Едва только я пролез в нижний проём, вытолкав туда прежде тележки с опустошёнными подносами, как меня подхватили под ручки два дюжих подтянутых молодца, которым бы в самую пору сниматься в фильме Виолетты. Я не стал сопротивляться, будучи уверен, что меня ведут на свидание к дяде Жоре Бенджаминовичу, с которым мне самому не терпелось побеседовать и конструктивно кое о чём договориться. Однако в кабинете меня ожидала всё та же пепельноволосая миловидная кукла Инга.
Она приветливо мне улыбнулась и пригласила сесть напротив стола. Потом попросила своих молодцов выйти из кабинета, а мне предложила сигареты.
Доверчивая учтивость её мне пришлась по душе, хотя я понимал, что это всего лишь продуманная заранее игра... но лично мне такой приглаженный сценарий без жизненного хамства доставлял гораздо большее удовольствие, нежели реалити-шоу с мордобитием со стороны вертухаев типа кексообразного Зигфрида.
- Спасибо, я не курю.
- Вы не сердитесь на меня?
- Нет, конечно! Вы всё сделали правильно: ваши манеры и действия мне очень приятны... Что значит западная культура - Европа А!
- А признайтесь - вместо меня вы хотели увидеть другое знакомое лицо?
- Хотел!.. Но не обязательно сразу: из дипломатических соображений вполне разумно начать переговоры через посредников... особенно таких обворожительных и милых, как вы.
- Спасибо. Мне тоже приятно общаться с вами... но время поджимает. Вас сейчас отвезут обратно в тюрьму, откуда вы убежали после стычки с нашим агентом...
- Так он ваш агент?!
- Да. С недавних пор. Он сам вышел на нас, будучи прежним знакомым нашего патрона. А тот уже внедрил его в съёмочную группу как исключительно выразительного и своеобразного по своим внешним данным и повадкам элемента для фактурного фильма. Виолетте Изевне он очень понравился. Она любит всё натуральное. Такой у неё стиль.
- Я это понял... Так что? Мне вернуться в камеру смертников и безропотно ждать своего конца?
- Да. Пока члены группы не вернулась с побережья. Им не надо знать, что вы отлучались на романтическое свидание. Режиссёр нетерпим к нарушителям дисциплины...
Я не стал заявлять, что меня уже видели на воле плотники, колотившие во дворе виселицу. Всё это пустяки, ерунда... Главное - Арсиноя!
Как бы прочитав мои мысли, Инга сделала в мою сторону сочувственное движение.
- Вот вам ручка и бумага! Можете написать Людмиле, что всё будет хорошо и пусть она не волнуется... ведёт себя разумно и не теряет форму от ненужного голодания. Фигура у неё восхитительная и не надо превращаться в дряблую истощённую старушку.
- Прямо так и писать?
- Так и пишите! Это подействует, уверяю вас...
Напоследок она попросила меня вести себя благоразумно, чтобы не испортить выстроенные отношения.
- А когда... когда вы намерены отпустить её? Согласитесь, это волнительный вопрос для меня! - спросил я уже на выходе, вновь повернувшись к ней.
- Как только, так сразу... Мы найдём способ сообщить вам об этом. Вы должны понимать, что освобождение её зависит от известного вам человека. Он, к сожалению, тянет с возвращением долга... Если хотите, можете переговорить с ним и рассказать ему про его дочь. Пусть знает, что с ней всё нормально.
Я задумался, но ненадолго.
- Пожалуй, я воздержусь. Вряд ли он мне поверит... а только создаст мне и вам проблемы.
- Это ваше дело, но нам он проблем создать не сможет... Всего доброго! Поспешите! К обеду они должны вернуться, а вам ещё ехать.
- Вы сказали - меня отвезут!
- Правильно. Отвезут... но с завязанными глазами. Вы должны понять нас.
- Я понимаю... До свидания!
- До свидания... и не пытайтесь предпринимать действия по освобождению девушки. Мне бы не хотелось в развитии этой истории трагического финала.
Я с сожалением расставался с Ингой. Хотелось продолжать и продолжать с ней разговор на правильном и выдержанном русском языке, на каком общаются в переводных западных фильмах даже простые крестьяне и рабочие.
В коридоре мне повязали глаза и вывели к автомобилю. По низкой посадке в него я сразу почувствовал, что машина на этот раз другая. Оставалась включить внутренний метроном и по косвенным звуковым сигналам и вынужденным остановкам соображать, где же мы всё-таки проезжаем.
Ожидаемого переезда через пролив с Куршской дуги на материк не произошло. Отсюда я сделал вывод, что меня в Палангу так и не вывозили, а броневик после моего усыпления сразу развернулся в обратную сторону, либо меня, невменяемого, пересадили в другое автомобиль.
Ехали мы достаточно долго, но без пересечения границ. По времени это примерно совпадало с нашим предыдущим отрезком путешествия на автомобиле Иннокентия, и я склонялся к мысли, что Арсиноя может быть заключена скорее всего в Каунасе или его окрестностях. Вторая версия была вернее, потому что петлять нам по старым улочкам не пришлось, и гнали мы в основном по прямой.
В Клайпеде-Мемеле меня высадили во внутреннем дворе гостиницы-тюрьмы и сразу передали в руки Зигфрида-Кекса. Не снимая повязки с моих глаз, он в присутствии сопровождаемых лиц ловко защёлкнул на моих протянутых руках наручники и повёл вниз по ступенькам в подвал. По донёсшемуся сверху звуку мотора было не трудно догадаться, что доставившая меня машина тут же развернулась и спешно убралась восвояси.
Кекс (а я уже не сомневался в том, что это именно он и не кто другой) молча довёл меня до камеры и, только введя в неё, снял с меня сноровисто наручники. Не успел я сдёрнуть с глаз туго завязанную повязку, как он уже скрылся в коридоре и захлопнул за собой тяжёлую дверь.
Оглядевшись, я с понятным удовлетворением убедился, что на этот раз обеспечен минимумом необходимого комфорта: в одном углу стоял стул с лежавшей на ней чёрной папкой, а в другом - знакомое ведро под физиологические надобности. Кроме того, на полу у наружной стены меня предусмотрительно ожидала пластиковая бутылка с минеральной водой.
Я сразу же воспользовался предоставленными мне услугами - сначала с большим удовольствием освободившись от лишней жидкости, угнетавшей меня всю долгую дорогу до своего нового старого места заключения, и, затем, восполняя её в организме другой - из бутылки.
Читать совсем не хотелось, и я просто сидел в полудрёме на стуле, вспоминая об Арсиное и думая о Веронике. Ощущения раздвоения собственной личности я никакого не чувствовал и предполагаемого антагонизма противоречий между моими пассиями в моём восприятии тоже. Напротив, они представлялись мне двумя необходимыми половинками одного целого и обеспечивали в моём воображении необходимый душевный комфорт как дополнение друг к другу.
Мои полусомнамбулические размышления были прерваны шумом из коридора. Я решил, что это вернулась из края песчаных дюн местная королева Виолеттта со своей свитой, и с торопливой предупредительностью студента - заядлого прогульщика, легкомысленно проведшего накануне вечер в дружественной попойке с такими же бездельниками, как и он сам, спешно принял вид радивого ученика, усердно дочитывающего последнюю страницу скучнейшего профессорского реферата, любезно представленного ему для изучения и просвещения...
Однако на пороге резко открывшейся двери оказались совсем другие люди: впереди был Костя Горн с горящим взором благородного освободителя узников Бастилии, а сзади него могучий Артур, заломивший руку гнусному тюремщику Зигфриду, в бытность свою фигурировавшему под кличкой Кекс.
- Друзья мои! - воскликнул я, захлопнув папку и вставая. - Прекрасен наш союз!... Забыл как там дальше... Оковы тяжкие падут, темницы рухнут и свобода...
- Вас примет радостно у входа, и братья меч вам отдадут... - закончил за меня Константин. - Только это уже из другого стихотворения. Эх, ты! Пушкина не знаешь!
- Знаю, - стал оправдываться я, обнявшись с верным школьным товарищем. - Это у меня от волнения всё перепуталось!
- На первый раз прощаю... Что делать с этим цепным псом - прислужником душителей свободы?
Вынужденно согнутый Зигфрид был больше похож на загнанного волка: я увидел, как туго вздулись жилы на его посиневшей от вчерашнего шеи, а изо рта капает на цементный пол злобная слюна. Мне стало его жалко, но по опыту зная, что в любой момент он может пронзительно закричать как заяц, схваченный в ночи филином, я преодолел сочувствие и довольно грубо запихал ему в рот кляп из скомканной чёрной тряпки, которая служила мне до этого повязкой на глазах.
- Надо бы связать ему ноги и руки - да только нечем, - сокрушённо сказал я. - Как только мы удалимся, он поднимет шум и поднимет всех на уши!
- На ноги... - кротко поправил меня опять Константин. - Тебя, видно, по голове били? Рог на лбу вырос...
- Это от другого... Об стенку ударился нечаянно.
- Пьяный, что ли, был?
- Вроде того. Так уж получилось... - мне не хотелось распалять своих товарищей.
Пока мы с товарищем благодушно беседовали, Артур деловито стянул сзади руки Зигфрида его же брючным ремнём, а ноги уже форменным поясным эсесовским - так, что руки и ноги были соединены со стулом, на который он предварительно посадил незадачливого охранника.
- Ловко! - сказал я с удовлетворением и положил чёрную папку на колени Кексу. - Передашь Виолетте с благодарностью и прощальным приветом!.. Тебе бы её почитать... Впрочем, толку всё равно не будет... Пойдёмте, товарищи!
На этот раз дверь я аккуратно прикрыл и опустил засов. Кекс сидел смиренно на стуле, понимая, что сам освободится не сможет. Мне даже показалось, что он как-то странно улыбается глазами, радуясь, что мы так запросто и без задержек уходим.
- Стойте! - сказал я, невольно задумавшись о последнем впечатлении, и резко остановился осенённый внезапным соображением, когда мы уже прошли половину коридора, машинально увлекаемые мной на свободу. - А, ведь, этот бес знает в каком именно месте находится наша Людмила!
- Тогда я вернусь, - мгновенно откликнулся Артур и вытащил пистолет. - А вы подождите на выходе и никого не пускайте из желающих спуститься в подвал.
- В смысле - отбиваться от них?
- В смысле - заговорите! Вы же мастера в этом деле, - сыронизировал наш секьюрити. И успокаивающе добавил. - Я ненадолго. Через пять минут появлюсь. Не надо волноваться. Всё будет нормально.
- Может тебе помочь? - сделал движение в его сторону Горн.
- Нет. Ты будешь мешать. А свидетели здесь не нужны.
- Ты хочешь его убить7! - ахнул режиссёр и актёр.
- Зачем? - поморщился недовольно Артур. - Идите лучше наверх, пока мотоцикл не угнали. Ты бросил его как попало...
Этот аргумент подействовал и мы спешно отправились наверх. Только мы выбрались наверх, как во двор въехал большой шведский автобус. По некоторым знакомым сияющим лицам, которые с любопытством взирали на нас из окон, я понял, что вернулась вся группа в полном составе. Только Иннокентия с Анастасией среди них я не заметил.
"Наверное уехали на машине порезвиться и уединиться" - пришла в голову закономерная мысль. - "Вот и хорошо!"
Удержать спортсмена-продюсера с бандитским менталитетом нам с Константином было бы чрезвычайно трудно, если б ему вдруг вздумалось пройти в подвал...