Иногда встречаются люди, позиция которых выглядит со стороны настолько несостоятельной, ограниченной, и не выдерживающей критики, что ни в коем случае не хочется, чтобы твоя собственная со стороны была такой же. Но для них там в их понимании всё иногда совершенно наоборот: она такая веская, такая бесспорная, такая всеобъемлющая, что рядом с ней стоять даже нечему и негде. В данной статье мы рассмотрим некоторые моменты, за счёт которых свои убеждения изнутри могут выглядеть иначе, чем со стороны.
Начнём с того, что у одних людей сначала идёт установление истины, потом уверенность в полученных выводах, а у других сначала идёт уверенность в своей правоте, а потом подгонка под это всего, что видится весомыми доводами. А весомым и не вызывающим вопросов при сильной уверенности видится многое из того, что без неё таковым не видится. И когда человек ставит себе установку видеть истину в чём-то, и смотрит на неё через уверенность, то и многих оснований для сомнений он уже просто не видит.
Как получается рокировка причин и следствий? Дело в том, что во всяком движении сначала идёт мотивация, а потом действие. И если к определённым вещам нет мотивации, то и соответствующих действий в их отношении быть не может. Допустим, человеку нравится во что-то верить, и эта вера составляет смысл его жизни. И если бы он остался без этой веры, то и жизнь потеряла бы смысл, а соответственно, потерялся бы смысл и что-либо делать. И пока он пребывает в своей вере, у него есть смысл делать связанные с ней действия и искать ей (при необходимости) новые подтверждения. А опровержений ей искать у него нет смысла нет. Потому, что если его вера ошибочна, то и нет смысла жить тогда, и нет смысла что-либо делать. И соответственно, нет в т. ч. мотиваций искать каких-то опровержений чему-то.
Примерно так и получается во всех темах, где желание во что-то верить настолько сильно, что исключает мотивации проверять обратное. Но самому себе такой человек не может предоставить дело так, что он не ищет опровержений потому, что ему этого не хочется – так вера потеряет свой изначальный смысл. Вера требует отсутствия видимости каких-то сомнений, а потому он может самому себе это представить только так, что смысла искать опровержения вере нет потому, что их просто всё равно не может быть в природе. И объяснять это он может себе при помощи каких угодно приёмов, но других объяснений его позиция просто не пропустит. Такой подход порождает определённую специфику видения дела, в которой принципиально упускаются из виду определённые моменты.
Образно, ситуация обстоит так: допустим, человеку надо пройти через лес, и перед ним две тропинки, в отношении одной из которых он верит, что она должна вывести его к нужному месту. И он видит только тут тропинку, в которую верит, а ту, в которую не верит, не видит. Т.е. там, где другой сначала видит развилку, и потом уже две дороги, этот видит только одну, и она для него есть всё, что входит в его понятия «начало и конец». Вот просто фокус такой, что у него бельмо в глазу, которое не даёт видеть вторую дорогу.
Примерно таким получается и видение ситуации людьми, которые во что-то верят настолько сильно, что. проверять свою веру смысла просто не видят. Там, где более адекватные люди видят два вопроса: «что, если я прав?», и «что, если я всё же не прав?», эти видят только один путь: «Я прав». И никакого места ни для каких «А что, если я всё же не прав?» в их видении просто не будет. И в направление «я прав» у них будут вложены все силы, чтобы проработать его как можно лучше.
Когда разум чего-то не ищет, то он этого и не находит, а когда он чего-то не находил, он и не знает, что оно существует. Поэтому ему естественно не придавать никакого значения тому, чего он не видит. Например, когда человечество не знало о том, что Земля – незаметная песчинка в океане вселенной, люди считали её центром всего. А небо они видели твёрдым куполом, по которому движутся небесные светила. А за этим куполом для них ничего не было, ибо была вера, что там «пустота» во всех смыслах. И не было так же особого желания думать об этом, и ни о каким величии каких-то объектов за его «пределами» особого смысла разговоров как-то и не виделось. А Землю они видели предельно великой, ибо не может быть ничего более значительного, чем занимающий центральную/основную часть всего «возможного» пространства объект. И под колпаком этого представления о вселенной им виделось такое величие своего мира, которое современный человек видит в открывшемся ему в телескопы космосе.
Аналогичным образом обстоит дело и с недалёкой уверенностью в своей правоте: никакой значительности чего бы то ни было в пространстве «А что, если я не прав?» для неё не существует. И рассеивать свои чувства за пределы пространства «Я прав, потому, что прав!» она не собирается. Своё же «Я прав» она видит предельно великим, ибо ничего значительнее этого представить не может (и не хочет). И в таком режиме его носитель может жить всю жизнь, и не видеть никакой проблемы в том, что всё может быть совсем иначе. Ибо, если разум чего-то не видит, то для него этого просто нет.
Когда разум не видит чего-то более великого, чем то, что есть, то существующее ему и кажется самым продвинутым, потому, что один из смыслов жизни и заключается в обладании именно тем, что представляется самым значительным. И в силу этого то, что есть, хочется воспринимать предельно важным.
Например, если человек живёт в конце 19го века, где авиация начинает только-только делать первые шаги, то для него самый первый самолёт, способный на несколько метров оторваться от земли, уже есть чудо техники, являющим собой что-то чуть ли не выше его представлений о возможном. Когда он живёт в начале 20го века, для него такой самолёт уже не чудо. Ему подай такой самолёт, который может развить скорость за 100 км/ч. А тот самолёт для него уже нелепая громоздкая конструкция, неуклюжесть которой видна невооружённым глазом, (который почему-то не обращал внимания на это своевременно). А вот новый аккуратненький биплан будет вызывать у него восхищение каждой своей деталью. Пока на смену ему не придёт более перспективный моноплан, и двойное крыло начнёт вызывать ассоциации со старьём, ретроградом, и отсутствием элегантности.
Когда на смену пропеллерным самолётам придут турбореактивные, градация восприятия снова сместится, и каждый раз та же самая гордость за достижения своего технического прогресса техники человеком будет переноситься с тех же самых деталей на новые. А старые будут переставать вызывать те же самые чувства, что и их предшественники, потому, что система оценивания будет перераспределена, и ассоциации с ними будут направляться в совсем другие пути соображений.
Аналогичным образом происходит и с эволюцией убеждений – пока человек не увидел таких оснований в пользу другой позиции, в сравнении с которыми его основания нелепы и немощны, они для него всегда будут верхом рациональности и свежести, а построенное них «я прав» всегда на предельной высоте полёта.
Когда разум всю жизнь сидит на своём «я прав и точка», для него это убеждение так и остаётся единственным, которое он изведал в жизни. А первая уверенность всегда особая. Она, как первая любовь, которая ощущается по-особому, даже если в ней ничего особенного и нет (как иногда выясняется потом, когда есть, с чем сравнивать). Как первый день на новом рабочем месте, который запоминается тем, что он первый, и после которого все остальные постепенно сольются в сплошную полосу, из которой выделяться будут только те, в которых было что-то особенное, но первый запомнится тем, что он первый, даже, если в нём ничего особенного не было. Как девственная плева, которую рвать первый раз обычно больно, а потом уже всё проходит гораздо спокойнее. И вот этой своей уверенности некоторые желания видеть свою правоту дают клятву верности, что она у них всегда будет первая и единственная.