Из цикла «Вещие сны»
– Вы разрешите, господин Банев? – пророкотал над ним приятный мужской голос. Это был господин бургомистр собственной персоной – элегантно-округлый, идеально выбритый и безукоризненно одетый представительный мужчина со скромной орденской ленточкой в петлице и со щитком Легиона Свободы на левом плече.
– Прошу, – сказал Виктор без всякой радости.
Господин бургомистр сел, огляделся и сложил руки на столе. Подошел официант, новый какой-то, незнакомый, дружелюбно посоветовал взять устриц, принял заказ, помахал салфеткой по столику и удалился.
– Я постараюсь не обременять вас долго своим присутствием, господин Банев, – сказал бургомистр. – И попытаюсь не портить вам трапезу, однако же вопрос, с которым я намерен к вам обратиться, назрел уже достаточно…
– Я вас слушаю, – сказал Виктор.
Бургомистр произнес негромкую, хорошо продуманную и стилистически совершенную речь. Он многословно выразил желание не задерживать внимание господина Банева на овладевших городом слухах, каковые слухи, он должен прямо признаться, есть результат недостаточно точного и единодушного исполнения всеми уровнями администрации предначертаний господина Президента…
– Мы встречаемся с вами здесь, господин Банев, в обстановке скорее неофициальной, ибо, и, сознавая вашу занятость, не рискую обеспокоить вас в часы вашей работы, особенно принимая во внимание специфику оной. Однако же я обращаюсь к вам сейчас, как лицо официальное… Боюсь, правда, что наш разговор трудно будет счесть застольной беседой, ибо речь пойдет о вещах и обстоятельствах не только печальных, но, я бы сказал не аппетитных…
– Господин бургомистр, – сказал со вздохом Виктор. – Должен вам признаться, что мне крайне трудно следить за вашими длинными периодами. Давайте говорить просто, как добрые сыновья нации. Давайте не будем говорить, о чем мы не будем говорить, и будем – о чем будем.
Лоску у господина бургомистра на глазах поубавилось, и он крикнул подать себе коньяку. Виктор тоже крикнул подать себе рюмку коньяку. Бургомистр хохотнул, оглядел опустевший зал, легонечко ударил кулаком по столу и сказал:
– Гласность нужна! Хорошая статья нужна, в столичной газете, подписанная известным именем. Вашим именем, господин Банев. А материал животрепещущий как раз для такого трибуна, как вы. Очень прошу. – Мы, конечно, ни в какой мере вас не торопим, – сказал бургомистр. – Вы человек занятой и так далее. Что-нибудь в пределах недельки, а? Материалы все мы вам представим, можем предоставить этакую схемку, планчик, по которому было бы желательно… а вы коснетесь опытной рукой и все заиграет. И подписались бы под статьей три выдающихся сына нашего города – член парламента Росшепер Нант, знаменитый писатель Банев и государственный лауреат доктор Рем Квадрига…
– Я обдумаю ваше предложение, – сказал Виктор, улыбаясь. – Замысел представляется мне достаточно интересным, но осуществление потребует… потребует некоторого напряжения совести.
Зурзмансор, странно покривив лицо, посмотрел на него.
– А, понимаю, – сказал он. – Творец, а не подопытный кролик… Но, видите ли, я сообщил вам только одно обстоятельство, сообщающее вам ценность в наших глазах. Другие обстоятельства общеизвестны, это правдивая информация об объективной действительности, машина эмоций, средство возбуждения фантазии, удовлетворенные потребности в сопереживании. Собственно, я хотел вам польстить…
– В таком случае, я польщен, – сказал Виктор. – Однако все эти разговоры к написанию пасквилей никакого отношения не имеют. Берется последняя речь господина Президента и переписывается целиком,
– Это вам только кажется, – возразил Зурзмансор. Вы прочтете эту речь и прежде всего обнаружите, что она безобразна. Стилистически безобразна, я имею в виду. Вы начнете исправлять стиль, приметесь искать более точные выражения, заработает фантазия, замутит от затхлых слов, захочется сделать слова живыми, заменить казенное вранье животрепещущими фактами, и вы сами не заметите, как начнете писать правду. Существуют люди, которые автоматически, независимо от своих желаний, трансформируют по-своему любое задание, которое им дается. Вы относитесь к таким людям.
– Это хорошо или плохо? – спросил Виктор.
– С нашей точки зрения – хорошо
– Может быть, – сказал Виктор. – Во всяком случае, писать эту статью мне сейчас не хочется.
Наступило молчание. Виктор без аппетита ковырял бифштекс и размышлял. Бургомистр окинул его быстрым взглядом, что-то рассчитал, что-то сопоставил, но, наверное, все шло в ход – и то, что Виктор пьянствовал с Росшепером, и то, что он вообще пьянствовал, шумно, на всю страну, и то, что Ирма – вундеркинд, и то, что есть на свете Диана, и еще, наверное, многое.
– А вы знаете, что это должна быть за статья?
– Да, представляем.
– Но ведь вы такую писать не станете… А что-нибудь другое – хочется?
– Да, – сказал Виктор, глядя Зурзмансору в глаза. – Я бы с удовольствием написал, как дети ушли из города.
– А-ля Гаммельнский крысолов?
– Вот именно, а-ля, – легкомысленно подтвердил Виктор и осекся. Он вспомнил, чем кончилась история с Гаммельнским крысоловом.
Зурзмансор удовлетворенно кивнул.
– Прекрасная мысль. Напишите.
Напишите, подумал Виктор с горечью. Мать твою так, а кто это напечатает? Ты, что ли, напечатаешь?
– Пишите о чем хотите, и как хотите, Банев, не обращайте внимания на псов лающих. Если у вас будут трудности с издательствами или денежные затруднения, мы вас поддержим. В крайнем случае мы будем издавать вас сами. Для себя, конечно. Главное, чтобы вы осознали: есть контингент читателей, пусть пока не очень многочисленный, который заинтересован в вашей работе. Так что ваши миноги будут вам обеспечены. Имейте в виду, вы, по-видимому, станете лауреатом литературной премии лепрозория за прошлый год.
Официант принес устрицы и бутылку белого вина. Бургомистр поднятием пальца остановил его.
– Друг мой, – сказал он. – Пол-порции китчиганской осетрины и рюмку мятной. Осетрину без соуса…
– Н-да, – сказал Виктор. – Такого со мной еще не бывало. И много денег?
– Тысячи три. Не помню точно…
– Ясно, – сказал он. – Опять меня покупают.
– Вы неправы, Банев, – сказал господин бургомистр. – Мы не покупаем вас. Мы просто хотим, чтобы вы остались самим собой, мы опасаемся, что вас сомнут. Ведь многих уже смяли… Вы нам нужны, Банев. Причем, вы нам нужны такой, какой вы есть. Нам не нужен Банев – наш союзник и наш певец, поэтому не ломайте себе голову, на чьей вы стороне. Будьте на своей стороне, как и полагается всякой творческой личности. Вот все, что нам от вас нужно. Моральные ценности не продаются, Банев. Их можно разрушить, купить их нельзя. Каждая моральная данная ценность нужна только одной стороне, красть или покупать ее не имеет смысла. Господин Президент считает, что купил живописца Р. Квадригу. Это ошибка. Он купил халтурщика Р. Квадригу, а живописец протек между пальцами и умер. А мы не хотим, чтобы писатель Банев протек между чьими-то пальцами, хотя бы и нашими. Нам нужны художники а не пропагандисты. – Он помолчал. – Вообще, мы хотели бы, чтобы вы чувствовали себя спокойно. Вам не надо ничего бояться. Вы, наверное, догадываетесь, что наша организация занимает определенное положение и пользуется определенными привилегиями. Не стоит об этом распространяться…
Виктор угрюмо посмотрел на него. Нет, это была не насмешка. И не светский разговор, чтобы завязать беседу.
– Оч-чень, оч-чень льготные условия, – сказал Виктор. – Карт-бланш и штабеля маринованных книг в перспективе. Слушайте, Зурзмансор, вам приходилось когда-нибудь продавать душу и перо?
– Да, конечно, – сказал Зурзмансор. – И вы знаете, платили безобразно мало…
Он усмехнулся, и вдруг что-то страшное произошло с его лицом. Правый глаз опустился и съехал к подбородку, рот стал треугольником, а левая щека с ухом отделилась от черепа и повисла. Это длилось одно мгновение, затем фотография кончилась и началось кино.
– Эх! – сказал Тэдди. – Не того били, господин Банев. – Ничего ты не понимаешь в нашей жизни, писатель.
– Оторвался от нации?
– От нации не от нации, а жизнь нашу ты не знаешь. Э-эх!
– Ладно, Тэдди, сказал Виктор. – Давай счет. Много получилось?
– Твой карман выдержит, – ухмыльнулся Тэдди. – Одного я не понимаю, – продолжал он, глядя, как Виктор отсчитывает деньги. – Зачем ты его так? Ты его не любишь?.. Ладно, не горюй. – На ходу считая деньги, Тэдди пошел в ресторан. Виктор последовал за ним. Они вернулись в вестибюль, и Тэдди спросил швейцара, уже занявшего свой пост:
– Что! Много наломали?
– Да, нет, – ответил швейцар, – можно считать, что обошлось. Торшер один покалечили, стену загадили…
В зале опять установился покой... Писатель Банев был зачислен в состав городской элиты, и чтобы привести в порядок потрясенные такой честью нервы, ему пришлось вылакать фужер коньяку, Виктор расплатился, поднялся к себе в номер. Он заперся в номере, выключил телефон и еще зачем-то прикрыл его подушкой. Затем он сел за стол, налил джину, и, не разбавляя, выпил залпом весь стакан. Джин обжег глотку и пищевод.
Лечь бы на дно, думал он. Лечь бы на самое дно, чтобы не слышали и не видели. И никому не давать о себе знать. И нет меня, нет. Молчу, разбирайтесь сами… Вот и насчет схемки ввернул… знаем мы, что это за схемка и какая это должна быть схемка. Господи, почему я никак не могу сделаться циником?..
– Лечь бы на дно, как подводная лодка,– пробормотал Виктор, растягиваясь на дне лодки. Шпангоуты резали ему бока, и было очень неудобно, но уж очень хотелось спать. Злой волчок, который сидел на носу лодки, повернул голову и стало видно, что у него нет лица, лицо он держал в руках, и лицо смотрело на Виктора – хорошее лицо, честное, но от него тошнило,
2018
Стругацкие, Аркадий (1925 – 1991) и Борис (1933 – 2012) – классики мировой литературы. В композиции использованы фрагменты их романа «Хромая судьба» («Гадкие лебеди»)