- Товарищ оперуполномоченный, разрешите обратиться – дурачилась Вика, - я хочу гулять…
- Вика, ну темно же – опер спрятал голову под подушку, - время – одиннадцать вечера…
- Дурачок, это же наше время – все упыри, оборотни и вурдалаки идут гулять – в голубых глазах Вики играли бесенята, - вставай немедленно – она потащила его за ногу с кровати, - пойдём, в темноте нас никто не увидит – ни твои менты, ни мои бандиты
- Чур, я оборотень, – заржал Еврей, - видишь, я морально разлагаюсь – попал под влияние женщины лёгкого поведения – он метнул в Вику подушку, смеясь.
- У меня тяжёлый характер, поручик, – она метнула подушку обратно – я учитель и филолог, а ты всего лишь мент, тупой и не образованный…
Опер не дал ей договорить и схватил за руку - … иди сюда…
- Что, опять? – засмеялась Вика в ответ, - какой вы неугомонный, гардемарин – я хочу гулять… Гулять… - закатила она глаза и положила руки на грудь, - а ваш грубый животный секс оставьте на потом… одевайтесь, душа моя…
- и огородами, огородами – подхватил старый анекдот Еврей.
Через полчаса они шли по улице, взявшись за руки, и болтая ими в воздухе, словно дети.
- Может, в кабак?
- Поручик, вы – алкаш – ущипнула она опера, - пошли! – официант, два виски чистых! – крикнула она бармену модной забегаловки “Гёте”, кинув на стойку купюру в 10 долларов
- Мы не принимаем валюту – пытался протестовать бармен
- Оставь себе сдачу, любезный – сделала широкий жест рукой Вика, - так, уговор – пьём залпом и гулять… - пей давай – толкала она под локоть Опера, - пей…
- Давай на брудершафт, Вика…
- Давай, только по русскому обычаю ты должен меня поцеловать – три раза – только так – флиртовала она, сцепив пальчики за спиной.
- А ты – меня – они выпили.
Опер обнял Вику и поцеловал в губы… он поймал себя на мысли, что впервые делает это с удовольствием…
“Girl, you'll Be a woman soon.. “ – прохрипели колонки в зале…
- Это моя песня, это мой любимый фильм! – "Криминальное чтиво" - закричала Вика, пойдём, пойдём – она взяла его за руку потащила на пустой танцпол, смеясь… - я похожа на Уму Турман?
“Ты похожа на маленькую девочку, которой подарили желанную игрушку – подумал Еврей, но сказал вслух,
– Конечно же.. Только я не похож на Джона Траволту – больно морда протокольная…
Вика сбросила туфли – танцуй, танцуй со мной… И ни о чём не думай… расслабься…
Они слились в танце – написал бы настоящий писатель – хотя слилась в ритме только Вика – а Опер слился и откровенно дурачился, но именно это и делало похожим их танец похожим на оригинальный – мисс Уотерс и мистера Вегаса.
****
Ночной старый парк, дорожки которого помнили изящные туфли царей, цариц и фрейлин, теперь был усеян пустыми пивными бутылками, обёртками, окурками, и был совершенно безлюдным, страшным. Народ выпил, покуролесил своё – и разъехался.
Следом уехали хулиганы, а последними – наряды милиции. В парке не было никого…
- Милый, а я хочу… Ты знаешь, я так хочу прокатиться на колесе обозрения. Детская мечта – посмотреть на ночной город. Прокатишь?
«Милый – какое тёплое слово… Эх, прокачу… »
- Запросто – эй, мужик – забарабанил он в дверь сторожки, - открой, милиция!
На стук вышел полупьяный старый дед-смотритель, -
- Чего надо, чего шумишь? – опер показал удостоверение… - уголовный розыск… слушай, отец, тут такое дело… Выручи, а?
- Надо чего?
- Запусти колесо обозрения…
- Не положено…
Опер молча положил ему в нагрудный карман последние пятьдесят рублей.
- Эх, дело молодое… Залазьте… только иллюминацию не включу…
- Не надо нам иллюминацию – защебетала Вика – нас нельзя видеть вместе…
- Почему, вы такая красивая пара…
- Нельзя, отец… нельзя – с тоской в голосе выдохнул опер в сторону.
- Карета подана, мадам, не изволите ли прокатиться… - опер привстал на колено у кабинки колеса и протянул руку своей спутнице.
- Как вы галантны, поручик… Изволю – она протянула свою руку в ответ.
- Слушай, я высоты боюсь – вцепился Еврей в кресло аттракциона
- Кружи меня, кружи, глупый – тебе не может быть со мной страшно, милый – Вика стала крутить кабинку…
- Прекрати, я боюсь – кричал Вадим, вцепившись в стул и смеялся… От страха.
- Ты трусишка – а ещё – офицер… - смеялась она в ответ.
Домой они шли пешком, мимо городской администрации.
Подожди здесь – опер остановил Вику жестом… - стой и заговорщицки зашипел, – Тссс…
Вика приняла правила игры и присела на корточки, по девичьи потянув на колени юбку…
В руке у неё была бутылка “Балтики – 9”, купленная в ночном ларьке.
Опер вытащил из кармана небольшой нож-складник и полез на клумбу.
На крыльцо администрации вышел дежурный милиционер – молоденький сержантик, - и закурил.
Опер спрятался под крыльцом, буквально в метре от охранника, махнув рукой Вике – мол, пропади… Она же, пользуясь темнотой, гусиным шагом подползла к нему… Милиционер ничего не замечал.
Вика захихикала, тогда опер закрыл её рот ладонью, но она убрала его руку и поцеловала в губы… Нож выпал на траву… Они целовались…
Милиционер зашёл обратно в здание, опер поднял нож и наугад срезал несколько невзрачных роз – это Вам, мадемуазель – протянул он цветы Вике
- Нечётное число – улыбнулась она в ответ – это к счастью
- Запретная любовь – не думая, вслух ляпнул опер.
- Дурачок ты, – с вызовом глянула на него Вика, - нас же никто не видит, нас даже не заметил Цербер. Я же обещала тебе – это наша ночь…
Ему показалось, что её глаза сверкнули в темноте – сегодня нам никто ничего запретить не может – я ведьма – а ты – оборотень – на, возьми – выпей зелье! – она протянула оперу баллоевскую бурду, - сейчас мы полетим домой.
«Еврей» и «Сабрина», опер и проститутка, Вадим и Вика – были счастливы. Вместе. Это были их заслуженные часы счастья, вырванные у другого измерения, иного мира - в котором живут обычные, нормальные люди.
Они заслужили этот подарок.
****
Около восьми утра запищал пейджер.
- Ну кто ещё, в субботу, ну дайте же поспать, сволочи… дали выходной… первый в месяц… - потянулся Еврей к карману брюк.
“Погиб Дима. Срочно позвони мне в кабинет. Василич”
- Какой Дима, какой Василич? – не понял спросонья опер… Подожди, Василич – Розенбаум… А Дима…? – это наш опер, у которого жена… проститутка… бывшая?
269-39-40
- Василич, ты? Это Еврей. Что произошло?
- Дима застрелился, приезжай… поможешь… - на другом конце провода бросили трубку.
… а на полу, рядом с диваном, вперемешку с брошенной одеждой, лежали засыхающие розы, которые влюбленные забыли поставить в воду…
****
- Разрешите? – Еврей постучался в знакомую дверь
- какие люди… - хмурый Розенбаум протянул руку Еврею, - проходи… руководство к нам прибыло… Коньячку?
- Валерий Васильевич, вы…
-… давай на «ты» уже, ты же теперь в Управлении… - на хрен не пошлёшь, - старый майор ухмыльнулся в усы и достал из под стола бутылку «Ной», - помянем Димку… Присядь – показал он на стул рядом с собой.
-… что случилось-то?
- Ничего необычного – застрелился Димка, доигрался в любовь – Розенбаум грязно выругался, - ходит человек, работает, а внутри такие кошки скребут – никто не знает.
- Как произошло?
- Я утром на работу пришёл, - звонят «линейные» менты с вокзала в нашу «дежурку», мол, - такой-то, такой-то – ваш опер? – Василич пытался прикурить сигарету, но руки плохо слушались его, - ну, наш… Приезжайте, труп мол…
- Как?
- Вот так…, - зажигалка наконец-то загорелась и вонючий запах «Балканской звезды» наполнил кабинет, - проводил поезд на Москву, отошёл к ментовке, к окну дежурки, достал пистолет – и в сердце.
- «Скорую» вызывали?
- Зачем? – Димка старый опер, - Розенбаум откинулся на спинку кресла, - он всё расчитал – спокойно, чуть пониже соска, знал, как нужно, что бы в сердце. Не барышня – истеричка… сразу насмерть. Я приехал на вокзал, забрал оружие и удостоверение у дежурного – в рапорте расписался. Он специально к ментовке подошёл, чтобы пистолет не пропал. Не хотел никого подставлять, сам понимаешь… Дежурный выстрел услышал – и разоружил…
Опер не нашёл, что ответить, спокойно разглядывая дно офисной кружки, в которую был налит коньяк. Он знал Димку слишком хорошо, для того, чтобы отнестись к его смерти с дежурным равнодушием, мол – помер Максим, да и хрен с ним, - положили в гроб – и мать его…
Димка учил его работать по наркоте – опер прекрасно помнил свой первый взятый «вес» «черняги» и задержанного наркомана, которого затолкали в багажник старого «Москвича – 412», и доставили в отдел, как потом развалилось это уголовное дело, потому что обвиняемый заявил на суде – мол, надел чужие портки, - а что в них лежало, понятия не имею…
Как в этот самый «Москвич» набилось двенадцать оперов, и как они, пьяные и счастливые, поехали на городской пляж, отмечать рождение долгожданного Димкиного сына - Илюшки.
Помнил его жену, которую Димка нашёл среди задержанных в ходе рейда по проституткам – маленькую, фигуристую крашеную блондинку – Алку, со смазливым курносым лицом и стрижкой «каре», вечно смешливую и пьяную…
А где ещё оперу найти себе спутницу? – только там, в этом же параллельном мире, в котором живёт он сам – либо ****ь, либо сотрудницу – или два в одном сразу, - подумал Еврей и неожиданно испугался собственной мысли, - ты сам сюда от кого пришёл?
- Что он там делал, Василич, на вокзале? - закуривая, спросил опер.
- Сучку эту провожал, Алку…, - давай кружку, - ещё налью, - выдохнул Розенбаум. Казалось, он был погружен в собственные мысли и что-то хотел сказать Еврею, но не решался.
Еврей протянул кружку, но торопить старого волка не стал, - несмотря на разрешение перейти на «ты», он по прежнему чувствовал себя перед Розенбаумом щенком.
Начальник УгРо три года лепил из Еврея опера - сыщиком нельзя стать, даже закончив профильный ВУЗ. На опера невозможно выучиться. Мало только хотеть им быть, насмотревшись дешёвых боевиков или заумных детективов. Сыщиком даже невозможно родиться.
Им нужно только – быть – как, к примеру – врачом или актёром. Не по должности, написанной в удостоверении. А самому сделать выбор – отказаться от мира обычного, нормального, привычного, посвятив себя миру иному, страшном, серому, мира без законов, принципов, милосердия и добра.
Стать серым ангелом – посредником между мирами.
Поэтому – оперов бывших не бывает. Не бывает же бывших врачей, правда?
Но, что бы не заблудиться в дебрях этого мира – нужен наставник, проводник. Этим проводником для Еврея стал Розенбаум – старый, спившийся, переходивший уже четыре срока в майорах розыскник.
Василич заметил в новобранце искру – и стал разжигать в нём тягу к оперативной работе.
Он учил Еврея вербовать, колоть, вести документацию, разговаривать с потерпевшими, чиновниками, бандитами, проводил встречи с его агентурой, контролируя работу воспитанника «с низов».
Опер был благодарен своему учителю, и, несмотря на обретенный «управленческий» статус, перечить ему не смел.
Пусть скажет, что думает, подождём…
Бывший начальник и бывший подчинённый выпили и посмотрели друг на друга.
- Что Дима на вокзале делал, Василич? – повторил вопрос опер и на секунду глянул бывшему шефу в глаза, - куда Алка уехала?
- В Москву, к новому ёбарю – ухмыльнулся Розенбаум, - молодому, богатому и красивому.
- вон оно что… А Илюшка куда? Он же маленький?
- Димке оставила. Мол, новую жизнь начинаю, прицеп не нужен. Он Илюшку к своим родителям отвёз, и…
- Ребёнка осиротил – кому лучше сделал? … - пробурчал Еврей, - она то ясно – ****ь, а ребёнок?
-… не суди… и моя вина в этом есть, не доглядел, – поник головой майор, - каждому в душу не залезешь, - надо было тогда её гнать в пинки, когда они шуры-муры с Димкой развели… может всё нормально бы вышло – куча баб вокруг… вот итог – он развёл руками, - ты же агентуру с собой в Управление забрал?
- Да, - Еврей понял, на что намекает старый розыскник.
- агент «Солерно» с тобой ушла?
Опер понял, к чему клонит Василич и почему они говорят одни.
- Красивая она, очень – потянулся за бутылкой Василич, - намного красивей димкиной Алки, - Василич придвинул стаканы к себе – и умная, – он посмотрел Еврею в глаза, ожидая реакции, - ты когда нибудь слышал о вербовке агентами кураторов?
- слышал, - Азеф…
- Вика девочка непростая…
-… она не двурушничает… - возразил Еврей, - я проверял.
- Я не об этом… - Розенбаум налил коньяк, - ты ей, как мент, не интересен – ей безразличны бандиты и их судьба. Её интересует своя жизнь. И ты, как человек. Я это понял ещё тогда, на вербовке. Я вижу людей. Она пошла на сотрудничество из за тебя. Не из патриотических же побуждений – Василич ухмыльнулся.
-… я не думал…
- А ты думай… - перебил опера бывший начальник, - всегда думай. Она не глупее тебя, филфак закончила. Информацию результативную даёт?
- Да. По ОПГ. Убийство «Пончика» она раскрыла – между нами говоря… на всю Россию прогремели…
- О как… особо ценный источник. Только…
- Что?
- Ты ей нужен, а не это всё… думай. Пример перед глазами. Тебе оно надо?
- Василич, давай не будем …
- Я тебе не отец родной, тебя жить учить – завтра одного закопаем под салют. Тебе баб мало? – вон, Ирка со следствия по тебе сохнет. У неё тётка заместитель председателя суда города – тоже судьёй будет. И красавица, пол райотдела за ней бегает, ОБЭП розами кабинет завалил. Тебе чего надо ещё?
- Разберусь, Валерий Васильевич – в голосе опера прозвучали холодные нотки.
-… езжай к Димке домой, - Розенбаум захмелел, - там наши, с похоронами поможешь… Ступай. Думай сам.
****
Раскат грома заглушил ружейный залп над свежей могилой Димки. Салютовавшие ОМОНовцы, разрядив автоматы, отошли к автобусу – помянуть.
Пошёл тёплый летний дождь.
Вода стекала по лицу Еврея, и, он почувствовал её чужой, солоноватый привкус…
- Небо плачет – сказал стоявший рядом розыскник Витька, - хорошего человека похоронили…, - поехали – помянем – обнял он за плечи Еврея
Рядом с похоронным автобусом, спрятавшись от чужих глаз в красивой машине заместителя прокурора района плакала навзрыд следователь Ирочка.
В кроватке, дома у бабушки, капризничал маленький Илюшка.
****
На скромных поминках, в столовой бывшего ПТУ Еврей подсел к старым операм, которые сидели междусобойчиком, подальше от всех – несмотря на небольшой оперативный стаж, он уже считался ветераном, и его принимали, как равного.
«Старики» игнорировали обычаи поминок – наливали водку и закусывали от души, не стесняясь. Не впервой друзей поминать, да и покойный не в обиде – сам поступал так же – пил и ел вволю на чужих тризнах.
Следствие поминало культурно, вином, сидя рядом с руководством РОВД и родственниками.
Вадим очень хотел напиться, а домой – не хотел…
Слишком много мыслей крутилось в голове, и думать их не хотелось абсолютно.
Разогревшись водкой, опер вышел на крыльцо покурить и нос к носу столкнулся с Ирочкой.
- Привет – без дежурных сальных комплиментов выдавил из себя он и замолчал.
- Привет, - ответила она, глядя в сторону, - проводишь меня домой?
- Пошли – с облегчением выдохнул опер, - и накинул на неё свой джинсовый пиджак.
Всё только начинается…