Доченька. Глава 20. Последние дни

Татьяна Шмидт
 

  Тебя выписали на следующий день.   Сама ты ходить уже не могла, и тебя на руках занес в квартиру Михаил. Он бережно положил тебя на кровать. Я осторожно   сняла  с тебя   верхнюю  одежду и обувь. Ты была очень бледная и вся дрожала. Я укрыла тебя  теплым пледом,  дала  пить теплого чая.
Потом обратилась к Михаилу, высокому, крепкому мужчине:
  - Спасибо тебе большое.
- Ладно, я поехал, мне на работу надо срочно,   - и он ушел по своим делам, а я осталась  сидеть возле тебя.

  Немного погодя  я  покормила тебя  с ложечки  манной кашей . Ты поела, выпила пол стакана киселя  и уснула,  - а  я  стала  готовить  обед и собирать Ксюшу в школу.
   
   Вечером понадобились памперсы,  а  у нас  их не оказалось….
Пришлось стелить тебе простыни,  одеяла. Ты   была в полном сознании   и  стеснялась своего беспомощного состояния.  А еще с горечью сказала, что накануне  прокапали химию и даже не сделали промывку, как обычно…
Нога у тебя распухала прямо на глазах и сильно болела, но ты терпела эту адскую боль и отказывалась  от  уколов.

  Я не знала, что делать  -   денег у меня осталось совсем немного,   и  позвонила Михаилу,  но дозвониться до него не могла.
Прошла тревожная беспокойная ночь, а  утром пришла твоя подруга Галина Анатольевна, узнала,   в   чем дело и обещала помочь:
  -  Давайте, идите в соцзащиту, а я посижу с Катей, пока она спит,  а проснется  -  покормлю.   
 
    После долгих поисков   я   попала  в  учреждение  с  милым названием «Забота», там объяснила,  что моя дочь  -  инвалид второй группы,  находится в тяжелом состоянии, и ей срочно требуется помощь,  но  мне   дали длиннющий список учреждений, которые надо обойти, чтобы  получить помощь. На это у меня не было ни времени, ни сил.

  Но я всё-таки попыталась  -  пошла к заведующей поликлиникой, где наблюдалась Катя и объяснила ситуацию, на что  врач резко ответила:
- Обезболивающие вашей дочери мы дать не можем  -  она написала осенью отказ от бесплатных лекарств , а  памперсов  у нас нет.  Так что помочь вам ничем не можем, кроме того, что я выпишу рецепт,    а по поводу  назначения ей первой группы идите к главному врачу.

 Я пошла к главному врачу, но его на месте  не  оказалось, пришлось идти на прием к его заместителю – холеному,  румяному,  молодому   человеку  в белом халате.
На мой вопрос,   почему моя дочь до сих пор  на второй группе?  Он важно ответил:
- А она находится еще не в таком состоянии, что ей требуется первая группа…
 - Какое же надо состояние!  Она не может самостоятельно передвигаться! – доказывала я, но врач был неумолим и твердил, что надо пройти ВТЭК.
 - Господи! Всё бесполезно. Этим чиновникам  от медицины все равно, в каком состоянии находится моя дочь.  Надо бежать скорей домой к  Кате  и отправлять Ксюшу в школу,  - так думала я по дороге домой…


    Чиновники нам не помогли, а вот добрые люди нашлись – муж Галины Анатольевны принес пачку памперсов,  вторую пачку купил Михаил.   На обезболивающие лекарства  пришлось сдать все золотые украшения…
Но памперсы надо было менять,    а это было непросто. Ты пыталась подняться сама, но не могла  и в изнеможении падала в постель, и приходилось приложить немало усилий, чтобы привести тебя в порядок. Ты стоически терпела всё - наши неловкие движения, боль, неудобства.
 
    Приходили твои подруги  - Лена, Ира, Анжела. Они  приносили еду, но  ты  ела понемногу суп, сваренный мной, кисель и детское питание.  Ира достала у стюардесс, летавших в Приморье,  трепанга  и сказала  давать  его  тебе  каждое утро по чайной ложке.   Все они старались помочь, а   Галина Анатольевна  даже помогла мне провести  сухое мытье. Одна из подруг привела маникюршу и та сделала тебе красивый маникюр…

   Я очень благодарна им всем за внимание и заботу о тебе.   Потом приехала  моя сестра Наташа и тоже стала  помогать  мне  ухаживать  за тобой.   Но я  очень боялась  за твое состояние и вызвала врача.  После долгого ожидания  -  через несколько дней  пришла женщина-хирург, сделала перевязку, посмотрела ногу, покачала головой, попрощалась и ушла. Больше она не появилась…

  А состояние твое ухудшалось день за днем. Ты совсем мало ела  и только много пила. Один раз ты попросила:
  - Мама, дай мне чего-нибудь вкусненького.
Я открыла банку компота ассорти и давала тебе понемножку с ложечки резаные  фрукты, а ты просила:
- Еще, еще! – и съела половину банки.   А на другой день   попросила ручку и бумагу и уже неровными строчками написала, что  в случае  смерти доверяешь опеку дочери  мне,  своей матери, -  затем написала дату и расписалась. Потом  позвонила Михаилу и сказала ему,  что хочешь  исповедоваться  и  причаститься  и  попросила, чтобы  он пригласил батюшку.

     И на следующее утро пришел священник. Он был молодой, высокий,  красивый и румяный.  Батюшка прошел к  тебе  в комнату и попросил нас выйти. Таинство исповеди  началось. Через полчаса батюшка пригласил нас  и долго проводил обряд.  Он соборовал  и причащал тебя.  Мы повторяли за ним слова  молитвы,  и не было ее горячей…

   Но ничего не помогло и не облегчило твои страдания.  А  ты любила жизнь  и  вечером  сказала  мне:
- Мама! Я жить хочу! Я столько еще не сделала  в жизни…
 И я взяла тебя за руки  и ответила :
- Будешь, доченька, будешь, милая, жить…

  А ты угасала, словно свечка. Осунулось твое прекрасное личико, и только прежними  оставались  твои большие  голубые  глаза…
Я ухаживала за тобой с любовью, спала по нескольку часов в сутки,  но   тебе становилось  еще хуже,    ты  впала  в  кому,  ничего не  ела и только лежала   и  смотрела куда-то вдаль…

  Вечером, когда Ксюша еще делала уроки,   я вызвала скорую помощь.  Не сразу приехали к нам, хотя найти наш дом не представляло труда.
Врач, пожилая, умудренная опытом женщина,  выслушав мои объяснения и просьбу помочь  дочери, пристально посмотрела на тебя, послушала сердце  и попросила  проводить ее  в подъезд,   а  там сказала мне:
- Дни вашей дочери сочтены. Это случится сегодня или завтра. Помочь ей я ничем не могу. Держитесь.

   Я вернулась в комнату и не сдержалась,  заплакала,   и слезы капали  на   твою постель, а  ты вдруг пришла в себя, открыла глаза, погладила  меня по руке  и прошептала:
- На своей, на своей…
И  я поняла тебя – это ты хотела умереть на своей постели…
В юности ты читала роман Эмиля Золя  «Западня», где главная героиня Жервеза-  жена спившегося кровельщика Купо, мечтала  лишь в  конце  об одном  – умереть в своей постели…
   
  Но тебе это не было суждено. Твои  друзья решили отправить тебя в больницу против моей воли. Особенно настаивала  одна женщина – я не хочу называть ее имя…
Моя сестра Наталья тоже поддержала её и сказала:
- Пусть Катю отвезут в больницу. Ей там покапают,  а  станет лучше – отправят домой.

  Она и вызвала скорую помощь холодным зимним вечером.   В квартиру зашли тогда два медика –врач и фельдшер. Они даже не стали тебя смотреть,  а  попросили вынести больную   в  машину.  Я позвонила соседям, чтобы помогли, но никто не открыл дверь.  Тогда фельдшер постелил на полу    зеленую кленку и тебя положили на неё в  футболке и  памперсах…

  Я только успела накинуть  сверху  теплый  мягкий  халат,   как  тебя вынесли из дома,  положили  на снег, потом внесли в машину и увезли в больницу. 
 
   Я приехала  туда следом в  страшном волнении, когда тебя из приемного покоя уже подняли  в терапевтическое отделение.  Ты   лежала  на  третьем  этаже  больницы,    в  палате  с  облупившейся  штукатуркой на стенах,   и  была  без  сознания.  Кроме тебя   там  лежали еще человек пять женщин.   Я подошла   к  кровати и поцеловала тебя в  губы  - они были совсем сухими.

   Я знала, что тебе нужно пить,  и  побежала  в аптеку. Там купила воду в бутылочках, как для питья маленьким детям.  Твой организм страдал от обезвоживания и недостатка питательных веществ.  Я осторожно сунула тебе бутылочку  в  рот.   Глаза твои были открыты, но ты водила ими туда-сюда, вправо-влево совсем безучастно.

   Я хотела остаться с тобой на ночь, но меня не  пустил  врач,   и отговорила сестра Наташа:
- Иди домой, скоро придет со школы Ксюша. Как она останется одна в квартире? Она и так  вся перепугана. Сейчас Катя спит. Врач сказал, что ей скоро поставят капельницу, и ей станет лучше. Я приеду рано утром, а сейчас  с ней посидит Ира.  Иди, отдохни  хоть немного – на тебя смотреть жалко и Ксюшу успокой и покорми.
 
    Я вернулась в квартиру, машинально  поставила кастрюльку на плиту,  чтобы сварить внучке ужин.  А вскоре позвонила Ксюша.  Увидев пустой диван она сразу  тревожно  закричала :
-  А где мама?!
- Успокойся, милая,  она в больнице.
 - А что случилось?  Она умерла? Скажи! – кричала девочка.
- Нет, нет! Что ты говоришь! – отвечала  я,  а  у  самой сжималось  сердце от боли и  страха за твою жизнь…

  Ночь  мы  провели  беспокойно, Ксюша  долго не могла уснуть, а ночью вздрагивала и кричала во сне.   
Утром   я сразу позвонила сестре:
- Наташа! Ты где?
- Я  уже  в больнице.
- Как Катя?
- Она спит.  Все хорошо.
- Ты побудь с ней  пока, а я разбужу Ксюшу,  и мы приедем вместе.

   А  через полчаса Наталья позвонила сама:
  - Катя проснулась, покушала манной кашки, попила  чая. Сейчас  ей  будут ставить капельницу.
- Ну, спасибо, Наташа.  Мы скоро придем в больницу.

  Еще через несколько минут  новый звонок опять от Натальи.  Каким – то  глухим голосом она сообщила мне страшную весть:
- Умерла Катя…
- Что?! – закричала я  и бросила  трубку.  И снова звонок   -  звонила Галина Анатольевна:
- Соболезную, - сказала она.  И от этих слов  мне  схватило сердце  резкой кинжальной болью так, что я чуть не потеряла сознание.  Положив  под язык таблетку нитроглицерина,   я  открыла шкаф, где висели   твои нарядные платья,  и выбрала одно -  то самое, в котором   ты  была  на консилиуме. Собрав смертную одежду для доченьки,  я оставила  спящую Ксюшу,  быстро оделась   и побежала  в  больницу.
 
  Было обычное  зимнее утро с потоком машин и людей,  а  я   не замечала никого  -  задыхаясь, я  бежала с пакетом в  руках  дальше.  Но вот,  наконец,   впереди   трехэтажный   больничный  корпус.  Бегом,   из последних сил я поднялась на третий этаж, вбежала в палату  мимо поста медсестры и увидела пустую кровать.  Я вернулась на пост  и спросила:
-  Где моя дочь Оградовская Екатерина?
- Увезли в  морг, - спокойно ответил  молодой врач, склонившийся над чьей-то историей болезни.
 - Когда увезли?  Ведь еще не прошло и часа, как она умерла…
И почему? Ведь диагноз её был известен.  И мне обещала заведующая поликлиникой, что в случае смерти   её не будут вскрывать.
- Всех больных, умерших в стационаре, мы отправляем на вскрытие, - невозмутимо ответил мне молодой доктор и подал бумажку с  телефоном и адресом морга, где я могу забрать свою дочь…
 
     Слезы  градом хлынули из моих глаз, я вытерла их рукой и пошла к выходу. По иронии судьбы больница находилась  напротив того самого дома, где когда-то,   полные  надежд на счастье,  жили  Катя и Дима. Вот  на этом балконе сидела Катюша с маленькой Ксюшей.  А большая  береза весело шелестела  им  зелеными листьями и убаюкивала  ребенка  на руках матери. Ветки её склонялись к  самому балкону. Маленькая девочка любила смотреть на березу, особенно, когда на ветки   садились птички  и пели свои песни.  Эта береза была свидетелем короткого  семейного счастья молодой пары…

 А теперь  город принял и выплюнул очередную свою жертву.  Это случилось в пятницу, которая стала  для нас  черной…

  Я позвонила в морг и спросила:
 -  Когда я могу забрать свою дочь Оградовскую  Екатерину?
 Мне  равнодушно  ответила  женщина, работавшая  там:
-  Только в понедельник утром. Трупов много. Вскроем только к вечеру. Привезите одежду и деньги   - три тысячи семьсот рублей за мытье  и  переодевание покойной. Можете эти деньги передать с  работниками похоронного бюро.
 - Да, да, обязательно передам, - ответила я   и  поехала  домой на автобусе.
 
     Ехать было недалеко – всего две остановки, но какими долгими они показались мне!  Белый свет казался мне черным.   И  сейчас трудно писать  об этом…
Дверь мне открыла Ксюша. Глаза её были заплаканы.
- Я тебя потеряла, долго ждала.  Где ты была? У мамы? Как она?
-  Мамы нет. Она умерла.
- Как нет? Ты обманываешь меня. Это неправда! – кричала,   громко всхлипывая,   бедная девочка.
Я схватила её и прижала к себе – ты оставила мне самое дорогое, что было у тебя…

     Мы плакали вместе, а потом  я  собрала и проводила   её  в школу  - пусть  отвлечется  от  горя  среди одноклассников, а сама поехала  в похоронное бюро и не  передать того ощущения, которое испытала  я   среди   гробов, крестов, оградок и венков.  Но  надо было достойно проводить тебя в последний путь,   и  я  договорилась  обо всем.