наших целей - так это то, что благочестивые будут заботиться о прекрасной одежда мира, как Бог заботится о ней, так что они могут оставить ее прекраснее, чем тогда, когда они ее нашли.
Как тогда Кальвин научил нас рассматривать мир, в котором мы живем? Мы должны быть внимательными зрителями в театре Божьей славы, стремясь увидеть за ее актерами Божьи силы, явленные в Его действиях. Мы должны размышлять о мире как о живом образе Бога, в котором невидимый Бог делает Себя отчасти видимым, чтобы силы, которые мы видим, чувствуем и которыми наслаждаемся в этом образе, могли через аналогию привести нас к Богу, Который в этом образе предстает нам Сам. Мы должны восхищаться и удивляться красоте ткани Вселенной, которая показывает нам доброту Бога и сладко побуждает нас искать Его. Будучи невидим Сам, "Бог облекает Себя в образ мира, в котором Он предстает нашему созерцанию... Поэтому, как только имя Бога звучит в наших ушах, или мысль о Нем приходит в наши умы, давайте также облечем Его в это прекрасное одеяние, и пусть мир станет нашим, если через него мы хотим познать Бога" (33).
Более того, поскольку мир является театром Божьей славы, образом жизни невидимого Бога и прекрасной одеждой, в которую Он облекается, мы несем ответственность за то, чтобы подражать Его нежной заботе о мире. Охрана сада была передана Адаму, чтобы показать, что мы обладаем тем, что Бог вложил в наши руки, при условии, что будем пользоваться этим экономно и умеренно и заботиться о сохранении этого дара. "Пусть тот, кто обладает полем, собирает свои ежегодные плоды так, чтобы почва не была повреждена его небрежностью, и при этом стремится передать потомству то, что получил, и научит возделывать лучше. Пусть он так питается своими плодами, чтобы не рассыпать их по расточительству и не допустить их гибели от небрежности. И тогда пусть усердие в отношении тех добрых вещей, которые есть у Бога и которыми Он дал нам наслаждаться, процветает среди нас, и пусть каждый считает себя управляющим Бога во всем, чем он обладает Тогда он не будет вести себя или развращенно, оскорбляя те дары, что Бог определил ему" (34).
Если бы мы следовали этому учению - неужели бы мы смогли эксплуатировать и осквернять землю с доброй совестью? И если мы прислушиваемся к учению Кальвина о наших обязанностях по отношению к сотворенному миру - неужели мы сможем хвататься за блага мира, как будто нам не придется дать отчет Богу за то, что мы делаем? Экологический кризис западного мира вряд ли возник из-за того, что слишком много людей следовали за Кальвином и его учением о творении. Скорее он связан с тем, что его учение было явным образом проигнорировано.
1 Lynn White Jr., "The Historical Roots of our Ecological Crisis," in Ian Barbour, editor, Wesfem Man and Environmental Ethics (Englewood, New Jersey: Addison-Wesley, 1973), 25.
2 White, "Historical Roots," 25.
3White, "Historical Roots," 29.
4 David Kinsley, Ecology and Relipon: Ecological Spirituality in Cross-CulturaIPerpective (Englewood, New Jersey: Prentice Hall, 1995), 111.
'Commentary on Genesis 1:26, Ioannis Cafvini opera quae supersunt omnia, edited by Wilhelm Baum, Edward Cunitz, and Edward Reuss, Copzs Reformatorum (Brunswick: A. Schwetchke and Son [M. Bruhn],
1863-1900), 23:27C; me Cornmentanks ofjohn ChIh on the Old Testament,30 volumes (Edinburgh: Calvin Translation Society, 1843-a), 1:96. These works are hereafter are abbreviated CO and CTS respectively.
6Comm. Ps. 241, CO 31:244A; CIS 8:402.
7 Institutio Clvistianae mIigorus 1559, I.xiv.22, ZOBNIIS CBIvini opera seIecta, Volumes 111-V, edited by Peter Barth, Wilhelrn Niesel, and Donna Scheuner (Munich: Chr. Kaiser, 192&52), 3172, lines 27-28; CMvin: htitutes
of the Chhtihn Religin, edited by John T. McNeill and translated by Ford Lewis Battles, 2 volumes (Philadelphia, Westminster Press, 1960), 1:181-182. References to the htituies will cite both works in the following abbreviated
fashion: htI. xiv.22, OS 111.172.27-28; (1:181-2).
8 Susan E. Schreiner, The neater of His GJoq: Nature and the Natural Order in the Thought of John Calvin, Studies in Historical Theology 3 (Durham, North Carolina: Labyrinth Press, 1991).
9 Шрайнер замечает, что природа для Кальвина есть «зеркало, живопись и театр божественной славы ", который открывает Бога (Schreiner, 121; ср 65107). Тем не менее, она фокусируется на роли неизменности и всемогущества Бога в поддержании порядка природы и человеческого общества в свете угрозы
хаоса
10 1ns.t I.v.10, O.S. 111.54.19-24; (1:63).
11 omm. Ps. 10431, CO 3296C; CTS 11:169.
12Comm. Rom. 1:20, Ioam's Calvini Commentarius in Epistolam Pauliad Romanos, edited by T. H. L. Parker (Leiden: E. J. Brill, 1981), 30-31; Calvin's New Testament Commentaries, edited by David W. and Thomas F.
Torrance, 12 volumes (Grand Rapids, Michigan: Eerdmans Publishing Company, 1959-72), 8:32. These works are hereafter abbreviated Romans 30-31; CNTC 8:32.
I3Ins.t I.v.9, O.S. 111.53.1416; (1:62).
14Comm. Heb. 11:3, CO 55:145-6; CNTC 12160.
15Comm. Rom. 1:19, Romans 29; CNTC 8:31
16Comm. 1 Tim. 48, CO 52300A; CNTC 10:244.
'7C0mm. Ps. 128:3, CO 323288; CTS 12117.
"Comm. Ps. 1M1, CO 32:85A; CTS 11:145.
l9Comm. Ps. 1M1, CO 328544; CIS 11:145.
Tomm. Ps. 1M24; CO 3293C; CTS 11:164.
"Comm. Ps. 145:1, CO 324138; CTS 12273.
yomm. Ps. 10410, CO 3289B; CTS 11:154.
UComm. Ps. 104:16, CO 3291-92; CTS 11:160.
yomm. Deut. 226, CO 24634B; CTS 5:56.
''White, "Historical Roots," 25,28.
26Comm. Ex. 20:8, CO 24:579A; CTS 4:437.
27Comm.Ps . 191, CO 31:194C; CTS 8:30&9.
''Comm. Gen. 1:16, CO 23:22B; CTS 1236.
29Comm. Ps. 193, CO 31:195B; CTS 8:309.
30Comm. Ps. 37:21, CO 31:376C; CTS 936.
31Comm. Ps. 23:1, CO 31:238:A; CTS 8:391.
32Comm. Ps. 47, CO 31:64B; CTS 8:49.
33Comm. Gen., Argumentum, CO 2337-8C; CTS 1:60.
34 womm. Gen. 215, CO 23:44B; CTS 1:125.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn