Акварель. эссе

Селена Аргентум
(небольшой эскиз)

Акварель значит водянистая. Это краска, которая живет в воде. Или оживает в ней. Да, так будет точнее… Оживает…

В акварели есть какая-то магия. Тайна краски.
Вот она набирается в кисточку. И кисточка переносит ее на бумагу. И здесь оставляет. Но краска продолжает свое движение. Она собирается в одних местах и высветляет другие. Она перетекает в соседние, еще влажные и живые краски. Смешиваясь, образует новые оттенки. Иногда невероятные, неожиданные, незадуманные мной. Иногда ненужные, грязные, лишние. Покрывая уже высохшие слои, она своей жизнью ненадолго оживляет и их.  И те, откликаясь, вбирают ее, обогащая уже устоявшуюся структуру новыми оттенками.
Благодаря всему этому, цветовые возможности у акварели невероятные. Но эта живость краски делает ее и обаятельной, и очень сложной. Акварель не признает границ и она очень коммуникабельна. И кажется, ну вот сейчас я легко передам хотя бы свои общие ощущения от пейзажа или цветущего куста. Но не тут-то было. При кажущейся легкости и необязательности акварель требует к себе особого внимания и наработанного профессионального навыка. Дилетантизм она не прощает как, например, карандаш или пастель или укрывные краски, которые позволяют исправлять ошибки и маскировать недостатки.  И все-таки несмотря на то, что карандаш и пастель мне даются лучше, несмотря на то, что мало рисую и поэтому опыт накапливается недопустимо медленно, акварель остается моим любим видом живописи.
Мне кажется, акварельная техника ближе всего выражает неуловимую динамику человеческих переживаний. Не столько и не только сами их,… они у нас очень разные и по цвету, и по фактуре, и по тону, если пользоваться живописными терминами,… сколько внутреннюю пластичную динамику эмоциональных, чувственных, иррациональных состояний.

Очень многие наши впечатления от внешнего мира исключительно акварельные.

Небо – это всегда акварель.
Самая прозрачная и ровная голубизна – это голубизна безоблачного летнего полуденного неба. Невидимый художник взял самую большую кисть и ровно-ровно сверху донизу распределил тонкую прозрачную водную голубизну.
Высокие перистые облака, словно просвечивающие кусочки белой бумаги. Кисть торопливо пробежала по листу, не особо заботясь о том, успевает ли краска стекать на бумагу. Та, что успела, неровно и несколько небрежно стекает вниз, разрезая белые незакрашенные следы на тонкие бело-голубые перья.
Но вот на кисти серо-голубая краска и в небе, как и на листе, появляются кучевые облака. Кисть движется прихотливо, изящной волной, завитками. Краска незаметно и осторожно сверху стекает вниз. И вот верх облаков в разрывах, незакончен и неустойчив. А низ, облачное подбрюшье, чуть тяжеловат, серовато-темен и плотен.
Темно-серые почти черные грозовые облака спускают свой серый дождевой цвет еще ниже, затеняя, приглушая цветовую гамму и реального пейзажа, и акварельного.

А вода,… aqua… Ее нервно-подвижная поверхность искажает формы, делая их небрежно-необязательными. А рябь и волны ломают единый цвет на отдельные мазки. На водной глади всё неустойчиво, размыто, трепетно. Все в движении, все течет. Иногда в какой-нибудь лужице рябь постепенно стихает, готовая вот вот остановиться. Но легкий порыв ветра или упавший лист вновь рушат уже наметившуюся стабильность. 

Впрочем, акварель скорее описывает свет, чем воду. Все удаленные от глаз, ближе к горизонту, виды – это танец света. Дальние пространства еще больше зависят от освещенности, чем ближние. Размытые далью детали становятся цветными всплесками света. И созерцание этих пригоризонтных пространств очень часто вырывает душу из предметно-объектной реальности и погружает в мир субъективных впечатлений.
Деревья, горы, дома, холмы, озера,… из-за невозможности детально рассмотреть, там, вдали, все это становится неделимым целым. Целым, но при этом невероятно разнообразным.

Точно так же бывает, когда начинаешь прислушиваться к себе. Забираешься вглубь, туда, внутрь, за эмоции и даже еще дальше за чувства. Пытаешься уловить и облечь в слова и образы эту основу иррациональности, а она ускользает, не дается определиться. Один штрих накладывается на другой, а в следующее мгновение откуда-то приходит следующий тон или звук. Словно отблески иного света играют в укромных дальних уголках души.

Магия акварели…
Однажды в наш город привезли небольшую выставку акварельных работ Сергея Андрияки. Пейзажи, портреты, натюрморты – все было подвластно его волшебной кисти. Но я не только любовалась ими. К наиболее интересным я подходила очень близко и упорно вглядывалась в технику исполнения. При близком пристальном рассмотрении – это всего лишь штрихи. На первый взгляд небрежные и, что самое поразительное, вблизи кажущиеся ненужными друг другу.
Зачем здесь в этой грязной весенней луже этот розовый штрих, вливающийся в серый? А этот изумрудно-голубой зачем? Я отходила. В луже отражалась холодная тень здания и голубое небо. Всё так конечно. Но большой пейзаж рисуешь (пишешь) всегда частями, да еще и послойно. Как удержать целое при нанесении слоя? Я подходила снова. И меня уже восхищала эта странная россыпь отдельных мазков на небольшом участке, который я рассматривала отдельно от картины. Вот этого мне всегда не хватало. Я начинала пугаться  увеличивающегося хаоса на моих акварелях и, пытаясь что-то смягчить, а что-то уточнить, только увеличивала его.

Акварель нельзя исправить. Она словно отражает настоящее состояние души. Неуверенность, смятенность, спутанность, неопределенность… все выдают краски. И заставляют остановиться и прислушаться к тому, что внутри, и к тому, что во вне.  И начать осторожно все это рассматривать и осторожно слой за слоем переносить на бумагу. Слой за слоем, начиная с самых светлых или самых тихих.

Наверное это тоже сродни медитации. Не зря акварельная техника зародилась на буддистском востоке почти сразу же как только была изобретена бумага. Запад же долго не считал акварель серьезной живописью. Но, начиная с 18-го века, популярность акварели стала возрастать. Особо много внимания ей уделил Уильям Тёрнер, предтеча французских импрессионистов. А импрессионизм – это и есть впечатление, т.е. это стремление передать не столько объективную реалистичность виденного, сколько внутренние субъективные ощущения, которое это виденное вызывает в душе художника. Но передать не статику этого состояния, передать ее неуловимую динамику. И тогда картина окажется живой связующей точкой между субъективными мирами людей, такими разными и такими изменчивыми. И эта разность и изменчивость залог того, что подлинная акварельная динамика всколыхнет другую душу и заставит пережить нечто свое, таинственное и глубокое.
У Александра  Грина есть рассказ “Акварель”. Его главные герои кочегар Клиссон и прачка Бетси. Однажды ссорясь и ругаясь, они случайно попадают на "Весеннюю выставку акварелистов". И в одной из картин узнают свой дом.

“Человек десять рассматривали картину. Дорожка с полосами света, проникающего сквозь листву и падающего на заросшую плющом стену кирпичного дома с крыльцом, возле которого на деревянной скамейке валялась пустая клетка, показалась Клиссону знакомой.
- Похоже, что это наш дом, - произнес он тоном мольбы, надеясь прекратить казнь.
- Сбрендил ты, что ли?
Но чем больше прачка всматривалась в картину, тем понятнее становилось ей, что это точно тот дом, откуда исчезла злополучная крона. Она узнала окна, скамейку; узнала ветви клена и дуба, между которых протягивала веревки. Яма среди кустов, поворот за угол, наклон крыши, даже выброшенная банка из-под консервов - все это не оставляло сомнений. Глаза и память указывали, что Бетси и Клиссон смотрят на собственное жилье. Восхищенные, испуганные, перебивая друг друга подробными замечаниями, они немедленно доказали сами себе, что ошибки нет”.

Картина уничтожила их враждебное настроение. “… они проникались прелестью запущенной зелени, обвивавшей кирпичный дом в то утро, когда по пересеченной светом тропе прошел человек со складным стулом”.

Всего лишь другой взгляд на запущенное и бедное жилье, взгляд сквозь полоску света, взгляд, вынесенный изнутри в акварельный пейзаж, меняет отношение к этому миру и самих его обитателей.

Акварель своей нежной водной сутью перетекает из одной души в другую. Разбавляет темные тона переживания, фиксирует слабые неоформленные тона настроения, вступает в контакт  с собственными внутренними цветами и создает собственные внутренние пейзажи.
Возможно это и есть главное чудо в нашей жизни. Вот что об этом сказал Сергей Андрияка в одном из своих видео-уроков рисования.

“Вы знаете, какое чудо. Каждый, кто попробует с кистью, с красками,  карандашом прикоснуться вот этой красоты, он почувствует, наверное, совсем другой мир. Не мир суеты, в котором мы живем, не тот бешенный ритм, а мы остановимся и то, что свойственно человеку, мы начнем созерцать красоту. Красоту, которая вокруг нас, которую мы видим постоянно и абсолютно проходим мимо. Ну а одуванчики мы просто топчем. Вот в чем дело. Поэтому я вам желаю ощутить это чувство и порадоваться всему, что нас окружает”.