В последнее время в нашем городе появилась такая вот забава (если, конечно, это можно назвать забавой): ОНИ приходят в любое время дня и ночи, в любой жилой дом, подходят к любой квартире, стучат в дверь, звонят в дверной звонок и орут: «Здесь никто не живёёёт!» «Как это, здесь никто не живёт?!» отвечает ИМ сквозь дверь ответственный квартиросъёмщик, уже наслышанный про городские страхи. «Я здесь живу!» Но ОНИ толпятся, лезут друг на друга, кривляются, корчат рожи в дверной глазок. И удивляются промеж собой: «Это кто там разговаривает? Здесь же никто не живёт!» Наглецов много, и за НИМИ не уследишь. Один суёт свой нос в замочную скважину, словно собирается через неё пробраться в квартиру. Другой, привстав на цыпочки, гримасничает в глазок. Третий, высунув язык, шепелявит из-за спины второго: «Ждещь никто не шивёёёёт!», а четвёртый в это время… а пятый… Их даже и не сосчитаешь, до того ОНИ юркие гады.
Звонить в правоохранительные органы бесполезно. ОНИ всегда исчезают ещё до приезда полиции. Звать на помощь соседей? Поначалу находились смельчаки, которые, как в былые времена, пытались в трудную минуту прибегнуть к поддержке тех, кто обитает за стеной. На любые подобные поползновения ОНИ сразу же вызывали по мобильникам подмогу. Стадо обоего пола прибегало на место весьма оперативно, буквально через одну минуту. С топотом и визгом весельчаки рассредоточивались по всем лестничным площадкам и терроризировали уже весь подъезд своим «Здесь никто не живёт!» Затем, по команде главного (есть у них и главный, и видимо, не один – кто там разберёт ихнюю иерархию), ОНИ проворно сваливают, а пока удирают, делятся на группки, на тройки и на пары. Разбегаются кто куда – и ищи ветра в поле.
– Банда «Здесь никто не живёт», безусловно, представляет угрозу для общественности, – ответственно заявляет юрист Конягин.
– Уважаемый юрист! – оппонирует ему координатор молодёжных объединений Воротников. – Во-первых, не банда, а молодёжное движение. А во-вторых, никакой угрозы ни для кого она не представляет. Наоборот, ребята и девчата никого не грабят, не убивают, квартиры не отжимают. Не слоняются без дела, в конце концов, а проявляют инициативу, учатся слаженно и эффективно работать в команде.
– А мы после их эффективной работы бабок и дедок с инфарктами собираем, – подаёт голос представитель городской службы скорой помощи фельдшер Пузырёв.
Тут из динамика, расположенного над дверью штаба, раздаётся мелодичное: «Дыдын, дыдын!»
Координатор Воротников лениво поднимается с места и идёт открывать.
– И кого там принесло? – ворчит он на ходу. – Опять жильцы с жалобами? Не пущу!
Но с той стороны двери доносится знакомое и мелодичное:
– Здесь никто не живёооооот!!!
– А, пожаловали с отчётом о проделанной работе! – криво лыбится Воротников.
На всякий случай, он смотрит в глазок. Снаружи штаба собралась такая толпень, что Воротников теряет дар речи. Молодёжные организмы играют в чехарду, таскают друг друга за ноги, делают сальто и другие акробатические номера, а кто не умеет этого, те просто скачут козликом. И каждый пищит на разные голоса:
– Здесь никто не живёт! Никто, никто не живёт!!! Здесь никто не живёгогогот!!!
– Давайте вынесем эту дверь! – предлагает один.
– А чё, а давайте! – в едином порыве соглашаются все остальные.
Начинается давление тел на бронированную дверь. Поскольку высадить дверь мощью туловищ не удаётся, то на передних начинают давить те, кто сзади.
– Э, вы чё, попутали, что ли? – в панике кричит им координатор. – Своих не узнаёте?! Это я, Воротников!!!
– А нам хоть Подкладкин, хоть Стелькин! – отвечают ему слаженным хором сразу несколько парней, и их взгляды – Воротников видит это даже через глазок – излучают полную невменяемость. И носители взглядов твердят своё:
– Здесь никто не живёт – и всё тут!!!
И продолжают толкать дверь вовнутрь дверной коробки. Как будто от этого дверь сдвинется с места.
Воротников ненадолго отворачивается от глазка, чтобы отдышаться. Ему страшно, он покрыт холодным потом, но он решается продолжить смотрение в глазок. Пандемоний у дверей штаба продолжается. Самые наглые становятся на плечи друг друга, а самые верхние заглядывают в эркерное окно, что, по милости архитекторов прошлого, располагается над дверью, прижимают свои потные ладони и рыла к стеклу, и блеют с протяжным рыком:
– Здесь никто не живёт! Не живёт здесь никтоооо!!! Угугу, агагагааааа!!!
– Ну чё, есть там кто внутри? – спрашивают их снизу.
– Нету там никого! – отвечают им сверху вниз. – Там же никто не живёт!!!
Посиневший Воротников хватается за сердце, сползает по двери и падает на пол. Юрист Конягин и фельдшер Пузырёв, до этого момента сидевшие в ступоре, цветом кожных покровов сливаясь с мертвенно-гепатитными стенами офиса, вдруг встрепёнываются, и, отбросив дурное оцепенение, бросаются на помощь Воротникову, по пути пару раз налетев друг на друга. Но хладный труп Воротникова к жизни уже не вернуть.
Угугуканье нарастает. Сверху со звоном сыпется стекло и ветхие рейки – и вот, унизанный осколками стекла, в помещение валится десант. Приземляясь, кто на ноги, кто на макушки, члены молодёжной инициативы «Здесь никто не живёт» заполняют собой помещение, прыгают на столах, валят полки с документами, бьют компьютерные клавиатуры о стены и роняют мониторы, системные блоки, стулья, ксероксы и фикусы на головы распростёртых на полу Конягина и Пузырёва до тех пор, пока те не затихают. Один из молодых нежильцов услужливо отпирает запертую изнутри дверь – и толпа с рёвом врывается в помещение офиса. Рвётся одежда, трещат кости, кто-то радуется: «Здесь теперь сто пудов никто не живёт!», кто-то блюет, кто-то мычит, а кто-то молча истекает кровью изо всех физиологических отверстий тела. Затиснутые в тесную комнатушку, как шпроты в банку, поломанные и раздавленные молодёжные активисты терпеливо и добросовестно задыхаются в конвульсиях. Несколько из них одновременно напирают спинами на оконное стекло. Не для того, чтобы спастись, нет. Просто в помещении уже нет места, и молодёжь вынуждена залезть на подоконник. Грохочет развалившееся на осколки стекло, но пути наружу нет – окно зарешечено …
… Смеркается. По тротуару гуляет светило местной психиатрии по прозвищу Доктор Гнойболит. У него ежевечерний моцион. Под ногами хрустит снежок, фонари светят, на душе благодать. Внезапно, из одноэтажного здания на другой стороне улицы доносится какой-то шум. Поправив окуляры и наведя глаза на резкость, Доктор Гнойболит видит, что в оконной решётке понуро висят руками и ногами на улицу какие-то рваные тела. Нахмурив брови, Доктор Гнойболит пытается сообразить, что к чему. Наконец, его осеняет.
– А, так это же эти, как их… резвятся!... – задумчиво констатирует он. – Ну-ну!... Ветер вам в парус, ребятки!
И продолжает свою прогулку, на ходу сочиняя стих под названием «Сардель для сборки»:
Юрист разорванный вещает.
Без рук, без ног, чтоб не убёг.
Своих убивцев он прощает.
Хотя себя не уберёг.
Не состоялось совещанье.
Он потерял свою сардель.
И затянулось опознанье.
Хрен соберёшь его теперь.