На что он руку поднимал

Владимир Калуцкий
  Время теперь такое, что каждый выбирает для себя устраивающий его вариант истории. Я по этому поводу вспоминаю утверждение Аристотеля о том, что "Художественное отображение былого более исторично, нежели сухое перечисление фактов". А я Аристотелю верю больше, чем всей нашей Академии наук. И потому почти за чистую монету принимаю книжный рассказ о России французского маркиза Астольфа де Кюстина.
 Я говорю о его книге "Россия в 1839 году".
 Сразу оговорюсь, что ни у одного русского автора не встречали ничего , сравнимого с этим свидетельством современника Николаевской России. Здесь скорее документ, чем беллетристика. Причем, писал свою книгу маркиз без опаски перед царем и памяти о цензуре.
Кстати, о цензуре. Книга сразу по публикации была запрещена и во Франции, и в России. Во Франции по причине нежелания ссоры с Россией. В России - по известной причине нетерпимости к правде. И книга жила в рукописных списках. Правда, за границей её всё-равно издали, а в России  она единственный раз напечатана в 2000-м году, в теперь уже закрытом издательстве "Терра". Ныне это библиографическая  редкость. Но я успел завладеть "Россией в 1839 году".
 Что же в ней такого запретного?
 Всё.
 Эту книгу , не правя, можно издать нынче под заголовком "Россия в 2018 году". Читаю - и до боли узнаваемая Родина. " Россия -  это лагерная дисциплина вместо государственного устройства, это осадное положение, введенное в ранг нормального состояния общества (9т1, стр.160)"
 Это еще относительно мягкое определение. А как вам такое?: "В России шуметь разрешается только лошадям (т1, стр. 331)"
 Но у Де Кюстина - не только о государственном устройстве. Здесь - великолепные типажи, описание ярмарок и дорог, рассказ о погоде и народном творчестве.В книге - полный срез российского общества - от грабительского правящего класса до самого дна, описание разбойничьих ватаг и устройства жандармерии и армии.
 Эта книга убийственна для официальной истории . И чем дальше я её читал, тем больше понимал, что и сам готов запретить её. Становится просто страшно от того, что мы живем у адских условиях, не замечаемых нами, но превосходно видных извне.  Еще страшнее, что Кюстин не врёт. Он искренен,  в чём и признается читателю:  " Святые уже обрели то, что я ещё только ищу (т 2, стр 407)"
 Он искренен и потому, что мы видим воплощенными в нынешней жизни все те безобразия, которые он описывал . И те, которые даже им не описаны - видим тоже.
 А есть ли у Кюстина доброе слово о России?
 И не одно. Оба его тома написаны с уважением и любовью к русским людям. Он верит в хорошее будущее для нашей страны . "Представьте русской печати свободу на двадцать четыре часа, и вы узнаете такое, что в ужасе отшатнетесь (т1. стр. 382)".
  Подождем, пока наша печать получит свободу.   Пока же мы видим свободу  только самого  Астольфа де Кюстина.
  И в ужасе отшатнулись.