Уже много ночей подряд Ирину мучила бессонница. Не то чтобы она совсем не спала, но нормальным сном это никак не назовёшь. С вечера, найдя удобное положение, в котором её меньше тревожили боли, она засыпала не надолго. Но сон длился всего час-полтора, потом она просыпалась и уже не могла заснуть до утра. Она лежала в темноте даже не пытаясь уснуть, зная, что эта проклятая бессонница так просто её не отпустит. Ирина прислушивалась к себе, к тому, что происходит в её теле, боясь момента, когда боль снова напомнит о себе. Потом она успокаивалась, расслаблялась и погружалась в воспоминания. Перед глазами вереницей пробегали годы её жизни, вспоминалось и хорошее, и плохое, и она старалась понять, что же было не так, что она пропустила, как говорится, прозевала, почему сейчас, в конце своей жизни, она испытывает горькое разочарование и острое чувство одиночества?
Всё чаще вспоминается детство. Оно было нелегким. Родилась в деревне, отец с матерью работали в колхозе. Кроме Ирины, в семье было еще трое детей, и все девочки. Одежду донашивали одна за другой, все помогали отцу и матери по хозяйству: семья держала корову, кур, всякую другую живность, чтобы прокормиться. Детские годы Ирины пришлись на войну и на послевоенные тяготы. Правда, к счастью, ее память пятилетнего ребенка, не сохранила все ужасы, связанные с фашистской оккупацией, с боями, прокатившимися лавиной через их село.
Самым ярким воспоминанием тех лет было то, как мама прятала их с сестрой в сундуке в зарослях кустарника в огороде, когда немцы устраивали облавы, забирая детей для отправки в Германию.
После войны училась в школе и помогала родителям по хозяйству, да и в колхоз на работу ходила с мамой, когда страда деревенская начиналась. Незаметно пролетели годы, закончила школу. Профессию выбрала необходимую в селе: ветеринарное отделение сельскохозяйственного техникума. Училась старательно, как, впрочем, и всё в своей жизни она привыкла с детства делать старательно. Отец с матерью заложили своим воспитанием такую черту её характера, а, возможно, и жизненные обстоятельства этому способствовали.
В техникуме встретила парня, учились вместе. Коренастый, хорошо сложенный, с голубыми выразительными глазами и русыми волосами, он привлекал внимание девушек, но Георгий, так звали его, предпочел всем девушкам Ирину. Да и было на кого заглядываться: ладная фигурка, как говорится, всё при ней, с вьющимися волосами цвета спелой пшеницы, с голубыми глазами, в глубине которых затаились задорные искорки, всегда опрятная, ухоженная, она заставляла мужчин оглядываться ей вслед. К концу учёбы Ирина и Георгий поженились, скромно отпраздновали свадьбу в студенческом общежитии и вместе получили направление на работу в небольшой городок на юге Украины.
Здесь, в этом зеленом, уютном, приветливом городке и началась их семейная жизнь и трудовые будни. Работали они в районной ветеринарной лечебнице, ездили по колхозам, лечили скот и домашнюю птицу. Молодым специалистам, им дали ведомственную квартиру: две комнаты без удобств, но довольно просторные, и от работы близко. Их счастью не было предела — своё собственное жильё, крыша над головой! Стали налаживать быт. Ирина оказалась отменной хозяйкой, в доме всё блестело, во всём был порядок: еда, хоть и скромная, но всегда вовремя, всё постирано, заштопано и поглажено. И в маленьком дворике порядок не хуже, чем в квартире — в палисаднике яркими головками кивают цветы, нигде лишней сорной травинки, дорожки подметены, трава аккуратно скошена, заборчик покрашен.
Вскоре у молодой пары родился сыночек, Васильком назвали. Говорят, у него от рождения глаза голубыми были, как у мамы и папы. И полетели годы, только успевай считать. Василёк рос, сначала в садик ходил, потом в первый класс пошёл. От других детей ничем не отличался: учился неплохо, в меру шалил, в меру послушным был. Правда, у Ирины не очень-то забалуешь, она была строгой мамой. Но для сына папа с мамой старались, работали, чтобы у него всё было, как у всех детей.
Жизнь в семье, вроде, нормально текла. Жили не обособленно, ходили в гости к друзьям, у себя принимали. Весной, на праздники, на природу выезжали, брали с собой кто что мог, накрывали «поляну» и веселились от души. В те времена это называлось «выехать на маёвку». Всё бы хорошо, но Георгий стал жаловаться на боли в желудке. Ирина заставила лечь на обследование. Диагностировали язву желудка. С тех пор начались хождения по мукам. Георгию надо было периодически проходить курс лечения, придерживаться диеты. Ирина всё делала, чтобы выходить его и вернуть к прежней нормальной жизни: настойками травяными поила, пищу диетическую готовила, следила, чтобы вовремя ел, не перегружала работой, всё брала на себя. Раз в год Георгию обязательно выделяли путёвку в санаторий. И он ездил.
Из санатория Георгий приезжал посвежевшим, отдохнувшим, но каким-то чужим, отстранённым.
- Жора, ты что как не родной? Не скучал по дому? А мы тут с Васильком дождаться тебя не могли. Или приглянулся кто на курорте? - донимала Ирина мужа вопросами.
Георгий вёл себя невозмутимо.
- Ириша, что за глупости у тебя в голове? Конечно, скучал! Какие романы могут быть? Еле успевал с процедуры на процедуру. Там же всё по расписанию.
Ирина верила мужу на слово, она ведь никогда не была ни в санатории, ни в доме отдыха. И представить атмосферу курортного города, особенно если это весна, лето или ранняя осень, она была, конечно, не в состоянии. Ирина вообще, кроме работы, мало что знала. Она трудилась с утра до вечера на работе и дома. Приученная к чистоте, порядку и добросовестному отношению к делу, она переносила свои привычки и на работу в ветлечебнице, и на ведение домашнего хозяйства. Всюду у неё был идеальный порядок, и сама она должна была быть ухоженной.
Всё шло своим чередом в их жизни, но червячок сомнения поселился в душе у Ирины. После следующей поездки Георгия в санаторий смутные мысли и настроения стали одолевать Ирину с новой силой, но доказательств не было, а не пойман, как говорится, не вор. Что-то всё-таки изменилось в их семейной жизни. Георгий часто становился раздражённым, покрикивал на сына, да и с Ириной начал конфликтовать по, казалось бы, самым незначительным поводам.
Так продолжалось года три. И вот однажды после очередной поездки Георгия на лечение, Ирина наткнулась на почтовую открытку с нежными словами о любви и подписью «любящая тебя Люся». Кровь бросилась Ирине в лицо, она зарделась, еле сдерживая эмоции.
- Боже мой, Жора, объясни, что это такое? Кто это пишет тебе любовные письма? Как ты мог, как посмел? Я тебя отправляла на лечение, тянулась из последних сил, чтобы ты был здоров, а ты заводил там курортные романы? - слёзы брызнули у Ирины из глаз, хоть она и старалась изо всех сил сдержать себя. И тут она услышала такие слова от мужа, которые чуть не довели её до обморока.
- Ирина, - сказал Георгий, - тебе придётся смириться. Я полюбил другую женщину и ухожу от тебя. Мы неплохо прожили с тобой почти 20 лет, но я устал от твоего властного характера, от твоей командной позиции, от упрёков. Люся любит меня, я её тоже, мы по характеру подходим друг другу, она не старается подчинить меня себе. Прости! С сыном буду общаться, - завершил разговор Георгий и, не давая Ирине опомниться, вышел из квартиры.
Трудно передать словами, что творилось в душе у бедной женщины. Одна мысль, как дятел дерево, долбила её мозг: «За что? За что он со мной так?» Обида распирала Ирине грудь, ей тяжело было дышать.
- 20 лет...20 лет я старалась, работала для него, для семьи, берегла его здоровье… Что я делала не так? Чем я хуже этой Люси? Он сказал, что я властная, что подавляла его. Да я же просто хотела, чтобы в доме был порядок, чтобы был налажен быт...- продолжала она свой внутренний монолог.
Успокоение не приходило, ответы на её вопросы не находились. А реальность наступала на пятки, Георгий готовился к разводу и отъезду. Разрыв очень тяжело дался Ирине, да еще Георгий на прощание поступил непорядочно. В её отсутствие он вывез из квартиры все ценные вещи, оставив квартиру полупустой. Видимо, он считал, что оставляет Ирине с сыном жильё, и этого вполне достаточно.
Как ни плохо, ни тяжело было Ирине, но жизнь продолжалась и требовала своё, требовала решения всех насущных проблем, которые теперь ей придётся решать одной. Вася, сын, подрастал, уже ходил в старшие классы. Не успеешь оглянуться, как школу окончит. Ирина перешла работать в ветеринарную аптеку, здесь не надо было мотаться по колхозам, приезжать поздно домой в нетопленую квартиру и оставлять сына без присмотра. Вася переживал развод родителей, но виду не подавал. С учебой у него было, как у всех мальчишек, когда лучше, а когда хуже, но всё-таки сносно, с поведением тоже — особых жалоб из школы не поступало. Ирина всё держала под контролем, но заметила, что Вася чаще стал ей дерзить, замыкаться в себе. Она понимала, что он скучает по отцу, но помочь-то ничем не могла. Да и возраст у него как раз самый беспокойный — переходный, говорят.
Сильной женщиной была Ирина, но и она устала от одиночества, от массы проблем, которые приходилось решать ежедневно. Квартира, в которой они жили с сыном, была неблагоустроенной: туалет на улице, вода из колодца, отопление печное. Дрова на зиму надо было заготовить, распилить, поколоть, воды, если стирка, приходилось натаскать вёдер двадцать, с огородом за городом тоже самой нужно было управляться. Сын не очень рвался подставлять своё плечо, если помогал, то как-то с неохотой. А вскоре Василий окончил школу и поступил в институт, укатил учиться в большой областной центр.
Подвернулся Ирине в это время мужичок, строитель по специальности. Разведённый, конечно, но где их холостых найти в зрелом возрасте. Мужчина был видный — высокий здоровяк, с большими ручищами строителя, но весьма приятной наружности, с голубыми глазами и седеющими волосами. Везло Ирине на голубоглазых! Звали его Виктором. Приняла его Ирина. Прожили они с ним неплохо лет десять. Хозяйственный был, деньги неплохие зарабатывал, к сыну Ирины хорошо относился. С его помощью она сына и выучила.
Но и тут хорошему пришёл конец через время. Ирина не может понять, что же им не хватало — и Жоре, и Виктору. Виктор тоже загулял, появилась женщина на стороне. Может она холодна, недостаточно нежна и эмоциональна? Не раз Ирина задавалась таким вопросом, а ответить сама себе не могла. Может быть, всё-таки её крутой характер тому виной? Она не любила уступать ни в чём, особенно если была уверена в своей правоте. Виктора она выпроводила быстро и снова осталась одна. Сын Василий к тому времени женился, зажил своей семьей в соседнем, километрах в шестидесяти, городке. Вскоре и внук на свет появился, Федором назвали.
Время шло. Ирина привыкла к своему одиночеству и не собиралась больше искать мужа. Сын с невесткой и внуком приезжали довольно часто. Сын помогал с хозяйственными делами и на огороде. Отношения с невесткой не заладились. Как говорят, нашла коса на камень. У Софии, невестки, характер тоже был строптивый, своенравный, не любящий подчинения. Женщина она была красивая, статная, лицо — кровь с молоком: гладкая белоснежная кожа с легким румянцем, глаза цвета темного шоколада, яркие, чёрные, выгнутые дугой брови и роскошные каштановые волосы. София знала себе цену, походка у неё была горделивой и независимой. Но свою свекровь она невзлюбила, и эта скрытая нелюбовь продолжалась долгие годы.
Жизнь свою Ирина не могла назвать лёгкой, но жила она не хуже других. Одевалась всегда красиво, со вкусом. Вещи берегла. Пальто, дублёнка, куртка служили ей долго, по несколько лет, но выглядели так, словно только что из магазина. Она по-прежнему держала огород, выращивая там картофель, зелень, овощи, что было хорошим подспорьем. Деньги зря не тратила. Каждая копейка у неё счёт знала. И всё бы ничего, если бы вдруг не пришла беда: обнаружила Ирина у себя уплотнение в груди. Никому ничего не сказав, уехала в областной онкоцентр, обследовалась, там и прооперировали. После операции сын забрал ее к себе, так как дело было в зимний период, а после операции ей надо было беречься и не поднимать тяжести. Возвратилась домой уже весной и опять никому ничего не сказала, не пожаловалась, а продолжала жить обычной жизнью.
Одному Богу было известно, как ей жилось после той черты, которую провела болезнь между прошлой её жизнью и нынешней. Возраст у неё уже был таким, какой принято называть преклонным. Тут уже и без такой, внушающей страх, болезни организм начинает сдавать: то давление скачет, то поясницу прихватывает, то ноги болят. Но поберечь себя, отказаться от каких-то прежних своих привычек Ирина не могла. Она по-прежнему и на работу продолжала ходить, хоть уже давно была на пенсии, и окна у неё должны были блестеть на всю улицу, и в палисаднике ни травинки лишней не должно было быть, и огород она старалась вовремя посадить, прополоть, убрать.
Сын с невесткой приезжали раз в неделю, но надолго не задерживались у неё. У них были свои проблемы, они занялись бизнесом, как говорят в народе, а по простому — торговали на рынке вещами. После рынка Василий влетал, как ветер, во двор и уже от ворот спрашивал на ходу:
- Мама, давай, что помочь? Говори, потому что мы устали и спешим, еще ехать домой!
У Ирины уже был обдуман план действий, она давно изучила данную ситуацию и всегда ожидала детей в полной готовности. К их приезду она копила дела, с которыми сама не могла справиться. Работа делалась на сумасшедшей скорости, характер её был разный, в зависимости от обстоятельств: то крышу надо было поправить, то в подвале порядок сделать, то забор отремонтировать, то траву скосить во дворе… Да мало ли дел находится, когда пожилая женщина живет одна в квартире без удобств, в доме коттеджного типа? Закончив работу, она кормила детей обедом, нагружала им полный багажник разной продукции с огорода: картофель, морковку, свёклу, помидоры, огурцы, зелень и так далее. Провожая их, просила:
- Вася, нужно чтобы ты приехал на денёк, жук колорадский доедает картошку, побрызгать бы! Сама ведь не справлюсь. Да и прополоть бы еще разок надо.
- Мама, какая картошка! У нас проблем невпроворот! А Соня ещё и работает! Бросай ты свой огород! Сколько тебе той картошки надо? Купим тебе пару мешков, с головой хватит!, - возмущался Василий.
- Да разве всё купишь? - сетовала Ирина, - видишь цены какие, а пенсия у меня копеечная! Огород-то подспорье, вот и вас понемногу снабжаю.
У невестки Софии, или попросту Сони, щёки от возмущения вспыхивали румянцем, а глаза сверкали, как молнии:
- Кто бы это уродовался на Вашем огороде? У меня здоровья тоже нет, а мне ещё работать до пенсии и на рынке стоять. Вы думаете нам легко? Подниматься в четыре утра, ехать Бог знает куда, стоять на рынке, а потом еще на огороде вкалывать? И не думайте! - сердито заканчивала Соня свой монолог.
Дети уезжали, не преминув взять всю ту продукцию, которую нагрузила им Ирина, а она оставалась один на один со своими болезнями и своими заботами.
Ирина часто вспоминала своего внука Федю. Он уже вырос, стал студентом, но бабушку не спешил проведать, когда приезжал домой на каникулы. А о помощи и речи быть не могло. Ирина задумывалась над тем, почему же внук, как чужой, не тянется к ней? В детстве, бывало, дети оставляли на время его у бабушки. То ли она была через чур строга, не разрешала шалить, то ли её любовь к порядку приводила в большому ограничению его детской свободы, но выросший внук к бабушке не стремился. А Ирина любила его по-своему, не забывала собрать ему денежку ко дню рождения, к Новому году.
Время шло. Ирина чувствовала, как с каждым днём уходят силы и энергия, ухудшается здоровье. Несколько раз лечилась в стационаре в своём городке, но когда стало невмоготу, сын забрал её к себе и там определил в больницу. Месяц бесполезного пребывания в стационаре результата не дал. Направили на обследование в областной центр. А там она снова попала в онкологию. Диагноз её не испугал, Ирина интуитивно чувствовала, каким он может быть. Врач только подтвердила — метастазы пошли в кости, поэтому боли в позвоночнике и в ногах. Назначили лечение, химиотерапию. Неделю пролежала в онкологии в областном центре, а потом сын увёз её к себе.
Она чувствовала, как недовольна невестка её пребыванием у них. Но была зима, ехать в неотапливаемую квартиру не было смысла. Ирина не смогла бы в её состоянии носить дрова, уголь, топить печку, носить воду из колодца. София разговаривала сквозь зубы, постоянно делала ей замечания: то она много воды выпускает в туалете, то в ванной комнате пользовалась не той мочалкой, то, якобы, газ забыла перекрыть на трубе. В интонациях голоса невестки не было доброжелательности, а только раздражение, и это очень обижало Ирину. Она понимала, что у них обеих неуступчивые, строптивые характеры, но София ведь жена её сына и должна бы относиться к свекрови более уважительно, тем более, что Ирина для них никогда ничего не жалела. Ирина подозревала, что внук Федя так холодно к ней относился неспроста, очевидно, здесь тоже прослеживалось влияние Софии.
Вскоре скрытый конфликт между свекровью и невесткой достиг своего апогея. Когда начался предпасхальный пост, София заявила:
- Мы постимся, так что, будьте добры, готовьте себе сами!
Это она сказала Ирине, которая принимала капельницы с тяжелейшими препаратами, которая еле двигалась по квартире по особой нужде и была настолько слаба, что не смогла бы спуститься с четвертого этажа без посторонней помощи. Разве бы Ирина отказалась от тарелки постного супа или борща? Или не съела бы постную кашу и картофельное пюре? Боль и обида перехватили Ирине горло, она стала задыхаться от возмущения. Но у неё даже на эмоции не было сил. Ирина, глотая слёзы обиды, молча отвернулась к стене, лёжа на своём диване.
На следующий день кое-как Ирина начала готовить себе сама какую-то самую простую пищу и тут заметила, что невестка закрыла на замок лоджию, где хранились овощи, растительное масло и другие продукты. Этот факт расстроил Ирину окончательно.
- Вася, сынок, ну что София делает? Она же издевается надо мной, больным человеком! Разве я это заслужила? Ты бы поговорил с ней, - пожаловалась Ирина сыну, когда он пришёл домой.
- Ну что вы всё конфликтуете, никак помириться не можете! Не буду я влезать в ваши женские склоки, сами договаривайтесь, - рассердился Василий и вышел, хлопнув дверью.
Закрывшись в комнате ей отведенной, Ирина наплакалась, с тем и уснула. А через несколько дней, когда София снова демонстративно вела себя на кухне, фыркала, гремела посудой, оттирала Ирину от плиты, у той не выдержали нервы, она сорвалась, обозвала невестку грубыми словами, та толкнула её, и они сцепились. София истерически кричала, прибежал Василий, разнял мать и жену, но заступаться за мать не стал. На следующий день приехал внук Федя, видно, невестка его вызвала. Он набросился на бабушку с упрёками, говорил очень обидные слова.
Точку поставил Василий.
- Собирайся, - сказал он матери, - отвезём тебя домой, мне скандалы не нужны.
Больше ничего не сказал, не спросил. Молча они с Фёдором посадили Ирину в машину и повезли домой, в её городок. Привезли, выгрузили сумки с вещами у дверей в квартиру, прямо во дворе, развернулись и молча уехали.
Ирина, расстроенная случившимся, не оправившаяся после рецидива болезни, осталась одна со всеми, вытекающими отсюда, проблемами. Кое-как втащив сумки в квартиру, она пошла в сарай за дровами — в квартире целую зиму было не топлено, а на дворе начало марта, снег еще лежит местами. С трудом натаскав дров и растопив печь, Ирина с облегчением вздохнула: «Слава Богу, я уже дома! Как ни трудно будет, но никто не станет портить нервы и так обижать. Дома и стены помогают.» Занимаясь домашними делами, Ирина снова вспоминала самые обидные моменты: и придирки и грубости невестки, и то, что сын не заступился, не защитил её, и внук Фёдор, который набросился на неё чуть ли не с кулаками...Её захлёстывала обида и острое чувство одиночества: на кого опереться, кто поможет, поддержит? Есть три родных сестры, но все три уже старые и больные, да и живут далеко, в областном центре почти на севере Украины. Как всегда, ей придётся рассчитывать только на свои силы. Ну, разве что соседи и друзья не дадут пропасть.
И потянулись дни за днями обычной жизни Ирины , с заботами, хлопотами, с многочисленными домашними делами, которые с каждым днём выполнять становилось всё трудней. Долгих четыре года от сына с невесткой, да и от внука, не было никаких вестей. Они не звонили, не приезжали, как будто её не было в их жизни.
Сколько передумала Ирина бессонными ночами, когда не могла заснуть от преследовавших её болей. Сердце окаменело от обиды, от горестных дум. В кого Василий такой жестокий, бескомпромиссный? Как он может спокойно жить, зная, что мать тяжело, неизлечимо больна и мается одна, без помощи и поддержки? Чему она его не научила? Где сделала ошибку? Ответа Ирина не находила.
Ей становилось всё хуже. Спасибо, друзья и соседи наведывались, помогали, чем могли. Но её мозг сверлила мысль о том, что же будет, когда она совсем не сможет себя обслуживать. Не раз Ирина плакала от своей беспомощности, от одиночества и от очень туманного будущего. Однажды пришла подруга и застала её в таком «плачевном» состоянии.
- Ирина, ты чего раскисла? Переживаешь, что ухаживать некому? Да у тебя такой козырь в руках — твоя квартира! Твоя невестка что говорила? «Пусть не ходят, никому ничего не достанется!» Значит, им важна эта квартира?! Вот возьми и позвони им. Скажи, что если не хотят тебе помогать и ухаживать, то ты составишь договор пожизненной ренты с чужими людьми, которые тебя и досмотрят, и похоронят, - наставляла подруга, стараясь успокоить расстроенную женщину.
Ирина долго раздумывала над предложением подруги и, наконец, решилась. Она даже записала на листочке то, что собиралась сказать сыну, чтобы от волнения не сбиться и что-нибудь не забыть. Подруга оказалась права. Уже через день после телефонного разговора, сын приехал. Особого раскаяния Ирина не заметила, но как-то вскользь он всё-таки извинился. Сердце матери отходчиво и своим детям прощает всё.
Сын стал приезжать каждую неделю, привозил продукты, делал необходимые домашние дела, но надолго не задерживался. Невестка если и была с ним, то в дом не заходила, ожидала в машине.
Надвигалась очередная зима. Ирина чувствовала, что она её не перезимует, не сможет она печку топить, дрова носить. Она в магазин за хлебом уже не могла сходить. Пришло время что-то решать. Василий купил в своем городе однокомнатную квартиру на первом этаже двухэтажного дома и предложил матери переехать туда. Объяснял, что там все удобства: отопление, горячая вода, тёплый туалет. Да и они будут рядом, в любой момент приедут, придут, окажут помощь. Другого выхода не было, болезнь всё больше одолевала Ирину, сковывала её. Раньше такая подвижная, энергичная, не привыкшая ни минуты сидеть без дела, теперь она всё больше лежала. Поднималась с трудом только поесть, сделать необходимые гигиенические процедуры да в туалет.
При переезде опять возникла ситуация, которая больно резанула Ирину по сердцу. Явилась невестка и заявила, что из этой квартиры ничего с собой не брать: « Не надо тащить это старьё в новую квартиру, у Вас там всё будет!»
София не называла свекровь ни мамой, ни по имени-отчеству. Безликое «Вы» было её манерой обращения. Ирина привыкла и на этот счёт не очень расстраивалась. Другое задело её за живое: сын снова не вступился за неё, хотя должен был понимать, что здесь мама оставляет самую большую, самую дорогую часть своей жизни. Здесь прошли и счастливые, и горестные годы, здесь родился единственный, любимый ею, сын, здесь она создавала родное гнездо для него, создавала уют, покупала какие-то. предметы домашнего обихода в расчёте на то, что когда-то они понадобятся и ему. Но сопротивляться решению детей у Ирины не было сил, её мучили боли, ей белый свет был не мил, она махнула на всё рукой.
- Делайте, что хотите, мне уже всё равно, - тихим голосом произнесла Ирина. Слёзы затуманили ей глаза, но она сдержалась, взяла себя в руки, чтобы не заплакать.
В новой квартире стоял диван, пара стульев, телевизор на тумбочке, правда, в кухне был стол и несколько табуреток. Но Ирина уже была равнодушна ко всему этому. Она в этой квартире чувствовала себя, как в заточении. Дни потекли однообразно, в борьбе с болью, которая почти не оставляла её, несмотря на обезболивающие уколы. Сначала она ещё старалась что-то читать, изредка смотрела телевизор, иногда общалась по телефону с сестрами и несколькими подругами. Мобильный телефон был старенький, постоянно разряжалась батарея, слышно было плохо, и вместо удовольствия Ирина получала порцию раздражения и неудовлетворённости.
Дети приезжали почти каждый день. Чаще сын, реже вдвоём с невесткой, иногда, когда Василий был занят, София приезжала сама. Обижаться нечего, едой они Ирину обеспечивали. Объективности ради, надо сказать, что София была хорошей хозяйкой, этого у неё не отнимешь, и готовила вкусно. Они привозили ей супы и борщи, котлеты и вареники, различные овощи и фрукты. А у Ирины уже совершенно не было аппетита, она с трудом заставляла себя съесть хотя бы немного.
Больше, чем в еде, Ирина нуждалась в человеческом общении, в теплоте отношений и родственных чувств. Но именно этого она и не получала. Сын и невестка всегда спешили. Они исправно выполняли свои обязанности по уходу: приносили лекарства, делали уколы, вызывали врача, производили уборку. Но все эти действия по времени укладывались в полчаса- час времени, а потом Ирина снова оставалась одна со своими думами и болью. Невестка София почти не разговаривала с ней. Прямо с порога произнеся скупое: «Здравствуйте!», она проходила на кухню, выкладывала там продукты в холодильник, гремела посудой, наводя порядок. Когда они с Василием приезжали вдвоём, то, в основном, сын занимался делами, а София садилась на стул и сидела молча, ожидая его. Правда, уколы делала невестка, но опять же без лишних слов. Ирина пробовала говорить с ними, но ничего хорошего из этого не получалось.
- Мама, чего тебе не хватает? Мы же всё для тебя делаем! Посмотри, разве мы плохо за тобой ухаживаем? У тебя всё есть — и еда, и лекарства, и чистая постель. Ну чем ты недовольна? - начинал возмущаться Василий, и кровь приливала к лицу.
- Да всего мне хватает, Вася! Мне же поговорить с тобой хочется, расспросить тебя, посоветоваться. Я же ни о чём не успеваю у вас спросить, так вы всегда спешите. Вот скажи мне, есть покупатели на квартиру? - пыталась достучаться до сына Ирина.
- Мама, а оно тебе надо, что ты забиваешь голову этой проблемой? Найдутся покупатели со временем, куда спешить? А что не разговариваю с тобой, так ведь нам некогда, ты должна понимать, что у нас куча проблем, - оправдывался Василий.
Квартиру всё-таки продали, правда, очень дёшево по современным меркам. Но Ирину взволновал не сам факт продажи, а то, что её продали со всем добром, которое нажила она за свою нелегкую жизнь: с мебелью, утварью, старым, но рабочим, в хорошем состоянии холодильником, стиральной машиной, коврами и гардеробом, забитым её личными вещами — одеждой на все случаи жизни. Ирина умом понимала, что всё это ей уже никогда не пригодится, но как тяжело было это осознавать. Сын с невесткой так легко распорядились её добром, ничего не взяв даже себе на память о родительском доме. Несколько дней Ирине было совсем плохо, её мысли постоянно возвращались к родному дому, к её цветам в палисаднике, к вишням, пышно цветущим по весне, к её уютной, хоть и неблагоустроенной квартире. И сердце щемило, ныло от воспоминаний, а на глаза то и дело наворачивались слёзы.
Болезнь одолевала Ирину. Она чувствовала, как жизненная энергия покидает её тело. У неё осталась одна отрада — воспоминания и сны. Когда боли ненадолго переставали её мучить, она засыпала тяжёлым, глубоким сном, будто проваливалась куда-то. Ей снились отец с мамой, молодые, красивые и рядом её сестрички, еще маленькие. Снился и Георгий в те годы, когда они были счастливы. Но сон быстро сменялся явью, невыносимыми болями и бессонницей. Сколько дум передумала Ирина за это время! Видимо, пришло время подводить итоги. Много вопросов задавала она себе. Думала, что не так в её характере, что не сжилась ни с Георгием, ни с Виктором? Её ли в этом вина, а, может быть, их? Или обоюдная? Что не так делала она в своей жизни? Вроде, и упрекнуть она себя ни в чём таком плохом не могла — работала много, не гуляла, мужьям не изменяла, не пила, была чистоплотной, аккуратной, за собой следила, всегда ухоженной выглядела… Уважали её в коллективе, друзья у неё были хорошие, Ирина и с соседями неплохо уживалась. Ей нечего стыдиться своей жизни, она её прожила достойно. А что Василий, сын её единственный, очерствел душой, так тут, может, гены отцовские, а может, жизнь сейчас очень жестокая, многих ломает. Прощает Ирина их, дети они её. А что так, а не иначе жизнь её сложилась, так это, наверное, судьба у неё такая. Как бы поставив точку в своих мыслях, Ирина закрыла глаза и уснула, утомлённая своими воспоминаниями, размышлениями и болью, на время отпустившей её.