С открытием!
До открытия охоты по перу оставался ещё час, но друзья, не сговариваясь, свернули праздничную трапезу и решили выдвигаться на номера. Поднимаясь с войлока который служил товарищам одновременно, как говорят на востоке достарханом и лежбищем, Ширинкина заметно качнуло. На укоризненный взгляд друга он, как бы извиняясь, ответил:
- Не спал сегодня, я с ночи…
План выдвижения к месту дислокации предполагался следующий: Ширинкин, как обладатель резинового костюма берёт на буксир надувную лодку с Мошонкиным на борту и под старинные бурлацкие песни, доставляет товарища в заветный камышовый куст. В лодку изначально планировалось загрузить оба ружья, весь боезапас патронов и питьевую воду. Но дотащив лодку до уреза воды Ширинкин неожиданно «заломил рога» и категорически отказался расставаться с ружьем. Мошонки возражать не стал, зная по опыту, что делать это бесполезно. Разве мог он в тот момент предположить, насколько фатальным станет это решение друга. С комфортом устроившись в лодке, Мошонкин шутливо крикнул товарищу:
- Трогай!
Тот беззлобно огрызаясь, взялся за верёвку. Преодолеть по воде предполагалось метров двести. Водоём друзьям был хорошо известен и исхожен вдоль и поперёк в предыдущие охоты. Лодка тихо скользила по водной глади, Мошонкин полулежал на тёплых резиновых бортах, блаженно прикрыв глаза, наслаждался дрейфом. Сознание постепенно оставляло его, а в голове то и дело вспыхивали картинки, не имеющие ничего общего с реальностью. И грезилось Мошонкину, как несметные стаи, жирных уток, атакуют его со всех сторон, а он не меня вальяжной позы, укладывал их на воду меткими выстрелами, одну за другой, одну за другой.
Внезапно в монотонном бубнении «бурлака» появились какие-то новые нотки и Мошонкин почувствовал, что лодка прекратила движение. Расставаться со сновидением ему не хотелось, но фраза товарища:
- Щас, я вас с «шестёрочки»… - не оставила Мошонкину шансов расправиться с многочисленными полчищами, обнаглевших уток. Щелчок казённика окончательно вернул разомлевшего Мошонкина к реальности, и он нехотя приоткрыл один глаз. Увиденное сначала заставило его сердце сжаться, а потом запустило его в таком бешеном ритме, что в глазах охотника на секунду потемнело. Рядом с носом лодки стоял Ширинкин и безапелляционно целился, из своего ружья, в торчащий из воды обрубок, при жизни бывший вероятно берёзой. Отжившее свой век дерево было представлено куском ствола, торчавшим из воды примерно на метр. Сердцевина дерева истлела до состояния бурой массы, но кора, в силу своих природных качеств, сохранилась практически в первозданном виде. И вот на этой белизне берёзового ствола, в абсолютно мирном состоянии, греясь в скудных лучах сентябрьского солнца, шевелился чёрно-жёлтый клубок ос, размером примерно с футбольный мяч.
- Не на… - только и успел выдавить из себя Мошонкин. Вместе с окончанием «до» прогремел выстрел и тридцать пять граммов смертоносного свинца превратили нижнюю часть и без того трухлявой берёзовой колоды в пыль. Уцелевшая часть, лишившись связи с основанием, сначала подпрыгнула вертикально вверх, а затем опустилась на оставшийся пенёк. Но хрупкое природное равновесие было уже непоправимо нарушено, и оставшийся фрагмент плашмя рухнул в воду. На первый взгляд трудно было оценить численные потери осиного семейства, но то, что от него осталось, с нарастающим гулом поднялось в небо, постепенно закрыв собой солнце. Ну, по крайней мере, так показалось друзьям.
Мошонкин, моментально прейдя в себя и оценив ситуацию как критическую, одним движением совершил манёвр на языке мореходов называющийся сменой галса и, не теряя времени на заправку вёсел в уключины рванул назад к пристани. Расстояние в сотню метров было преодолено в несколько взмахов, причём при каждом гребке вёсла уходили в воду по самые подмышки гребца. Никакие олимпийские рекорды не устояли бы, присутствуй при этом спурте человек с секундомером. Но когда до берега оставалось не более тридцати метров, Мошонкин почувствовал, что выдохся. Руки одеревенели, голова, непроизвольно втянутая в плечи, в ожидании атаки насекомых, оставила шею без кровоснабжения, на лбу явственно проступила вена толщиной в палец. Решив преодолеть оставшиеся метры, спиной вперёд, задействовав при этом группу мышц не участвовавшую в основном отступлении, Мошонкин резко повернулся в лодке на 180 градусов. Разворот ему удалось выполнить на удивление ловко, но подняв свой взор, он увидел Ширинкина. Тот брёл в его сторону, прикрыв глаза одной рукой, вяло отмахиваясь от наседавших ос стволами ружья зажатого в другой. Над ним висел кокон из насекомых. Одного взгляда на Ширинкина было достаточно, чтобы понять, что товарищ погибает. Секунду промедлив, жалобно бросив взгляд на, казавшийся таким спасительным, берег, лодка Мошонкин заскользила навстречу другу. Он ещё слабо представлял, чем он может помочь горемыке, но бросить его в таком состоянии он просто не мог. С каждым гребком решимости в его движениях становилось всё больше и больше. Наверное, именно так рождается подвиг.
По мере приближения, к терпящему бедствие другу, гул разъяренных насекомых нарастал, но Мошонкина было уже не остановить. Решение пришло молниеносно. Когда развившая довольно приличную скорость лодка, была готова сбить с ног бедолагу, Мошонкин крепко зажав ружьё в правой руке, а левой ухватившись за бортовую верёвку, с криком «Ныряй!» вывалился за борт. Лодка перевернулась.
Мошонкин, нащупав твердь под ногами, осторожно поднял над водой голову. В спасительной утробе лодки уже белело то, что до недавнего времени было лицом Ширинкина. Вид его, даже несколько подретушированный скудным освещением, был ужасен. Казалось, что какой-то великан, играя в куклы по ошибке приделал голову и кисти рук борца Сумо к туловищу легкоатлета. Несколько насекомых запуталось в его мокрых волосах, но явной агрессии они уже не проявляли. Мошонкин осторожно поснимал их с головы друга. Внезапно всё стихло, и в наступившей тишине друзья явственно различили ружейные выстрелы. Далёкие и близкие, одиночные и сериями по три – четыре, они доносились со всех сторон. Лицо Ширинкина перекосила гримаса, которая в нормальной ситуации, вероятно, должна была быть улыбкой:
- С открытием, тебя, Михалыч! – с трудом произнес он.
02.09.2010г