Эндрю Никифорук
16 ноября 2018 г
Resilience
Вы уже, наверное, слышали термин “tech backlash.”
Facebook и другие социальные медиа подрывают то, что осталось от иллюзорной демократии, пока смартфоны портят ваши мозги и нарушают природу дискурса в семьях.
Между тем, компьютеры и другие гаджеты уменьшают горизонты нашего внимания и ослабевают связь с реальностью.
Фонд Responsible Robotics недавно наделал шуму, задав вопрос: “а не приведет ли сексуальный интим с роботами к большей социальной изолированности?”
А что плохого?
Тинейджер в среднем работает около двух часов в день — бесплатно — предоставляя Facebook и другим социальным медийным компаниям все необходимые данные для моделирования поведения молодых людей; эти данные Интернет использует затем для профита.
Сегодня технари безастенчиво говорят об искусственном интеллекте, способном разрешить проблемы климата, бедности и - да - даже фейковых новостей.
Ответный удар, который массмедиа наносит Силиконовой Долине и ее хозяевам, однако обычно ничем не заканчивается, кроме призывов к прекращению монополий Facebook и Google.
Проблема, однако, гораздо тяжелее, и показательно, что большинство историй “ответного удара” неизменно опускают главного критика технологий, великого Жака Эллюля.
ПОДЪЕМ ТЕХНОЛОГИЙ
Эллюль, Карл Маркс 20-го столетия, предсказал хаотическую тиранию, которую многие из нас принимают за добрую размеренную жизнь в технологическом обществе.
Он писал о технике, под которой он понимал нечто большее, чем просто технологию, машины и цифровые гаджеты, но “тотальность приходящих рациональных методов, имеющих абсолютную эффективность в экономических, социальных и политических делах цивилизации".
Для Эллюля, техника, собрание машинных средств, включала административные системы, медицинские приборы, пропаганду (коммуникации) и генную инженерию.
Этот список бесконечный, потому что техника, или то, что большинство из нас называют технологией, превратилась в искусственную кровь современной цивилизации.
“Техника захватила материю,” – писал Эллюль, и “она стала реальностью сама по себе. Она более не является средством или промежуточным звеном. Это объект в себе, независимая реальность, с которой мы вынуждены считаться”
Подобно Марксу, который мастерски обрисовал то, как капитализм производит новые социальные классы, политические институты и экономические силы в 19-м веке, Эллюль высветил подъем технологии и ее влияние на политику, общество и экономику в 20-м веке.
Моя копия эллюлевского “Технологического общества” пожелтела от времени, но остается одной из самых важных книг для меня. Почему?
Потому что в ней объясняется кошмарный захват технологиями каждого аспекта жизни, а также потому что она остается путеводителем по сбивающему с толку детерминизму, с помощью которого технология подчиняет жизнь.
До 18-го века технический прогресс происходил медленно и с натяжкой. Но после Промышленной Рволюции, его “понесло”, отчасти из-за роста населения, дешевой энергии и собственно капитализма.
С тех пор, он поглотил Западную цивилизацию и стал самой большой глобальной колонизирующей силой.
“Техника заключает в себе тотальность нашего сегодняшнего общества,” пишет Эллюль. “ Человек пойман как муха в бутылке. Его попытки заняться культурой, свободой и вообще творчески вести себя стали просто бумажкой в большом шкафу техники.”
Эллюль, блестящий историк, писал как врач, находящийся в середине чумы, или как физик, выставленный перед радиоактивностью. Он разбирал динамику технологий с холодной ясностью ума.
Но вы, наверное, никогда не слышали об этом французском ученом и социологе, несмотря на весь “хайп” массмедиа и коррозионное влияние Силиконовой долины.
У его относительной малоизвестности несколько причин. Он пришел не из Парижа, а из маленького Бордо. У него не было голубой французской крови; он был “meteque”, т.е “не чистым французом”.
Он не путешествовал, критиковал политику при каждом случае, и был радикальным христианином.
Но в 1954 г, за год до того, как американские ученые начали работать над искусственным интеллектом, Эллюль написал свою монументальную книгу, "Технологическое общество".
Подробная, логически обоснованная книга занимает 500 стр и повествует о том, как техника стала для цивилизации тем же, что и Британский колониализм для Африки в 19-м столетии: силой порабощения.
В книге, Эллюль объясняет в резких и бескомпромисных тонах, как логика технической инновации завоевала каждый аспект человеческой культуры.
Эллюль не рассматривал технологию как изначально внутренне порочную; он просто увидел, как она превратилась в самодовлеющую силу, спроектировав мир на своих условиях.
Машины, механические либо числовые, не заинтересованы в истине, красоте или справедливости. Их цель - сделать мир еще более эффективным для большего числа машин.
Их распространение, соединенное с нашей растущей зависимостью от их услуг, неизбежно ведут к эрозии человеческой свободы и непредвиденным последствиям в каждой сфере жизни.
Эллюль был одним из первых, заметивших трудность различения между плохими и хорошими свойствами технологий. Таковы их свойства, но все технологии разрушают.
Другими словами, для технологии все равно, несет ли дрон бомбу или книгу, или просто шпионит за соседом, потому что техника работает вне человеческой морали: “Техника не поддается суждению извне и не принимает никаких ограничений.”
Мантра Facebook’а “двигайся быстро и разбивай все вокруг” ( “move fast and break things”) кратко выражает технологическое сознание.
Но несколько бывших менеджеров Facebook, например Чамат Палихапития (Chamath Palihapitiya), запоздало признают, что они создали силу, находящуюся вне их контроля. (“ Созданные нами короткие допаминовые обратные связи разрушают общество,” – признается Палихапития [1].)
Это то, что делает технология, доказывал Эллюль. Она разрушает, а потом приходят еще более разрушительные непредвиденные последствия, требующие больше техники для решения проблем, возникших в результате инноваций.
Как Эллюль отметил в 1954 г: “История показывает, что каждое техническое приложение, с самого начала несет в себе непредвиденные вторичные эффекты, которые еще более разрушительные, чем вообще отсутствие техники.”
Эллюль также определил ключевые характеристики технологии.
Для начала, мир техники налагает рациональный и механический порядок на все вещи. Он приветствует искусственность и ищет пути для замены всех природных систем инженерными системами.
В технологическом обществе плотина выполняет лучшую задачу, чем текущая река, автомобиль занимает пространство пешеходов — и может даже убивать их — а рыбная ферма предлагает более “эффективное размножение”, чем природная миграция дикой форели.
Кроме всего прочего, техника автоматически приводит все к “одному, наилучшему действию”. Технический прогресс также само-усиливающийся: он необратим и растет в геометрической прогрессии.
(Просто посчитайте число гаджетов, расказывающих что вам делать, куда идти и какую музыку слушать.)
Технология неделима и универсальна, потому как, куда бы она ни шла, она проявляет одну и ту же детерминистскую сущность, с одинаковыми последствиями. Она автономна.
Под автономностью, Эллюль понимал то, что технология стала определяющей силой, которая “усиливает и формирует социальные, политические и экономические перемены.”
РОЛЬ ПРОПАГАНДЫ
Французский критик был первым, кто отметил, что технологии усиливают друг друга и поэтому способствуют централизации власти и контроля.
Новые технологии для обучения, продажи, или организации политических партий также требуют пропаганды.
И здесь Эллюль опять увидел будущее.
Он доказывал, что пропаганда в технологическом обществе стала такой же природной, как воздух, потому что людям надо приспосабливаться к нарушениям в технологическом обществе.
“Страсти, которые она провоцирует — которые есть в каждом из нас — усиливаются. Подавление критического качества — растущая неспособность человека различать правду от лжи, индивидуума от коллектива, действие от разговора, реальность от статистики, и т.д. — одно из наиболее очевидных результатов технической власти пропаганды.”
Искажение новостей возможно было обычной практикой советского радио во времена Эллюля, но сегодня это глобальная практика, ведущая к тому, что Эллюль называл “вселенским обманом.”
Сегодня мы знаем, что алгоритмы контролируют каждый аспект цифровой жизни и подвергают почти каждый аспект человеческого поведения большому контролю со стороны техники – будь то государство или рынок.
Но в 1954 г Эллюль увидел, как зверь появляется в детском обличьи.
Технология, писал он, не может смириться с человеческими ценностями и “должна обязательно набросить на них математическую одежду. Все в человеческой жизни, что не подлежит математическому расчету, должно быть исключено… Только слепой может не видеть, что здесь происходит глубокая мутация человека.”
Также, он предупреждал об обещании отдыха, предлагаемого механизацией и автоматизацией работы.
“Вместо вакуума, представляющего собой перерыв в отношениях с обществом,” наше свободное время будет буквально “набито техническими механизмами компенсации и интеграции [с ним].”
Послушные граждане сегодня оставляют свои экраны на работе и далее направляются роботами в своих машинах, диктующих наиболее эффективный проезд домой.
Дома, другая батарея экранов ждет их с развлечениями и отвлечениями, включая приложения, которые доставляют пиццу к дверям.
Сталин и Мао изумились бы — или вероятно расстроились — так мало социального контроля при таких-то усовершенствованиях и так мало крови!
Эллюль не просто критиковал отдельные гаджеты, такие как телевидение или телефон, но весь “феномен технической конвергенции.”
Он опасался влияния технических систем или комплексов на человеческое общество и предупреждал, что единственным результатом может стать “операционный тоталитаризм.”
“Конвергенция,” писал он, “это совершенно спонтанный феномен, представляющий собой нормальный этап в эволюции техники.”
Социальная среда, паутина из поведенческих и психологических систем, это только последний пример конвергенции [2].
Здесь психологические техники, шпионские техники и пропаганда - все вместе - дало русским и другим группам золотую возможность вмешиваться в политическую жизнь 126 миллионов североамериканцев.
Согласно бывшему инженеру Facebook Сэму Лессину, социальная среда достигла здесь нечто нового.
Впервые политический кандидат или партия могут “обсуждать с каждым избирателем, приватно в своем доме и говорить то, что хотят … так, что их нельзя услышать или проверить.”
В Китае, власти пошли еще дальше. Используя Интернет, правительство может сейчас следить за передвижением каждого гражданина и оценивать их политическую лояльность на основе истории их покупок и связей. Это, конечно, фантастический инструмент “против терроризма”.
Боссы Силиконовой долины и диджерати обещали нечто менее тоталитарное. Они божились, что социальные массмедиа помогут гражданам сражаться с плохим правительством и подсоединят нас всех в одну компанию.
Facebook обещал, что паталогически инфантильный Марк Цукерберг поможет Интернету стать “силой мира во всем мире.”
Но технология подчиняется только своим правилам и предпочитает “психологию тирании.”
Диджерати также обещали, что цифровые технологии вытолкнут нас в новую эру децентрализации и развалят то, что уже сделали механические технологии: централизацию больших компаний, большие ящики и большие правительства.
Технология уверенно разбивает человеческие сообщества, но техническая централизация остается нормой.
“Идея эффективной централизации при поддержке технического прогресса – это чисто утопическая идея,” писал Эллюль.
ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ‘ГИПЕРНОРМАЛИЗАЦИИ’
Стоит отметить, что слово “нормальный” не было широко распространено до 1940-х гг, когда оно пришло вместе с технологическим обществом.
Во многих отношениях глобальное общество напоминает Советский Союз, незадолго до его распада, когда “гипернормализация” правила в обществе.
В недавнем документальном фильме [3] показано, что гипернормализация сделала с Россией: она “стала обществом, в котором каждый знал, что лидер врет, потому что своими глазами видел, как разваливается экономика. Но все продолжали притворяться, что все, что говорится правда, т.к. никто не мог себе представить альтернативу.”
Во многих отношениях технология гипернормали организовала технологическое общество, в котором граждане все менее способны управлять своими жизнями, и в то же время не могут представить себе ничего другого.
Всю жизнь Эллюль утверждал, что он “ни по природе, ни доктринально, не был пессимистом и никогда не имел пессимистических предрассудков. Я всегда хотел узнать только одно: истинность или ложность вещей”.
Он называл лопату лопатой и не подкрашивал своих наблюдений.
Если у вас постоянно растет тревога и вы озабочены гипернормализацией и думаете, зачем мне ай-фон, который отслеживает все мои действия, тогда почитайте "Технологическое общество".
Эллюль полагал, что первым актом свободы гражданина должно быть признание необходимости понимания техники и ее колонизирующих свойств.
Сопротивление, которое никогда не бесполезно, может начаться только, когда вы осознаете тоталитарную природу технологического общества.
Эллюль считал, что у христиан особая обязанность осуждать поклонение технике, ставшей новой религией общества.
Для Эллюля, сопротивление означало обучение людей тому, как стать сознательными амфибиями, с одной ногой в традиционном обществе, с другой - сознательно выбирая технологии, пригодные для сообщества.
Только граждане, остающиеся связанными с традиционными человеческими обществами, могут видеть, слышать и понимать тревогу от блицкрига смартфона или интернетовского цирка.
Дети, выросшие перед экранами и вакцинированные технологией, не смогут оказать сопротивление, и даже понять этот мир, подобно тому, как родившийся в космосе человек не сможет понять, что значит прогулка по лесу.
Эллюль предупреждал: если каждый откажется от своих человеческих обязанностей и будет вести тривиальное существование в технологическом обществе, тогда мы предадим свободу.
И что такое свобода, как не способность преодолевать и превосходить диктаты обстоятельств?
В 1954 г, Эллюль призывал всех спящих проснуться.
Читайте его. Он остается наиболее революционным, профетическим и опасным голосом в наше (и любое другое) время.
[1]
[2]
[3]
Photo: "Jacques Ellul in his house in Pessac, France", The Betrayal by Technology (documentary film; photogram), Amsterdam, NL: ReRun Productions, 1990 .
[Думаю, что в скором времени технологический Зверь поставит мир перед выбором: я или никто. Не пора ли тем, кто вскормил этого зверя, задуматься ? - ВП]