Иван сидел на кресле, покрытом желто-зеленой накидкой. Перед ним стоял низкий деревянный столик, на котором располагались бутылка водки и граненый стакан. У стены напротив зиял черным экраном телевизор.
Иван взял со стоящей по правую руку тумбочки пульт и включил телевизор. На экране возник Путин.
Иван запустил руку в карман спортивных штанов, пошарил в нем и вытащил сложенный вчетверо листок клетчатой бумаги. Развернув его, он прочел: "Шестое марта, день борьбы". Далее в столбик следовали несколько пунктов.
"Пункт первый, — прочел Иван. — Водка".
Он покосился на стоящую перед ним бутылку. В воображении Ивана тут же возникла картина текущей в стакан струйки водки, но усилием воли он отбросил назойливую мысль, встал с кресла и пошел в ванную.
Там он тщательно почистил зубы, побрился, сполоснул лицо одеколоном и вышел на кухню.
Маленький будильник, стоящий на полке, показывал половину девятого. Иван достал из холодильника открытый пакет молока, налил в кружку и с жадностью выпил. Затем, сверившись с бумажкой, пошел на балкон.
Балкон был завален всякой рухлядью, пробравшись сквозь которую, Иван посмотрел вниз. По тротуару то и дело проходили спешащие по своим делам прохожие, под раскидистой березой возились вышедшие с утра пораньше во двор мальчишки.
Иван набрал воздуха в легкие и закричал на весь двор:
— Я люблю вас, люди!
Часть прохожих не обратила на крик никакого внимания, некоторые в растерянности завертели головами, пытаясь обнаружить источник звука. Бабулька в бежевом пальто уставилась прямо на Ивана.
— Да-да! — крикнул Иван. — Всех вас люблю!
Бабулька что-то проскрипела резким, как звук трения вилки о фарфор, голосом и медленно побрела дальше. Послышался гогот стоящих около подъезда мужиков.
— Пьяный, там пьяный! — закричал один из гуляющих во дворе мальчишек, показывая пальцем в сторону Ивана. Остальные дети радостно загалдели, особенно выделялся раскатистый смех розовощекого толстяка в голубой куртке. Толстяк подобрал что-то с земли, затем подошел к остальным и стал с заговорщицким видом кивать в сторону иванова балкона.
Иван вновь достал бумажку, прочел все пункты еще раз, сложил ее в маленький квадратик и засунул в щель между кирпичами.
Вернувшись в квартиру, он надел рабочие носки, штаны, футболку, свитер и куртку, переложил кошелек из кармана висевшего на стуле пиджака в черный рабочий чемоданчик, тщательно причесался перед зеркалом. Начистил кремом берцы, обулся, взял чемоданчик и вышел из дома.
Выйдя на тротуар, он вынул из кармана новую пачку сигарет, по привычке хотел открыть ее, но, поморщившись, выкинул в урну.
Последствия мартовской непостоянной погоды давали о себе знать — тротуары местами превратились в сплошные лужи, скрывающие под слоем прозрачной воды невероятно скользкий лед.
Иван шел предельно осторожно, но все же умудрился споткнуться о полурастаявший ледяной гребень. Неуклюже свалившись и больно ударившись коленом, он прошипел: "Кгшшеттак!", быстро поднялся, вспомнил пункты списка, потер колено и пошел дальше.
Конечной точкой пути была фабрика, где Иван работал грузчиком.
На проходной Иван поздоровался со знакомым охранником и направился в сторону стоящего отдельно зеленого вагончика.
Внутри вагончика сидели трое подвыпивших мужиков. Они играли в домино.
— О, Михалыч, *птую! — с удивлением воскликнул один из них.
— Здорово, Борисыч, здорово, мужики. — сказал Иван, прошел вглубь вагончика и пожал всем руки. Кроме Борисыча за столом сидели хитрый, сноровистый Николаич и угрюмый Аркаша.
— Так ты ж выходной сегодня вроде, не? — сказал Николаич, вертя в пальцах последнюю костяшку домино. — Или подработать предложили?
— Да не, мужики, я так, чисто помочь решил, в свободное время. Все равно дома один сижу. У вас тут смотрю машина на разгрузку пришла.
— Ну ты пи*******й, извини пожалуйста, — сказал Аркаша, — Но если делать н***й, а делать хочется, тогда и машину можно разгрузить.
Все трое грузчиков заржали, распространяя алкогольные миазмы. Борисыч, отсмеявшись, принял серьезный вид и нестройно заговорил:
— А че, мне друган рассказывал, он мухоморы жрал. Хотел кайф получить. Ну их же лоси жрут вроде для кайфа, и викинги тоже жрали. А еще, говорит, это же бесплатно, в лесу взял и бесплатно, на халяву. И все. Ну, говорит, съел скоко там, ну не помню, короче его такая активность схватила, так он до утра отжимался. А как перестает отжиматься, все, говорит, чувствую — помираю. И опять отжиматься. Когда не смог отжиматься — приседать стал. И так шесть часов — то отжимался, то приседал!
— Михалыч, ты мухоморы не жрал случайно? — спросил под общий хохот Николаич.
— Не, — ответил Иван и вышел из вагончика.
Возле склада стояла синяя фура, вдоль которой суетливо ходил кладовщик.
— Ну и где эти му***и? — спросил кладовщик у подошедшего Ивана. — А ты чего, на смене? Я думал ты выходной.
— Да я просто... Просто решил подойти, помочь. Дома скучно сидеть.
— Странно, — сказал кладовщик, — будь бы у тебя жена, решил бы, что выгнала, хе-хе. Так ты ж не женат.
Иван решил перевести тему.
— А что там, тяжелые? — кивнул он на фуру.
— Да не, неудобные больно, широкие. Пачки листов.
Иван залез в прицеп, примерился к грузу. Это были листы то ли пластика, то ли фанеры, сложенные в стопки и обернутые плотной бумагой. Обхватив одну стопку, он перетащил ее к краю, ловко спрыгнул на асфальт, подхватил груз и понес внутрь склада.
— Куда ложить? — спросил Иван.
— Да вон в тот угол, на решетку.
Иван аккуратно опустил груз на широкий решетчатый деревянный поддон.
— Вот так и класть тогда, — заключил кладовщик. — Ну а где все-то? Ты ж не будешь один тут корячиться. В вагоне наверное?
— Скорее всего. Да я и один справлюсь, они не тяжелые.
— Ну гляди, мне все равно, только б до двенадцати выгрузить.
Иван работал споро, и вскоре фура опустела, а на поддонах в углу возвышались коричневые стопки груза.
— Двести пятьдесят шесть штук, — записывая в книжечку, пробормотал кладовщик. — Ну все, Михалыч, можешь отдыхать, пока больше машин не предвидится.
— Ладно, Степан Викторыч, пойду мужиков найду.
Долго искать не пришлось: все трое сидели в том же вагончике и, казалось, в тех же позах, что и три часа назад.
— О, Михалыч. Ну как, разгрузил машину? — начинающим заплетаться языком спросил Борисыч.
— Разгрузил.
— Тяжело, наверное, нас-то чо не позвал?
— Да не, там листы были не тяжелые, фанера, вроде.
— А это не фанера ни**я, — вклинился в разговор Аркаша. Это какой-то новый углепластик, или карбон, я **й его знает. Из него крышки для парт делать будут. На фанерных школьники всякую ***ню выцарапывают, а на этом очень плохо видны царапины, и он очень прочнее, чем дерево.
Иван вдруг вспомнил, что перед уходом на разгрузку повесил чемоданчик с кошельком на гвоздь, вбитый под низким потолком вагончика.
— Михалыч, ты портвейн будешь? — спросил Николаич.
— Не, я чаю попью.
— Ну, наше дело предложить...
Иван включил электрический чайник, стоящий на верстаке, достал из грязно-зеленого выдвижного ящика эмалированную кружку, коробку с чайными пакетиками и банку с сахаром. Мужики разливали портвейн и потихоньку беседовали.
Вдруг Иван вспомнил, что еще со вчерашнего дня в чемоданчике должен был заваляться бутерброд с колбасой. "Надо сейчас съесть, а то испортится", — подумал Иван и снял чемоданчик с гвоздика. Сунув руку внутрь, он нащупал помятый бутерброд и лежащий рядом кошелек. "Странно, — удивился Иван, — я же в боковой карман его ложил". Открыв кошелек и пересчитав деньги, он обнаружил, что пропало около ста рублей.
Мужики продолжали разговаривать, как ни в чем ни бывало.
Иван, нахмурившись, достал бутерброд и стал есть, запивая чаем. Вспомнив об очередном пункте, он преисполнился спокойствием.
Борисыч и Аркаша закурили, и едкий дым заполнил вагончик. Иван поспешил допить чай и выйти наружу.
К складскому помещению выстроились одна за другой три грузовых машины. Навстречу Ивану быстрым шагом шел кладовщик.
— Так, Ваня, ты еще не уходишь? — запыхавшись, проговорил он.
— Нет, я до конца смены.
— Тогда вот что. Беги начинай разгружать вон ту, ближнюю. Клади ближе к противоположной стене, а вообще — куда угодно. Нам надо это все выгрузить до шести, все три. А там тяжелые, сволочи. Я сейчас этих оглоедов напрягу, и сам приду разгружать. Не выгрузим, старый сказал — ****а нам.
— Понял, — сказал Иван и побежал к первому грузовику.
Груз оказался не очень большими, но невероятно тяжелыми ящиками. Поднатужившись, Иван перетащил один из них в склад, но, вернувшись к фургону и окинув взглядом его содержимое, понял, что в одиночку эту машину ему разгружать как минимум часов десять.
Послышались шаги, и к машине подошли трое из вагончика и кладовщик. Начали разгружать.
Иван полностью погрузился в работу, на середине разгрузки первой машины достигнув какого-то странного состояния, родственного религиозному просветлению. Он смотрел на охающих, строящих напряженные гримасы грузчиков, на нервничающего кладовщика, и в его теле непонятно откуда появлялась упругая энергия. Ящики уже не казались неподъемно-тяжелыми, время, до этого напоминавшее по консистенции мёд, потекло проворно, как лесной ручей, и вот уже разгрузка третьей машины близилась к завершению.
Работу завершили без десяти минут шесть. Борисыч, Николаич и Аркаша представляли собой жалкое зрелище — взмокшие, тяжело дышащие, закуривающие трясущимися руками. Иван смотрел вслед уезжающей машине, чувствуя приятную, словно прозрачную, усталость.
— Ну спасибо, Ваня, — сказал кладовщик. — Без тебя бы точно не справились.
— Да не за что, Степан Викторыч. Мне домой пора, пойду я.
Иван пожал руки рабочих и направился в вагончик. Там он сполоснул кружку в умывальнике, убрал ее в ящик, взял чемоданчик и отправился домой.
По дороге домой Иван зашел в магазин, купил пакет кефира и стаканчик мороженого. Поднявшись в квартиру и раздевшись, он вдруг осознал, насколько сильно устал. Но все же решил принять душ, прежде чем упасть в кресло.
Душ несколько взбодрил. Иван, взяв мороженое и кружку с кефиром, сел в кресло и включил телевизор. Посмотрев политические новости и проглотив мороженое и кефир, Иван зевнул и открыл верхний ящик тумбочки. Достал белый полиэтиленовый пакет, развернул и извлек из него старый револьвер. Убедившись в факте наличия в одном из гнезд патрона, он крутанул барабан, взвел курок, вставил в рот дуло и нажал на спусковой крючок. Раздался звонкий щелчок. Иван вынул дуло изо рта, поместил револьвер в пакет и положил обратно в ящик тумбочки. Потянувшись, выключил телевизор и стал готовиться ко сну.
***
— Агент Икс!
— Я!
— Агент Игрек!
— Я!
— А я агент Зет! — крикнул толстый мальчуган в синей куртке. — Сейчас мы пойдем на очень сильное задание. Там нас ждут очень сильные преграды!
Взгляд мальчугана упал на маленький бумажный квадратик, вмерзший в утренний мартовский лёд.
— Но сначала надо сделать улику! — воскликнул он и принялся отколупывать кусок льда вместе с бумажкой. — Надо растопить фреон, и узнать тайну.
Отделив ледышку, мальчишки побежали в ближний подъезд и положили ее на батарею. Через некоторое время лед растаял, и агент Зет, аккуратно развернув бумажку, прочел размытые буквы:
Шестое марта, день борьбы
1. Водка
2. Стыд
3. Зависимость
4. Сквернословие
5. Лень
6. Ненависть к падшим
7. Грязь
8. Смерть
— И это вот доказательство, — строго проговорил агент Зет, взмахнув размякшей бумажкой, — что внеземные цивилизации существуют, и они уже давно посреди нас.