Мотылёк Книга 1 Глава 1 Красная крепость часть 2
"ЭПОХА ЧЕТЫРЁХ ЛУН" (Отредактировано)
Том 2
"МОТЫЛЁК"
Книга 1
Глава 1
"КРАСНАЯ КРЕПОСТЬ"
Часть 2
Однажды в конце зимы, охотясь в привычных местах, Лобо вдруг замедлил шаг. Его самка, насторожённо внюхиваясь в лесную даль, ощетинилась.
— Кого вы учуяли? — подумала вслух Шато.
Волки опасливо рыскали из стороны в сторону и ступали бесшумно. Их непривычное поведение насторожило опытную охотницу.
— Что там? Почему вы дальше не идёте? — подчиняясь любопытству, Нада, крадучись, продолжала идти вперёд.
Там явно кто-то был. Запах, всегда означающий опасность для волка, остановил их. Охотница расслышала стоны, не свойственные животному. Её сердце в страхе вздрогнуло, по венам с шумом рванула кровь.
«Человек?! Мужчина!? Не может быть! В этих местах редко встретишь следы, принадлежащие человеку. А тут он сам?»
Лобо, ниже опустив голову, глухо рычал, изредка поглядывая по сторонам.
— Останьтесь здесь. Я сама.
Шато осмотрелась и решила подойти ещё поближе. Сминая под собой пушистый снег и тихо пробираясь между деревьев, она подошла к цели. Это действительно был человек. В его спине торчала огромная стрела с оперением от крыльев грифона.
«Хм, знакомые и стрелы, и оперение. О, и длинный наконечник. Такой чёрной стрелой когда-то ранили Лобо. Великаны? Для каких ручищ такой лук? И кто грифона посмел убить? Нелюди!», — заметила Нада, бережно перевернула лежащего вниз лицом. Тот глухо застонал. Охотница вздрогнула и уже пожалела, что подошла к нему. Подошедшие вслед за ней волки отпрянули, но сразу стали приближаться.
— Назад! Это человек. Отойдите назад! — не оборачиваясь, произнесла Шато.
Прошедшая насквозь толстая стрела крепко сидела в теле раненого, надёжно скрепляя одежду с обеих сторон, смёрзшейся смесью из крови и снега.
Нада попыталась аккуратно добраться до самой раны. Мужчина очнулся, но не подал вида из-за того, что был слишком слаб. Черты его лица показались девушке очень знакомыми. Чёткий мужской профиль, прямая чёрная бровь, нос с небольшой горбинкой, волевой подбородок, бородка… Красивые, они будто были списаны с римских чёрных глиняных кувшинов, что Нада девчушкой видела в графских залах. Шато немного смутилась и подумала, что ему к лицу больше подошли римские доспехи и шлем с красными перьями, а не этот старый шерстяной плащ.
Молодой крепкий незнакомец имел боевые раны, будто он действительно легионер. Это было странно, волнительно и любопытно. Шато заглянула под его плащ, поняла, что кожаный жилет-доспех и рубаху из крапивного тёплого волокна, как ни крути, не сберечь и придётся резать. Она ловко достала из-за спины нож и поднесла к груди раненого молодого человека. Но тот, увидев угрожающе длинный чёрный клинок, предположил худшее, схватил дикарку-незнакомку за тонкое запястье и взглянул, казалось, своей смерти в ясные зелёные глаза.
— Если я тебе сейчас не помогу, ты умрёшь прямо здесь. Решай, — спокойно произнесла Нада.
Почти насмерть замёрзший раненый согласился, отпустил руку, закрыл глаза и снова обмяк.
— Кто ты? — еле шевеля синими губами, произнёс он.
— Неважно. Молчи. Поговорим тогда, когда к тебе вернутся силы.
Шато собралась, вдохнула и одним ловким движением сломала древко стрелы у самого наконечника, уверенно выдернула её остаток из раны, подлезла под доспех, зажала большие отверстия с двух сторон ладонями, закрыла глаза, произнесла заговор и остановила кровь. Затем достала снадобья и обработала рваные раны. Глядя на страшный трёхлинейный наконечник с зазубринами подумала: "Да, если бы не черепаший доспех, такой-то стрелой можно было бы и сердце легко вырвать. Хорошо, что бьётся оно у этого воина с другой стороны. Дважды повезло. Но... рана очень опасна, глубока и её скорее нужно зашить".
Немного порассуждала и решила попытаться его спасти. Заправила обломки стрелы за спину на пояс, наконечник положила в котомку со снадобьями и потащила таинственного незнакомца в дом под дубом, точнее, в то, что от него осталось. Развела там огонь. Как смогла, устроила место. Прикрыла ветками вход в пещерку, чтобы сохранять тепло, и побежала в логово за припасами для врачевания. Как смогла быстро вернулась, старательно сшила мышцы, закрыла рану и не отходила от воина ни днём, ни ночью. Очень волновалась, что рана загноится. Потому поила воина особыми крепкими отварами, часто меняла повязку с измельчённым белым болотным мхом и согревала раненого собой. Юная врачевательница каждый раз с облегчением выдыхала и радовалась тому, что рана не вздулась, не потекла и швы не разошлись. Но наперёд девушка не загадывала, боясь спугнуть удачу.
Через пару дней незнакомец окреп, пришёл в себя и разговорился. Шато узнавала ужасные новости о родных местах. О разгулявшейся в ближних городках охоте на ведьм. О постоянно полыхающих кострах в разных городах и селениях. О предсмертных адовых муках заживо сожжённых женщин и девушек всех возрастов, о скорби их детей, мужей и родителей. И ещё о многих страшных вещах и кровавых зрелищах, что происходили сейчас по всем землям Англии.
Бледные пухлые губы незнакомца всё время изгибались, как опрокинутая луна, замолкали и дрожали, когда он рассказывал:
— Повсюду в деревнях от разных болезней сдыхает скот. Обескровленными находят на лугах и в хлевах коров, быков и коз. У тельных — вырванные с чревом лона. Напала порча на посевы. Стали мёртвыми рождаться дети, а живыми — появляться на свет отвратительные уродцы, какие-то пёсиглавы, свинорылы, козлоноги, змееглазы... Говорят, что они пьют кровь наших младенцев. Бесы множатся! Тьма в душах, страх!
А из-за закона о праве первой ночи люди меньше играют свадеб. Влюблённые чаще сбегают и живут во "грехе". Их находят, подвергают пыткам и истязаниям так, что они теряют способность к зачатию. А иногда эти несчастные умирают от полученных увечий, — с горечью добавил он, — Да и платить совсем нечем стало. Голод. В этих бедствиях обвиняют всех женщин, особенно тех, которые умеют хорошо готовить, пользоваться специями и врачевать. А таких стало больше в последнее время. Если бы не эти знахарки, у могильщиков было бы больше работы.
Говорят, что якобы они все ведьмы и устраивают в полнолуния дьявольские распутные оргии и шабаши по всей нашей округе. Но я думаю, что из дворцов и крепостей зараза эта ночами лезет. Двери и окна закрываем на крепкие засовы. Огонь в печи всю ночь поддерживаем.
А если рыжая или светловолосая с зелёными глазами дева им попадётся, такая как ты… О-о... помогай ей Господь… Вот умницы да красавицы уродуют себе лица как могут, или мужей своих просят увечья им нанести так, чтобы на ногах ещё можно было ходить. Рожать жёны теперь стали молча, а после родители чад своих скрывают и от соседей, и от любых глаз...
Мы когда увидели проезжающую через наш посёлок большую чёрную карету магистра и инквизитора, которую великаны за собой тянули... По-моему, в ней сидел сам епископ. ...Мы мгновенно собрались и рванули с семьёй от греха подальше. Грета — жена моя, ой, какая красавица-хозяюшка! А кашель как подорожником лечит! А жар как капустным листом снимает!... Да разве ж она ведьма?
В руки к тем великанам и инквизиторам только попадись...
Мы в лес с дитём — а там всадники. Не повезло. Будто кто-то из них по следу нашему, как зверь шёл! Проводник, видать, егерь опытный!
Надеюсь только, что жена с малышкой всё-таки уцелели! Месяц назад как родила. Как раз под утро в день Карачун.
Бросил я их за болотом в старых римских крепостных стенах. Верная тропка. Знаю с детства. Не найдут! Метель, слава Богу, весь день крутила-вертела. Надеюсь, не замёрзли мои девочки, а значит, и от инквизитора спаслись в надёжном укрытии. А, чтоб гореть ему в аду! Каналья! Сколько людей, ирод-дьявол, погубил! Тысячу чертей и ежа ему в печень! — с запалом рассказывал Таг-Гарт.
Так звали этого молодого мужчину. Спасая жену и дочь, он уводил за собой громил-лучников, уносил ноги от инквизитора — «Охотника на ведьм» и от гвардии нынешнего графа, посланной наказать жителей деревни за несогласие с непомерно высокими налогами.
— И что дальше? — ужаснулась Шато.
— Да что ещё?! Говорят ещё, что король Людовик Французский отправился в Иерусалим за славой. И наш доблестный король тоже, говорят, собирает рыцарей! А брат его — Джон Безземельный, чую сердцем, натворит ещё дел. Война, опять будет кровь и битва за дары и гроб Господен!
Змеи летающие на болотах появились! Морок на людей на водят!
Кровь Христова, куда от этого всего крестьянину деваться?!
По приметам, старики говорят, скоро наступит конец света! — вспылил мужчина, нехотя допивая горячий целебный отвар. От горечи напитка его передёрнуло. — Полынь в нём, что ли?!
— Девясил и зверобой с крапивой и подорожником. Мёд у меня кончился.
«Конец света?! — подумала и испугалась Шато, — Да он, скорее всего уже происходит. Убивая друг друга, мы теряем бесценный радужный свет в своей душе! А инородцы только потирают руки, пожинают плоды и овладевают нашими землями! Сколько женщин погубили! Портят по праву первой ночи! Зачем?!»
«Верно, Шато, верно! Охота на ведьм и право первой ночи имеют совсем другую цель. Это давняя война против Грааля Ариев и, чтобы продолжать её, Ироду любой повод хорош! Свальный грех дев с кровососами да сукубами — теперь их оружие! Оттуда и уродцы родятся! ТЬМА пришла! Берегись, Тара!» — почувствовала ответ Учителя в душе.
«Первый раз слышу тебя не во сне, Учитель» — согласилась с ним Нада и похолодела.
Отшельница побоялась рассказывать случайному человеку свою историю. Чутьё ей подсказывало, что лучше держать язык за зубами. Она только назвала незнакомцу своё имя и подумала, что тем, что всё-таки осталась в лесу с волками, она спаслась и сохранила от чужих рук бесценный свёрток. И это было хорошо. Тяготы жизни в лесу сразу стали казаться маленькими и незначительными пустяками.
А Таг-Гарт полностью открылся перед ней, как церковная библия (библия — озн. книга. От этого слова произошла — библиотека - хранилище книг), и рассказал, как он оказался в этом глухом месте. Лишь только гость окреп, Шато вывела его с завязанными глазами на то же место, где нашла.
— Зачем это ты мне завязываешь глаза? — удивился он.
— Меньше знаешь — безопасней жить. Поверь мне, так правильно.
Улыбнулась врачевательница на прощанье, и, не оборачиваясь, они разошлись.
«Да-а, совсем недобрые вести. Ещё более неспокойные времена. Но где я его могла видеть раньше? Наверное, во сне. Очень знакомые манеры говорить и ругаться! Нет, не помню. Красивое имя: Таг-ар-р-рт, — размышляла Шато на обратном пути, — Есть в нём что-то такое отдалённо знакомое или... тёплое, как отцовские объятия».
Ступив на безопасный берег, она приняла мудрое решение:
— Не будем больше переходить реку, мальчики. Опасно. Здесь у нас тоже дичи много.
И дальше потекли обычные холодные дни зимы. Но иногда сны говорили отшельнице, что на том месте в лесу снова ожидает её помощи раненый человек.
Поддаваясь любопытству и желая проверить явность сна, Нада отправлялась в сопровождении белых волков лес в кроличьей шубе с капюшоном и благодаря интуиции отыскивала нуждающегося в помощи человека. Она, будто добрый лесной Дух белой волчицы, одна бесшумно возникала пред больным и уводила его с завязанными глазами в дом под дубом. Волки, подчиняясь приказу, держались поодаль. Шато умело врачевала и возвращала исцелённого человека на условленное место, но ни с кем из «гостей» не говорила и лицо своё не показыала. А люди, в благодарность за спасение и восстановленное здоровье, крепко хранили тайну её пребывания и присылали врачевательнице со следующим больным разные нужные в хозяйстве мелочи: полотно, соль, кувшины, еду, нитки, иглы, гвозди, верёвки, топоры, сковороды, ножи… Всё, чем богаты и чем могли облегчить женщине одинокое выживание в лесу. И это было хорошо.
В запахе воздуха уже угадывались первые признаки весны. Природа день ото дня быстро меняла монотонные краски на яркое разноцветье жизни. Меняли одёжку животные, и Шато сменила свои зимние одежды на лёгкие. В этот раз так сильно линяли волки, что Наде пришла в голову идея самой их хорошенько вычесать, чтобы избавиться от надоевшего летающего пуха и навести в логове порядок.
Шерсти набралось много и Наде хватило на одеяло и на матрас. Спине ночью стало гораздо легче, уютней и теплее.
Весна сменяла зиму, осень — лето. Отшельнице казалось, что вот она — счастливая спокойная, без тягот и страхов жизнь. В эти годы иного она себе и не искала.
Шато замечала, что реже встречает в лесу разных единорогов, в небе меньше видно грифонов. А свист-шелест драконьих крыльев только по ночам иногда слышит. Оленей, медведей, вепрей да клыкастых рыжих кошек прибавилось. Малый крылатый народ и вовсе в непроходимой чаще у камней от людей прячется. Запомнила Шато, как прекрасную голубую гарпию ту, что почти с девичьим лицом, только раз она на рассвете у реки издали видела. Любовалась ею, затаив дыхание, пока та не вздрогнула и не взлетела на своих могучих крыльях и не исчезла над деревьями.
Чем заметней становилась людская тропа к дубу, тем более осторожничала немая для гостей целительница.
«Что-то раны другие. — Размышляла она, — Да и просто больных больше. Но к людям я уже не вернусь! Слишком поздно! И, значит, я им нужна, если они хранят тайну моего пребывания? Сколько же мне уже лет?
Первого Лобо я знала девять зим. Так не хватает его!
Одна зима без него.
Второго Лобо знала только пять. Почему, куда он тогда ушёл?
Всего, значит, тридцать два. Много!
Как время быстро летит.
Мама, мамочка, я так по тебе скучаю! Я давно стала взрослой, а всё ещё чувствую себя малышкой Надой. Странно. Как ты думаешь, почему?».
— Пришёл бы Таг-Гарт. Как там его жена и дочь? Удалось ли тогда спастись?
«Нет, нет, лучше не надо мне о нём думать!»
С щемящим сердцем Нада вспоминала мать и думала, что ей старенькой и одинокой приходится сейчас очень тяжело. Благодаря частому врачеванию, Шато обрела душевное равновесие, приобрела особый опыт, знания и мастерство. Нашла смысл своей одинокой отшельнической жизни.
После очень суровой зимы этого года весной у вожака стаи — самки, снова появились щенки. Она их родила прямо в логове. Среди пятерых малышей снова был один со светлой шерстью, и, когда щенячьи глаза перецвели, у него оказались — небесно-голубые. Шато часто играла с ним и забирала от семьи к себе на ночь, под живот, как собственное драгоценное желанное дитя. Волчица-мать вскоре приняла это, но всё же внимательно наблюдала за ним со стороны. Как и все щенки, рождённые раньше, «светлый» взрослел быстро. Он предпочитал чаще бывать и спать с Шато в обнимку, чем с остальной стаей, и с удовольствием сопровождал на болоте и в лесу. Не теряя времени, охотился здесь же, самостоятельно и рос настоящим другом и защитником.
Собрав всё необходимое для снадобий, травница часто подсматривала, как забавно этот белый пушистый волчонок играется с мышками и ёжиками, ставит ушки домиком, смешно припадает на передние лапы, удерживая в них добычу, при этом становится растяпой и упускает шутливую и колючую игрушку. Это вызывало смех у опытной охотницы и умиление в её одиноком женском сердце. Но рядом с ним отшельнице было гораздо теплее на душе. Снова начиналась дружба, свободная, чистая, обоюдная.
Прошли счастливые тихие годы. И этот огромный белый волк Лобо с почти человеческой душой, состарился и мирно ушёл на руках у Шато. Целительница похоронила его, будто своего собственного сына. Потеряла голос от крика. От слёз на некоторое время лишилась зрения и потеряла всякий интерес к жизни на несколько недель. А осиротевшее сердце стало стучать с перебоями. Наде казалось, что за этой чертой у неё уже ничего не осталось. Каждая дни напролёт выла по-своему: и состарившаяся Шато, и ставшая одинокой его подруга. После смерти волчицы, Шато приняла решение никого больше так близко к сердцу не подпускать. Она закрыла сердце и общалась со стаей только щелчками, окриками и жестами. Да только один голубоглазый волк, с серой меткой на холке в виде стравра-креста, всё равно взбирался к ней на лежанку на ночь и грел в холод спину и ноги, ходил по пятам, постоянно лез под руки, облизывал и реагировал на каждый взгляд почему-то замолчавшей хозяйки.
Очередной сон подсказал Шато: человек в лесу ожидает её помощи. К удивлению, в условленном месте она нашла Таг-Гарта. По его тусклому радужному свечению, Нада поняла, что он серьёзно болен.
— Таг-Гарт?! Как я рада, что это ты! То есть я рада тебя видеть, но встревожена тем, что ты болен, — поправилась она.
— Так ты узнала меня, Шато? — криво улыбнулся постаревший бледный мужчина.
— Глаза у тебя всё те же, и подбородок, — дрожащей улыбкой ответила она.
От радости встречи со старым знакомым у неё заблестели глаза. Сердце зачастило и закололо в груди. Шато хотела было скорей обнять Таг-Гарта, но вдруг запнулась, смущённо натянула глубже капюшон. Испугалась, что взгляд ее выдаст. Что желанный дорогой гость увидит её, изменяющийся от сильных чувств, взор и испугается. Но Таг-Гарт сам остановил Наду жестом.
— Нет, нет! Погоди! У нас в деревне многие умирают. Я в отчаянии. Мне, видимо, конец, но не этого я страшусь. Речь о моей дочери. Возможно, ты ещё сможешь помочь. Может, успеешь… Умоляю, спаси её! — тяжело дыша, с испариной на лбу, выдавил из себя Таг-Гарт.
Нада обмерла и подсознательно набросила на голову капюшон, чтобы скрыть смятение и тревогу.
— Хорошо. Опиши мне, как начинается болезнь и что дальше происходит. Я спрошу у Учителя, чем помочь, если не знаю сама.
— Какого Учителя? — переспросил Таг-Гарт.
— Извини. Я сказала лишнее. Забудь.
— Хорошо. Уже забыл.
И, тяжело осев, Таг-Гарт рассказал всё в подробностях и показал тёмные нарывы на шее и груди.
— Я раньше такого не видела. Так. Идём со мной. Я тебе доверяю, так что глаза завязывать на этот раз не буду.
— Я понял. Худо мне, Шато, худо.
— Я поддержу. Пойдём.
— Нет, нет. Держись подальше от меня! Хотя бы пока.
— Так заразно?
— Не представляешь как! Рот платком закрой или я не знаю…
— Зачем?
— Так лекарь приезжий делал. Не лечил, гад. Только ходил в птичьей маске с длинным носом и приговаривал: «Сжечь! Всё сжечь!» Полыхали целые семьи с домами…
— Я поняла. — Шато отступила от Таг-Гарта и наполовину закрыла лицо вязанным шерстяным платком.
Гость вдруг рванул в сторону, оперся о дерево и выдал из себя всё, что недавно ел и пил. Его выворачивало со всех сторон, но было не до стыда и смущения. Таг-Гарт почти терял сознания, стоя перед зловонной лужей и думал, что вот пришёл его конец. Он обернулся. В безжизненных от температуры глазах промелькнуло:
«Прости. Поздно!»
Шато плотнее завязала на лице платок, задержала дыхание, подбежала к Таг-Гарту, открыла, ткнула в руки кувшинчик с, настоянной на мхах, чистой болотной водой и выдохнула:
— Пей неспеша! — и отбежала.
Чистейшая холодная болотная вода, годами настоянная на мхах и болотных ягодах, действительно, помогла. Таг-Гарт немного пришёл в себя, поднялся на ноги и жестом попросил Шато идти первой. Не на шутку беспокоясь, Шато всё расспрашивала Таг-Гарта: в каком городе он живёт, в каком доме его семья, как найти её, как выглядят его жена и дочь, как их зовут, что нужно им сказать.
Врачевательница поняла, что времени у Таг-Гарта очень мало, возможно, осталось несколько часов. Такой страшной болезни она ещё не встречала. Глядя на всё это, Нада молча приняла решение, что, да, ради его дочери она рискнёт и отправится в город, но... Но в душе кричала: «Но у меня нет лекарства! И чем помочь я не знаю!»
Из последних сил придя на уже знакомое место, Таг-Гарт сел, заполз в укрытие и прохрипел:
— Иди, Шато, иди. Я подожду… Клянусь, я не сдохну! Моя дочь… Моя Шарот…
Нада закусила губу, чтобы сдержать накатившие слёзы.
«Ради своей дочурки я бы тоже, как ты…»
Шато привычно развела огонь в широкой глиняной чаше, составила интуитивно приготовленный крепкий отвар, сказала Таг-Гарту пить его по глотку каждый раз как будет приступ, оставила свой плащ, собрала хворост и поторопилась с волками домой. Уходя в сон на своей лежанке, она просила Учителя о помощи:
— Расскажи, что и как делать в этом случае и чем пользоваться. Это не для меня. Кажется, и не для Таг-Гарта, а для его дочери. Я так чувствую! Прошу! Я знаю, что сейчас не твоё время, но всё же, услышь меня, Учитель. Откликнись! Они — единственные, ради которых я готова рискнуть и отправиться в город! Больше ничего не прошу! Помоги!
И Шато получила подробный ответ. Записала угольком на кроличьей шкурке. Лишь только рассвело, целительница, вооружённая знаниями и факелом, отправилась в неизвестные ей места, увиденные во сне.
«Доверять, не доверять — рассуждать некогда»!
В сопровождении стаи Нада бежала в указанном направлении. У неё тоже начинался жар и потому бег замедлялся. Без труда Шато разыскала подсказанные ей Мастером источники. Набрала из обоих, закрыла сосуды пробками и отметила, что в одном вода вонючая.
Далее Шато направилась к горе. Сличая видения из сна с видами открывающегося природного ландшафта, сновидица точно знала, где вход в пещеру и шла к нему напролом через лес. По дороге наткнулась на место чьего-то боя, глубокие царапины на стволах деревьев, обломанные ветви, стрелы, большие пятна чьей-то крови на траве, нашла среди них несколько, переливающихся радужным светом, перьев от синей гарпии и следы всадников. С сожалением выдохнула, сжала кулаки. «Сколько можно?! Нелюди!» И, не останавливаясь, поторопилась дальше.
Да. Вот она, мокрая отвесная стена.
Вот тупик.
Вот разлом.
Вот разросшийся можжевеловый куст. «М-да он, действительно, как зелёная бабочка…»
Вот проклюнувшиеся хоботки зелёных папоротников. «Как здесь будет красиво, когда они полностью раскроются!»
А вот она — еле заметная замшелая метка — продавленный горячей «печатью» в крапчатом сером камне «Миндалевидный прикрытый глаз».
Нада отдышалась и стала быстро снимать руками прелый кисловато пахучий слой прогнивших за годы листьев с личинками и муравьями. От рождения помеченный на спине крестом Лобо вертелся у ног Шато и вместе с ней усердно выгребал лапами землю и часто фыркал.
Нада отбрасывала многочисленные осыпавшиеся камни. И её взору постепенно открывалась узкая вертикальная щель, из которой веяло стылым холодом.
«Вот она! Благо дарю, Учитель» Восхитилась Шато, схватила факел и бочком стала протискиваться внутрь горы. Лобо попытался последовать за ней.
— Нет. Нет, Ставр! Нет. Будь здесь, сказала! — строго прикрикнула она.
Волк испугался и отпрянул.
Шато торопилась. Вход в пещеру был очень узким. Порой Наде нужно было выдохнуть и втянуть живот, порой пригнуться и проползти на корточках или коленях.
Дневной свет давно погас в щели и остался далеко позади. Руки, щёки, нос незваной гостьи замерзали от холодного дыхания потревоженного ею подземного мира. Вместе с наступившей кромешной тьмой Шато ощутила, как в тело, голову, в сердце заползал жуткий страх, какого она ещё никогда не ощущала. Но повернуть назад было нельзя. На языке крутились вперемешку одни и те же фразы:
«Нада, перестань трястись.
Если нашла вход, то найдёшь и выход.
В любом случае жизнь — это только путь вперёд.
Нет, нет, тёмный рыцарь найдёт тебя не здесь и не сейчас. Перестань трястись…».
Шато в абсолютной темноте преодолела длинный опасный ход. Когда почувствовала, что прекратился жуткий сквозняк, интуитивно поняла, что оказалась в бОльшем пространстве. На ощупь Нада убедилась, что стены, наконец, раздвинулись и можно потихоньку выпрямиться и скорее зажечь огонь. Она достала из кармана огниво, окоченевшими трясущимися руками кое-как выбила искры, раздула огонёк, зажгла спасительный факел.
— С-с… Господи, как здесь холодно! И… красиво.
Пред восторженной Шато проявились фрагменты невиданного подземного мира, наполненного искрящимися разноцветными крупными и мелкими кристаллами, пронзительной тишиной, глубоким вечным покоем и тонкой рваной полоской воды, отражающей свет факела. Яркий свет заиграл, добежал до озера и отразился тусклыми отблесками в прозрачных жёлтых гроздьях кристаллов на потолке. Сверху, где сейчас стояла Нада, очертания озерца были похожи на глаз дремлющего дракона — такой знак, что был у входа «выплавлен в камне». Лесная отшельница почувствовала дребезжание во всем теле, железистый привкус на языке и ей вдруг захотелось дышать глубже. Дыхание получилось длинным и полным, оттого голова немного закружилась. Наду качнуло, и из-под ног выскочило несколько мелких камней. Гостья пещеры вздрогнула, пошатнулась, удержалась за стену и почувствовала, как кровь с шипением ударила по вискам:
«Спокойней, прошу тебя, спокойней. Не подведи. Не подведи».
Шато очарованно огляделась и нашла на стенах точно такие же оранжевые кристаллы, которые видела во сне. Опасливо ступая вниз по неустойчивым камням и сохраняя ровное дыхание, Нада зашла дальше вглубь первого невероятного зала, а за ней бесшумно последовали хищные тени от пещерных наростов, разноцветные отблески играющего на гранях кристаллов огня и, радостно крадущиеся за ней следом, страхи. У Нады появилось вполне отчётливое ощущение, что на неё со всех сторон… смотрят. Врачевательница обомлела, остановилась. Какого восхищения и такого ужаса одновременно она никогда в жизни не испытывала. Такого великолепия и ни с чем несравнимой красоты никогда в жизни не видела. Дух захватывало от открывающихся с каждым шагом замысловатых образов, теней, волшебно застывших форм сказочных животных. Но больше всего манило чёрное зеркало озера, в которое Наде отчаянно хотелось заглянуть. Преодолевая страх и некое сопротивление плотного воздуха, она это сделала, улыбнулась.
— Здравствуй, Килгарр-Змеелов, — почему-то так назвала его Шато, — Учитель сказал, я здесь найду то, что поможет выжить девочке, которая рождена, как и я, в день Карачун. Мне нужна чёрная смола, белое каменное масло и серные кристаллы. Позволь мне найти и взять это.
Она чуть поклонилась, отошла и услышала сначала шорох, потом приближающееся со всех сторон, частое прерывистое дыхание. Оглянулась, предполагая увидеть невесть что, или Дух самого дракона. Но оказалось, что источник звуков был совсем с другой стороны. Напряжённая донельзя Нада задрожала, медленно оглянулась и увидела проявляющийся в свете факела призрак громадного белого волка. Только когда под потолком встревоженно зашевелились и запищали летучие мыши, охотница поняла, что это живое создание.
— Лобо? Ты? — Вновь задышала Шато и подняла в полумраке факел над головой.
Глаза волка блеснули зеленью, Лобо опустил морду и довольно засеменил к хозяйке.
— Не плохо, малыш. Не плохо. Ты, как всегда кстати, крестоносец.
Нада огладила его и была сейчас несказанно рада. Рядом с висящими на потолке встревоженно попискивающими летучими мышами, она нашла сладковато пахнущую чёрную смолу. Но, чтобы взобраться повыше и достать её, нужна была сноровка, опора и вторая рука. Пытаясь пристроить куда-нибудь факел, Нада уронила его. Он упал, откатился под влажную блестящую глыбу и пещера снова полностью исчезла во тьме. Мыши оживились, и слышно было, как они беспокойно перелетали с места на место. Нада почувствовала, что они крыльями чуть задевают её капюшон. Это было крайне неприятное ощущение. Женщина сразу втянула шею, прижалась к стене и мимолётно подумала, что они знают и другие, более лёгкие входы сюда. Теперь Наде снова был необходим свет и «третья» рука, а лучше чья-нибудь дружеская помощь.
Шато оказалась зависшей в пугающем тёмном ничто. Когда погас свет, пещера наполнилась звуками. Нада услышала тихие ритмичные шлепки и всплески падающих в воду капель, их размеренное эхо, возню летучих мышей, осторожные шаги Лобо и нарушающее привычную жизнь пещеры собственное учащённое прерывистое дыхание. У целительницы промелькнули парализующие волю страшные мысли и чувства, что озябшие пальцы вскоре не выдержат, она сорвётся, упадёт, сломает руку, ногу, заблудится во тьме и останется здесь навсегда умирать от голода. Но главное — не придёт Таг-Гарту на помощь. А тогда его золотоволосая малышка-дочурка…
«Как её зовут? Шарот?
Нет, Нет. Этого не будет!
Тёмный рыцарь найдёт меня не здесь и не сегодня».
Решительно отвергла Шато. Она почувствовала прилив жара в ноги, руки, щёки. Ощутила знакомый горячий удар в спину, и её волшебный талант видеть окружающий мир в радужном свете проявился и во тьме.
Пещера выглядела нереально колдовской, вибрирующей, переливающейся красками неземной красоты. Будто солнечные фонари засветились кристаллы и друзы. Всё пространство было плотно заполнено светом. Совсем не было теней. Лобо ходил в собственном радужном облаке меж застывших волн света и перемешивал их. Нада заметила, что и от сияния её тела, и от дыхания, волны тоже приходят в движение и общаются между собой.
Высоко под сводом гостья заметила цветные рукотворные рисунки диковинных животных. Одни были мохнатые с двумя хвостами, другие голые с длинными шеями и крепкими ногами, третьи были похожи на русалок с большими глазами и хвостами. И ещё единороги, которых теперь редко видела в этом лесу.
Женщина нашла изображения очень высоких существ, похожих на богов, ангелов с крыльями, на сказочных русалок, сатиров, эльфов, драконов, клыкастых львов и тигров. Все будто жили мирно вместе. На другой стене увидела рядом друг с другом изображения семьи красного крылатого дракона, высоких плечистых людей в доспехах из жёлтых кристаллов и их беззаботных детей, играющих с детьми драконов.
А там поодаль были подробные карты странных континентов, стран, городов, рек, земель.
Под сводом, на другой стене находилось очень точно выполненное изображение яйца или разрезанного напополам яблока, в центре всех слоёв был чёткий круг и крест — знак солнца. В перекрестье находилось два кристалла-зернышка, которые образовывали единое двухцветное ядро.
В тело «яблока», разрушая его стенки с внешней стороны, внедрялись змеи-черви и, поедая плоть «яблока», оставляли бесчисленные пустоты-ходы. По рисунку было понятно, что они разрушали места, где был прежде «цветок», и а с другой стороны там, где «крепление яблока к ветке».
«Яблоко» покоилось в солнечной красной «Чаше» на тонкой ножке с круглой подошвой. Изящная чаша стояла на другой точно такой же — синей, только зеркально перевёрнутой и «отражённой» в звёздном пространстве ещё несколько раз. Эта объёмная многоуровневая конструкция находилась в полусфере из человеческих ладоней, которые были заполнены узнаваемыми Шато тринадцатью созвездиями животных.
Контуры рук окаймляли чаши, будто молочный звёздный путь, который хорошо ей был виден в безлунные ночи. Казалось, они хранили Чашу и равномерно расположенные со всех сторон «яблока» четыре «луны», потом три, две. И весь рисунок выглядел как огромный живой глаз, в центре которого был зрачок и его двойное зеркальное отражение – Солар-солнце очень похожее на круглый щит с крестом по центру.
Цветная радужка «глаза» состояла из двенадцати приплюснутых колец и двигающихся по ним точек разного цвета и величины. Изображение каждой «точки» было отмечено своим знаком-печатью. Наде показалось, что знаки очень похожи на руны, которые были на гадальных камешках мамы и на отцовском ноже, находившемся сейчас на её поясе в ножнах. Шато достала рисунчатый нож и взглянула на него, чтобы сличить узоры с картинками на стенах и увидела явное сходство.
«Значит, это всё правда?! Мы действительно живём в громадном яблоке? Или на нём?! Или есть жизнь внутри его и снаружи? Разные миры! Земля круглая и живая? Или нет, кажется, она только половинка яблока, прикрытая звёздным куполом?! Как чаша со стеклянной крышкой! Не маленькая плоская, как тарелка, говорят? Потому и вода в озёрах с берегами, что зеркало в оправе. И нет никакого края земли?! Он круглый. Есть два входа-выхода внутрь, к драгоценному семени дня и ночи! Это водовороты?! Вот и вот. Невероятно! Нет, это даже больше похоже на глаз… Или… ме-ха-ни-мз?! Вроде движущейся водяной мельницы…
Как всё сложно и многомерно.
И кто запечатлел всё это?! Кто создал?! Не единый же Господь Бог, в самом деле? Адам и Ева, сказано было, надкусили именно яблоко — плод познания. Кто же они тогда, если решились священный плод испортить?» Подумала она о рассказах своего отца и матери, которые всегда воспринимала только как волшебные сказки на ночь, и вспомнила церковные воскресные проповеди и чтения из библии.
Ошеломлённая целительница с трудом заставила себя собраться с мыслями и вспомнить цель своего присутствия. Она очнулась, дотянулась и соскребла ножом смолу, которая прилипала к лезвию. Шато взяла нож в зубы и аккуратно спустилась, скатала смолу с лезвия в шарик и тщательно завернула в рогожку. Только сейчас, у себя под ногами она заметила застывшие во времени человеческие и звериные следы невероятных и разных размеров, и поняла, чьих рук эти изображения. Подумала: "Для таких-то размеров нужна не щель между камней, чтобы войти в пещеру. И не один день, чтобы её расписать, как храм".
Нада твёрдо пообещала себе, что обязательно ещё не один раз вернётся сюда, чтобы найти ответы на возникшие бесчисленные вопросы. Она опять отвлеклась и восхищённо задышала, озирая своды пещеры глазами, умевшими видеть мир в радужном свете:
«Наше «разрезанное или разделённое напополам яблоко» не одно такое! Где-то есть вторая половинка. Кто бы ни создавал всё это величие, он был не один Великий Мастер! Сколько любви и тайн! Сколь всё сказочно и безгранично! Какая невообразимая красота и порядок… Волшебство времени спящее под хрустальным куполом тихим дивным сном!»
На уступе противоположной стены, Нада увидала наплывы — «каменное масло». Это было то, зачем она сюда пришла. Ясно видящая Нада взобралась выше. Аккуратно соскребла ножом со стен белый налёт, затем сбила рукоятью несколько красновато-оранжевых терпко-кислых кристаллов. Собранное в нужном количестве богатство сложила на дно котомки.
Оглядевшись, врачевательница собралась было уходить и бросила последний взгляд в сторону. Она заметила в стене многочисленные цветные вкрапления, большие прозрачные и полупрозрачные кристаллы. Любопытство взяло верх. Торопливо пробравшись к ним, Шато вплотную приблизилась, коснулась рукой и постаралась понять что это.
«Хм… Да это, кажется, рубины! А там? М… не знаю, но за такой вот, только маленький зелёненький камешек, люди теряют совесть и рассудок. Воистину скоро будет Яма! Братья убивают друг друга и губят сияющую душу за цветные камешки, которые им только временно могут принадлежать. Смешно и глупо, правда, мам? Какими люди становятся маленькими».
— Всё. Что нужно, я взяла.
«Нет. Стой, Нада!» — Приказала она себе.
Повернулась к сияющему озеру-глазу, спустилась к нему, положила руку на сердце, шёпотом нараспев произнесла и после низко поклонилась:
— Благо-о дарю-у тебя, о мудрый голубоглазый дракон… Благо-о дарю-ю вас, Учителя… Мир вашему дому-у…
— Ом-м-м… — прошептало уходящее вглубь эхо.
Бесконечная пещера приняла благодарность, ответив исчезающим в следующих залах откликом и возобновляющеся глухой тишиной.
При радужном видении, обратный путь из пещеры был для Шато значительно легче, а в компании с Лобо — уверенней и быстрее. Заметив встречный луч режущего дневного света, она набросила на голову капюшон, свалившийся на плечи.
Ловко выбравшись наружу, отшельница оставила факел, завалила камнями и землёй вход в пещеру. Почувствовала на спине живительное солнечное тепло и поняла, что жутко продрогла и проголодалась.
«М… Нет, з-здесь на земле н-намного лучше!»
Часть стаи, ожидая Шато, увлеклась охотой и гоняла стадо оленей. Только Тэкла осталась ожидать её у входа. Наконец почуяв и увидев выходящих из пещеры, она стала настойчиво наскакивать на Лобо, рычать, прикусывать его за щёки, а Шато за руки, тем самым проявляя радость их возвращению.
— В п-путь, ребятушки. С-скорей! Не будем ждать остальных. Н-некогда!
Приложив к губам озябшие руки, Нада выкрикнула вверх и призвала стаю:
— Шато-о-о!
И эхо разнесло её зов по окрестности. Лобо с удовольствием и ответственностью взял роль ведущего на себя. Его волчица строго держалась рядом с Надой. Услышав призывный клич, остальная стая настигла их и присоединилась по пути. В сопровождении эскорта, врачевательница добралась до возродившегося из пепла горелого дуба и не заметила, как радужное свечение в глазах само по себе погасло.
У Таг-Гарта нарастал сильный жар и появился озноб. Мужчина был почти без сознания, бредил, но услышав приближение хищников, крепко сжал рукоять ножа. И, только различив тихие знакомые шаги и увидев белые мохнатые тени, немного расслабился.
— М-м… Мне никогда не привыкнуть к твоим волкам! — с трудом открыл он глаза. — Я из последних сил готов схватиться за оружие! — тяжело дышал он.
— Это лишнее. Просто не бойся. Они все очень умны. Ты же видишь, как они себя ведут, — успокоила его Нада.
— Но они не единственные, кто бы хотел мною пообедать. Пить! Шато, прошу воды! Воды…
Она налила из кувшина и подала ему в самодельной глиняной чаше. Не теряя времени, быстро привычно развела огонь в широком глиняном сосуде и, положив в него лезвие ножа, твёрдо предупредила Таг-Гарта:
— Знаешь, тебе здорово придётся потерпеть.
Он кивнул и из последних сил снял ветхую рубашку, оголил грудь и шею исхудавшего тела.
— Не впервой! Я готов. Лишь бы выжить мне и моей дочери. И поберегись. Без тебя — конец не только мне.
— Знаю. Выбирайся ближе к выходу. Мне нужно больше света. Я должна успеть закончить до заката.
Таг-Гарт выполз из-под дуба, расположился у его могучих вылезших из-под земли корней.
Шато тщательно прокаливала на огне нож, теперь понимая, что он не обыкновенный. Она вдохновенно готовила и отвар, и густое снадобье по подробному рецепту Учителя из сна. Целительница подготовила сухой белый мох с болот и особым способом сделанные тонкие мягкие повязки из кишок дичи, в основном оленьих.
Растопив смолу со стволов диких яблонь и вишен в горячей чаше, смешала её с кристаллами рыжих и чёрных липких наплывов со стен пещеры и с воском и мёдом диких пчёл. Прогретую смесь перемешала и оставила у огня, чтобы она не остыла. Каменное масло Нада отдельно растворила в тёплой родниковой воде. Врачевательница была абсолютно убеждена, что новые бальзамы и подсказки Учителя сработают.
— Таг-Гарт, пора. Я готова. Ты готов?
— Да.
— Ой, подожди, не сейчас. На-ка, выпей, только мелкими глотками, а вот это чуть позже.
Шато подала Таг-Гарту остуженный горький травяной отвар, и часть другого настоя понемногу пила сама. Она наблюдала за дыханием гостя и ждала, когда оно станет реже.
— Теперь зажми палку зубами, а я крепко завяжу себе руки за спиной. Пожалуй, теперь ты действительно готов. Спи-и!
Низким голосом прошептала Шато, вспомнив и повторив голосом звучание эха в пещере. Напряжённой открытой ладонью провела по лицу Таг-Гарта сверху вниз и закрыла ему глаза.
Таг-Гарт как-то сразу обмяк, уронил голову и отвернулся в сторону, подставляя Шато обнажённую шею и грудь, и больше не двигался. В это мгновение Нада отчётливо почувствовала, что всегда была под чьим-то заботливым присмотром и мысленно поблагодарила «Хранителей».
«Пора!» — услышала Нада.
Она тщательно вымыла свои маленькие крепкие руки, стряхнула их, уверенно взяла за рукоять раскалённый нож, и решительно сделала первый тонкий надрез. Жилы на шее Таг-Гарта всё же напряглись, он покраснел, глухо застонал, чуть выгнул спину и сжал в зубах брусок.
На его груди раскрылась неглубокая рана, появилась вязкая слизь. Мерзко запахло горелой плотью, потекла кровь с едким запахом. Шато чуть не стошнило, она задержала дыхание, насколько смогла. Встала, отошла, завязала себе рот и нос чистой тряпкой, вернулась к Таг-Гарту, снова вымыла руки горячей водой и продолжила резать. Она вычищала и тщательно прижигала рану другой стороной раскалённого ножа, и кровь по краям запекалась сразу.
Вся эта задача действительно была не из лёгких. Нельзя было пропустить ни один, даже самый маленький нарыв. А на шее, где слишком близко пульсировала жизнь, невозможно было сделать надрез глубже. При этом недостаточно глубокий — не даст нужного результата. В подсознании врачевательницы были мысли о точности изображения рисунков на стенах пещеры и, виртуозно работая ножом, она старалась не уступить Учителям в мастерстве.
Крови Таг-Гарт терял немного. Помогал отвар из крапивы, подорожника и перечной мяты. С болью помогал справиться сонное снадобье с соком дикого красного мака и лесного ландыша, но в какой-то момент он всё-таки не выдержал, охнул и потерял сознание.
Теперь Наду уже ничего не смущало. Она знала: Таг-Гарт сейчас ничего не чувствует и потому продолжала резать, удалять чёрную слизь, сгустки из нарывов. Прижигала и прижигала их, и обрабатывала тягучим красновато-бурым снадобьем раны. Решительно и аккуратно шила, пока не сделала всё, как надо, умело, уверенно и неумолимо.
Напряжённая ночь, тяжёлое утро. Пробуждение, забытьё, пробуждение, забытьё и ещё два дня волнений и ожиданий. Единственный желанный гость всё ещё не приходил в себя. Шато заботливо меняла ему повязки. Наносила прежде неизвестную для себя по составу чёрную вязкую мазь, которую применяла впервые.
Она настойчиво отпаивала Таг-Гарта растворённым в воде «каменным маслом» и особым по составу отваром из трав. Добавила к этому густой настой из чёрного берёзового гриба и пила эти напитки сама.
Нада украдкой любовалась мужественными чертами лица и телом своего гостя. И никак не могла вспомнить, где же она его прежде видела. Всё было в нем чрезвычайно знакомо: манера говорить, ругаться, молчать, терпеть боль, грустные карие глаза, прямые сильные плечи. Глядя на Таг-Гарта, ей всё время мерещились картинки: Яркая лунная ночь в знойной красной пустыне. Круглое играющее серебром озерцо. Шёпот камыша, и белый шатёр, в котором сейчас были только он и она — красивый воин и волшебница целительница. И между ними её волшебный чёрный нож с красной рукоятью из оленьего рога. Женские мечты и грёзы дали прорасти чувству.
Ничуть не сомневаясь в своих целительских действиях, Нада терпеливо ждала, когда жар у Таг-Гарта спадёт и он очнётся. Ведь и её жар практически уже прошёл. Так всё, благодаря знаниям Учителя, интуиции, терпению, дару и решительности, и получилось.
Дыхание Таг-Гарта стало немного глубже, и Шато поняла, что он просыпается.
— Доброе утро, спасительница! — вздохнул он и морщинки у глаз подчеркнули улыбку.
— Доброе ли? — недоверчиво переспросила Нада и потрогала его прохладный влажный лоб.
— Да, не сомневаюсь. Пока я спал, плыл по облакам в маленькой такой лодке с белым парусом и не мог понять, в какую же сторону мне направиться. Вокруг туман, сияние… И вот я услышал колокол и твой голос, как песню: Шато-о! — нараспев произнёс мужчина и приподнял брови, глядя в зелёно-карие глаза спасительницы.
— Не выдумывай! Я так звала семью в горах несколько дней назад, — Нада была счастлива тем, что Таг-Гарту лучше.
— Несколько? Ты сказала «несколько дней»? — удивлённо переспросил он, приподнялся и потянулся за ней рукой.
— Три или четыре. Сбилась со счёта. Отдыхай. Я приготовлю еду, — вдохнула Шато. Она вдруг почувствовала его здоровый терпкий мужской запах из-под мышек и сконфузилась тем, что он был ей чрезвычайно приятен и до безумия знаком. Нада внешне спокойно ответила Таг-Гарту и торопливо выбралась из-под дуба. Её руки стали влажными, щёки предательски вспыхнули. В глазах тенью стояла его улыбка, а чарующий запах нитью последовал за нею и от дуновения ветра сразу исчез.
Горестно глядя вдаль, в густой, непроходимый, расцветающий неповторимыми огненными красками осенний лес Нада с колючей скорбью осознала, что мечтам юности о счастье — в зрелых годах, да ещё с чужим мужем, не сбыться.
— Да я выбрался из облаков только на твой голос! — выкрикнул Таг-Гарт ей вдогонку.
— У тебя был сильный жар, Таг-Гарт, и ты бредил.
Нада волей обуздала чувства, взяла по пути пару сухих веток и вернулась к огню.
— Ничего, теперь для тебя всё худшее позади. Отдыхай.
— Да хоть как! Я жив ещё только благодаря тебе! — сиял он восхищённой улыбкой.
— Нет. Не только мне.
— А кто тут ещё? Только твои волки и всё!
— Не думай об этом. Думай о жене и дочери. Ты нужен им. Помнишь?
— И ты. Ты тоже нужна! — перевёл Таг-Гарт, провожая её благодарным взглядом.
— Я-а? Нет. Я тебя научу, сможешь и ты. Только не рассказывай обо мне никому, кроме своей дочери, — подсела она к нему ближе, снова почувствовала его запах и незаметно задержала дыхание.
— Почему?
Шато так посмотрела на Таг-Гарта, что тот не решился спорить.
— Хорошо. Только дочери, — быстро согласился он и нежно взял её за руку. — Ох, и взгляд!
Ты знаешь, твои глаза удивительно часто меняют цвет. Вот только сейчас в них стало больше лунного света и кошачьей зелени. А когда ты пришла вчера — были небесно-аметистовые, глубокие. Почему?
«Вот как?!» По крови Шато, как по небу, вихрем вдруг пронеслась огненная комета, выжгла волю, и щёки снова вспыхнули алым. Нада сидела и не знала, куда деть глаза и как спрятать взорвавшееся в сердце чувство. А перед глазами почему-то теперь поплыли образы не могучего рыцаря и красавицы-волшебницы, а предателя Ланцелота и клятвопреступницы Гвеневры.
Нада с трудом отняла ладонь от желанной теплоты его руки.
— Отдыхай и набирайся сил, Таг-Гарт. Время дорого, — сухо и сдержанно произнесла она. — Пойдёшь домой завтра. Вечером я всё тебе дам с собой, расскажу и покажу, а сейчас спи. Пожалуйста, спи!
Отошла от дуба будто бы собрать хворост, зажмурилась, сжала кулаки:
«Не приближайся к черте, Шато. Слышишь? Не заметишь, переступишь всего один раз — и больше никогда назад не вернёшься!» — приказала она себе. Собравшись с силами, врачевательница занялась приготовлением отвара и больше не смотрела на Таг-Гарта.
Прошло ещё два долгих одиноких года. Ни раненых, ни больных, ни Таг-Гарта. У Нады нарастало отчаянное желание выйти к людям и поделиться с ними открытыми знаниями из пещеры и приобретёнными навыками врачевания. Однажды она призвала Учителя, и он провёл её во сне по местам, где она хотела побывать.
«Ничего не узнать. Пустошь и везде запах смерти. Брошенные горелые повозки в деревнях и на дорогах», — в сонном полёте рассматривала она.
Город, дом — где когда-то жила семья Шато — были безлюдными и холодными. Мамы нигде не было видно. Конечно, Нада понимала, что мать за это время состарилась и, возможно, умерла. Но раскрытые настежь двери, слепые серые окна и пустошь и следы разорения привели её в ужас. Давно потухшие пожарища чернели на земле страшными незаживающими язвами, и отшельница с болью в сердце осознала, что никого из тех, кого она раньше знала, уже нет.
Да-а, прошло более тридцати лет с тех пор, как ей пришлось бежать без оглядки из родного дома.
Изгнанница судьбы вдруг почувствовала себя абсолютно одинокой, очень маленькой, беззащитной девочкой — коротышкой Надой. Во сне она замёрзла, плотно свернулась калачиком под одеялом, вся сжалась и, не просыпаясь, тихо всхлипывая, плакала:
«Хм, хм… Мама, мамочка… Миленькая моя… Родненькая… Я очень устала и очень-при-очень соскучилась...».
Лобо прилёг к ней поближе, положил ей лапу и морду на спину и так согревал телом и дыханием до утра. Шато очнулась, почувствовала, что с ней было когда-то точно так же, как сейчас — только не хватало Таг-Гарта, и оттого сильнее заплакала.
Да, время, оно течёт, и его никому никогда не остановить. У всего есть свой срок.
С тех пор как Яблоко-Земля претерпела сокрушительные войны богов, был похищен её драгоценный сад, убиты райские птицы и животные…
С тех пор, как немыслимые огни оплавляли поверхности, а безжалостные воды поглощали её детей и великие творения…
С тех пор, как невероятным ледяными поясами было сдавлено дыхание Земли и почти полностью уничтожена ЖИва — Земля-Матушка нашла в себе силы и всё же чудом выжила. Сейчас её осени сменяются суровыми зимами. И потом неизбежно приходят долгожданные вёсны и пора триумфа Жизни и Любви.
Есть человеческие обстоятельства, когда приходится не обдумывая быстро принимать решения и совершать поступки, меняющие привычный уклад и всю последующую жизнь.
И приходит время — осознавать тяжесть деяний, их правильность или неправильность, и до последних дней либо принимать, либо исправлять последствия. В любом случае — мерить цену каждого поступка, и порой даже мысли.
Теперь глубоко в своей душе, в лесном одиночестве, Шато чувствовала обреченность и дикую усталость от жизни отшельницы. И поэтому почти на сутки осталась на лежанке, не вставая ни попить, ни поесть. Она лишь взяла и крепко прижала к груди тот самый странный тяжеловатый свёрток, с которого всё в её жизни перевернулось, и подумала о том, что она должна сохранить его для людей любой ценой.
Рассуждая почти вслух, Нада наконец-то поняла и осознала его силу. Вспоминая, какой она была, какой стала, и сколько было счастливых случаев, спасших её от смерти в лесу — Шато понимала, что не хотела бы для себя иной доли.
Осознав, сколько было пережито, открыто, пройдено, узнано... Сколько было спасено человеческих жизней, она разгадала своё предназначение.
К утру следующего дня она вновь почувствовала себя счастливой, сильной и с благодарностью к Учителю вернулась к повседневным делам и охоте.
И вот долгожданный сон: ожидающий человек в условном месте.
Рано утром того же дня Нада отправилась за реку в лес и, к своему счастью, нашла там Таг-Гарта. Не сдерживая радости, бросилась ему на шею. Уже немолодой, седой и худой, он пошатнулся, и Шато едва удержала его от падения.
— Я так ждала! Я так ждала, Таг-Гарт! Я думала, что уже никогда не увижу ни тебя, ни людей! Как ты?! Смогли ли тогда выжить твоя дочь, жена?! Я так и не знаю.
— Да, я успел тогда. Я сделал всё точно, как ты меня научила. Они, слава Богу, обе живы. Только я вот… — бледный и измученный болью Таг-Гарт ответил слабой улыбкой.
— Что? — погасла улыбка на губах Нады. — Что?!
— Рана. М-м… Я получил её в бою.
— В бою?! Где?! С кем?! Снова война?!
— Бунты, Шато.
Голод и поборы жиреющих графов и баронов.
Инквизиторы лютуют! Чего хотят? Кого ищут?
Магистр разноглаз какой-то появился.
«Магистр?! Разноглазый?! — Удивилась Шато, — Тот самый, что ль?! Господи, сколько ж ему лет?!»
А Таг-Гарт продолжал:
— По городам и сёлам всё рвёт и мечет! Бестия.
Пытки, костры! Костры, пытки, распятия…
Чёрт знает что творится!
Мы с семьёй бежали подальше. А куда?!
Да меня по дороге в воинство скрутили.
Одни мои женщины в телеге в кустах остались,
без присмотра,
без защиты.
Дом они в том же месте нашли,
чтоб я смог вернуться и найти их.
Как только выжили Грета и Шарот?
Представляешь,
кольцо из двух драконов
на ставнях дочура моя нарисовала.
Так и узнал, где они.
Она ж вся в сказках у меня.
Кг… Кг…
Не заживает моя рана.
Год, наверное, уже гнию.
Эх, потрепали крестоносцы
рыцарей нашего короля Эдуарда,
и мне вот вместе с ними досталось.
Говорил он рвано и коротко, переводя дух после каждой фразы.
«У нас новый король?» — подумала Шато.
— У нас опять новый король? — спросила.
— Да-а…
— Давай, я посмотрю рану. Только не здесь. Опасно. Вдруг кого-то ещё сюда занесёт. Пойдём ко мне! Сможешь? Вставай, Таг-Гарт, вставай, я помогу.
На этот раз Нада решила увести его за реку.
Таг-Гарт поднялся и заметил крупного, почти белого, голубоглазого волка, не отходившего от женщины. Удивился.
— Он у тебя вечный, что ли?
— Ты это о ком?
— М-м,… о нём, твоём голубоглазом волке.
— Лобо? Да, похоже на то. Он всегда со мной, точнее, они, — улыбнулась Шато и тепло взглянула на волка.
— А их было много? Не один?
— Да. Не один, но всегда со мной, — грустно улыбнулась Шато, поддерживая Таг-Гарта под плечо и помогая ему идти.
— Странно. Они так похожи все. Как на одно лицо, то есть, я хотел сказать, на одну морду.
Шато снова улыбнулась, но ничего не ответила.
— И ты странная.
Если бы я не знал тебя так долго,
я бы сказал, что ты городская.
Ты разговариваешь, как все.
Только в шкуры одета, — посматривал он то на неё, то на волка-вожака.
Остальные волки с опаской втягивали носами его чужой для них запах.
Волк-вожак всю дорогу за ним пристально наблюдал. А у Таг-Гарта от его невозмутимого, прямого, почти человеческого взгляда постоянно гулял по спине неприятный холодок.
— А что тут странного? Я же человек.
— Да-а. Но ты одна, в лесу, и столько лет,
и не забыла языка, не одичала,
и выглядишь крепко, ухоженно,
как настоящая леди.
— Да-а уж, ле-еди… — с грустью выдохнула Шато. — Может быть. Только пусто. Такая судьба, — и грустно усмехнулась, — «Ни семьи у меня не случилось, ни детей»…
Она заметила, что Таг-Гарт от потери сил всё тяжелее передвигает ноги. Запах гнилой плоти из раны на плече усилился. И от этого в сознании Нады возникли видения, будто она и раненый в плечо воин едут по такому же сырому лесу на коне, в повозке едет её молодая мама, а рядом лежит и греет ноги большой рыжий пёс.
«Учитель — я что — схожу с ума? Или я не первый раз живу?»
— Уже недолго осталось идти, потерпи, рыцарь.
За беседой путь показался недолгим. Вскоре вышли все вместе к реке.
— Ты здесь живёшь?
— Почти.
— Это река Серн?
— Да, Таг-Гарт. Мой дом вон там, на той стороне, — кивнула Шато.
— Погоди! Нам туда?!
Я в воду не пойду!
Я плавать не умею!
— А и не надо. Здесь брод. Лобо по грудь.
— Не люблю я воду! Понимаешь?
Насторожился Таг-Гарт и твёрдо остановился на берегу.
— Ничего. Пойдём. Рыцари, они не боятся воды.
Шато покрепче подхватила его, подставив удобней плечо. Подтолкнула и повела за собой. Таг-Гарту просто ничего не оставалось.
— Ой! Они что-то
подходят ко мне слишком близко! — с опасением произнёс мужчина, искоса поглядывая на волков.
— Погоди. Не волнуйся. Это моя семья. Мой гость — их гость. Всё просто.
— Просто?
Да, уж конечно: «гость»…
А они об этом знают?!
От страха меня дрожь пробирает
чуть ли не до костей!
Чёрт! Дьявол! Тяжело дышать.
Постой, погоди немного.
Таг-Гарт почувствовал озноб, вновь прокатившийся волной по его спине. Шато заметила, но остановиться ему не дала.
— Нельзя. Эта дрожь не от страха. Просто вода в реке холодная. Осень! Вот и всё! Держись крепче. На дне камни очень скользкие.
Добравшись, наконец, до уютной пещеры и дав мужчине отдохнуть и согреться у огня, Шато внимательно осмотрела его нехорошую рану.
— И давно это у тебя?
— С середины зимы.
— Почти год?! Плохо. Рана глубокая, старая. Плоть мёртвая. Как только жив ещё? Надо срочно резать! Ладно, я попробую. Тебе снова придется крепко потерпеть. Смотрю, сам залечивать пытался?
— Да. Пытался. Не вышло, — кривой улыбкой выдохнул гость.
— Потерплю я. Не первый раз ведь.
Давай!
Под твой нож, Шато,
я лягу без сомнений.
Режь!
— Ну да, ну да. Конечно. Я сначала приготовлюсь, но на этот раз я тебе помогу с условием, — сказав, вдруг задумалась Шато и подошла к огню подбросить веток.
«Со мной ТОЧНО ТАК когда-то было! И гнилая рана на плече от меча… И… «Под твой нож я лягу без сомнений…» Странно. Полнолуние скоро? Да, скоро».
— С каким?
Ты раньше без условий врачевала. — Удивился Таг-Гарт.
— Послушай. Я хочу передать тебе все свои знания, которыми обладаю. И сделаю это, пока буду выхаживать тебя. Договорились?
— Не-ет, ну что ты?
Я ни за что не смогу!
Выбери себе кого-нибудь ещё.
Помоложе.
Это дело не для меня!
— Да? Ладно. Тогда найду помоложе. А ты можешь уходить прямо сейчас. — Разозлилась Шато.
Она остановила приготовление мазей, аккуратно отложила их в сторону и в упор посмотрела на Таг-Гарта волчьим холодным взглядом. Таг-Гарт заметил, как её зелёные глаза быстро сменили цвет на фиалковый и в них появился свет, будто у ночных хищников.
— Вот это да!
Ну и взгляд! Ну и глаза!
Ну и характер!
Эх, тебе бы меч в руки, Шато,
доспехи да крепкого коня! И…
— Наверное, когда-нибудь так и будет, в следующей жизни. А сейчас тебе решать.
— Следующей жизни? Ты это о чём?
— Понимай как хочешь. Говорю, что думаю.
Таг-Гарт обречённо поднял на неё глаза и сразу же перевёл взгляд на пылко разгоревшийся огонь.
— Ладно. Делать нечего. Хорошо, я согласен.
День за днём, лишь с перерывом на еду, Шато стала тщательно передавать свой бесценный опыт, знания и тайны единственному в своей жизни человеку, с которым чувствовала необъяснимое родство и которому доверяла. Теперь она выходила на охоту лишь в редких случаях. Таг-Гарт медленно, но верно шёл на поправку.
— Возьми меня с собой, — как-то раз попросился Таг-Гарт, — Чего это я всё время только здесь сижу?
— Ты слишком шумный и медлительный, — усмехнулась Шато. — Не обижайся, хорошо? Лучше сделай что-нибудь полезное здесь.
— Что, например?
— Силовой отвар и заживляющую чёрную мазь. Свежую, как я учила.
После охоты бывают раненые.
— Раненые? — переспросил седой ученик, но Шато со стаей уже бесшумно исчезла за деревьями.
К закату она вернулась в пещеру, перепачканная кровью с ног до головы. Тяжело внесла раненого молодого волка, который спокойно висел у неё на плечах. На спине она принесла целую оленью шкуру, в которой была завёрнута ещё тёплая нога с копытом, небольшое количество кишок, рога, печень, желчь и ещё кое-что.
Когда охотница неожиданно тяжёлой поступью появилась на пороге, Таг-Гарт замер в оцепенении. Вжавшись в стену пещеры, он не произнёс ни слова и затаил дыхание.
Шато выглядела, как сброшенная с Олимпа бескрылая богиня. Капюшон скрывал её измазанное лицо и растрепавшиеся космы. Сапоги, ноги и руки были в крови, листьях и болотной грязи. По плащу с плеч до самого низа стекала струйками кровь и капала ей под ноги. На плечах лежал раненный волк, на спине и на груди висела добыча.
Бесстрастным блестящим кошачьим взглядом Нада исподлобья прошила гостя насквозь и вошла. Грузно опираясь на копьё, в острие которого был тот самый огромный трёхлинейный наконечник стрелы, что некогда чуть не убил Таг-Гарта, Шато остановилась у входа перевести дух. Сгорбившись под непосильной ношей, она дышала так тяжело, будто держала на своих плечах всё небо. Её ноги дрожали от напряжения и усталости.
Шаркая ногами, Шато сдвинулась с места. Она была надломлено-уставшей и угрюмой, как воин-викинг, потерпевший сокрушительное поражение. Охотница казалась колдовской, притягательной и одновременно ужасающей, как кровавый ангел Жнец.
Бывалый воин, видавший в войнах всевозможные уродства безжизненных тел и гримасы адских предсмертных мук, в этот раз испытал к Шато странное отторжение.
«Кровавая богиня» сбросила оленью шкуру со всем содержимым. Та глухо перед нею рухнула на пол. Нада медленно присела, наклонилась и с глубоким напряжённым выдохом опустила с плеч раненого волка на лапы. Тот взвизгнул, чуть оскалился и с трудом лёг. Ожидая от Шато помощи он поскуливал, поджимал и вылизывал перевязанное кожаным поясом кровоточащее бедро и бок. Шато заметила застывшее в ужасе лицо Таг-Гарта и смутилась. «Да уж, леди, леди…».
А он в эту минуту рассуждал над тем, как тяжело даётся ей жизнь лесной отшельницы и каждая чашка супа. Таг-Гарт мгновенно ушёл от взгляда Шато и страшно корил себя за то, что слишком много ест.
— Я сейчас… — с дрожью вытолкнула из горла охотница.
Опустила глаза, взяла шкуру со всем содержимым и сразу побрела к реке, как всегда, не одна — с Лобо и его самкой. Тем временем Таг-Гарт, испытывая одновременно страх, сочувствие и волнение, отправил в очаг почти весь запас хвороста и поленьев. В логове стало слишком душно и жарко.
Искупавшись и промыв мясо в реке, Нада вернулась в привычном виде. Отодвинула полог, вошла в логово, ощутила жару и оставила за собой небольшую щель. Опытная охотница была в чистой одежде, свежа, но было заметно, что она очень сильно ослабела. Мокрые волосы Шато были завязаны плотно в пучок на затылке и заколоты двумя обломками стрел. В свете огня Таг-Гарт заметил, как Нада тяжело дышит и временами бережно кладёт руку под левую грудь.
— Так… лучше? — спросила она.
— О-о! Да! Да! Спрашиваешь?! И так всегда? — с облегчением выдохнул Таг-Гарт, бросил в очаг очередную хворостину и немного расслабился.
— Бывает по-разному. Я дичь не выбираю. Я только член семьи, а вожаки — он и она, — Шато кивнула в сторону Лобо и его подруги. — Он — в этой семье мужчина. В других стаях, как я знаю — вожак — волчица. — Увидела, что рука Таг-Гарта снова тянется за поленом и выдохнула, — Больше не надо.
— Хорошо. Ясно, он мужчина.
— Поди сюда, Таг, и смотри. Что волки, что люди — равно нежно и аккуратно. Боль и кровь у всех одинаковая. М-м...
Шато взялась за сердце, чуть скривившись, задержала дыхание и медленно выдохнула.
Особым образом, аккуратно села на волка сверху, зажала его морду меж своих бёдер и, отодвигая шерсть у небольшой раны, стала аккуратно её промывать согретой на огне тёплой солёной водой. Затем края смазала снадобьем и засыпала измельчённым в порошок чёрным и белым мхом. С большой раной поступила так же. Поверх перевязала её свежими, тщательно промытыми оленьими кишками. И силы врачевательницы совсем иссякли.
— И эту, меньшую рану, обрабатывай так же, как я.
...Только повязку я покажу, как накладывать.
...Гляди, чтобы шерсть в рану не попала. Гнить будет.
Шато поднялась и побрела к лежанке у стены.
— Нужно поставить вариться мясо, — подумала она вслух, но сил на это не было.
Она взяла большой глиняный горшок, поставила на огонь и стала наливать в него малой чашей из кувшина.
Таг-Гарт вдруг вспыхнул и вспотел от неожиданного предложения.
— Что?! Кто «обрабатывай рану»?! Я?! Сейчас?! Я не могу!
— Да, сейчас.
У тебя другого случая
научиться не будет.
Моё время уходит.
— Как это уходит?! Куда? Погоди! Ты это сейчас о чём?
Мужчина следил за её замедленными передвижениями по пещере.
— Как уходит?
Как вода в землю.
По капле. По капле, — устало вздохнула и выдохнула Шато, чувствуя непроходящую боль в груди.
— Не отвлекайся, Таг-Гарт.
Делай!
Вода в горшке закипит,
положи в него мясо.
— Он меня сейчас укусит! Не сомневаясь отхватит ползадницы!
— Нет. Успокойся.
Не сдавливай его
всем своим весом под собой.
Спокойно.
Для них это дело привычное.
Делай всё сердцем и любовью,
а не страхом и умом.
Просто делай.
Прошу тебя, начинай.
Я должна знать, готов ли ты.
Сидя у тёплой, прогретой стены, Шато отдыхала и наблюдала за каждым его движением, а внутренним вниманием слушала своё, сбивающееся с ритма, сердце. Сытые волки разбрелись по логову и наконец улеглись поближе к Шато.
А она наблюдала, как неумело, но старательно Таг-Гарт обработал рану волка приготовленным белым и чёрным порошком, затем густой мазью. Повинуясь указаниям, аккуратно и хорошо наложил повязку.
— О… Я, пожалуй, молодец! И ты — молодец, кареглазый! — оглянулся он, посмотрел на волка и, довольный собой, огладил его по передней здоровой лапе.
Тот, молча, оскалился и блеснул глазами.
— Всё, всё! Я тебя не трогаю! — медленно отодвинулся от него Таг-Гарт.
«О, Господи! Что я делаю?!» — Подумал он.
Вдохновлённый новоявленный лекарь обернулся к Шато, чтобы получить от неё одобрение, но она уже спала. Прислонившись спиной к стене там, где застала её усталость и боль в сердце, окутанная тёплыми волнами от костра, женщина грезила и видела вещие сны.
У Таг-Гарта ещё не было сил перенести Наду на лежанку и, не решившись побеспокоить, он заворожёно смотрел и смотрел на неё, подбрасывая в огонь веточки и поленья. Освещённая и обласканная языками костра, эта странная женщина выглядела не по годам молодой, крепкой и по-прежнему очень красивой, только ужасно уставшей. Вспоминая, сколько времени прошло со дня их первой встречи, Таг-Гарт никак не мог определить её возраст.
«Будто не от мира сего. Как здесь оказалась? Когда?»
— Так сколько же тебе лет, «вечная»? — неожиданно для себя прошептал он вслух.
— Пятьдесят два.
Всего пятьдесят два
...или уже пятьдесят два.
Как хочешь, так и считай, — не открывая глаз, глубоко и аккуратно вздохнула она.
Таг-Гарт вздрогнул от неожиданного ответа.
— Невероятно! Как быстро летит время! Четыре встречи, как четыре дня одной недели. Я думал, ты значительно моложе, или старше. Не знаю, как сказать. Прости, я думал, ты спишь.
— Сплю я. Да.
И ты ложись.
Уже слишком поздно.
Пойми: время, оно одно,
но для всех течёт по-разному.
Понаблюдай как-нибудь за солнцами,
лунами, звёздами…
Будешь повнимательней — всё увидишь сам.
На тверди небесной много чего творится,
Правда, незаметно для тех,
кому некогда в него смотреть и
задавать себе правильные вопросы.
— А что там?
— За нами всё время кто-то пристально наблюдает.
Летает на огненных шарах, железных мисках.
Кто-то заботится. А кто-то сильно вредит.
— Кто? Сатана? Дьявол? Господь Бог? Христос? Ангелы?
— Бог? — Чуть болезненно усмехнулась Шато, — Да не-ет. Некто иной.
Они разные и там их очень много.
Крылатые тоже есть.
Я думаю, что наш мир —
это большое живое тёплое яйцо или яблоко.
Если яйцо,
то мы все живём внутри его скорлупы,
белок — это воды морей и рек,
два канатика, удерживающих желток
— это те самые Священные Древа Жизни,
а солнце —
и есть самая-самая драгоценность
— зародыш Жизнь.
Если яблоко,
то какие-то черви-наги
проедают его сочную мякоть,
а мы даже не знаем этого.
А внутри его есть бесценное семя, чтобы…
Ты даже не представляешь,
как я бы хотела дожить и узнать,
кем когда-нибудь станет желток...
Или когда и где прорастёт семя
нашего яблока…
Какой будет его цветок?
Мне кажется, что он красный.
Знаешь, у нашей Матери-Земли
некогда было четверо дочерей.
— Мы живём в яйце или в яблоке?! Шато?! Да ты смеёшься, что ли?! Земля плоская, как стол и стоит на черепахе и на трёх китах! У нас две луны! Это все знают! И Господь Бог всемогущий создал мир…
«Хм… Ты такой ещё ребёнок, Таг-Гарт» — подумала Шато и ничего ему не ответила.
На следующее утро они в сопровождении стаи прошлись по заповедным местам, где Шато показала ученику целебные источники, красные кристаллы в горе и смолу. Она строго следила за тем, чтобы Таг-Гарт слушал её и не отвлекался, вертя головой по сторонам, как любопытный мальчишка.
Вернувшись к закату домой, она заметила поднявшуюся над кромкой леса огромную оранжевую луну, улыбнулась, будто небесная красавица ей что-то сказала, разожгла в пещере огонь побольше, начертала рунические символы и знаки вокруг него, призвала Лобо с семьёй и единственного ученика к себе.
— Теперь садитесь и слушайте все!
Пришло моё время,
и вы должны узнать это сегодня, сейчас.
И Нада Шато начала завораживающий рассказ о странном нищем старике, Учителе и свёртке, который сейчас лежал у неё на коленях. О родоначальнике этой белой стаи — голубоглазом волке Лобо с человечьей душой. О своей матери, о единственной памяти об отце и брате — чёрном узорчатом ноже с рукоятью из красного оленьего рога. И как он стал оберегом, передающимся в их семье из поколения в поколение. Нада передавала из уст в уста подробный рассказ своего деда Адониса Террия о распятом в Константинополе Великом Учителе — Радомире, о том, как потом пала вторая луна, о Священном Граале и маленькой девочке — Таре-Лотос; о племени Иродов, царе Ироде, разноглазом Трагосе, Здорге, Бафомете. И о двух совсем других магах — братьях-ариях — Ставре и Таг-Гарте, носивших на своих телах и плащах священный знак воина Солара — рунический красный крест в круге.
— Таг-Гарт, твёрдо запомни!
Этот свёрток никто не должен видеть,
кроме того, кто сам придёт за ним, — подытожив, убедительно произнесла она, — Сохрани его! Теперь ты за него в ответе.
И уверенно вложила тяжёлый пергамент в его руки.
— Погоди это! Почему я? ЗдОрово живёшь! Что мне с ним прикажешь делать?
— Просто храни и береги.
Там со временем узнаешь, зачем и почему.
И не спорь!
Я сделала в этой жизни всё, что могла!
А теперь — я устала. Понимаешь: устала…
Она крепко сжала свёрток своими руками в руках Таг-Гарта. Следом отдала ему свой заветный нож и пристально посмотрела в глаза. А он задумчиво рассуждал:
— Ставр… Таг-Гарт… Священных Грааль… Разумные Драконы… Кровавый дождь, и в небе над распятьем страшная битва неизвестно кого с кем. Пала вторая луна и земли содрогнулись и водами изошлись? Странно. Как такое могло быть? С трудом верится, что луна может упасть, земля вообще может трястись и раскалываться под ногами.
А знаешь, моего деда ведь тоже звали Таг-Гарт. Но я ничего не знаю о том, кем он был, где жил и как оказался на этой благословенной земле викингов. Всё, что мама успела мне в детстве рассказать, что он был крепкий рыцарь, угрюмый и любил поддерживать огонь. А у огня часто глядел в него не моргая, и плакал.
Как-то ускакал в страшную грозу в лес и больше не вернулся. Он даже не узнал, что вскоре станет отцом.
Погоди, не понимаю. А как же теперь ты без этого свёртка? И что в нём? Скажи, — смутился он и не соображал, что происходит.
— В нём то,
что для инквизиторов и «чёрных плащей»
всегда будет дороже твоей собственной жизни.
Он твой, Таг-Гарт.
И нож тоже теперь твой, — продолжала она говорить уже тяжело и медленно, и то только после глубокого вдоха.
— Ты знаешь,
хотела тебе сказать
от нашей первой встречи:
я будто знала тебя прежде.
Но мне негде было
видеть тебя в этой жизни.
Я думаю,
что мы после смерти
снова возвращаемся и,
некоторые обстоятельства
и поступки тоже повторяются.
Я это поняла по Лобо.
Я всегда узнавала моего крестоносца
по глазам, привычкам, характеру.
По-моему, он меня тоже узнаёт.
— Как так возвращаемся?! Зачем?!
— Наверное,
завершить начатые дела
или начать новые.
А может, найти
того, кого недолюбили.
Но мне кажется
за этим скрыто что-то большее.
— Недолюбили? Наверное. — Осознал и с грустью согласился Таг-Гарт.
Шато решилась, на выдохе поднялась и медленно отошла от Таг-Гарта и жаркого костра. Она, бережно храня дыхание, опустилась на лежанку. Дрожа от нарастающей острой боли в груди и левой руке, укрылась шкурами по самую шею, будто насмерть замёрзла. Крепко сжала кулаки и закусила язык.
— Лобо!
П-поди-ка сюда,
ко мне, дружочек, — поманила она его к себе, чуть улыбнувшись, — Проводи меня, малыш. П-пора…
Волк подошёл, посмотрел ей прямо в глаза, обнюхал и несколько раз лизнул в губы. Почувствовал свою особую, ответственную роль в происходящем моменте, легко запрыгнул на лежанку, твёрдо опираясь на все четыре лапы, и встал точно над огневолосой хранительницей. Теперь волк-вожак стал сам слух и сердце, как Великий Дух Хранитель леса — Велес, его Семаргл. В сознании женщины шерсть вожака сияла отблесками огня. Она молча восхитилась.
— Лобо, п-проводи Таг-Гарта
потом отсюда, дружочек мой.
Покажи дорогу.
Шато перевела глаза на Серого, потянулась к нему пальчиками. Молодой волк подошёл и женщина коснулась щеки. Взглянула в его глаза и в их глубине разглядела до боли знакомое ей лицо темноволосого воина с яркой серебряной прядкой у лба. Мысленно оказалась лежащей на его коленях, как когда-то было перед её смертью в прошлой жизни и потянулась, чтобы огладить волосы молодого воина. Серый ворочая глазами, скульнул, положил ей морду на грудь, прижался и Шато смогла по-матерински огладить его голову. Тихо зашептала Серому на ушко:
— Так вот ты кто,
витязь в волчьей шкуре.
Я тебя сейчас хорошо вижу.
Теперь я вспоминаю и понимаю тебя.
Но у меня нет дочери, которую ты
с тех пор ищешь.
Ставр, мой верный крестоносец,
ты присмотри за той,
что придёт после меня.
Берегите её, мальчики...
Х-хорошо? М…
Слёзно произнесла она, дрожащими руками нежно обняв обоих волков за шеи. Затем Шато бессильно опустила руки себе на грудь, взглянула нежно и проницательно на Таг-Гарта, будто извиняясь за то, что умалчивает о предсказании вещего сна прошлой ночи. Она просто не имела права ему говорить.
— Таг-Гарт, мне, вероятно, пора! — чуть улыбаясь, она ещё раз глубоко вздохнула и нежно, ничего уже не скрывая от него, произнесла:
— П-прощай, милый,
и береги
свою-нашу
замечательную дочь. — Оговорилась она,
— Ей ещё предстоит…
Силы Шато закончились на полуслове и из глаз, сияющих лунным светом, скатилась слеза, за ней ещё одна.
Теперь Нада перешла на шёпот и начала говорить что-то на странном языке, медленно, нараспев и совсем тихо, будто грезила засыпая. Таг-Гарт прислушивался, не понимал ни слова, ни звука и не осознавал, что тут сейчас происходит. Он был под сильным впечатлением от длинного полного волшебства рассказа. Слушал сумбурный лепет Нады, как продолжение сказки. Любуясь смотрел на её красивое лицо в мелких шрамах. И лишь когда Лобо и Серый подняли морды и пронзительно завыли, Таг-Гарт, наконец, очнулся и понял, куда только что так тихо и осознанно ушла эта сильная, удивительная женщина.
— Подожди, Шато!!!
Подожди, подожди!
Ты что это?! Куда?!
Не может быть! — не поверил он своим глазам.
— Ты же только что ходила и была здоровее меня! Ты что?!
Этого не может быть!
Поражённый такой осознанной смертью и не готовый принять произошедшее, Таг-Гарт выскочил из пещеры, как обожжённый, схватился за голову и рвал на себе волосы.
— Нет! Нет! Так не бывает!
Так рано не умирают! — взорвались у него лёгкие.
— Где это такое видано?! Решила умереть… и умерла!
Так не бывает!!! Ишь, что удумала?!
Ссутулившись, Таг-Гарт растерянно метался из стороны в сторону и жадно вдыхал стылый воздух поздней осени. Он выкрикивал, будто спорил:
— Свёрток! Нож!.. Знания!… Что за ерунда?!! — злился и негодовал он. — Я всякое видал! Ты слышишь, девчонка?! Как ты смеешь бросать меня?! Одного?! Здесь?! Да кто ты, думаешь, такая?!!!
Не смей! Проснись!!! Проснись сейчас же! Я сказал!
И широкими шагами влетел обратно в тёплую пещеру.
— И, если «это» тебе так дорого — так храни его сама!!!
Бросил ей в лицо гнев и решительно положил странный свёрток с ножом к рукам затихшей женщины.
Но увидев покойно спящую вечным сном Шато с умиротворенной улыбкой на губах, он смутился:
— Может, ты всё-таки спишь?
И я, дурак, просто ошибся?
Испугался я, что ты?… Шато… — перешёл он почти на шепот и сел у её ног.
— Шато… Слышишь? Я подожду! Не беспокойся, милая. Я побуду с тобой, — тихо произнёс потрясённый Таг-Гарт, крепко сжал зубы, кулаки и затрясся.
Обессилено, он стёк на пол, упав перед Шато на колени и теперь, оказавшись напротив её лица, совершенно не стыдясь, рассматривал его и навзрыд горько рыдал.
— Хорошо, спи.
Да, ты действительно очень устала, девочка. Очень устала. Я понимаю.
Но тысяча чертей!!! Дьявол мне в печень!!! Ты же только что была жива!!!
Ша-то-о! Кровь Христова!
Отвернувшись в сторону, Таг-Гарт крепко сжал её руку, почувствовал тепло, затаил дыхание, уронил плечи, бережно коснулся её лба, рыжих шёлковых волос, быстро посиневших губ и, закрыл глаза.
— Нет, нет. Я не потревожу тебя, моя дорогая.
Но, дьявольщина!!! Клянусь своей душой,
я когда-то так же стоял перед тобой на коленях.
Он целовал нежно её шершавые руки, ронял слёзы, а закрыв глаза, в душе увидел большой пылающий костёр, в котором она возносилась к небесам.
— Просто понимаешь, милая… — бормотал Таг-Гарт, — Я старый дурак, Шато, и столько лет…
С первого мига, как увидел тебя там, в лесу, мой детский сон, будто явью стал.
Просто, не верю я во все эти сказки! Понимаешь?
У меня уже были Грета и моя малышка Шарот, а я…
Я всё непонятно чего в жизни искал, ждал… бежал куда-то от твоих рук и глаз, молчал и не успел сказать…
Ты моя не преступная красная крепость, Шато. Мой спасительный лунный свет… Мой ангел хранитель. Сердце каждый раз не ровно стучало, когда ты рядом… Была.
Постаревший рыцарь Таг-Гарт крепко сжал кулаки, опустил глаза и, пряча слёзы от Шато, резко перевёл взгляд на волка.
Лобо сейчас стоял у порога пещеры. Один. Гордо возвышаясь над серебристой рекой и лесом. Неподвижно. Весь в сиянии луны. Белый. Большой и сильный. Один. На каменной террасе. Это было почти как таинство, как волшебство. Таг-Гарт не сводил с него глаз, будто ждал знака. Затем вся волчья стая подтекла к вожаку, встала рядом, и волки прижались плотно друг к другу. Голубоглазый, светлый вожак, в сопровождении остальных волков, оповестил мир об уходе хранительницы своей долгой, высокой песней.
А, Таг-Гарт всю ночь глухо стонал у костра, глядя на рыжеволосую женщину, которую, только потеряв, понял, что всю жизнь любил.
Сутки спустя, он бережно завернул тело Шато в шкуры, добытых ею животных и соорудив могилу из речных камней, похоронил на месте, где остановилось её уставшее от одиночества сердце. На родных языках своего отца и мамы над ней угольком на стене написал: "Red fortress" и "Chаteau rouge" (Красная крепость).
— Прости, Шато. Твой свёрток… Он, как я понял, и загнал тебя в лес.
Не могу я, не могу… Пойми и прости. Моя дочь…
Если, как ты говоришь, о свёртке пронюхает разноглазый…
Прости, я не готов рисковать семьёй. Мы и без него уже много пережили и потеряли. Прости.
Оставив тяжёлый пергаментный свёрток под её руками, старик решил, что реликвия будет здесь в большей сохранности и не навлечёт на его семью беды. Таг-Гарт взял с собой только заветный нож. Решил, что так будет надёжнее. Так Нада будет рядом.
— Я никогда не забуду тебя и твоего голубоглазого… — с камнем на душе произнёс Таг-Гарт. Ещё раз окинул взглядом это потемневшее и остывшее место, вспомнил самый первый взгляд молоденьких, но тогда уже мудрых и строгих зелёных глаз Нады. Крепко сжал в руках её узорчатый нож, решительно развернулся к выходу и, не глядя, обращаясь к вожаку, сухо произнёс.
— А теперь — проводи меня, вожак.
Случилось это в 1282 году по вновь изменённому исчислению времени. Но в ночь осеннего равноденствия — День Женской Силы — в начале нового года по календарю Ариев. Это частичное затмение яркого полнолуния почти никто, кроме египетских жрецов, арийских магов и звездочётов не заметил.
Продолжение в главе 2