21+
В данном тексте нет морали и позитивного посыла, но встречается и нецензурная лексика и сцены насилия, поэтому стоит подумать, прежде чем читать. Без наличия здравого цинизма, черного юмора и иронии не стоит и начинать.
Крыса.
Алексей Вадимов.
Пробившись сквозь пыльное стекло окна и листья не утомлённого постоянной заботой фикуса, солнечный зайчик игриво пробежался по стеллажу с книгами, одежде, сваленной в беспорядке на стуле, по страницам открытого поэтического сборника на прикроватной тумбочке, смятой подушке и остановился на щеке спящего человека. Тот поморщился, заворочался и с тихим вздохом повернул голову к стене. Зайчик, дождавшись, когда мужчина успокоится, медленно взобрался с пододеяльника к нему на плечо, пританцовывая, пробежался по шее к небритому подбородку, остановился на слегка приоткрытых губах и стал осторожно щекотать спящего.
Все попытки прогнать не прошеного весельчака закончились неудачей, мужчина не выдержал и громко чихнул, медленно открыл глаза. Остатки сна ещё ютились в закоулках сознания, но реальность утра властно заполнила пространство комнаты. Откинув одеяло, и сладко зевнув, человек встал с постели и подошёл к окну, раздвинул шторы. Ворвавшееся солнце наполнило воздух золотым светом, загоняя остатки ночи под диван и за шкаф. Небогатый интерьер помещения преобразился, даже банальная пыль, навязчиво взывавшая к уборке всю последнюю неделю, засверкала и переливалась яркими отблесками света, словно мелкая россыпь диковинных драгоценных камней.
Максим, хозяин небольшой комнаты в коммуналке, стоял у окна и улыбался. Утреннее солнце смыло все мысли и сомненья, ему с трудом удалось подавить сильное желание закричать, закричать от внезапно нахлынувших ярких эмоций. Сейчас он ощутил физический восторг от самого существования, его тело радовалось жизни как таковой, радовалось самому факту бытия в данную секунду. Максим давно не испытывал таких приятных ощущений, он чувствовал, а значит жил, и ему это нравилось.
Он широко открыл окно, сделал интенсивную зарядку, даже поупражнялся с гирей, насытив мышцы легкой усталостью. Затем прошёл в ванную, никого из соседей не было в квартире, что было приятным бонусом утра субботы, похоже, все на дачах, почистил зубы, побрился и принял контрастный душ, долго растирался жестким полотенцем, получая удовольствие от вибрации собственной кожи.
Затем приготовил нехитрый завтрак, яичница с луком и чёрным хлебом. Сейчас, даже простое блюдо обладало множеством вкусовых оттенков. Максим смаковал вкус глазуньи, медленно и тщательно пережёвывая еду. Даже обычный чёрный чай в это утро казался божественным напитком, ему нравился вкус в целом и его отдельные составляющие - слабая горечь и пряность, с добавлением неяркой кислинки дольки лимона. Сейчас он различал в аромате чая запахи земли, ещё влажной от утренней росы, и жаркого ветра с вкраплением полевых цветов.
Всё его тело превратилось в сплошной анализатор: пальцы чувствовали горячую, влажно-гладкую поверхность стакана, лицо впитывало прохладу проветрившейся комнаты, кожу приятно покалывало шершавая хлопковая ткань спортивного костюма. Эти ощущения заполнили его полностью, вытеснив любые мысли и рассуждения, сейчас он не думал, а только чувствовал. Постепенно яркость впечатлений стала спадать, и вскоре осталась только мятная истома, да удивительная легкость и воздушность во всем теле.
Максим помыл посуду и включил радиоприёмник, настроенный на рок волну, занялся влажной уборкой. Он собрал разбросанные вещи и тщательно протёр везде пыль, полил и опрыскал фикус, взрыхлил землю в горшке, на этом его познания ботаника закончились, потом навёл порядок на книжных полках. Сегодня даже ненавистное мытьё пола не вызвало в нём отрицательных эмоций. Да и опять зазвучала его «любимая» песня, вызвав ироничную улыбку и удивление, как будто специально ди-джей ждал момента. Под «дым над водой» он мыл полы в квартире родителей, учась ещё в школе, исполняя еженедельную семейную обязанность. Прошло уже больше пятнадцати лет, а он снова слушает гитарные рифы Блекмора и вокал Гиллана, и снова моет полы, хотя и живёт уже давно один. Все-таки есть в мире основа, что-то неизменное и незыблемое…
Он сидел в кресле и рассеяно листал сборник поэтов серебряного века, лениво пробегая глазами знакомые строфы, в дверь настойчиво позвонили. Максим встал и вышел в прихожую, он никого не ждал. Замок, впавший в дневную дрёму, капризничал и не хотел открываться, наконец, жалобно щёлкнув, сработал механизм, и дверь открылась.
На пороге стояла Вилена, она облегчённо выдохнула и улыбнулась, бросив короткое «Привет», вошла в квартиру, не дожидаясь приглашения, застывшего в радостном изумлении, хозяина.
- Привет, - эхом ответил Максим и закрыл дверь.
Гостья, сняла плащ, прошла в комнату и села на диван, закинув ногу на ногу и слегка приоткрыв точёные бедра в ажурных черных чулках, ножки у неё были что надо, и она пользовалась этим «оружием» скорее по привычке, не особо задумываясь и не преследуя конкретной цели. Максим присел в кресло и удивлённо молчал, сейчас он старался не «пялиться» и это требовало заметных усилий с его стороны.
- Боялась, что тебя дома нет, слушай, мне нужно убить пару часов. Я в гости к подруге еду, она живёт недалеко, у неё какие-то проблемы, опаздывает, будет дома не раньше пяти, если я у тебя подожду, не помешаю? - Она встала и сняла светлый пиджак, белая достаточно прозрачная блузка только подчёркивала аккуратную грудь.
- Да нет проблем, я буду только рад, - Максим почувствовал, что у него начинает гореть лицо и уши, не хватало ещё раскраснеться как школьник. – Ты голодная? Можем перекусить. - Вилена отрицательно покачала головой, - а может чай, или кофе?
- От кофе не откажусь, - она достала пачку сигарет из сумочки и вопросительно посмотрела на хозяина. - Принеси пепельницу, если можно конечно.
- Хорошо, сейчас приготовлю. – Максим встал и вышел на кухню.
Он засыпал в турку молотый кофе и залил водой, поставил на плиту. Затем долго умывался холодной водой, пытаясь, успокоится и придти в себя.
Всё-таки есть что-то магическое в Вилене, этого Максим и не отрицал, точнее, между ними возникла эта непонятная связь, такой он точно не хотел. Причём, в каких либо чувствах к нему с её стороны он не был уверен. В этих отношениях он выступал в роли объекта, субъектом была Вилена. Хотя, для его друзей она была симпатичной и эффектной женщиной, но не более. А вот Максим просто переставал адекватно воспринимать реальность в её присутствии, он ощущал непонятную мистическую зависимость, становился марионеткой, этакой послушной куклой, с удовольствием подчиняясь желаниям и капризам Вилены, и ничего не мог с этим сделать. Потом, уже наедине с собой, он находил умные слова, мог оценить трезво и ситуацию и поступки. Но это происходило потом, а в её присутствии он глупо улыбался и «вилял хвостом», и ничего не мог с собой поделать.
Максим поставил на небольшой поднос турку с приготовленным кофе и две чашки, захватил пепельницу и спички. Несколько раз глубоко вздохнул и вернулся в комнату. Вилена стояла у окна, наблюдая за прохожими, задумчиво теребя локон.
- Тебя точно не ожидал сегодня увидеть, ты же вроде на дачу собиралась. – Максим расставил чашки на журнальном столике у дивана, достал из холодильника половину торта «Прага», друзья вчера заезжали, многие любят сладкое, но следят за фигурой, вот и осталось. Он разлил кофе в чашки и разрезал торт.
- Не получилось, да и скучно там. - Гостья села на диван, она ела торт маленькими порциями, аккуратно отделяя ложкой кусочек за кусочком, неторопливо запивая глотком кофе и продолжая думать о чём-то своём.
За столом воцарилось молчание, Максим понимал, что нужно что-то сказать, но холодный блеск больших карих глаз Вилены, с рыжими подпалинами, просто лишил его дара речи, он опять впал в очередной ступор. Он усердно ел торт и пил кофе, иногда делая слишком большие глотки и обжигая гортань, но терпел и молчал, украдкой поглядывал на гостью.
Вилена отодвинула блюдце с недоеденным тортом и достала сигарету из пачки. Она зажгла спичку и, держа её вертикально двумя пальцами, осторожно прикурила. Потом глубоко затянулась, запрокинула голову и медленно выпустила тонкую струйку дыма в потолок, скучающе осмотрелась, взгляд остановился на вазе с засохшей розой. Максим забыл про увядший букет, выбросил намного позже, а засохший и не потерявший листья и лепестки цветок оставил, получился неплохой артобъект.
- А в этом что-то есть, - Вилена продолжала рассматривать вазу с мёртвым цветком, позволяя Максиму любоваться своим профилем.
Сейчас этот холёный подбородок, в меру полные и страстные влажные губы, тонкие ноздри, идеальной формы нос, тёмные глаза, безукоризненно чистая, белая до прозрачности кожа лица с минимумом косметики, тщательно уложенные в продуманном беспорядке густые каштановые волосы вызывали раздражение. Этой абсолютной классической красоте, которая так подействовала на него при первой встрече, не хватало маленького изъяна – шрама или родинки, чего-то такого, что придало бы лицу законченность и живость. Эта безупречность и правильность хороша для маски, пусть и прекрасного творения, но застывшего в своей законченности, в такой красоте нет жизни. Отсутствие недостатков тоже может стать минусом. Неожиданно Максим почувствовал сильное желание – плеснуть кипятком в лицо Вилене, увидеть, как пузыриться, лопается и опадает лохмотьями искусственная кожа маски, открывая живое лицо. Образ был настолько сильным и ярким, что он вздрогнул от представленной картины.
Максим встал и включил приёмник, нашёл волну с легкой музыкой. Весёлая поп-мелодия помогла избавиться от безумной мысли, представленные картинки рассыпались и исчезли.
- Хочешь выпить? У меня есть неплохой коньяк и марочное красное вино.- Пауза затянулась, да и пришедшая дикая идея его немного напугала, ничего лучшего для продолжения разговора хозяин не придумал.
- Да, чуть-чуть коньяка не помешает. - Не отводя задумчивого взгляда от розы, ответила Вилена.
Максим достал бутылку коньяка, принёс коньячные пузатые бокалы и шоколад, открыл бутылку и налил грамм по 50.
- Чем богаты. – Он грустно усмехнулся, бросив робкий, но с надеждой взгляд на гостью.
Они чокнулись. Вилена сначала пригубила, напиток ей понравился. Она пила маленькими порциями, отводя руку после каждого глотка, но бокал не ставила, грела его в ладонях и затем вдыхала аромат. Максим свою порцию выпил залпом, налил себе ещё столько же, ему уже порядком надоела натянутость и неестественность встречи, обычно Вилена вела беседу, он только поддерживал, сегодня что-то было не так. Он выпил ещё половину второй порции, может коньяк поможет ему перебороть неловкость.
Он почувствовал, как алкоголь начал действовать, волны расслабляющего тепла прокатились по телу, он успокоился и улыбнулся. Минут через десять, лицо Вилены уже не казалось маской, обычное живое лицо и чертовски красивое. Эти мягкие губы, смоченные коньяком и призывно блестящие вишнёвым цветом, захотелось поцеловать. Он ярко представил себе их податливость и упругость. Их близость и доступность только усиливало желание, бывшее поначалу где-то глубоко внутри, но постепенно заполнявшее его целиком. Он встал с кресла и с улыбкой подошёл к Вилене, сел перед ней на корточки, долго и внимательно смотрел ей в глаза, облизал кончиком языка пересохшие от желания губы. Вилена весело рассмеялась.
Максим опустил голову и стал медленно целовать сквозь шершавые чулки её колени, одновременно поглаживая бёдра руками. Женщина не сопротивлялась, она сделал ещё один глоток коньяка, и поставила бокал на столик, её взгляд снова замер на сухой розе. Максим встал, нежно повернул её голову к себе и осторожно поцеловал её в губы. Губы были теплые, с привкусом коньяка и дурманящей, еле заметной сладостью шоколада.
Максим целовал губы, словно измученный путник, добравшийся до источника воды в раскалённой пустыне. Пьющий, сначала осторожно и с опаской, ещё не поверивший полностью в удачу, но с каждым глотком всё более жадный, всё более ненасытный. И наконец, пьющий, уже взахлёб, не ощущающий ни вкуса, ни запаха. Подгоняемый навязчивой мыслью, что это мираж, и через несколько мгновений иллюзия исчезнет.
Вилена не отвечала на ласки, губы были послушны и расслаблены, не более. Неожиданно она отстранила Максима от себя, упершись ему в грудь руками.
- Хватит, остановись. – Она рассмеялась и встряхнула головой. – Да, а сколько сейчас времени.
-Около четырёх, - Максим опустился перед ней на одно колено, - я что-то не так сделал?
- Да нет, все нормально, не обижайся, но мне пора. – Искорки веселья в её глазах потухли, во взгляде снова появилась поволока скуки и безразличия.
Вилена достала косметичку из сумки и скупыми, но точными движениями поправила макияж и причёску. Затем встала и надела пиджак, подошла к окну. Максим растерянно смотрел на неё, неутолённое желание, удивление, злость , и нежность причудливо слились в какое-то мутное, новое непонятное чувство. Его тело сотрясала мелкая дрожь, он сильно возбудился, это нужно признать.
- Слушай, а можно мне коньяк с собой забрать, не слишком нагло с моей стороны, только не обижайся. – Вилена скорчила грустную рожицу. – Я тоже не железная, ты меня завёл, нужно чем-то костёр потушить, да и с подругой будет, чем конфеты запивать.
- Да бери, нет проблем. Только костёр бензином не тушат. – Максим грустно усмехнулся.
- Ну, у кого как. Первые сто грамм заводят, не спорю, после двухсот уже безразличие наступает, а после трехсот вообще начисто желание пропадает, и появляется отвращение к сексу. Но это на меня так алкоголь действует. – Вилена усмехнулась, она налила Максиму в бокал ещё грамм пятьдесят, закрыла пробкой бутылку и положила её в сумку, горлышко торчало наружу, 0.7 не тот размер. – Опа, вот теперь я настоящая алкоголичка, клёвый образ, главное знакомых по дороге не встретить. - Она искренне рассмеялась.
Вилена подошла к Максиму и нежно поцеловала его в губы.
- Ну не дуйся мне действительно пора, Ирка уже ждёт. - Она виновато развела руки и грустно вздохнула.
Максим проводил её к двери. Уже за порогом Вилена обернулась и потупив взгляд произнесла.
-Да, я не смогу поехать с тобой, извини, обстоятельства.
- Как не сможешь, а бил-леты… г-гост-тиница? – удивлённо промолвил Максим, сейчас ему стало ясно, зачем она приходила - отказаться от поездки, которую сама и инициировала, её поведение стало логичным и понятным, но это просветление и сам смысл были настолько неожиданными, что он даже стал заикаться.
- Извини, но не могу, правда… а билеты можно сдать… или найди нового попутчика, концерт в Питере многие захотят увидеть. – Она смущенно улыбнулась и замялась. – Ладно, пока, не грусти
Вилена повернулась и, уже не оборачиваясь, стала быстро спускаться по лестнице, звук каблуков медленно стихал, затем раздался хлопок подъездной двери, и наступила тишина. Максим закрыл дверь и вернулся в комнату.
Мысли исчезли, внутри была только тоскливая зудящая боль. Причем, настолько сильная, что на глазах выступили слёзы. Он зашел в ванную и умылся, холодная вода не помогла. Максим посмотрел на своё отражение в зеркале. Влажные покрасневшие глаза, затравлено смотрящие из под нахмуренных бровей, искажённый брезгливой гримасой рот, нервно подрагивающие, побелевшие губы. Сейчас он сам себе был противен.
Он вернулся в комнату и выпил залпом коньяк, налитый Виленой в его бокал. В бокале было явно больше 40-гр, в один глоток порция не уместилась, он поперхнулся и закашлялся, хоть не пожадничала, и на том спасибо.
- С-т-е-р-в-а и с-у-к-а! – медленно по буквам произнёс он вслух, но боль не отпускала, к ней добавились злость и ярость, а может коньяк так на него действовал.
Злость больше на себя, чем на Вилену, сейчас Максим чувствовал, как его начинает переполнять это чувство, появилось непреодолимое желание что-то разбить и сломать. Его взгляд остановился на втором бокале, Вилена не допила коньяк, оставалось еще грамм двадцать. Он допил остаток, вкус показался немного странным. Максим осмотрел внимательно бокал и понял причину, сладковатый привкус напитку придала помада гостьи, которую он невольно слизал.
- Б-л-я-д-ь! – он выругался и запустил бокал в стену, звон разбитых осколков только подчеркнул напрасность трудов Блекмора, ему стало немного легче.
Он бессильно упал на диван и рассмеялся, смеялся долго и в голос, пока на глазах не выступили слёзы.
Наконец, немного успокоившись и совладав со смехом, Максим достал бутылку полусухого красного из холодильника, крепких напитков в запасе у него не было, а в магазин идти совсем не хотелось. Он долго раздумывал, вертя в руках штопор и рассматривая этикетку. Пить в одиночку совсем не хотелось, было что-то в этом от экзальтированных героев пошлых романов. Но ненасытная боль и злость снова требовали выхода, и Максим, откупорив с весёлым хлопком бутылку, даже винная пробка усмехалась над ним, налил себе полный стакан. Секунду поколебавшись, судорожно морщась, он выпил залпом всё содержимое.
Неожиданно быстро довольно кислое вино благотворно подействовало на него, боль и злость стали заметно тише и потеряли остроту. После второго стакана посещение Вилены и её отказ уже не выглядели столь трагично, и вызывали уже усмешку. Сейчас он обнаружил в происшедшем и положительные стороны. Не нужно будет говорить комплименты, развлекать её, самому быть все время весёлым, придумывать занятия на вечер. Можно того же Стаса позвать, с ним точно скучно не будет, да и если придётся поехать одному, то будет точно проще и спокойнее. Питер не Колыма, туда не обязательно с этапом добираться.
Сейчас ему казалось, что он совершенно не пьянеет, привычные ощущения от воздействия алкоголя просто отсутствовали. Только внутри него, где-то в глубине, происходило нечто странное. Там чувства – злость на себя и Вилену, обида и боль, неудовлетворённое желание – смешались в разноцветную, пульсирующую, меняющую форму и размер, вязкую массу. Весь этот клубок чувств был покрыт тонкой оболочкой, чем больше выпивал вина Максим, тем толще становились её стенки. Утолщаясь, она теряла подвижность и эластичность, постепенно превращаясь в матовый, сжимающийся шар. Достигнув размеров шарика для пинг-понга, оболочка окончательно затвердела. Его чувства были замурованы в ней, они продолжали существовать, но уже не оказывали влияния на Максима. Он с болезненным безразличием наблюдал за происходящим, будто присутствуя на чужих похоронах.
Он вспомнил, как когда-то осенью во время долгой прогулки, он без цели забрёл на немецкое кладбище возле госпиталя им. Бурденко. Долго ходил в тишине среди мраморных и гранитных надгробий, читая эпитафии и рассматривая фотографии незнакомых ему людей, давно покинувших этот мир, всматривался в даты и имена. Его невеселые раздумья о жизни как таковой прервали звуки траурного марша, и крики вспугнутой музыкой стаи ворон. Он зачем то смешался с траурной процессией, и прошёл в ней за гробом до самой могилы, даже бросил горсть земли при погребении… зачем, почему? - Максим и сейчас не мог себе ответить на этот вопрос.
Он допил вино и усмехнулся, внимательно осмотрел комнату. От наведённого утром порядка мало, что осталось. Максим грустно вздохнул и снова стал убираться, перед ребятами неудобно, Блекмор и Гиллон играли от души, старались. Он убрал остатки раскуроченного торта и почти целую плитку шоколада в холодильник, собрал грязную посуду на поднос и отнес на кухню, помыл чашки и тарелки, вытер стол и стал подметать осколки стекла.
По мере того как исчезали детали натюрморта беспорядка, комната теряла страдальческий колорит, порядок обезличивает пространство, не оставляя немых свидетелей трагедии. Хотя, сейчас произошедшее вызывало скорее усмешку и грусть, черной комедией еще можно назвать, но с натяжкой, а вот трагедией уже и не пахло, перед началом уборки он широко открыл окно, запах духов Вилены и табака уже практически не чувствовался. Максим на секунду застыл над кучкой сметённой стеклянной крошки, усмехнулся и решительно смел в совок последних свидетелей запертых чувств. Он и сейчас ощущал этот шарик где-то внутри себя, он просто был, не вызывая ни дискомфорта, ни неудобств.
Максим немного посидел на диване, увы, ни читать, ни слушать музыку он сейчас был не в состоянии. Немного поколебавшись, решил прогуляться, он оделся и вышел из квартиры. На улице было достаточно прохладно, почти скрывшееся солнце не приносило тепла. Максим поёжился, поднял воротник куртки и, немного сутулясь, неспешно побрёл в сторону центра. Мимо неслись, боясь куда-то опоздать, легковые машины, степенно торопились троллейбусы и автобусы, суетливо сновали в деловой спешке пешеходы.
У всех была цель, и был смысл, каждый выполнял какую-то свою важную роль, хотя никто не знал целиком весь сценарий. И только он один не имел ни того, ни другого, он был скорее случайным наблюдателем, а не участником. Хотя, кто знает, может, в сценарии прописана и его роль статиста, просто ему забыли сообщить. Собственная чужеродность в потоке не вызывала в Максиме протеста, да и роль постороннего его вполне устраивала. Он свернул через пару кварталов в переулки, там и пешеходов поменьше, и движение машин поспокойней, а главное - тише и никто не толкает, не наступает на ноги.
Так он бродил около двух часов по переулкам и старым дворам, ни о чём не думая и никуда не торопясь, пока не забрел в тупик. Он неожиданно уперся в двери с табличкой «кафе-бар». Максим несколько раз прочёл надпись, прежде чем до него дошёл смысл несложных слов. Он какое-то время топтался в нерешительности перед входом, внезапно дверь открылась, и кто-то вышел, из дверного проёма его окатило волной теплого воздуха с запахом крепкого кофе и уюта. Этот запах и развеял сомнения, Максим зашел в кафе.
Он подошёл к стойке и заказал двойной кофе, осмотрелся. Полутёмное небольшое помещение на пять-шесть столиков, занято три, еще пара человек сидела у стойки. Тусклое освещение размывало очертания предметов, негромкая музыка превращала разговоры посетителей в тихий шорох, слов не разобрать. Его быстро обслужили и принесли заказ, он уселся за свободный столик в углу и сделал глоток горячего кофе. По вкусу кофе мало напоминал напиток воспетый поэтами древности, но зато горячий. И это главное. Он сделал несколько глотков и только тогда понял, что сильно продрог.
Его взгляд бегло прошёлся по невзрачным лицам и стенам с мутными фотографиями в рамках, а может это были картины, разобрать было трудно. Он продолжал скользить взором по деревянным столам с неубранными чашками и грязному полу, выложенному тёмным кафелем, серому прокуренному потолку, его глазам было не за что зацепиться, он не мог зафиксировать долго на чём-то свой взгляд, тот постоянно соскальзывали с одного предмета на другой.
Неожиданно, что-то изменилось, обволакивающее спокойствие кафе рассыпалось на отдельные мелкие части. Самого события ещё не произошло, оно только блеснуло неяркой вспышкой в скором будущем. Максим каким-то непонятным образом ощутил грядущие изменения. Он не успел даже осознать этого, а его глаза, подчиняясь неведомому импульсу, уже метнулись вправо.
Сидевший рядом мужчина опёрся на стол, когда наклонился к своей собеседнице, что-то шепча ей на ушко. Разобрать слова было невозможно, но судя по улыбке его спутницы, звучали комплименты. Это неловкое движение завораживало своей неумолимостью, его рука медленно двигала рюмку с ликером к краю стола.
Весь путь состоял из нескольких сантиметров, но Максим успел рассмотреть грубую ткань рукава куртки, в крупную клетку, с потертостями на локте. Он рассмотрел и поцарапанную полировку деревянного стола, усыпанную мелкими крошками, невысокую, слегка пузатую рюмку с золотым ободком, с отпечатками пальцев на стекле, наполовину заполненную розовым тягучим ликером.
Невыносимо долго рюмка балансировала на краю стола, наконец, как бы нехотя, она соскользнула вниз. Спокойная до этого момента жидкость попыталась избежать падения и остаться на столе, но тщетно. Распластавшийся в полёте ликёр, с вытянутыми каплями конечностями, был беззвучно припечатан к кафелю пола. Рюмка ударилась об пол, и подпрыгнула, как резиновый мячик, казалось, ей удалось избежать худшего, но уже в воздухе она неожиданно распалась на мелкие части и опустилась на кафель дождём осколков. Весь мир замер, наблюдая за таинством падения. В этот краткий миг, мгновение между прошлым и будущим, стихла музыка и смолки разговоры в кафе. Сакральное проявление гравитации происходило в мистической, абсолютной тишине.
Но именно в этот момент Максим ощутил, как в болезненной судороге напряглось всё тело, до резкой боли в мышцах, как от удара током. И только теперь появился жуткий и всепроникающий звук - звон разбитого стекла. Он был сигналом к продолжению спектакля, мир возобновил своё движение, колесо суеты снова завертелось. Снова заиграла музыка, люди, как ни в чем не бывало, продолжили пустые разговоры.
А звук, отделившись от пола, словно швейная игла сквозь тонкую ткань, проник внутрь тела Максима и без всяких усилий, уничтожил его саркофаг чувств, оболочка его мячика рассыпалась на мелкие осколки, повторив судьбу рюмки.
Похороненные и уже подзабытые чувства ожили, они огненным вихрем закружились в дикой пляске, заполняя его сознание мрачными и темными мыслями. Обида и злость, ещё более горячие, после вынужденного заточения, обжигали изнутри, застилая дымкой боли окружающую реальность. На лице Максима блуждала затравленная улыбка, глаза потемнели, в них появились отблески пламени, снова разгорающегося костра уязвлённых амбиций, в расширенных зрачках копошились хищные тени предстоящих поступков.
Максим резко встал, опрокинув чашку кофе, еще не остывший напиток уродливым пауком растёкся по столу. Стул зашатался и упал с громким стуком. Этот шум нарушил плавное течение вечера, все повернулись и ждали с любопытством продолжения сцены. Максим попытался сгладить неловкость, но он уже не владел своими чувствами и собственным телом, его губы исказила мерзкая улыбка, из горла вырвался хлюпающий смех, больше похожий на рычание загнанного пса, чем на слова извинения.
Он склонил голову и быстро вышел из кафе, темнота и прохлада брезгливо отступили, освободив ему дорогу. Он чувствовал, что все случайные прохожие смотрят только на него, Максим видел в их взглядах снисходительное презрение и злорадство. Даже уличные фонари старательно выхватывали его из толпы, ограждая от людей, как прокаженного, прутьями холодного света. Он кинулся прочь, пытаясь скрыться от фонарей, от насмешливых внимательных глаз, от самого себя и своих чувств. Максим торопливо шел, ощущая тяжким грузом на своих плечах изматывающую тоску и безысходность, почти бежал, выбирая темные переулки и неосвещённые улицы. Рёв труб и грохот барабанов собственных мыслей везде настигал его, от этой какофонии невозможно было скрыться. Лунный свет и липкий пот превратили его лицо в маску призрака, с горящими глазами и мертвенно бледной кожей.
Максим сначала бежал, потом перешёл на быстрый шаг, в конце уже еле шёл, усталость сковала ноги, единственное ощущение в нем, которое еще не стало рабом его уязвлённого эго.
Неожиданно от стены отделилась тень, покачиваясь и обретая плотские формы, она направилась к Максиму.
- Командир, угости сигареткой. - Пьяным, заплетающимся языком, пролопотала она.
Максим остановился, попробовал рассмотреть лицо просителя, но тот, истратив последние силы на тираду, стоял, покачиваясь, низко опустил голову. Запах давно немытого тела и, годами не стираной, одежды, смешанный с перегаром и запахом мочи заставил поморщиться и отшатнуться Максима.
- Отвали, - брезгливо вздрогнув, зло процедил он бездомному попрошайке.
Обида и злость откровенно потешались над ним, и только глубоко внутри, еле слышно звучал голос остатков его воли: « Спокойно. Просто уйди, уходи сейчас, уходи…»
- Ну не жмись. Дай одну сигаретку, - пьяный собрался с силами и поднял голову, для убедительности показав вытянутый указательный палец, черный от въевшейся грязи. - Одну! Жалко что ли! - его шатнуло и на лицо упал тусклый свет от далекого фонаря.
Максиму показалось, что пьяный ехидно улыбается, смеётся именно над ним. Злость и обида внутри зашлись в хохоте, и тут ярость просто накрыла Максима, дальнейшее он помнит смутно. Кажется, он двумя ударами сбил с ног просителя, потом стал бить ногами, испытывая поначалу какой-то звериный, неизвестный ранее, восторг. Бездомный сначала сопротивлялся и пытался убежать, потом уже просто свернулся калачиком и закрывал голову руками, защищаясь от ударов и громко постанывая, затем затих.
Максим вкладывая в каждый удар частичку своей злости и обиды, с каждым ударом их оставалось в нём всё меньше, Вдруг, после очередного удара он почувствовал, что переполнявшие его чувства исчезли, ярость пропала, осталась лишь звенящая пустота и усталость. Он замер и медленно выдохнул.
Максим собирался уйти, но остановился и обернулся, пьяный лежал неподвижно. Он подошел к нему вплотную и наклонился, понять - дышит ли он - было невозможно, слишком громко сейчас стучало собственное сердце. Он приподнял лежащего и подтащил его к стене, ближе к свету, попытался усадить размякшее тело, голова попрошайки безвольно поникла.
Простая и ужасная в своей ясности мысль прокралась в сознание Максима. У него сразу стало сухо во рту, и задрожали руки. Тут пьяный зашевелился и простонал.
- Ну одну сигаретку, неужели жалко, гад, - тихо прохрипел, а точнее, побулькал он.
- Да нет у меня сигарет, ну не курю я, - обрадовался Максим, он достал дрожащими руками кошелёк и вытащил все наличные деньги, вложил их в руку бездомному. – Вот деньги, сам купишь себе сигарет, тут тебе и на опохмел хватит, дал бы больше, но всё что есть.
- Тогда ладно, - постепенно бездомный приходил в себя, возвращаясь в своё обычное, полупьяное состояние. - Я думал жалко сигарету, а если не куришь, другое дело
Он разжал кулак и увидел деньги в своей руке, даже в полутьме Максим заметил, как радостно загорелся у него один глаз, второй заплыл, похоже, синяк будет большой и надолго.
- Может скорую вызвать? Ты как себя чувствуешь? - он наклонился к полусидящему попрошайке, пытаясь рассмотреть его лицо.
- Нет, не надо скорой, - бездомный испуганно отшатнулся, стал торопливо прятать деньги в своих бесчисленных карманах, - они у меня деньги заберут, и одежду сожгут
- Ладно, мне пора. - Максим облегченно вздохнул. - Извини, сам не знаю как получилось, прости и удачи тебе.
Максим встал и отряхнул рукава куртки , вышел на свет и внимательно осмотрел себя, вроде чистый, никаких пятен не заметил. Он осмотрелся и, не оборачиваясь, улыбаясь, пошел к блестящему яркими огнями перекрёстку. Многолюдный, не смотря на позднее время, проспект был занят своими вечерними заботами. Но что-то изменилось, сейчас он видел приветливые улыбки на лицах прохожих, встречавшиеся симпатичные женщины кокетливо отводили глаза, давая свободу мечтам и фантазиям, по-домашнему уютно светились витрины и вывески. Мир неузнаваемо изменился? Или всё дело в нем, в его фильтрах восприятия, в настройках на позитив? Максим не знал ответа, да особо и не искал его.
Максим еще час гулял по ночному городу, затем отправился домой. Он поднялся на третий этаж, прыгая через ступеньку, открыл дверь. Скинул обувь в прихожей, не раздеваясь, только включив свет, упал на диван лицом в подушку. Приятная усталость нежно смыкала веки. В таком состоянии, полудрёме-полузабытьи, он лежал минут 15-20. Поняв, что сейчас заснёт прямо в одежде, Максим нехотя сел и громко зевнул.
Выйдя в коридор, он повесил куртку на вешалку, поднял туфли с пола, кожа обуви была в бурых пятнах крови, с налипшей дорожной пылью. Перед глазами отчетливо, с незамеченными ранее подробностями, всплыла картинка с лицом избитого бездомного. Сонливость исчезла.
Максим надел шлепанцы, и прошёл в ванную. Открыл кран и долго смотрел на шипящую струю воды. Затем педантично и тщательно вымыл обувь, видимых пятен не осталось, но была уверенность, что кровь пропитала кожу. В этот момент Максим понял, что больше эти туфли он не наденет, в ближайшее время уж точно. Он поднял глаза, отражение в зеркале криво усмехнулось, бледные тонки губы беззвучно, но с чёткой артикуляцией, медленно произнесли слово – « Мразь».
Максим закрыл кран и тщательно вытер руки, затем вернулся в комнату, поставил туфли сушиться к батарее. Он долго стоял у окна, рассматривая ночную улицу, его губы что-то шептали, пальцы сильно сжимали подоконник.
Лёгкий, едва уловимый шорох, привлёк его внимание. Угрюмо улыбнувшись, Максим подошёл к холодильнику и достал тарелку с остатками сыра. Присев на корточки в углу комнаты, он отодвинул в сторону тяжёлый кусок пяти миллиметрового железа, металлическая пластина закрывала дырку в полу. Наклонившись над отверстием, Максим долго и протяжно засвистел, прислушался , снова засвистел.
Из дырки послышалось тихое шуршание и попискивание. Сначала над полом возникли седые усы, с обломанными концами, потом из темноты отверстия появился влажный, постоянно что-то вынюхивающий, нос, затем черный ищущий глаз, и наконец, возникла вся голова большой серой крысы. Её морда была испещрена мелкими белесыми шрамами, одно ухо рассечено надвое, на месте левого глаза зиял тёмный провал.
- Здорово, Чуня. – Максим говорил ровным тихим голосом, он медленно и плавно положил кусочек сыра недалеко от отверстия. – Жива ещё?! Вот, поешь сыра, пусть хоть у тебя этот день будет удачным.
Крыса опасливо осмотрелась и принюхалась. Косясь на Максима единственным глазом, она медленно вылезла из дырки, и боком, волоча перебитый, сросшийся под углом, облезлый хвост, подобралась к сыру. Схватив кусок, быстро юркнула обратно в подпол. Из отверстия послышалось довольное урчание и чавканье. Быстро покончив с угощением, крыса высунула голову из дырки и уставилась на человека.
- Знаю, ещё хочешь. – Максим положил ещё один кусок сыра перед животным. – Ну и прожорливая ты тварь, Чуня.
Крыса повторила свой манёвр. Покончив и со вторым куском, она снова высунула голову из отверстия.
- Боишься меня, Чуня? – Максим усмехнулся. – Знаю, что боишься, и правильно делаешь… я сам себя боюсь.- Он выбрал самый большой кусок сыра и положил его уже чуть дальше от отверстия. - Я сегодня, Чуня, такое учудил, что даже твоей крысиной морде, стало бы стыдно.
На этот раз крыса не спряталась, она подтащила кусок к краю дырки, и там занялась трапезой.
- Вот ты нападаешь на своих сородичей из-за плохого настроения, просто так?! - Мужчина тяжело вздохнул. - молчишь… учти, не из-за еды, не защищая что-то важное, и даже не из-за мести… а вот тупые одомашненные приматы нападают… просто подвернулся случайный бездомный, и я на нём сорвался… мда, Вилена конечно та ещё сука, хоть мне приятней считать её ведьмой, но пьяница то точно ни при чём… а человека избил, чёрт, да и убить мог… и самое противное - я сейчас лягу спать и засну, а вскоре обо всем забуду, скотство…
Крыса оторвалась на несколько мгновений от еды и внимательно посмотрела на Максима, затем обхватила кусок сыра передними тёмно серыми лапками, с розоватым оттенком, снова методично и быстро стала поглощать лакомство.
Максим устало вздохнул и нахмурился, ему захотелось потрогать серого гостя, погладить или придушить - он ещё и сам не знал. Он осторожно и медленно стал подносить руку, пользуясь слепой зоной обзора у одноглазого грызуна. Как только его пальцы коснулись загривка крысы, та мгновенно подпрыгнула, без видимого усилия, сантиметров на 20. Она развернулась в прыжке и клацнула зубами воздух, Максим успел отдернуть руку. Оскаленная морда с вздыбленными усами - последнее, что он видел, прежде чем крыса юркнула в дыру и исчезла. Послышался топот убегающих лап, потом всё стихло.
Максим улыбнулся, подождав несколько секунд, затем собрал остатки сыра, накрыл пластиной отверстие в полу и вышел на кухню, тщательно помыл руки. Вернувшись в комнату, он разобрал постель, разделся и потушил свет, лег спать.
Он долго лежал с открытыми глазами, потом усталость взяла своё, Максим заснул.
Лунный зайчик осторожно спрыгнул с занавески на одеяло, подняв в воздух сонно-ленивые пылинки. Он поиграл с ними, заставляя водить искрящийся в лунном свете хоровод. Потом перебрался на грудь мужчины, свернулся клубочком и тоже заснул...
P.S. текст написан давно, это слегка сокращённый и отредактированный вариант.