Подлинная история падения. Глава 4

Дмитрий Благов
  Свет исчез не мгновенно и молниеносно, а постепенно, словно в замедленной съемке, растянув последние секунды созерцающего в бесконечные лоскуты самого времени. На этих переплетенных и устремившихся во все направления лентах, словно на размытых акварельных полотнах отображались едва узнаваемые пейзажи и места, которые когда-то, наверняка имели очень большое значение. Бесконечные лица смотрели с этих полос кто с улыбкой, кто с осуждением, на некоторых читалась грусть, у кого-то явно доминировало безразличие. Но, подавляющем чувством объединявших всех была без сомнения любовь. Это чувство невидимой связующей нитью соединяло каждого и каждую, запечатленных на этих плоскостях, стремительно разматывающихся во все стороны сразу, будто бесконечные фотопленки беспрерывно выпадающие из бездонного футляра. Сотни, тысячи, миллионы лиц, портретов, силуэтов мелькали на этих невообразимых линиях. Знакомы ли мы были с ними еще тогда, когда все было привычным, знакомым, цельным и неделимым? Не знаю, изо всех сил стараюсь из глубин памяти моменты знакомства, общие встречи, какие-либо знаковые события, но безуспешно. Воспоминания молчат, молчат немые собеседники. Их туманные лики отдаленно напоминают тех, с кем уже наверняка и не раз встречались в те времена, когда в груди бешено колотилось сердце, легкие обжигал воздух, а я и помыслить не мог о том, что когда-то и мне придется шагнуть за грань. Только одна общая черта с прошлым присутствовала на лицо. Отдельно от единого, всеобъемлющего, всемогущего, всепрощающего сознания я оставался пребывать обособлено, отдельно в какой-то степени самим собой.
  Жаль только, но прижизненный альбом старых черно-белых и более новых цветных запечатленных воспоминаний оставался по прежнему надежно заперт. В этом невообразимом и причудливом междумирье все воспринималось на уровне эмоций, внутренних и внешних потоков энергий. Едва ощутимых, словно протекающих на заднем плане, где-то в отдалении. Словно при прослушивании радиопередачи вы бы вдруг внезапно обнаружили еле слышную фоновую волну, а за ней еще более незаметную. Эти бурлящие потоки словно в горной реке несли мысле-образы, которые предстояло словно разбитый старый калейдоскоп восстановить из миллиардов разноцветных, переливчатых осколков. Какую же цельную картину представляло это величественное полотно до момента распада, кто же решился заглянуть в таинственное черное зеркало, отражающее внутреннюю, скрытую до момента, суть каждой души в каждом из воплощений. Из-за чего все мироздание разлетелось в алмазную пыль, во имя чего и с чьей легкой руки мне еще предстояло выяснить. И на сей раз мне уже не нужно будет опираться не на закостеневший и беспросветно-рациональный ограничитель в виде человеческого ума. Как и фундаментальный, вечно одергивающий, осторожный и безнадежно логичный разум больше не создадут мне преград в этом запредельном путешествии. На этот раз никаких рамок, никаких потолков и пределов, ни единого ограничителя. Чистый, словно высокогорное озеро в отдаленном районе Непала опыт. Самый бесценный из всех когда-либо возможных видов переживаний предстал передо мной.
  В тот самый миг, когда все стало проясняться и все жизни всех людей стали открываться передо мной словно открытая книга, чья-то воля из вне бережно и очень аккуратно направила мой маршрут к самому началу. К первоисточнику всего существовавшего, существующего и ожидающего воплощения в бесчисленных мирах материальной, тонкоматериальной и эфирных энергий. Прежде чем постичь, мне предстояло очиститься от наносного, накопленного за сотни, тысячи, бесчисленное множество прожитых материальных циклов. Все они сейчас слились в одну единую, неделимую, действительно вечную жизнь. Времени тут не существовало. Секунда равнялась веку, а век секунде. Потоки хроноса текли во все мыслимые стороны одновременно, скручивались в спирали и петли, отпрыгивали пружинами и разлетались сферами. В них россыпью граней, бликов, отражений проплывали прошедшие эпохи, исчезнувшие, давно забытые цивилизации, канувшие в небытие народы и континенты, разрушенные в стародавние времена планеты, миры и галактики. И все это было мной и я был этим всем. Каждый атом, каждая молекула, каждая мельчайшая частица была преисполнена живым, одухотворенным, всевидящим, всезнающим Светом. Для того, чтобы описать в полной мере или даже отдаленно происходившее потом мне не хватит слов ни на одном из когда-либо существующих языков. Для этого перо и бумага увы бессильны. Когда открывается мир мысле-образов даже литература при всей своей широте и многоуровневости смущенно склоняет голову.
  Затем все эти исполненные без преувеличения божественной гармонии видения и мысле-формы стали плавно, словно разнонаправленные воздушные потоки стали сливаться в цельный, неделимый, всесильный поток света, который в свою очередь стал преобразовываться из визуальных почти осязаемых объектов в бесконечно расширенный звукоряд. Эти акустические, если это были именно они, колебания стали трансформироваться столь удивительную и невероятную композицию, что без всяких сомнений с помощью подобного звука вполне возможно создать какой угодно мир, какую угодно жизнь и сотворить любое измерение заполнив его всем, чем угодно. В тот  момент я был сопричастным этому запредельному таинству вечности и мироздания.
Я был и наблюдаемым и наблюдателем и творцом и творимым и тонко-материальным полем на котором любая мысль могла обрести форму и материю. До той поры пока все ощущаемое, воспринимаемое и предвосхищаемое не начало едва заметно, а потом все более ощутимо вибрировать, создавая совершенно естественным и очевидно единственно верным способом абсолютную и совершенную музыку. Из потока гармонии она в конечном счете переросла в невыносимый даже для бестелесного создания грохот, словно тысячи солнц взрывались и рождались ежемоментно, порождая в своих многоликих видоизменениях по-прежнему гимн. Кому? Чему? Для чего? На тот момент даже тени подобных вопросов не возникало, все было кристально и безупречно ясно и само собой разумеющимся. Затем эта музыка переросла в последующий, доступный только для иного вида восприятия и посвящения порядок. Тогда был достигнут рубеж внетелесного, но все еще узнаваемого восприятия. Что было за ним - величайшая тайна, даже для покинувших мир живых. Сколько мгновений, секунд, дней, лет, тысячелетий или эонов продолжалось это таинство по ту сторону Высшего предела - я не помню и откровенно говоря помнить не должен. След в воспоминаниях оставил лишь следующий этап возвращения на предыдущую ступень бесконечной алмазной лестницы. Хотелось изо всех сил, во что бы то ни стало оставить с собой хоть отзвук, хоть случайный аккомпанемент того непередаваемого и во всех смыслах абсолютного совершенства.
  Когда пульсация энергии стала мало-помалу ослабевать стали возвращаться более привычные и знакомые образы, с которыми доводилось сталкиваться и раньше. Оставался открытым лишь один единственный вопрос, может быть и не существенный, неважный, в какой-то степени даже бессмысленный и оскорбительный по чистоте вибрации пространства в данный момент, но все же. Чем, кем, какого рода созданием или создателем я был в своем последнем воплощении? Как только было помысленно подобное все окружающее пространство стало в буквальном смысле уплотняться, перерождаясь во все и вся. Из пронизывающего бескрайние горизонты сияния он плавно и постепенно стал фокусироваться в сферообразования, если так уместно сказать, а затем эта сфера имеющая в своем нутре ответы на все мыслимые вопросы стала растягиваться в не имеющий ни начала ни конца туннель. Этот шарообразный и замкнутый со всех сторон участок перехода из сияющего добрым, ласковым светом стал заполняться непроглядной темнотой, фокусируя тем самым направление в котором стоило двигаться. Словно вытягивающийся из одной бесконечности в другую нескончаемый перегон метро, разделяющий две отдаленные станции: одну под названием "Неведение" с одной и с другой, находящуюся на весьма относительном удалении и имеющую более заманчивое название - "Познание". Двигаясь от тьмы к свету, из мрака забытия к трепещущему огню прозрения, я вдруг на миг ощутил весьма странное, расплывчатое ощущение, которое больше похоже на что-то среднее между предостережением, благословением и дружеской насмешкой. Обратив него самое пристальное внимание, словно поздоровавшись со старым другом и двинулся дальше. Впереди меня ждала возможность осуществить любую, самую невероятную мечту, сотворить самый невероятный мир, материализовать все, что угодно, пережить какой угодно опыт, чтоб затем вновь все забыть...