Солнцева

Семён Герасимов
Утро зябко прячется в кустах, Требуя от солнца поцелуя.
М. Гуцериев



Молодая женщина позвонила мне на работу и приятным, каким-то переливающимся, как ручеёк, голосом попросила, чтобы пришёл написать акт.

Она подключала свой дом к тепловой сети, и я, как обычно, подошёл к калитке и позвонил на мобильник.

Сначала вышла её улыбка, милая и открытая, затем заворковал знакомый голосок.

Стройная фигура, красивые каштановые волосы, струящиеся по хрупким плечам, лучистый взгляд близоруких глаз из-за очков в металлической оправе – ничего не ускользнуло от моего внимания, хотя глянул на неё почти что мельком…

Я, как стимулированный кролик на синтепоновых ногах, вошёл.

Я делал своё формальное дело, ясно осознавая, что ноги не несут меня из этого дома. Хотя рядом крутился какой-то мужчина: «Может – муж, может – друг или сосед помогает монтировать полипропиленовые трубы?» – подумал я заторможено.

Забыв на недельку этот голос и эти локоны, телепающиеся по воротнику блузки, эти пленительные бёдра и серые глаза – переключился на рутину.

Я забыл её – так было надо…

«Гром небесный телефонного звонка» ударил, как всегда, неожиданно. Хотя «тучка» надежды болталась где-то на «небосклоне» у горизонта…

Надо было принять теплосчётчик.

Я стоял возле дороги. Она подъехала на машине и кивнула головой, приглашая сесть.

Мы были дома одни, если не считать небольшую приветливую собачку и двух особей кошачьего племени, тёршихся о мои ноги.

Я быстро снял параметры и деловито устроился за кухонным столом составлять акт.

– Чай будете? – спросила она.

– Давайте, – беспечно ответил я, но к голове подкатилась сладкая тоска.

Мы долго о чём-то разговаривали, вспоминая всякие истории из жизни. Тогда я узнал, что Таня не так давно овдовела, что работает уже лет двадцать в детском садике фельдшером (или медсестрой), что в этот детсад когда-то ходил мой сын, и она его хорошо помнит…

Обеденное время заканчивалось. Надо было уходить.

Таня довезла «зомби» Семёна до дома и уехала к себе в свой пропахший йодом и чистыми бинтами кабинет.

Забыть Танюшку не получалось. Тогда я позвонил и совсем глупо спросил, мол, может быть я приду в гости ещё раз?

– Думаю, что не стоит, – ответила она, чуть помешкав, и тогда я простился и выключил телефон.

«Вот, дебил, – корил я себя, – ты в зеркало-то смотрел? Она же моложе тебя лет на пятнадцать! Выкинь блажь из головы».

Последняя мысль выпорхнула из башки, как воробей в форточку.

В воскресенье ноги принесли меня снова к знакомой калитке. Крадчи, как мальчишка, я подходил к её дому; собаки сопровождали меня изо всех дворов, как вора. Само собой, ни звонить, ни стучаться я не стал. Просто отошёл к заброшенному дому (по улице наискосок) и присел на полусгнившее прясло упавшего забора, изредка в задумчивости поглядывая в её сторону.

Собаки не унимались. Через несколько минут из калитки вышел худощавый мужчина средних лет в рабочих трикушках и рубашке с закатанными рукавами и посмотрел вдоль улицы. Не увидев ничего тревожного, он зашёл обратно.

Я посидел ещё немного и ушёл домой.

Прошло недели полторы.

Пока я возился с теплосчётчиком в знакомой комнате, абонент Татьяна Юрьевна С. деловито сновала по дому, покачивая красивыми бёдрами, рельефно угадывающимися под синими джинсами.

Мы снова сидели за столом; я шуршал нужными бумажками. Мы снова о чём-то говорили. Воспользовавшись вдруг возникшей паузой, я спросил:

– Таня, а тот мужчина – кто тебе? – она заметно смутилась, – друг?

– Друг, – просто ответила она и глянула на меня серьёзно.

Не знаю, что она видела на моём лице – я старался быть индифферентным, но, что написано в подобных случаях на моей физиономии, я никогда не знаю.

– Таня, а когда у тебя день рождения?

Она ответила…

– Можно – я тебя поздравлю?

– Поздравь, – тихо сказала она и улыбнулась.