- …Больше всего на свете я бы хотел играть на органе в какой-нибудь деревенской церквушке, - мечтал Саша лет сто тому назад.
Тогда, в девяностых, ничто не предвещало реализацию его мечты. Но сейчас, в третьем тысячелетии, а точнее, в 2557-м (не пугайтесь, это тайское летоисчисление, с момента сошествия в нирвану Гаутамы Будды), все так и есть. Конечно, если отбросить детали и оставить суть.
Каждое воскресенье мы с Сашей играем на органе в католическом храме. Правда, храм этот находится на тропическом тайском острове, орган дигитальный, а религиозный репертуар составляет эстрадная попса, которую распевает хор горластых филиппинок.
А вышло все вот как.
…Записавшись на органный факультатив, мы сами себе не верили, что вот так просто мы сможем играть на настоящем, акустическом органе, место которому в церкви, а не в консерваторском классе.
Как вообще этот инструмент не от мира сего попал в нашу забытую Богом Сибирь?
Очень просто: два инструмента фирмы «Зауэр» прибыли в разобранном виде в Новосибирск в войну, во время эвакуации, и были установлены в консерватории. Один, маленький, - в учебном классе, другой в концертном зале.
Преподавать такой предмет тоже должен быть какой-нибудь небожитель. Примерно так и было: орган вела рослая эффектная немка, с примесью эстонской и еврейской крови, по имени Зинаида Фельдгун, элегантная и богемная.
…На первом уроке, раздав всем ученикам по органной хоральной прелюдии, она велела аранжировать их на свой вкус.
Даже наш небольшой классный орган имел достаточно много регистровых комбинаций: двенадцать комплектов труб. Орган по сути - гибрид компьютера с оркестром.
Если что, все трубы делятся на две группы.
Первая группа - лабиальные, объединяющие регистры флейт, принципалов и струнных, а также регистры призвуков, так называемые аликвоты и микстуры, с добавочными обертонами.
Вторая группа - язычковые, имитирующие кларнет, гобой, трубу и тромбон. Голоса из разных групп можно комбинировать между собой.
…Мы c Сашей увлеченно баловались с регистровкой, как дети. Буквально каждой фразе мы отвели отдельный регистровый тембр.
Ассистент - а его роль мы с Сашей играли по очереди - в нашем случае трудился ничуть не меньше органиста, без конца выдвигая и задвигая рычажки на регистровой панели. В общем, в своих крошечных прелюдиях на страничку мы расстреляли все патроны, использовали все краски мира.
Фельдгун с улыбкой наблюдала за нами. Это была запланированная провокация с ее стороны.
- Ребята, не стоит так суетиться под органом! Выберите себе по два регистра - один для одного мануала, другой для другого, не больше. Дайте слушателю насладиться этими двумя тембрами до конца. Но регистры должны сочетаться между собой. Например, возьмите принципалы с блокфлейтами. Если чередовать регистры или мануалы, получится контраст «форте» и «пиано».
Действительно, без этого тембрового мельтешения музыка сразу обрела соборную медитативность. И как мы сразу не догадались!
- Не расстраивайтесь: все студенты совершают эту ошибку, - утешила нас Зинаида Георгиевна.
Трудность органного исполнительства состоит в том, что на органе играют не только руками, но и ногами. Пятка – носок, пятка – носок – будет песенка. При этом на ноги смотреть запрещено, да и неудобно, когда играешь по нотам на двух мануалах.
Кстати, вы заметили, что органисты в основном играют по нотам, а не наизусть? Психиатры объясняют, что руками управляет головной мозг, а ногами – спинной, а с ним труднее договориться. Поэтому органные вещи наизусть учить тяжелее, чем фортепианные, - проще играть по нотам.
А еще органисту важно сесть удобно – не высоко, не низко. Ноги не должны ни висеть, ни упираться в пол, - им предстоит потрудиться как следует. Поэтому каждый студент регулирует под себя высоту деревянной скамьи.
Органисту стоит отдельно позаботиться об удобной обуви. Лучше всего подойдут тупоносые башмаки на каблуках и на платформе. Именно такие я с удивлением увидела на Зинаиде Фельдгун, когда вела концерт органной музыки в Большом зале консерватории.
…На первом курсе студенты-музыковеды должны сдать зачет по концертной практике. Нас учили красиво, с достоинством выходить и громко, грамотно и интонационно правильно объявлять название произведения, композитора и исполнителя.
Это был мой первый выход. Помню, я волновалась гораздо больше Зинаиды, которая преспокойно наводила марафет в гримерке. На ней был шикарный белый костюм из тонкой кружевной материи, - юбка-брюки и длинная пелерина, которую перед исполнением полагалось расправлять за скамьей, как фалды фрака.
А вот туфли органистки потрясли меня своим стопроцентным выпадением из мира моды: подобную обувь на грубой платформе носили чуть ли не в семидесятых. Кроме того, ее концертные туфли были черными и лакированными, - и до смешного не вязались с белым нежно-женственным платьем.
Но органистке было не до гламурных глупостей: ногами она выкаблучивала такие сложные пассажи, что я поняла: игра на органе – это спорт.
…Похожие немодные туфли, только другого цвета, лежали в тумбочке в органном классе. Все студентки занимались только в них.
На собственной шкуре я оценила, насколько удобна эта тяжелая, морально устаревшая, обувь для игры на органе, и как важно правильно обуться. Но не только в башмаках дело.
…На первый взгляд кажется, что любому пианисту орган по плечу. Ан нет, у клавишных инструментов абсолютно различная природа звукоизвлечения.
При нажатии клавиши органа раздается до безобразия прямолинейный звук трубы. Он совсем не похож на фортепианный, - более выразительный, гаснущий, напрямую зависящий от способа прикосновения, способный то петь, то имитировать ударный инструмент.
На органе невозможно сделать ни «крещендо», ни «диминуэндо» - вся фактура будет звучать до безразличия ровно по силе звука. Если сыграть мелодию на органе штрихом «легато», то раздастся сплошной гул, усиленный эхом храма.
Увы, многие непрофессиональные органисты из бывших пианистов именно это и выдают, не мудрствуя лукаво. Но настоящие органисты прекрасно знают секрет звукоизвлечения на органе в расчете на соборную акустику.
Этот секрет состоит в предпочтении отрывистых штрихов, отделяющих один звук от другого – то есть «стаккато» и «портаменто». Большое значение уделяется также паузам, «люфтам», цезурам, - орган ценит отсутствие звука не меньше, чем сам звук. К тому же орган терпеть не может приблизительности в отсчете времени.
На первый, пианистический, взгляд мелодия на органе выглядит рваной, отрывистой, но когда она долетает до слушателей, то воспринимается как связная, к тому же выразительная и членораздельная. Фактура начинает дышать, оживать. Только тогда орган становится Божественным проводником. Таков мистический эффект соборной акустики и штриховой дисциплины музыканта.
Чтобы академическому пианисту освоить эти премудрости, приходится ломать себя.
Прежде чем сыграть простейшую полифоническую пьесу Баха, нужно вначале продумать и расставить штрихи. В основной теме все штрихи жестко закрепляются за каждой интонацией и бережно сохраняются в проведениях темы в других голосах, на других мануалах или даже в педальном проведении. Все это касается и проведения противосложения к теме во всех голосах. Случайности здесь недопустимы.
Львиная доля работы органиста сводится к тому, чтобы «выиграть» многоголосную полифоническую фактуру с сохранением штрихов, а это кропотливая долгосрочная слуховая работа. Двух ушей органисту явно мало. «Ушко на каждом пальчике», - так говорим мы юным музыкантам. А органистам в добавок нужно «ушко на каждой ножке».
Ни один инструмент так мощно не «прочищает уши» и не дисциплинирует музыканта, как орган.
В это все мы и погрузились, как в религию.
Еще одна особенность обучения игре на акустическом органе состоит в том, что самоподготовкой можно заниматься только в органном классе. Поэтому органное время, свободное от уроков, было строго расписано на всех студентов-органистов.
Придя на урок, мы переодевались и, отрегулировав скамейку, усаживались заниматься, но никогда не были уверены, что Зина – так за глаза звали ее все студенты - пожалует к нам. Консерваторские преподаватели, особенно концертирующие, не слишком усердно занимались студентами. Пропустить урок или опоздать было обычным делом. Некоторые студенты даже обижались на нее за то, что она игнорирует уроки.
Долгожданная Зинаида появлялась редко и всегда неожиданно, зачастую к концу урока. Внезапно распахивалась дверь, и влетала Зина, элегантная, благоухающая, с ходу делая замечания, справедливые и точные. Ей уже было что сказать, и вот почему.
Она любила подслушивать за дверью игру ученика. Постояв минут пять между двойными дверьми, она махом ставила ему «диагноз». И этого было достаточно, как ни странно.
- …Леонид Исакович, можно я сегодня буду Вам ассистировать в бусах?
- В бусах, в бусах… А еще в чем?
Из рассказа Зинаиды Фельдгун, ученицы Леонида Ройзмана.
Нам посчастливилось побывать на концерте советского органиста номер один в Большом зале Новосибирской консерватории незадолго до его смерти. Это был низенький носатый старичок. Конечно, ассистировала ему его любимая ученица Зина.
Маэстро Ройзман тогда играл одного Баха, и играл гениально. Вся органная фактура под его руками и ногами дышала и прозрачно светилась. Таинственным образом мы почувствовали себя, словно во храме. Будучи не слишком здоровым, Маэстро порой мазал в техничных пассажах, но был настолько велик в своей немощи, что ему все прощалось.
Интересно, что все люфтпаузы между звуками были несколько преувеличены и даже задержаны, словно Маэстро так наслаждается «тишизмом», что желает продлить его мгновения.
А как нам было приятно услышать Прелюдию Баха фа минор из первых рук, - ведь в фильме «Солярис» она звучит именно в его исполнении, повествуя о добре и зле!
Леонид Ройзман учился в Москве у Гольденвейзера по классу фортепиано и у Гедике по классу органа. С его легкой руки появились органы в Москве и в разных провинциальных городах. Он автор книг по органному исполнительству, ведущий специалист по органному и клавирному творчеству Баха, а также воспитатель целой плеяды органистов, в том числе и Зинаиды Фельдгун.
…На одном из Всероссийских конкурсов в Москве Зина заняла второе место, хотя денежный приз ей не выплатили – замылили жадные москвичи. Но она ничуть не расстроилась. Орган – это служение, какие уж тут деньги.
Органисткой она была от Бога.
Именно Зина показала нам несколько поистине мистических вещей.
Всем известно, что на органе невозможно сделать ни «крещендо», ни «диминуэндо». Однако если органист своей внутренней музыкантской волей ведет мелодию к кульминации, слушатели в зале явственно слышат … усиление звука! Или чудо, или фокус.
Оказывается, внутренний слух человека может совершать физическую работу, опровергая акустические законы.
А вот еще одна история, поразившая меня.
По правилам колени органиста должны быть прижаты одно к другому. Это точка отсчета, если хотите. На колени смотреть запрещается, все на ощупь. Если нога взяла звук в крайнем регистре, она должна немедленно вернуться на исходную позицию. Практика показала, что промазать мимо нужной педали легко.
- Зинаида Георгиевна, а как Вы берете низкие или высокие звуки ногами? Вы отмеряете интервал от колен?
- Нет, не отмеряю. Я просто слышу внутри себя нужный звук - и нога сама находит его.
Какая-то мистика. Или религия. (При том, что все мы тогда были воинствующими атеистами).
Однажды она ворвалась в класс с поздравлением:
- Молодец! Я тут за дверью послушала твою Фантазию, - наконец-то ты «услышала» тему. Я прямо почувствовала, как ты ее ведешь.
Вот еще один секрет органного исполнительства: если музыкант сам «слышит» тему, то есть ведет ее внутренним голосом, то публика тоже в зале почувствует, что безжизненные по природе, механистичные трубы вдруг звучат одушевленно. Но сколько для этого надо заниматься, участвуя в процессе руками, ногами, ушами и душой, загружая в свой мозг-компьютер то, что должно стать Божественной музыкой! А «голые ноты», как у нас говорят, пусть даже гениально написанные, никого ни в чем не убедят.
…Перед отъездом в Германию на Международный конкурс органистов Зина сдала все свои ноты в библиотеку. До этого все органные ноты хранились в органном классе. Никто не произнес этого вслух, но все мы, ее ученики, вдруг поняли, что она не вернется…
В те времена было трудно вырваться за границу. С тем, кому это удавалось тем или иным нереальным способом, друзья и близкие прощались навсегда, словно бы тот прямиком отправлялся в Царствие Божье.
Зина решила сбежать из страны – от голодухи, от перестройки, от безденежья. Мы ее понимали, завидовали - и уже заранее скучали по ней, хотя она была еще с нами.
Проведя со мной урок, она захотела также позаниматься и с Сашей. Саша был трудягой, - уже лихо наяривал на органе Токкату и фугу ре минор.
- Он придет после Вас на урок? – спросила она.
- Сегодня нет, в другой раз.
Другого раза, увы, больше никогда не было. Как Саша потом локти кусал, что даже не попрощался с ней!
…На место Зины приняли толстого дядьку с бегающими глазками-буравчиками и подобострастной улыбкой.
Первое, что он сделал, - «сел на ключ», как у нас говорили. Потихоньку выжив всех учеников Зины, он набрал блондинок ради неформальных и, увы, не органных отношений. А орган он превратил в средство для собственного бизнеса. Какое уж там служение.
Минула четверть века, а мы до сих пор тоскуем по органу.
…Менеджер нашей тайской музыкальной школы, пожилой пианист из Вены, обожает в рекламных целых устраивать учительские концерты. Мы с Сашей таким образом выступили чуть ли во всех торговых центрах острова Самуи. Я в основном аккомпанирую певцам и скрипачам, а Саша выступает как пианист с сольной программой.
- Ольга, скажите, где Саша научился так здорово играть Баха? – по одному подходят ко мне австрийские музыканты. – Вы ведь из Сибири?
- Саша четыре года играл на органе, и обучала его немецкая органистка, ученица самого великого Ройзмана, - с гордостью отвечаю я.
- Ах, на органе! Тогда все понятно, - уважительно кивают они.
- …Саша, а ведь мечта твоя сбылась, - осенило вдруг меня. - Вот твоя деревня, вот церковь, а вот и орган.
- Я как-то иначе себе это представлял, - хмыкнул Саша.
Ко Самуи, 2557