Гл.1
"Бывает ли человек лишним? Ну, чтобы вообще не нужным? Вряд ли. Да, и о преступниках тоже речь идёт. Многие засомневаются, зачем жить среди нормального народа тем, кто убивает, грабит и насилует? Ответ прост, он на поверхности. Матушка-природа создаёт всех людей хорошими, все рождаются с задатками здравомыслящих и вполне развитых индивидов, но что потом случается с человеком, за это никто потом не в ответе: ни мать-природа, ни Господь-Бог. Если он становится агрессивен и ненавидит весь окружающий мир. Если ему всё противно и он начинает крушить всех и вся, кто раздражает его самолюбие, всего лишь простым присутствием рядом с ним.
Но кому помешала обыкновенная женщина, которую вчера вечером нашли повешенной в собственной квартире? Значит, для кого-то она оказалась лишней?" - так рассуждал про себя старший оперуполномоченный по особо важным делам, Таничев Андрей Константинович, сидя в своём кабинете. Хотя не все коллеги были с ним согласны. Например, младший опер Николай Майчук. Он уже в который раз задавал Таничеву один и тот же вопрос:
- Андрей, ну почему ты опровергаешь, будто Ануфриева Алла Анатольевна сама наложила на себя руки? Квартира заперта, никаких следов вмешательства извне. Окна закрыты изнутри, да и как влезешь через окно, коли это шестой этаж? В комнатах чисто, никаких следов борьбы. Муж, первым обнаруживший свою благоверную мёртвой, подтвердил, что ничего из вещей не украдено, всё занимает свои места, как и прежде...
- Коля, а стул? - перебил его старший опер.
- Какой стул? - сразу не понял о чём речь Майчук.
- Тот, при помощи которого она, якобы, повесилась.
- А что с ним не так? Он тоже находился в комнате.
- Правильно. Но находился он слишком далеко от потерпевшей. Сам подумай: ну ковырнула она ногами в агонии, но подпорка должна остаться у её ног, так? Но не за несколько метров от покойницы. Как считаешь?
- Ну не скажи... - снова огрызнулся Майчук. - Помнишь, как расследовали убийство одного вояки? Потому и подумали, будто ему кто-то помог повеситься, что именно стульчик валялся чуть ли не на улице. А что оказалось на самом деле? Прошедший Афган военный пенсионер собственноручно прервал своё пребывание на этой грешной земле.
- Что ты сравниваешь, Коля? Здорового натренированного дядьку и слабую хрупкую женщину. Нет, не могла она так изловчиться, никак не могла. И не кажется тебе странным, что Алла Анатольевна, выпив почти половину бутылки водки, вдруг решила помыть посуду перед смертью, а уж потом - в петлю. Ни крошки на столе от какого-либо гулянья, на кухне везде порядок, вроде никто ничего не употреблял. Лишь початая бутылка одиноко стояла в раковине. И почему именно в раковине?
- Да откуда нам знать, что было в то время в мозгах этой бабёнки? Нахлесталась горячительного и душа возжелала экстрима. Что, мало таких случаев?
- Не мало, ты прав. - Таничев глубоко вздохнул. - Колян, я понимаю тебя. Ноги бить совсем не хочется, когда до отпуска остаются считанные денёчки, но чутьё сыщика должно оставаться с ним постоянно, даже если ему предстоит заслуженный отдых. Для того мы тут и есть, Колян, чтобы разобраться: а что же в последние минуты творилось в мозгах у этой бабёнки? Эксперты сняли отпечатки с бутылки и Лёшик (имелся в виду Алексей Воробьёв, эксперт с двадцатилетним стажем без отрыва от производства) сказал, что пальчиков что-то маловато на таре.
- Ну и? - удивился Майчук. - Всё сходится тогда. Она же сама пила, а не в компании. - Николай сделал небольшую паузу, ожидая ответа от старшего опера, но Таничев молчал, перебирая свои мысли. - К тому же, я опросил соседей, а они, как один, все подтвердили, будто в семье Ануфриевых всё было ровно. Иногда случались незначительные ссоры, но это так у всех. Алла Анатольевна не работала, вела домашнее хозяйство. Со слов мужа, женщина не отличалась крепким здоровьем, потому он сам предложил ей сидеть дома и варить борщи. До этого она трудилась кассиром на ж/д вокзале. Сам супруг занимает пост инженера по охране труда и технике безопасности в местной строительной организации. Богачами Ануфриевы не являлись, но и последний кусок тоже не доедали. Всё как у всех. Бабульки с нижних этажей, которые постоянно занимают лавочку у подъезда, подтвердили, что Александр Петрович вечером всегда спешил домой, частенько нагруженный пакетами с различной провизией. - продолжил Майчук, по-прежнему изучая лицо начальника. На это Таничев охотно откликнулся.
- И что ты этим хочешь сказать, ты сейчас мужа пытаешься оправдать?... Вечером спешил домой с авоськами в зубах, мол, зацените, какой я примерный семьянин! А ночью можно выйти из дома незамеченным, пока бабульки спокойно смотрят очередные сны про свою ушедшую молодость. Чужая семья, Колян - это тёмный лес.
- Да нет, я всего лишь сообщил факты, которые добыл в ходе следствия. - пояснил Николай.
- Какие это факты, Коля? Так, предположения. Разве эти старухи жили с Ануфриевыми под одной крышей? Ну вот... Сам знаешь, сколько у нас "артистов", что на людях такие правильные, а на самом деле - жутко ненавидят друг друга, прям, спят и видят, как бы побыстрее избавиться от супруга или супружницы. Вот так-то, Коля!
Ладно, уговорил, я отстраняю тебя от этого дела, занимайся бумагами, их в отделе скопилось предостаточно, а я сбегаю в офис к нашему инженеру, послушаю, что о нём говорят его коллеги. Быстрее бы уже Никитин с Веткиным раскрыли ту кражу с убийством на рынке в мясном павильоне, да к нам присоединились, а то тяжеловато придётся, а резервы у нас давно закончились.
- Не-не, Андрей, ты меня не так понял. - Майчук в два прыжка оказался рядом со старшим опером, когда тот уже успел подойти к двери. - Я ни от чего не отказываюсь, честно. А потому еду с тобой. Но только не бумаги. - Николай открыто улыбался, что Таничеву немного подняло настроение.
- Тогда поехали, если такие метаморфозы на ходу. Только ты знаешь мои условия: в машине сохраняй молчание. Говорить будем потом, когда я всё расставлю по своим полочкам, а то в голове у меня сейчас - одна каша.
- Да знаю я, не первый год с тобой работаю, уже изучил все твои привычки. Лады, я нем, как рыба.
По дороге Таничев вспоминал каждую деталь с того момента, как они с Николаем, по звонку мужа повешенной, прибыли в ту квартиру. Сразу бросилось в глаза, что благоверный как-то странно себя ведёт. Обычно плачут или горюют открыто, ведь навсегда ушёл тот человек, с которым прожиты лучшие молодые годы, а он трясётся весь, вроде боится чего-то.
Их единственная дочь, будучи замужем за немцем, укатила в другую страну. Казалось бы, наслаждайся семейным бытом и получай от жизни все радости и блага. Не надо деньги экономить, чтобы помочь детям и внукам, ведь они далеко и сами о себе заботятся. Так почему вдруг женщина решила отправиться к праотцам раньше времени?
Таничев тогда задал вопрос, побелевшему от страха Ануфриеву:
- Скажите, Александр Петрович, жена часто баловалась спиртными напитками? Вроде по виду и не скажешь, симпатичная и опрятная, даже в смерти. А алкашек, тех за версту можно угадать.
- А? - тот замешкался. - Да нет.. Может слегка и то в праздники.
- И что, водку? Это питьё только для мужчин. Во всяком случае, я так всегда считал.
- А? - снова переспросил хозяин, будто был на своей волне. Он замотал головой, тем самым утверждая, будто жена никогда не употребляла водку.
- Тогда, что это значит? - Таничев указал на початую бутылку в раковине.
Ануфриев только плечами пожал, руки у него тряслись. Старший опер понимал, что не имеет право любить или ненавидеть потерпевших, либо попавших в беду граждан, но Ануфриев был ему неприятен, опер сразу почувствовал к нему неприязнь.
- Чёрт возьми, Александр Петрович, это ваша жена, а не моя! Вы должны были заметить перемены в её настроении: может, она с кем-то поругалась, с вами, например. Или ещё что-то произошло. Ну как так, женщина, которая до этого не пила горячительных, вдруг надралась водки и опустошила почти пол-бутылки. Почему та, которая и мыслей не допускала ложиться в гроб, вдруг легла в него? А вы стоите передо мной, как истукан, вроде только вчера с ней познакомились. Хоть что-то скажите, чтобы мы могли с чего-то начать и за что-то зацепиться?! - спокойно, но жёстко спросил его Таничев.
- Ну не знаю я, не знаю! - завопил тот. - Что вы ко мне привязались или не понимаете, в каком я состоянии? Не ругались мы с утра. Правда, она немного поворчала, что на ночь я забыл форточку на кухне закрыть, когда курил, и в результате холода нагнало в квартиру, а Аллочка всегда раскрывается, привычка у неё такая.
- Вы спали вместе? - старший опер сверлил его взглядом.
- Какое это имеет значение? - вновь заорал Ануфриев. Его колотило ещё больше.
- А в обеденный перерыв вы приезжали домой?
Хозяин вздрогнул, но спросил тихо:
- Вы что, меня подозреваете?
- И себя тоже. - относительно ответил Таничев. - Я на это учился, всех подозревать.
- Нет, не приезжал. У меня конец месяца, отчётности хоть отбавляй. Да спросите у моего начальства, они подтвердят. - со злостью проговорил Ануфриев.
- Обязательно спросим. - пообещал ему Таничев и направился к выходу. Вести дальнейший разговор с этим неуравновешенным мужчиной - он больше не смог себя заставить, но в уме предполагал встретиться с ним ещё и, возможно, не однажды. Но потом опер, будто что-то вспомнил, остановился посреди комнаты:
- Я вам больше не нужен? - обратился он к экспертам. Лёшик Воробьёв оглянулся и так посмотрел, будто не на него, а сквозь него. Таничев понял, что оторвал Лёшика от важного занятия.
- Да убирайтесь вы, наконец, все отсюда! Хватит уже мешать! - махнул рукой эксперт и отвернулся.