(глава из книги «Ходи по путям сердца твоего...» или невыдуманные истории нашей юности)
По иронии судьбы недалеко от города Ленинграда, в городе Ломоносов (он же Ораниенбаум) находилось ещё одно ЛМУ, но не ММФ, а ВМФ. Расшифровывалось только, само собой, иначе – Ломоносовское Мореходное училище. И готовили там всё тех же радистов, но для Военно-Морского флота. Но случалось так, что это училище не справлялось с выпуском радистов и сильно хитрый начальник отдела кадров в/ч 42842, которая располагалась там же, в Ломоносове, запрашивал выпускников из нашего училища. Эта «запутка» с аббревиатурами коснётся лично меня и самым неожиданным образом. Но это будет позже. А в тот момент, в заданный командованием день и час, я и такой же мой «коллега» Николай Теньков ехали первый раз на место распределения.
Ну с Николаем всё просто – как только он увидел плавсредство, на которое его распределили, реакция была однозначной – «чтобы я… да на это… ни за что…» Короче послал он военно-морской флот страны, далеко и надолго. Впоследствии он нашёл себя в гражданской авиации, что косвенно послужило причиной его преждевременной смерти.
Ну а мне, кроме своих цепей, терять было нечего. Молодой отец, без копейки в кармане, нечего дергаться – бери, что дают. Распределён я был на БГК-636.
Тут надо пояснить, что это такое. Расшифровывается как Большой гидрографический катер с бортовым номером 636. Приписан он был к малому дивизиону воинской части 42842. Эта структура представляла собой военную гидрографию Балтийского флота с зоной ответственности от Финского залива до всей Атлантики в целом. Малый дивизион был расквартирован в Ломоносовском порту, а большой дивизион, состоящий из океанских лайнеров, т.н. ОИСов – Океанографических Исследовательских Судов находился в Кронштадте.
Конечно же, не так я представлял свою деятельность на флоте, но тем и отличается военный флот от гражданского – тут надо выстрадать своё место под солнцем, дослужиться, пробиться, кто как может, в общем, заслужить. Кто умом, кто блатом, кто по воле судьбы и счастливого случая.
На гражданском же флоте, как правило, давали начинающим первый рейс – чтобы молодой специалист мог немного заработать. В ВМФ ничего никому не давали, ты должен был прорасти как росток сквозь асфальт. При этом нести все тяготы и лишения службы и не получая как офицеры кроме зарплаты ещё и «за звание». Мы же оставались гражданскими людьми, но так называемыми вольнонаёмными. Другими словами - присягу ты давал, даже в трудовую книжку об этом делалась запись, но погоны не носишь. А командуют тобой военные офицеры. Оружия, само собой, нам тоже не давали. Только офицерам.
Команда катера подобралась очень колоритная. Мотористы и матросы - сплошная молодежь. «Дед» (стармех), само собой, был настоящий дед. Сидел в каюте, «квасил» и делал изумительные модели парусников, цельновыточенные из натуральных материалов.
Капитан тоже был настоящий, с красным лицом, ровесник «деда» квасил в одиночку или на пару с «дедом» и дико-демонстративно уважал меня (чтобы я не сбежал, а команда не осталась без радиста). Ну а старпом, с которым мы жили в одной каюте и даже немного подружились, но только до того момента пока я его чуть не убил – когда спрыгивал с верхней коечки, она слетела с цепей и угодила спящему старпому прямо в лоб. А весила она немало… Он был моим ровесником и даже сходил на больших пароходах в дальние океанские походы. «Дед» тогда меня успокоил, «непреднамеренное убийство – много не дадут». На что уже обижался старпом – почему это за его убийство много не дадут! Где справедливость? И невольно стал меня опасаться – предложил спать по очереди. Шишка у него выскочила пугающих размеров, но всё обошлось.
У меня же ещё была радиорубка – личное помещение, доступ в которую был разрешён только мне, хотя бы по той причине, что никто другой в ней уже бы не поместился. Размер её был соизмерим с самым маленьким помещением для «удобств» (гальюн на катере тоже был), но только заставленный ещё радиооборудованием. Плюсом было наличие иллюминатора. Так что всё солидно. При желании можно было проветриться, не выходя из рубки. Что оказалось очень кстати при штормовой погоде. Неизменная «Волна-К», конечно же УКВ радиостанция, передатчик, не помню уже какой, коммутация, волноводы, блоки питания, вот примерно и весь состав оборудования.
Обязанности вроде и нехитрые, но совершенно незнакомые мне – как выяснилось, у военных любая связь организована совсем не так, как у гражданских. То, чему учили в Ломоносовском ЛМУ это совсем не то, чему меня учили в Ленинградском ЛМУ. За основу у них была взята старорусская азбука (аз, буки, веди и т.д. и т.п.), свой, отличающийся от международного радио- жаргон в УКВ эфире и другие, иногда очень неожиданные особенности. Вот как-то так я и трудился, как мог, пока в один прекрасный момент, при работах в районе острова Сескар, дивизионный связист не запросил у меня по связи координаты. Я с готовностью ему их дал. Оказывается, это я сделал совершенно напрасно. На самом деле это был карающих орган (как ему это представлялось), который решил устроить мне подставу (чтоб служба раем не казалась) и тем самым «построить» подчиненного. Тут же он со злорадством сообщил, что я наказан лишением рабочего диплома и отстранен от работы. Я ничего не понял, но позже выяснилось, что координаты я должен был давать в зашифрованном виде, пользуясь шифровальными таблицами радиста ВМФ.
Я, конечно, знал, что они существуют, но никогда ими не пользовался. Меня, соответственно, никто этому и не учил.
При личной встрече я сильно заинтересовался у офицера связи - а какой такой рабочий диплом, которого меня лишили, у меня ничего такого нет… Тут, в свою очередь, сильно удивился дивизионный связист – откуда было ему знать, что ЛМУ можно расшифровать иначе. Конечно же, он думал, что я из Ломоносовской мореходки, где и давали эти загадочные «рабочие дипломы». На том и разошлись без обид – с меня взять было нечего, а я уже вынашивал план перехода в большой дивизион. К нему невольно меня подтолкнул этот случай с дипломами. Ведь у меня кроме диплома радиста ММФ СССР ещё был общегосударственный диплом радиотехника, а с этим документом можно было претендовать на должность электрорадионавигатора на корабле из большого дивизиона, уходящем в дальний океанский поход (то, что в гражданском флоте называют рейсом). Но в жизни всё получилось гораздо интереснее – я в итоге стал ЭВМщиком (тогда компьютеры назывались ЭВМ). Но перед этим мне пришлось покрасить корабль «Академик Крылов», искать на БГК-636 утонувший в Неве автомобиль с преступником и получить на День Рождения несколько ящиков корюшки от местных рыбаков.
Память обо мне на катере у личного состава БГК-636 после моего ухода, скорее всего, осталась по навыку делать блюдо «Бедный барин» когда на камбузе ничего нет.
А такое бывало довольно часто, потому что коком у нас была загульная и запойная повариха уголовной наружности, сходная лишь со «снегуркой», моим водителем в тот период, когда, давно закончив с плаваниями, работая на киностудии «Ленфильм» я исполнял обязанности «Деда Мороза», чтобы создать нашим детям хоть немного праздника под Новый год.
Поэтому опишу «снегурку» и станет понятно, какой была и повариха на катере.
Если представить себе женщину с отсутствием всего женского на лице, на теле, в неизменной беломориной во рту, подростковыми брюками на неженских бедрах и печатью тяжёлого жизненного пути на суровом лице, то это будет точный словесный портрет моей «снегурки», а соответственно и нашего кока (поварихи) на БГК-636.
Но если «снегурка» водила на студии «буханку», так в простонародье называют микроавтобус УАЗ с полным приводом (что не помешало «снегурке» застрять в снегу в городских условиях Ленинграда, а мне, в облачении Деда Мороза, толкать УАЗик под недоуменными взглядами прохожих), то повариха наша с таким же «талантом» готовила нам еду, которую лучше бы не готовила совсем. Это и происходило во время запоя – еды не было. В основном такое случалось с ней на берегу. В море же ей пить было нечего да и не с кем.
Типичная картина - все лежат пластом от качки, а ей всё равно. Повариха патологически НЕ УКАЧИВАЛАСЬ! Это было главным её свойством, отличающим её от обычных людей. Дело в том, что катер был как пробка от бутылки. Его качало на любой волне, а на своеобразной балтийской зыби это вообще голова – ноги, сливай воду… Но поварихе была безразлична любая качка. И всегда беломорина в зубах, от запаха которой других выворачивает моментально. А она такая – «мальчики, а чего это вы лежите, кушать не будете?» (недоумённо стоя в проходе и с желанием нас добить запахами, чтобы готовить ей точно не пришлось).
Но, кушать иногда всё же, хотелось. Запас хлеба на катере всегда был, только хлеба старого и невкусного, и поэтому я стал делать так, как делал всегда, когда в доме ничего нет – жарил «бедного барина», чтобы всех накормить. Это жареный хлеб, приправленный сахаром или всем тем, что есть в наличии. Команда была довольна, уже с голоду не помрём и до берега дотянем!
Но самым приятным воспоминанием был случай, когда нам рыбаки, ловившие корюшку, подарили несколько ящиков свежайшей, только что выловленной, вкусненькой рыбки. Они, конечно же, боялись за свои сети, которые мы можем повредить и подогнали «презент» с корыстной целью, но откуда им было знать, что это был день моего рождения. Конечно, тут же решили отметить рыбной кухней и с размахом. Использовали все методы приготовления. «Дед» корюшку тушил. Остальные жарили. Любой способ нашёл своих едоков. Все были очень довольны! А такого оригинального подарка мне больше никто и никогда, к сожалению, не преподносил.
Тем летом в Ленинграде случилось ЧП. Как так получилось, трудно сказать, может сильно торопились, может погоня была. Но «смайнали» (уронили другими словами) наши доблестные органы с разведённого Литейного моста автомобиль с наличием в нем особо опасного преступника. Для поиска авто привлекли наши гидрографические катера, ведь мы своими эхолотами могли прощупать рельеф дна, найти машину, а там уже дело за водолазами.
Очень им надо было узнать – преступник смог спастись или покоится на дне.
Но проблема заключалась в следующем – никто точно не знал где нужно искать.
Благодаря этому случаю мне довелось любоваться нашим городом с воды. Это были непередаваемые ощущения.
И так продолжалось довольно таки долго, не меньше недели. Мы прочёсывали Неву и вдоль и поперек. Но рельеф дна настолько сложен и там столько всего навалено, что вычислить автомобиль было очень сложно. Тем более что у Невы очень сильное течение с завихрениями и унести его могло куда угодно.
Но главным было то, что такая работа это блаженство на эмоциональном уровне – красота восприятия действительности с воды совсем иная, нежели с берега. А ощущения такие, как если бы мы на личной яхте рассекали по Неве в течение нескольких дней, при этом и себя показывали, и на людей любовались. Лепота!
А машину нашли всё же не мы, а второй катер из нашей группы. Нас отозвали на работы в заливе, а им ещё долго пришлось прочёсывать реку. Наличие или отсутствие тел сразу же засекретили. Так что даже не знаю точно, спасся там кто-нибудь, или нет, но мы получили массу приятных воспоминаний об этом приключении (хотя мне потом шепнули по секрету, что никого в машине не было).