Глава 10.
Присмиревшие гости, точно оглушённые внезапным взрывом, молча хлопали хмельными глазами и, не отрывая их, смотрели на ссорившихся. Весть о том, что доставшаяся Степану машина, была выиграна им не по правилам, слушали как завораживающую, скандальную новость. У многих в глазах уже мелькали насмешливые огоньки.
Пётр Маркелов, отодвинув от себя тарелку с салатом, хмуро рассматривал рисунок на кружке. Ему в глаза навязчиво лезла надпись: «Пить да гулять бы, горя не знать бы!» Расстроенный взгляд бывалого прапорщика потом заскользил по грязным тарелкам. Он чувствовал, что дело попахивало криминалом. Собрались-то, вроде бы, по достойному поводу и на тебе… Новость такая – умом можно рехнуться!.. Подняв глаза, прапорщик попытался поймать взгляд Степана. В душе у армейца шевельнулось сомнение, - что если услышанное, всего лишь неумная шутка? Но нет, Степан даже не смотрел в его сторону! Дела-а, б-блин!..
Лицо дамы из радио сделалось непроницаемо строгим. Нижняя губа у неё аскетически поджалась, словно у монахини на исходе поста. Всем своим видом
она демонстрировала, что ничего хорошего от застолья не ожидала, но вылившаяся грязь её не касается. Абсолютно! На то она и небожительница, чтобы не обращать внимания на подобные дрязги.
Вглядываясь пытливо в лица ругавшихся, суетно топталась возле столов Антонина Ивановна. На ней просто лица не было. Думала ли она, что на старости лет доживёт до такого позора?.. Её младшенького, любимого Стёпушку обвиняли в м о ш е н с т в е, как какого-то вора церковного или карманника!..
-Шо ж вы, касаточки, да так расшумелися? Тихо – мирно сидели и на тебе… Хто б мог подумать?..- потрясённо шептала плачущая старушка и всплеснув плетьми рук, спрятала лицо в ладони.
С напряжённым вниманием вслушивался в слова скандаливших, учитель истории и пытался по лицам понять, а правду ли они говорят? В эти минуты его старческие глаза, больше чем когда – либо напоминали глаза рака. Наконец, умоляюще руки прижав к белой рубашке, он с укоризной в голосе пролепетал:
-Та-аня, Надю-у-уша! Ну, нельзя так, ей богу! Что же вы – всё об одном, да об одном?.. Рыба да деньги, деньги да рыба… Друг другу грубите. Давайте споём!
Но, видя, что на него не обращают внимание, он, седенькую голову обхватив ладонями, стал в одиночестве наговаривать себе слова песни, уже давно шевелившейся в нём:
Отговорила ро-ща золо-та-а-я
Берёзовым, весёлым язы-ко-ом…
-Э-эк, наворочили делов, губошлёпы! Мм-мать вашу…- Ни к кому не обращаясь в отдельности и чуть нахмурясь, прогудел Чипрасов. Опрокинув в рот очередную стопку палёнки, он кулаком разглаживал пшеничные усы. Оглушённый спиртным, сибиряк думал медленно, туговато и чувствовал себя в каком-то двойственном положении. Сам по себе поступок Степана, бесспорно заслуживал осуждения – ежу понятно! Но вовсе не это тревожило теперь Чипрасова, и не то, что если о мошенничестве узнают в мэрии, племяннику будет худо… Об этом сибиряк думал меньше всего. Его беспокоила совсем другое: как должен был он сам поступить в сложившейся ситуации? И мог ли он сурово осуждать Степана, когда тот являлся мужем его любимой племянницы, отцом обаятельной хохотушки Оксаночки?.. О-ох, нет!.. Придётся, видимо, от крепких выражений воздержаться… Так, пожурить слегка великовозрастного недоумка, чтоб впредь семью позорить неповадно было, внушенье сделать… Но резко осуждать Степана не стоит. А то совсем в Т-цке можно остаться без родственников.
Так, мысленно рассуждал захмелевший Чипрасов, обыгрывая сложившуюся непростую ситуацию, подыскивая оправдание своему снисхождению. И ему казалось, что только так поступать и нужно. А как иначе?
Гулко откашлявшись, внешне спокойно, ни словом, ни жестом не выказав удивления новостью, Чипрасов сказал:
-А ну-ка, племянница, сбавь обороты! Ты, вроде, не глупая женщина и должна понимать, что с приглашёнными людьми так поступать не гоже. Спор ваш по совести нужно решать.
Татьяна, губы поджав недовольно, фыркнула, но промолчала. Лишь на её покрасневшем лице мелькнуло досадливое выражение.
-Ты обещал, племяш, знакомцу своему, за его рыбу что-то отдать? – Чипрасов внимательно, острым взглядом царапнул Стоценко. От неожиданности, тот даже поёжился. Но в тут же секунду из глаз сибирского дядюшки плеснулось участие, и боли Степан не почувствовал. От сердца его немножечко отлегло и стало возвращаться утраченное самообладание.
-Да, дядя Ваня, я обещал ему… И предложил сегодня пятьсот рублей.
-Пятьсот рублей? Кхм… Хорошие деньги. И он не взял? – спросил Чипрасов, переводя удивлённый взгляд на Баженова.
-Он обругал меня, дядь Вань! Как пса бродячего обругал! – ответил Стоценко, часто моргая.
-За что?
-А это у него спросите!
-Странное дело, - человеку предлагают живые деньги, а он отказывается от них! Не берёт, значит, в них не нуждается. О чем же спор? – С невозмутимым спокойствием рассуждал сибиряк, переводя взгляд с одного лица на другое.
-Он на реке мне п-половину выигрыша обещал, а не какую-то ср…ую п я т и х а т к у !.. – Выкрикнул со злостью вскипевший охранник.
-Племяш, это правда? Ты ему обещал? – С лёгкою укоризной поинтересовался Чипрасов.
-Да как сказать… особо и не обещал… Та-ак, намекнул слегка, что после, мол, сочтёмся. И предложил ему сегодня пятьсот рублей… - По выражению лица Степана, следовало понимать, что он своё обещание выполнил. Пусть в усечённом, полупридушенном варианте, но всё равно, слово сдержал! С него взятки гладки. И не следует требовать от него невозможного.
Потрясённая Надежда смотрела на Степана такими глазами, какими смотрят на внезапно тронувшегося умом человека. Побледнев от сосущей тупой боли в груди, с судорогой в горле, она учащённо дышала. Её сочувствие к себе самой, к обманутому мужу, возросло до таких размеров, что готово было излиться в рыданиях. Хотела, было, что-то сказать, но слова глотались в нервических всхлипах.
-Да брешет, он, сволочь!!.. – задохнулся Баженов. На его лбу выступили капли испарины. Побагровевшая шея надулась бугристыми жилами. Скрипнув зубами, он огненным взглядом окинул собравшихся. Задетый за живое чьим-то насмешливым хмыканьем, не выдержал и сорвался:
-Да все вы тут… одним миром мм-мазаны!!..- И что-то добавил невнятное, но явно не лестное для собравшихся.
-А ну, полегше в выражениях, мурло! Не посмотрю, что ты охранник. Дам в морду – скворушкой вылетишь у меня отседова! – Большого роста, широкая в кости, Татьяна это выкрикнула почти мужским басом. Её округлое, мясистое лицо было исполнено злой решимости, крупные губы кривились в усмешке. Покачивая могучими бёдрами, она неотвратимо надвигалась на Баженова. Её огромные груди под платьем, угрожающе выпирали, точно боевые башни линкора.
Зрачки у Надежды до предела расширились и разлились в озёра негодования. Прижимая левую руку к груди, она как пьяная, подняла правую, и ткнула пальцем в бывшую одноклассницу.
-А всё она-а!.. Танюха эта!.. Она подговорила Стёпку пойти в отказ! Проклятые, брр-рехуны!!.. – Вдруг неожиданно взвизгнула Баженова, и в исступлении, какого от неё не ожидал никто, топнула ногой.
-В тюрьму, в тюрьму! Пар-рашу нюхать!!..- Узкий побелевший лоб Надежды, был влажен от пота, а на разгорячённом лице в таком исступлении горели глаза, что у Степана при взгляде на женщину, боязливо вздрогнуло сердце: «В конец баба свихнулась… ошалела совсем. Ширнёт ножичком сгоряча и спроса с такой не будет! Нужно срочно её успокоить… что-то сказать…»
-За что в тюрьму-то? – мягко поинтересовался он у Баженовой.
-З а ч т о?!..- Взвизгнула женщина, переводя на него угрожающий взгляд.- За то, чтоб не совращал с пути честных людей! За то, чтоб не топтал, гад, родную землю!..- Выкрикнула с ненавистью Надежда и сделала губы так, будто желала плюнуть.
-Придём сегодня с Колей домой, заявку напишем на вас в милицию. Пусть с вами, с подлыми брехунами, там разберутся и привлекут!.. А долго ли расследуются дела по таким аферистам, а, Коля?..- Дрожащим от возмущения голосом спросила у мужа Баженова, как бы подчёркивая своим вопросом, намерение обратиться за защитой к закону.
-Давай, валяй! Пиши, шантажистка, в милицию! – Выкрикнула Татьяна, явно глумясь над словами Надежды и при этом ещё ей нагло подмигивая.- Только не забудь и своему Коленьке сухариков насушить, да чистого белья на смену сготовь. Со Стёпкой-то по этапу они вместе пойдут! Рыба твоего мужика нам эту машину выиграла!
-Зачем ты так? – Поморщился Стоценко, которому, явно, не понравились слова жены об этапе. – Не нужно у-уточек дразнить.
-Сссука!!..- Стенящим, ненавидящим шёпотом выдохнул охранник и наклонил в сторону Татьяны голову, точно был готовый нанести удар.
-О-оо, подла-я-а-а! Ну, погоди же!!..- В жутком волнении выкрикнула Надежда и, при этом, нечаянно громко икнула. Что именно ей хотелось выразить своим восклицанием, осталось невыясненным, но, вероятно, что-то, очень громовое.
Гости, шокированные вспыхнувшей ссорой, в несколько голосов принялись урезонивать стороны:
«Всё, хватит!.. Хватит, вам, лаяться!.. Не праздничный вечер, а стрелки-разборки!..» Поднялся разноголосый хай, какой бывает только в цыганском таборе, когда там облаву проводит милиция.
Кричал благим матом, в конец, опьяневший Фатеев, терзая всем души, выла Степанова мать, густым, гулким басом, точно рассерженный шмель, гудел Чипрасов…
И только учитель неспешно и бережно, как тонкую лесу, разматывал песню, выплёскивая охватившее его волнение, в негромком ручье завораживающих слов:
Не жаль мне лет, растраченных напра-а-асно,
Не жаль души сиреневую цветь…
И чувствуя от слов выводимой им песни, какую-то светлую, щемящую грусть, с певучею болью он отпускал свой дребезжащий голос на волю.
В саду гори-и-ит костёр рябины кра-асной,
Но никого не может он со-о-огреть…
Учитель жалел, что праздник не получился; что не попели хороших песен и не поговорили по душам… Зачем было и приходить тогда? Э-эх, люди, люди…
Наконец, исторгая проклятия и угрозы, супруги Баженовы направились к выходу. Однако у калитки охранник обернулся и выпустил в Степана свой последний заряд:
-И помни, к-козёл, - это ты у меня в долгу! Ты, а не я!!..
-А пошёл бы ты на х… … … … - ответила ему за Степана Татьяна, и закончила своё напутствие словами всем известными и ходовыми, но которые в литературных изданиях не печатают … по этическим соображениям.
Зло хлопнув калиткой, Баженовы оправились восвояси.
-Вот и поговори с такими дураками! – Насмешливо, с издёвкой проговорила Татьяна и ещё презрительно при этом сплюнула. Быстро пробежала взглядом по лицам притихших гостей, как бы отыскивая на них признаки одобрения своим словам и поступкам. И тут же, как ни в чём не бывало, шумливо добавила:
-Ба-а-анкет продолжается! Гуляем дальше!…
Случившийся скандал поверг гостей, если не в шок, то в уныние. Конец застолья прошёл в самом мрачном настроении. Чипрасов и его соседка слева изредка обменивались словами, у других разговор не клеился. Гости настороженно поглядывали друг на друга, как поглядывают незнакомые пассажиры, оказавшиеся в одном купе. Многие прекратили есть и начали подумывать об уходе.
Гордая дама (ну та, что из радио), возмущённая отшумевшим скандалом, выпрямилась во весь свой рост над столом и взяла в руки модную сумочку. Сбила с неё брезгливым щелчком прилипшую крошку, чопорно бросила что-то на прощание хозяевам и с высоко поднятой головой пошла к калитке. Всем своим видом она, как бы исподволь, внушала оставшимся: никто не должен забывать, что она работает на городском радио, и что знакома с влиятельными людьми и немножко … с самим мэром!
Следом за дамой решился уйти и учитель истории. Он неловко, засидело поднялся, уронил с колен светлую кепочку и долго искал её под столом в чьих-то ногах. Нашёл и, молча, откланявшись, поплёлся к выходу. Остальные, не желая оставаться с хозяевами и их оскорблёнными чувствами наедине, последовали примеру ушедших.
-Ну-у, я фигею, Стёпка… я фи-ге-ю!.. – Поднимаясь из-за стола, бормотал Фатеев. Его язык, заметно, одеревенел, и некоторых слов нельзя было разобрать вовсе. Видно было, что он находился в сильном подпитии.
-Но ты не дрейфь, братишка… всё будет ништяк! А Бажены … да падлы они!.. Оба, блин, падлы… Форс свой п о к а з у ю т. Пяти-и… Пятихаткой п о б р е з в о в а л и… а я бы взял!.. Слышь, Степаш? Ты теперь у нас второй в стране… после Арбомовича по богатству… До получки полтинничек одолжи, а? Одолжи?..
-Завтра, завтра поговорим!
-А-а… п-понимаю…- Осклабился Фатеев и, посмотрев на прощавшуюся с гостями Татьяну, поднеся палец к губам, издал тихий звук:
-Тссс… Покедова т о д а, - он хотел было сделать ручкой, но качнулся и чуть не упал.
-Тебя проводить до калитки? – без энтузиазма поинтересовался Стоценко.
-Мменя-а?!..- с наигранным удивлением коллега рукой коснулся узкой груди. – Ты чё, братан, обидеть вздумал? Ты чё, совсем оф-фанарел?.. Я са-ам
дойду-у!
И он, покачиваясь, направился к выходу, с трудом переставляя непослушные ноги, стараясь не споткнуться о брошенный кем-то окурок и не столкнуться с пробегавшей по двору кошкой. Дойдя до очередного препятствия, в замешательстве остановился, решая для себя нелёгкий вопрос – перешагнуть ли через пустой спичечный коробок или обойти его стороной? Но вот, гордясь своей сообразительностью, он беспечно рассмеялся, махнул рукой и, перешагнув коробку, продолжил путь к калитке. Ушёл, наконец-то.
А во дворе остались лишь родные Степана, сами хозяева, да Чипрасов с внуком.
-Дед, а, де-ед!.. Не хочу я тут, надое-е-ло-о!..- жалобно, растягивая слова, гундосил мальчишка, прижимаясь лицом к животу дедушки. Два часа с лишним, он раскрашивал в доме Стоценко книжки-раскраски, и это ему уже порядком наскучило.
- -Что, Виталька? Все Оксанкины книжки-то размалевал? Будет она довольна? Ругаться, на нас не станет? – смеясь и ероша рукой волосы внуку, гудел сибиряк.
-Сейчас, сейчас пойдём к деду Тимоше… А ты, Танюшка, молодцом сегодня держалась, - с широкой улыбкой произнёс богатырь, уже обращаясь к своей племяннице. – Выдала тому придурку мордатому – по первое число! Чувствуется, чувствуется чипрасовская порода! Ну и ты, племянничек, то-оже «хорош»!.. «Не нужно у-уточек дразнить»… Что ж это за квохтанье-то у мужика такое, а?
У Степана покраснели уши, и он стал торопливо объяснять о том, что хотел сказать вовсе в ином смысле – мол, чего понапрасну людей-то злобить, - без того куча проблем…
Но его слова, видно, уже не доходили до сознания дядюшки. Вскинув голову, тот, прищурясь, смотрел на розоватое облако, млеющее в лучах заходящего солнца. Низкое, завечеревшее светило, мягко освещало двор Стоценко, и, высвечивая обезлюдившее застолье, маслянистыми бликами играло на грязной посуде, на лезвиях ножей и стекле бокалов.
А в огороде крикливо роились грачи. Курилась у сарая навозная куча. И было слышно, как через пару дворов голосисто и торопко стучал о железо молот. Там, верно, на дому работала ремонтная мастерская.
-А хорошо всё же у вас! О-ох, хорошо-о! Как в деревне… И глазу просторно, и душе вольготно!.. Но у нас, в Сибири, всё же лучше. А? Правда, Виталька?
-Ага, ага! – Охотно соглашался мальчишка, увлекая Чипрасова за полусогнутый палец к выходу. – Пойдём, дед, пойдё-ом!
-Ну, всё, уходим! Вы тут держитесь!.. Думаю, до отъезда ещё увидимся.
Вслед за Чипрасовыми ушёл и Стоценко-старший. Ему было необходимо кормить на своём подворье скотину. Антонина Ивановна осталась при детях, чтобы оказать им посильную помощь с уборкой.
Плеснув в бокал шипучего пива, и сделав глоток, Татьяна обвела глазами столы и внутренне ужаснулась: «Какой ба-ар-да-а-ак! Да уж, погуляли на славу!.. Как свиньи всё пожрали и разбрелись по домам… А может сегодня посуду не мыть?.. Стащить её в кухню, а перемыть завтра утром? Благо, в салон на работу, идти к двенадцати.
Нет. Нужно уборку делать сегодня. Нечего оставлять тараканам кормёжку. Если старуха задержится и поможет – за час, возможно, управимся».
Вздохнув, Татьяна ушла на кухню, за тряпками.