Спокойный понедельник
- Доброе утро, Слава!
- Доброе утро, Татьяна Сергеевна! Только что-то мне кажется, не доброе это утро. Сектанты какие-то с утра ходили, всю голову мне задурили своим богом, мысли всякие лезут.
Вот такое оно – доброе утро понедельника. В ответ на слова дворника улыбаюсь. Денег не даю. Минут через пять-десять Вячеслав пробует повторить заход за деньгами. Приходит ко мне в кабинет вместе со своей собакой. Малыш, огромная лохматая дворняга, больше похожая на белого медведя, чем на малыша, пританцовывает, поскуливает, подпрыгивает, в общем, всячески выражает нетерпение. Вот уж не знаю, что ему хозяин в итоге пообещал за такое представление. Брови на моём лице независимо от моего желания приподнимаются, лихорадочно соображаю, как бы так сформулировать вопрос, чтобы получить краткий и однозначный ответ.
- Слава! Что всё это значит?
- Татьяна Сергеевна, Малыш просто вас уважает очень. У Вас не будет 100 рублей.
В конце этой интонационной конструкции явно нет знака вопроса. Мне просто сообщается, что у меня не будет 100 рублей. Вполне возможно, что 100 рублей за такое представление и недорого, но денег не даю. Просто нет «налички». Да и день длинный Вячеслав может понадобиться, пусть пока побудет в трезвом уме.
Сегодня у научных сотрудников выходной, я к научным сотрудникам не отношусь. Я, по видению руководства – нечто среднее между завхозом, слесарем, рабочим, юристом, делопроизводителем, курьером и цепной собакой. Если сложить все их качества и вывести среднеарифметическое, как раз и получится заведующий филиалом, которому любой руководитель чуть-чуть выше рангом может смело указывать и давать задания. Впрочем, понедельники я люблю. Понедельник перед умопомрачительной неделей, словно шлюзовая камера, готовлюсь, делаю вдох поглубже, набираю воздуха – впереди безвоздушное пространство, то есть пространственно-временной континеум, не надышишься. В понедельник в конторе я, дежурный сотрудник службы безопасности, уборщица Олечка, и дворник Вячеслав. Мы с Вячеславом, как обычно поутру, проверяем отопление. С этого же доброго утра выяснилось, что две секции по левую руку от двери в большом зале (зале церковного искусства) холодные, как основные клиенты соседних с нами учреждений (на нашей улице расположены две похоронные конторы и две за углом). Понимаю, придётся действовать по привычному сценарию, но в слабой надежде звоню представителю подрядчика:
-Александр, здравствуйте! У нас половина отопительной системы холодная, на дворе минусовая температура, а завтра обещают похолодание. Как Вы думаете, постоянные проблемы с отоплением относятся к гарантийному случаю?
- Здрасссьте, Татьяна Сергеевна! Какой ещё гарантийный случай?! Какие в Вашем случае могут быть гарантии?! И вообще заказчик работ город, а он не жалуется на отопление. У администрации города к нам претензий нет. Вы на всякий случай позвоните Андрею Борисовичу…
А почему бы не позвонить и Андрею Борисовичу, директору подрядной организации в стольный град Тамбов. Звоню:
- Андрей Борисович, добрый день. У нас проблемы с отоплением. Никак не договоримся по поводу мастера?
- Здрасссьте, Татьяна Сергеевна! Какой ещё мастер?! Это Ваши проблемы и мы тут ни при чём! А что у Вас постоянно замерзают трубы на чердаке. Так это может Ваши сотрудники минвату оттуда поснимали, вот и замерзает всё.
- Андрей Борисович, средний возраст моих сотрудников не позволяет даже надеяться на такую прыть, не то что подозревать… У нас ведь ценности, у нас государственная собственность, народное достояние, нельзя же так к нему относиться.
- Татьяна Сергеевна, если Вас так это волнует, то Вы этим и занимайтесь, а у меня, таких, как Вы, знаете сколько?!
Честно говоря, не знаю и знать не хочу, дай бог им всяческого процветания, а потому попросту сворачиваю разговор. Понимала ведь, чем дело закончится, Вячеслав тоже понимал и ждал неподалёку, гоняя чаи с сотрудником службы безопасности Иваном Ивановичем и разговаривая «за жизнь». Славян быстренько на чердак слазил, попробовал обойтись малой кровью, спустить воздух из системы, оценил бесполезность своих действий и спустившись с чердака почти чистым, потребовал паяльную лампу, фен, обогреватель или хотя бы горячий чайник. Сказано-сделано. Работа закипела. Я с относительно спокойной душой возвращаюсь в контору, мне нужно заполнить таблицу и отправить отчёт по работе с мигрантами. Только усаживаюсь за компьютер, вбегают автоматчики в полной экипировке, в бронежилетах, шлемах, оказывается, сработала тревожная кнопка в новом фондохранилище. Звоню главному хранителю, жаль выдёргивать Галину Викторовну, но деваться некуда. Ребята из Росгвардии спрашивают Ивана Ивановича, что на второй кнопке, тот делает круглые глаза и выпаливает, как партизан со стажем: «Не знаю, ничего не знаю». Подавляю в себе желание рявкнуть и спокойно и вежливо говорю: «Иван Иванович, Вы не волнуйтесь, пожалуйста, давайте вспомним, что под вторым ключом, никто Вас не торопит, сосредоточьтесь, пожалуйста». Доблестный Иван Иванович, не сдавая позиций: «Да так, всякая ерунда, хлам разный». Я не успеваю зафиксировать челюсть, и она в удивлении отвисает немного. Какая такая ерунда в новом фондохранилище?! По моим подсчётам срабатывание произошло в хранилище деревянной скульптуры. Иван Иванович продолжает настаивать, бодро ковыляет к пульту и начинает отжимать все кнопки подряд, совсем подряд, то есть, хаотично. Взрывается неистовым писком ещё одна позиция. Тут уже мы вместе c автоматчиками пытаемся оттеснить Иваныча от пульта. Однако этот семидесятилетний инвалид упирается и продолжает, может он предполагает в себе наличие сверхспособностей или думает о Богемской рапсодии, но он безумствует. Я же предвкушаю, со всей своей филологической подготовкой, в каких выражениях будет отчитываться об этом Росгвардия…
Наконец пришла Галина Викторовна. Она к Ивану Ивановичу ближе по возрасту, ей проще, чем мне, успокоить сотрудника службы безопасности и уговорить его не усугублять опасность.
Пока успокаивали Ивана Ивановича, я замёрзла не хуже нашей чердачной трубы. Только зашла в контору погреться, услышала с улицы крик, мат в визгливом женском исполнении, проклятья. Выскакиваю и вижу картину достойную пера, если не классика, то Михаила Задорнова, как минимум. Вячеслав, производя манипуляции с системой отопления, реанимируя её, вроде бы добился успеха, это его окрылило, и Слава забыл о том, что здание музея находится в центре города. В одном месте Слава воздух выпустил, воду слил, в другом упоенно продолжал сливать. Вода весело лилась по водосточной трубе и, падая на тротуарную плитку, замерзала. Одна дама со следами прожитых лет по всему облику вышла выбросить мусор на нашу территорию. Почему бы и нет? Видимо подумала дама. В музее есть дворник Вячеслав, пусть не развращается его душа бездельем, пусть убирает чужой мусор. Предполагаю, с такими почти светлыми мыслями дама не очень приятной наружности с мешком мусора подобралась к стене, к тому самому месту на тротуарной плитке, которое успело подмёрзнуть и образовать небольшого размера каточек. Рядовой прохожий при всём желании не смог бы там упасть. Место – не самое проходное, но дама-то ведь хотела именно сюда бросить свой мусор и поехала вдоль музея как Плющенко на олимпиаде, даже зрелищнее, потому что с мешком, который она из рук не выпускала. С разгону она въехала на участок, где вода ещё только лилась, не успев образовать продолжение ледовой арены. Здесь она точно переплюнула Плющенко, заорав во всю закалённую глотку и отбросив мешок до самой конторы. Что же стало таким мощным стимулом к музейному многоборью? Обыкновенная вода, льющаяся сверху. Проиграв импровизированное сражение, дама той ещё наружности и ещё менее приятного голоса, не стала нас убивать, сжигать и сажать, а гордо ретировалась, подхватив по дороге свой мешок и вынашивая, несомненно, планы продолжения мусорной войны. Ругать Вячеслава не хотелось, хотя надо было бы. Но, пока я делала над собой усилие, настраивая психику на суровый разговор, появились новые обстоятельства, точнее отвлекающий фактор.
Приехала машина от строительной организации, выполнявшей недавно на нашей территории работы по благоустройству и в рамках этих работ оставившая перед центральным входом на парковке песок, успевший замёрзнуть до состояния монолита, и кое-какие материалы по мелочи, создающие в целом живописный рельеф на свежем асфальте. Следом за грузовичком пригнали экскаватор. Замысел был неплох, но несвоевременен. Ковш экскаватора мог поцарапать только асфальт, песчаная гора не поддавалась. Стоял гвалт, грохот, скрежет и мат. Если первые звуки издавала техника, то последние – люди с лопатами. Поковырявшись немного в песочнице, строители отбыли восвояси (ну, или в ад). Я мечтаю о чашке чая, пусть самого плохого, пакетированного, но горячего. Про себя думаю, что если не сделаю глоток, то стану асоциальной до нереальности. Делаю шаг в направлении к конторе и своему кабинету и…Получите, распишитесь…
Одновременно со мной пытаются в дверь конторы войти двое молодых людей. Эти мальчики без вызова утверждают, что приехали к нам для диагностики газового оборудования. Ядовито и почти беззлобно интересуюсь, с чего он взяли, что у нас в музее, расположенном в памятнике архитектуры - истории – культуры, есть газ. Ребятки отвечают вопросом на вопрос и продолжают расспрашивать, как посмотреть наше оборудование. Боже, один ты знаешь, сколько вариантов ответа есть у меня на этот вопрос. И только нечеловеческим усилием воли я не размазываю иронией и сарказмом зачатки интеллекта этих работающих детей. Продолжаю миролюбиво:
- Ребятки, у нас в музее централизованное отопление, кости мамонта на газовой плите не поджариваем.
- Вы что не хотите нас допускать для проверки оборудования? – следует новый замечательный вопрос. Из неловкого положения выручает телефонный звонок, я могу больше не переливать из пустого в порожнее, а вежливо попрощаться и уйти к себе в кабинет.
Звонит какая-то сверхнастойчивая женщина и требует допустить её в фондохранилище, посмотреть на иконы. Появляется ощущение перезаполненности участка мозга, того самого, который отвечает за коммуникации. У меня на рабочем столе незаполненная таблица отчёта по работе с мигрантами и неначатый отчёт по волонтёрскому движению. Закрываю дверь, чтобы сосредоточиться в замкнутом пространстве и тишине и, не успев сесть на стул, слышу стук. Дверь открывается. Пред моими очами дворник Вячеслав:
- Татьяна Сергеевна! Вы это, простите меня.
- За что, Слава?
- Врать не буду, не на дело надо, но Вы это… Дайте денег…
- Зачем?
- Как зачем?! Мозги прочистить надо, сектанты всю голову задурили. О покойниках думаю, о Боге, душа болит за всех, башка трещит от мыслей. Дайте денег, пожалуйста, рублей 70, а Вы уже 100 достали, ну, пусть будет 100, справлюсь.
Занавес. Я медленно сползаю под стол.